2. 7
Те, кто вырос позже, не могут понять, что же хорошего в фестивале коммунистической молодежи. Я слышала жуткие истории про массовое общение наших дев с неграми. И, как результат, смешение рас. Дети мутанты. Чушь собачья. Москва была переполнена людьми и без фестиваля. Плотность населения, особенно в центре, была чудовищная. Поэтому, а еще потому, что не было телевизоров, люди по вечерам гуляли по улицам. Особенно летом. Я помню, иногда на советские праздники устраивали танцы на Арбатской площади. А патефоны во дворе – было частое явление. Арбатские девочки не ходили на танцы не потому, что не могли, или ленились, а потому, что танцы воспринимались, как явление деревенское. Так оно и было. Как можно было специально идти танцевать с людьми незнакомыми. Это, как выставлять себя на продажу. Другое дело в своем дворе или в своей деревне. Конечно, мы танцевали со своими мальчиками на вечеринках.
Так, что же было особенного в Фестивале? Это был праздник впервые после войны приоткрывшихся границ. Мы ходили с мамой по Москве и радовались возможностью общения. До сих пор мозги американцев отравлены «советской угрозой». А простые люди в коммунизм не верили и никому не угрожали. Но тем более тщательно это скрывали власть предержащие с той и другой стороны. Когда мне пришлось в наше время лететь в Америку, самое главное надо было убедить консула, что я не собираюсь оставаться там. Я принесла документы, что у меня здесь дача и квартира, от которых я никуда не денусь. Правда, тогда в 1957 году, мы этого не знали. Думали, что границу держат только с нашей стороны. Тогда мы гуляли с мамой по фестивальной Москве, и недалеко от старого Университета к нам прибилась группа немецких туристов. Было очень любопытно поговорить с ними без всякого протокола, без чекистов. Они явно заигрывали со мной. Мне было двенадцать, но ростом и телосложением я была похожа на девушку. Уверяю, что никаких сексуальных сношений в этой толпе не могло быть. И молодые немцы были в элегантных модных тогда костюмах. И, конечно, не было речи ни о каком коммунистическом союзе. Именно в этом мы разочаровали власть предержащих.
Последние два года мы учились в школе рядом с музеем изобразительных искусств. Я каждый день утром переходила через Гоголевский бульвар, и шла мимо Генштаба. Я была выше провинциалов солдатиков, охранявших вход в Генштаб, что вызывало их возбуждение.
Первый раз в музее изобразительных искусств я была с мамой на выставке «Подарки Сталину», позже с ней же на выставке «Шедевры Дрезденской галереи», перед их возвращением немцам. Теперь же мы бегали туда на переменках. И билетерши пускали нас с выхода. Без билетов. До сих пор перед глазами экспозиция импрессионистов. И египетский зал.
Само здание школы до революции принадлежало кадетскому корпусу. Внизу в вестибюле было огромное, на два этажа зеркало. В моде было начесывать волосы, и перед занятиями мы окружали это зеркало. В старших классах мы носили туфельки на каблуках и капроновые чулочки. Еще были в моде нижние юбки. А допотопная завуч пыталась не пропускать юных дев в таком виде. Особенно с маникюром. За глаза ее звали – «вобла».
Спортивная специализация школы №57 – игра в регби. Но я не увлекалась спортом. Помню только преподавателя Джеймс Владимировича, десидента иранца с направленным на наши голые ноги затуманенным взором.
Жизнь школы наполняли разные события. Наш молодой и умный «физик» любил выпить, как мы предполагали. Однажды на его урок пришла коммисия из РАНО. Он же был не брит и весь урок показывал физические опыты при выключенном свете. И еще, когда взлетел Гагарин, он и «математик» в коридоре школы жали друг другу руки.
А наша молодая и заносчивая «литераторша» крутила роман с одним из мальчишек нашего класса.
После школы мы возвращались домой целой стайкой. Заходили в Военторг. Болтались на бульваре. Когда начали покуривать, прятались от родителей и всех знакомых в Александровском садике. Там гуляли только провинциалы после посещения мавзолея.
Свидетельство о публикации №212062900360