Письмо. 1

…он без конца втягивается в запутанные истории,
где замешаны любовницы, друзья, кредиторы и чиновники,
но в короткие свободные минуты
он вытворяет со своей свободой такое,
что изумляет всех остальных
и что всегда оканчивается … катастрофами,
подстать ему самому и его вполне реальным притязаниям…

так они и жили, … притягиваясь друг к другу и отталкиваясь,
как и следует, если не хочешь,
чтобы любовь не кончилась
цветной открыткой или песней без слов

Кортасар



пока не дошел до этого места, хотел послать именно что цветную открытку, купил как-то по

случаю несколько смешных таких японских, и хайку была для нее готова, но отослана ранее,

воспользовался случайной встречей на перекрестке, сейчас уже ничего не кажется случайным,

суеверия проплывают мимо, как бревна в шторм, скользкие и вертлявые, но ухватиться больше

не за что, кроме как за старый номер моего дома, двадцать девять, или новый номер моей

нынешней квартиры, тридцать девять, и прочитав, порадовался, что строк для нее больше нет,

и не закончится любовь вот так, но что делать дальше не знаю, особенно по вечерам, которых

стал бояться, заснуть не могу долго, а тошнит весь вечер, с конца работы до подушки, в

которой не тонешь, просыпаешься рано, как будто и не спал, а продуктов в холодильнике нет

совсем, не покупаю, не хочу, стакана чаю не выпил за все время, интересный стимул для

работы, чтобы тошнить перестало, нет, нет, я ем, немного, но качественно, в яблоке вверх

не смотрю, не хватало, чтобы к еде как к работе, зачем зацепки себе оставляет, а ведь

оставляет, не могу понять, возможность вернутся как причина радует, одним бревном больше,

не таким скользким и возможно с сучками, лишь бы не показывала внукам в старом альбоме

того, кто ну вот всю жизнь там и прочее, более тоскливой судьбы своему чувству и пожелать

нельзя, стоял тогда на углу Гайд-парка, на том, что на Оксфорд-стрит выходит, говорил и

слушал, не слышал, это когда картинка в голове такая, что шумит сама по себе и прочие

звуки заслоняет, ручку на радиоприемнике крутил и чуть соскочил с канала, не ревновал или

ревновал и не показывал, кому там покажешь, закричишь матом на пыхтящую мимо двухэтажку,

так им то, не в трубку же, а в ней дорогой номер, шампанское утром, ломать не строить,

ревность чуть не сожрала, но не успела, отъела семь килограммов, а тут она уже и дома, и

снова кажется, что все в твоих руках, словах, взглядах, как после тяжелого нокаута, а ведь

не был никогда, не знаю, последний раз за семнадцать лет бросился в бой с превосходящими

силами противника, знакомая формулировка должна быть, из-за нее, из-за кого же еще, всю

жизнь столкновений избегал, так и там победил, как это после нокаута, а вот так, это чтобы

знать опыта не надо, многие ломаются, карьеру заканчивают, страшно еще раз так же, всех

тошнит, а мне как, противника то нет, куда рваться, по щеке ладонью провести, теперь чтобы

вспомнить, тогда провел, чтобы не забыть, всего имущества один багажник, хоть и бизнес

класса, рубашку купил черно-белую, будто фарш из зебры сделали, и еще одну, там зебра в

чернилах искупалась, тапочки черные, как накликал, очередное бревно, то, что по голове,

как на поверхности очутился, мелодия в телефоне теперь одна играет, а были две, помню,

были, ставки принимаются, о чем подумаю, как заиграет, что в вечность уложится, пока палец

к зеленой кнопке несется, на третьей строчке решил выпендриваюсь, на двадцатой могу, на

тридцать второй а как иначе, Алиса сама наплакала, а здесь навылет и пробки нет,

голеностоп перетянула, не гомеровский герой, отверстие то выше, измените что-нибудь одно,

увидите, как меняется все остальное,  и с чего я начал, у какого самосвала рычаг на себя

потянул, расстроился, дурак, ничем не пахнет, вот же он, твой аромат, без посторонних

примесей, ныряй в него, что и сделал, только не в нее, а в море, неожиданно пустое, с

душой своей сравнил, не рискнул вручить, побоялся испортить тогда, испортил сейчас, ученик

в одноименном процессе, по отношению к учителю что делает, догоняет, догоняет и учится

равнозначные действия, поэтому оба достойны осуждения, изначальное неумение в этой

ситуации не дает никаких шансов на достижение искомого результата, но кажется, что если

она живет больше трех лет, имеет право на дальнейшее существование, бокал белого сухого и

кольца кальмаровые на столе, ноутбук на коленях, и пора бы уже что-нибудь ласковое, если

не сказать, так обозначить, а в голове только обнаженная грудь, и заметил однажды, что

стало нравиться ей, когда с силой сжимаю два нежных плода, что точно ложатся в руку, как

подогнанные в семейной мастерской туфли мягко натекают на ногу, а было это в аккурат после

Германии, отзывалась на привычное чужое действо, и теперь пары, идущие вместе, вызывают

странное впечатление, будто мужская половина значительно недостойна женской, и хочется

убрать, отодвинуть, как двигаю телефон направо, пульт налево, кровать широкая, много

лишнего места, на ней врал, словно хотел один остаться, на ней один и остался, белье

бронзовое с цветочками а-ля пятипалая амеба, уже привычное, на всех постелях один успел

сночевать, он не в счастье свое, а в удачу поверить не может, оттого и сорок восемь

эсэмэсок, и слова елейные, а как оно пять лет рядом со счастьем постоять, держит удар,

иноземец вот не держал, сразу про права заговорил, издержками демократических традиций

выше краев налился, вспомнил через два года, когда экзамены сдал и на работу устроился,

правильно, не мешай и под руку не лезь, нарушая душевное спокойствие, я своими словами

молчу, но счастье в них, что в тираж не пускают, что позволено Юпитеру и дальше, отдаться

могу, хочу, но не тонким слоем по бутерброду, ни вкуса, ни запаха не останется, чуть на

солнце вынесет, забудет, что был, и в морозильник за новым, читайте инструкцию

внимательно, острым как скальпель ножом, чтобы не больно, аккуратно отрежьте небольшой

кусочек, положите под язык, ждите пока медленно растает, наслаждайтесь, хлеб и сахар по

вкусу, не спешить, даже с увеличением дозы, а-а привычка, хватит на всю жизнь, час ноль

один, с девяти до одиннадцати снова буду доволен собой, пока четыре буквы на груди

погружаются в мокрое пятно, продукт издевательства над характером, кому теперь это

показывать, получила, что хотела, а что с этим делать не знает, испугалась, спряталась,

смотрит из-за угла, подглядывает, как крутится голова и замирает дыхание на каждый синий

гетц или матиз, похожи суки, все под одну гребенку сделаны, ящик откроет, что подумает,

вспомнит в этот момент как клоуны свадебные притихли, притаились за дверью, что первые

друг у друга, странно, не знаю, обратного адреса нет, знает, в лифте бы вскрыть, но как

при нем, мне доверяла, приглашение читает, о умляут, предвкушение на лице косметику

размазало, руль сжал и поворот, там где суд областной, ровненько прошел, а здесь горячо в

руках, обожглась как кастрюлькой, букет в тысячу двести сорок восемь желтых слов,

невянущих, кто больше, на стол в кабинете бросила небрежно, чемоданы в гостиной на три

дня, так все было классно, и море, и компания, а жар от пальцев медленно и вот уже в

животе теплом растекается, нарочно, нарочно, чтобы перечитать пришлось, издевается, а чего

она ждала, гаишник глаза увидел, ничего не употребляли, как ответ услышал, еще раз в глаза

посмотрел и документы вернул, езжайте осторожно, не гоните, старый друг, на вид не иначе

потомок тунгусов, прищуриваясь и окая, хорошая девочка, дай бог не последняя, как

останется одна, и ведь останется, вспомнит, по спинке меня погладить надо, но позвонить

мужества, откуда у женщины, страдает, что объятия не сильные, не хватит, попрошу ли там

наверху дать мне способность почувствовать это, знаю, что, да и нет не говорите, черный с

белым не берите, альфа, в утреннем тумане спину изогнув, к груди  прижавшись, бета, туфли

сбросив, ногу на колени под столом и тростниковый сахар, я же просила, гамма, дельта и,

наконец, омега, скажи мне, впишите один из вариантов