С гуся вода и смех и грех

Баня – это хорошо! Это первое дело в деревне! Но баню, сданную под ключ, семья Веры временно использовали для жилья. Утро в два больших окна проникало в это жилище. Вера проснулась, немного полежала, прислушиваясь к тишине. Осмотрелась. Длинная нить сушеных грибов в углу под потолком. Банки с вареньем на подоконнике. На столе ваза со свежей спелой викторией и трехлитровая банка молока.
Утренняя истома пробуждала желание прижаться к мужу, но его не было рядом. Только Катя, посапывая, улыбается во сне – на балу принцесса танцует. Бабушка на ночь сказку рассказывала, а рано утром уехала в город за пенсией. В этот день у них получился короткий отдых от строительства. Как же так? Куда он опять подевался? С легкой досадой подумала Вера, сладко потянулась, стряхнула с себя негу. Потом нехотя свесила ноги, погладила ладонями горячие колени. Лучи уже толпились на половицах, но пол был прохладным. Она неторопливо поднялась, освободилась от ночной сорочки, тело сразу охладилось. Купальник отметил свое недавнее положение на красивом загорелом теле, мелькнувшем в зеркале на стене. Мечтательно прищурилась, подошла вплотную к зеркалу. Луч солнца прокрался, скользнул по плечу, сбежал вниз и задержался на крепкой гладкой груди. Она подняла руки, завела за голову, еще раз потянулась, развернулась боком, хмыкнула довольная собой. И тут же, извне услышала легкие шаги. Быстро накинула халатик и еще не успела застегнуть пуговицы, как дверь приоткрылась. И показалась голова собаки, потом на пороге и сама собака, виляющая обрубком купированного хвоста. Муж протискивался следом в приоткрытую дверь. Появление собаки навело суматохи, и Вера спросила ревниво:
– Ты к собаке с большей нежностью относишься, и не понятно кто кому друг, товарищ и жена…
– Просто я уже в город смотался и тебя будить не хотел.
– Ты, в город уже обернулся, а я что-то разоспалась. Тихо, утро такое милое, никто не будит.
– Я подумал, пусть ты отдохнешь.
От его простой заботы, Вере захотелось прижаться к мужу. А он занялся собакой, трепал ее за уши, она разыгралась, начала рычать и кусаться, выхватывать зубами ошейник из рук.
– Тише вы, утихомирьтесь, Катю разбудите, – сказала Вера и легко выставила веселую компанию за дверь вместе с миской собачьего завтрака.

Река сверкала солнечным блеском. По тихой глади живого зеркала мирно плыли ослепительно белые гуси. Вера засмотрелась на милую картину утра. И вдохнув аромат чуть заметной прохлады, не успела еще выдохнуть, как их собака опрометью бросилась в воду. Опьяненная красотой, Вера не поняла, что собака кинулась к гусиной стае. А муж Веры шел сзади, поигрывая ошейником.
Как и что происходило трудно передать. Гуси отчаянно махали крыльями, боролись, собака повредила одного. Отплыли, грозно вскрикивая, а один гусь остался на месте, неуклюже вытягивая шею. Испуганные гуси не на шутку разволновались, и подняли шум на всю деревню. Прибежала хозяйка гусей Людмила. Едва доходил до Веры крик, «дескать, с ума посходили, развели паршивых собак, которые на гусей нападают».
Раненого гуся вытащили из воды, бедный он валился на бок. Осмотрели с хозяйкой его со всех сторон
– Ох, Эрька, ты Эрька, наделала же беды, – взглянув на собаку, – что мне с тобой делать?
– Что делать, что делать? На цепь посадить!– торопливо заверил муж, пристегивая собаку.
– А с гусем то, что делать будем? – нервничала соседка.
– Лечить будем гуся, говорят с гуся вода вся худоба, – уверенно высказалась Вера.
Принесенного гуся Вера стала лечить, поместив плавать в огромной ванной на огороде. Напоив его перво на перво водкой. Он немного взбодрился, но потом притих.
Вечером приехали родители, мать долго осматривала гуся и сказала, сетуя на собаку:
– Сильно покусала, паршивка. Не выживет он, дня через два каюк ему будет.
Вечером заглянула хозяйка гуся. Взглянув мельком на своего гуся, сказала:
– Заруби ты его, чего зря мучиться и гуся мучить.
– Я куплю вам тогда гуся, а этого себе заберу.
– Где это ты его купишь? Кто это тебе его продаст?
– Тогда я куплю этого.
– Не выдумывай Вера, успокойся, мы сейчас еще из-за гуся повздорим.

Долго Вера думала, как выйти из этой ситуации. Но вопрос решился неожиданно. Бабушка Ульяна пришла по обыкновению к Вериной матери посудачить. Слух о раненом гусе уже прошел по деревне. И Вера спросила:
– У кого, бабушка, можно купить хорошего гуся?
– Никто свою стаю гусей не разоряет до осени. Подумай сама, Вера. Люди не для продажи держат птицу, а для своей семьи, – пробовала урезонить ее мать.
– Сходи-ко ты, дочка, к старинной подруге моей на другой конец деревни, передай привет от меня и попроси гуся, – предложила Ульяна.
Не очень веря в это предприятие, ближе к вечеру Вера с сыном двинулись в поход за гусем. Шли долго, даже не гадали и не думали, что путь так далек. Минуя мостики и поляны, улицы и переулки, не разбирая дороги, иногда расспрашивая местных жителей, сбив себе ноги, притащились в указанный дом.
Встреча была неожиданно приятной. Бабушка производила впечатление доброты и радушия. Это была не избалованная жизнью женщина. Ее одежда была проста, поверх платья передник с карманами, на ногах калоши с толстыми носками и на голове платок был завязан узлом назад. Вера застенчиво улыбнулась и не знала с чего начать. А хозяйка, узнав, что от подруги пожаловали, была на стороже, справилась сначала о здоровье, но, успокоившись, принялась угощать гостей. После ласкового слова, принесла из чулана творог и сметану. Ведь весточка от Ульяны, как не удивиться и не поблагодарить. Зашумел самовар и Вера, преодолев смущение, села лицом к свету, и вечерние лучи солнца высветили в комнате яркие краски ковра на стене, и лоскутная дорожка заиграла цветными полосками по полу. На убранной кровати красовались высокой стопкой легкие подушки из гусиного пуха. Собрались пить чай, а разговор не вязался. Бабушка рассматривала Веру, переставляя зачем-то чашки с места на место, и любовалась гостьей как картиной. Густые, выгоревшие на солнце волосы Веры челкой спускались на самый лоб и отливали бронзой в закатном солнце. Глаза были прикрыты ресницами, она пока их не поднимала. Лицо ее было простое, но милое и выражение его будто робкое. Она на самом деле следила за хозяйкой и настороженно ждала, что она скажет.
– Как тебя звать? Вера, говоришь? Ульяна поклон передает? Странно это, после того как я не приняла ее отношения к спиртному. Что-то ослабела она. Все бравая была, да работящая. Но видно растянулась пружина или лопнуло звено в цепи. Но, должно припекло ее раз такое дело, ни за что бы, не подумала, стаю лишать может быть ведь по неразберихе и важную птицу, к примеру, вожака отымем. Тут Вера спросила:
– А как мне вас называть?
– Я вот для всех Марией была, а теперь бабушкой зовут.
И доверилась, сама рассказала о прожитой жизни, которая протекла как большая река. И чего только не было на ее берегах. А получилась самая обыкновенная жизнь, праздники и будни, и смех и грех. Вышли замуж они с подругой в одну весну, лето не успели прожить, как война началась. Овдовела Ульяна через месяц. Только за топор взялись мужики, чтобы дом срубить. Так вот и прожила жизнь в лачуге Ульяна. Говорят, девичьи слезы быстро высохнут, а Ульяна не приняла больше никого в свое сердце. Пробовали  вмешаться в ее судьбу, сватались многие: и деревенские по ночам стучали в окно, и из города сваты приезжали. Но целыми днями пропадали на колхозной работе. Не было равных Ульяне ни в какой работе. А хлеба уродились большие. Ночевали в поле, некогда было думать.
– Что так никого и не полюбила? – с интересом спросила Вера.
– Как же не любила. Родную землю свою, людей. Невозможно жить без любви. А кто любит, не может быть жалким и несчастным. Спасибо дочка, что пришла, про Ульяну весточку принесла. Может уж, не свидимся боле – старухи. Не дойти мне к ней и ей ко мне…
Она, не слышно ступая, в шерстяных носках, прошла в соседнюю комнату и принесла фотографию. На пожелтевшей фотографии молодые незнакомые две девушки, стояли они в саду под деревьями. Они были так хороши и стояли рядышком. Та, что в платье и кружевной косынкой на плечах, была Ульяна.
– Мы в день нашей свадьбы снимались.
– А где женихи ваши? – осторожно спросила Вера.
– А женихи? У Ульяны есть снимок. Больше и нет фотографии, забрал у меня фотограф и пропал. Всю жизнь мы с ней собирались сделать общую фотографию теперь, и отдать кому, боюсь.
И вот, оно прошлое Ульяны, думала Вера, а будущего здесь нет, оно ушло. Осталось у нее только настоящее, хоть и незавидное. И она трудолюбивая когда-то, но ограбленная войной. Больше в ее жизни никогда ничего не будет. Она заперта в нищенской бедности.
Как же так жить только прошлым, в этом и есть христианское смирение. Выгодно придумали, смирением достигается равнодушие, а потом ведет к отчаянию, вот и находят выход…
– Ладно, – заключила хозяйка, – так и быть помогу я тебе Вера. Передай Ульяне привет, да что бы глупости она свои не повторяла, возраст наш уже обязывает.
Вера достала из кармана деньги, и, покраснев, не зная как вручить деньги, забеспокоилась спросив:
– Сколько я вам должна?
– Мне не нужны деньги, всему свое время. Не зря говорят, цыплят по осени считают. Я бы ни за какие деньги не продала гуся, но раз такое дело, в память о нашей с Ульяны молодости и дружбе. И я думаю, понапрасну люди не пойдут ради шутки в такую даль.
 
Гуся поймали, первого попавшего, и то с большим трудом. Посадили в мешок. Потащились с тяжелой ношей обратно. День догорал. Легкий теплый ветерок оживил листву, и деревья словно перешептывались. Трава посвежела, появилась роса. Шли, не разбирая дороги напрямик. Но темнота все же медленно опускалась на деревню. Гусь беспокоился в мешке, пытаясь высунуть голову.
– Открой мама ему голову.
– А вдруг он нас укусит?
– Не укусит, он сам боится.
Освободили гуся, голова его торчала из мешка, Вера прижала его к себе. Несла тяжелого гуся, чувствуя его тепло, и разговаривали с ним всю дорогу. Обещая ему, новую семью, и птичье братство.
– Мам, а зачем мы гуся купили? Ну, покусала собака гуся, ну и что? Сварите из него суп, все равно его рано или поздно зарубят.
– Заруби себе на носу, что нам жить здесь с людьми. Ладить с людьми надо, а как же иначе.
– А если бы у нас курицу задрал щенок, кто бы нам вернул цыпленка?
Вера к беседе не очень-то расположена, оглядывая сына, а сама будто где-то далеко в мыслях.
– Понимаешь, сын каждый поступает по совести. Вот мы у Людмилы молоко коровье берем, а она с нас денег не берет. Она ведь могла бы и не давать нам молока.
– Почему ты не платишь тогда?
– Людмила предупредила, что молоко продавать не будет. Мне, конечно, самой не удобно брать и мы договорились, что когда ей будет нужна моя помощь, то я ей помогу, чем смогу. Сергей с Людмилой друзья наших соседей в городе.
Едва ли ему было понятно, о чем с ним говорила мать. Этому загорелому пацану, с облупившимся кое-где носом. Прошла минута прежде, чем он спросил снова:
– А сколько ты денег отдала за гуся?
– Нисколько, сынок. Нам так дали, без денег. Это бабушка Мария подруга бабушки Ульяны.
– Ничего я не пойму, вы выходит, тут все собрались просто хорошие люди и только.
Вера задумалась не находя подходящих слов, чтобы ответить, подумала, что устами ребенка глаголет истина.
Незаходя домой, гусь был доставлен Верой к бабушке Ульяне. Но она наотрез отказалась принять его.
– Неси, красавца Людмиле, а мне отдай больного, я выхожу его. Утопила петуха, «грех дявятой» будет он мне заместо Петьки. Я знаю живительные травы и растения. Пусть хоть храмой, да мой. Будет мне память о нашей дружбе. Мы раньше в одной деревне жили с Машей, только Виктор увез ее к себе в родительский дом, там она сейчас и век свой доживает. Это теперь один край, общий, а раньше то маленькие три деревни были…
Никто и не ожидал такого исхода дела. Людмила протестовала, смеясь:
– Нельзя к ним сажать чужого, они его заклюют.
– Давайте попробуем, подсадим ночью, когда гуси спят, – предложила Вера.
– Спят, они же, как собаки чуткие, их не проведешь. Да еще как расшумятся, всю деревню переполошат.
Сергей слушал разговор молодых женщин, хмыкал себе под нос. Взял потихонечку и понес гуся в мешке в дальний загон, где была калитка для выхода к реке. Женщины с тревогой ждали громкого шума, но тишину ничего не нарушало. Не вытерпев большой этой тишины и странного спокойствия, молодые женщины, не сговариваясь, помчались, перегоняя друг друга, в ту сторону, куда ушел Сергей.
Все страшные ожидания и переживания по поводу гусиной войны не оправдались. Такой развязки, наверное, не ожидал никто. В том числе и хозяйка гуся, которая больше всего переживала за своего питомца. Приняли чужака так, как принимают вожака стая, с полным доверием и радостью. А все оказалось, как нельзя лучше. Тут на птичьем дворе оказались все гусыни, и им не хватало гусака. Этот важный и гордый красавец был удостоен должного приема. На радостях Сергей выбрал самого большого цыпленка из затихшего курятника и подарил Вере для супа. А Людмила, зная хозяйский нрав Веры, сказала:
– Не дождетесь супа! Эта птичница будет из цыпленка поросенка выращивать.