Мой учитель

Я мысленно вхожу в свое детство.
Иду по широкому коридору  в учебный корпус. Прохожу через вестибюль с мраморными колоннами. В четвертом классе я пряталась за ними от Сашки Белобородова, вернее,  от его желания -  непременно меня поцеловать.
Стертые ступени лестницы ведут меня на третий этаж.
Четвертый кабинет по коридору – это наш класс. На ближайшем к доске окне цветущая шапка гортензии – мой любимый цветок.
Несколько лет спустя, на  встрече выпускников, я тайно  (свято веря, что если часть цветка украдешь, то он  обязательно приживется)  выковыряла пальцем, сломав при этом ноготь,  из большого горшка крохотный отросток гортензии. Цветок моего детства дал ростки и  обильно цвел с ранней весны до поздней осени на моем подоконнике. В этом году он засох, несмотря на все мои старания и обильные подкормки.
Я сажусь  за вторую парту среднего ряда.
За  ней, в паре с Сережкой Судковым,  мы учились с пятого по восьмой класс. Воспитательница Агриппина Александровна, прозванная нами Агрой, принципиально рассаживала девочек с мальчиками. Подразумевалось, что мы будем меньше отвлекаться на уроках, и сильный ученик поможет  более  слабому в учебе.
Мы поступали по - своему. 
По классу летали записки, ища своих адресатов, парты были поделены строгой границей; а рука защищала от зорких глаз одноклассника записи в тетради.
За моей спиной сидела моя лучшая подруга Лера Чумакова.
Еще в детстве, временно воспитываясь в семье своего отца, она испытала на себе всю ярость и неприязнь   мачехи. Узнала голод и  побои.   На этом фоне развилась болезнь со сложным латинским названием в виде множества  пятен по всему телу. Нетронутым осталось только лицо. Болезнь оказалась неизлечимой и  выработала  в моей подруге немало комплексов. Случалось,  ее брезгливо сторонились или назойливо расспрашивали о причинах. Она плакала.
Я яростно защищала ее от бездушия окружающих, убеждала, приводя в пример все положительно - неотразимые качества ее души.
Я брала ее за руку и вела по всевозможным школьным кружкам.  Лера безропотно шла, аккуратно выполняла танцевальные движения, ставила опыты по химии, беззвучно открывала рот в  хоре поющих. Я обожала свою подругу, и  не жалела сил, борясь за ее права.
Лера обладала всем  тем, чего я была лишена. Высокая, статная, красивая, с мягким покладистым характером – почти полная моя противоположность.
Если бы я всегда могла защитить ее.
Но меня не было рядом, когда  единственная дочь Леры погибла в автокатастрофе.  Я опоздала, обремененная своей семьей и своими заботами на похороны.
В страшный день мы сидели, обнявшись. Мы кричали и выли  надрывно, безнадежно, истошно.
Я сижу за партой, оживают образы моих одноклассников.
Если повернуть голову направо, то можно встретиться с взглядом  Алешки Иванова. Он сидел на третьем ряду, на третьей парте и не сводил с меня глаз. 
Я ему нравилась, и  мне это было приятно. Алешка - отличник, он нравился многим девчонкам.  Он, в отличие от меня, любимец  Агры. Алеша скромен и рассудителен. Я импульсивна и шумна.
Когда на выпускном вечере, осмелев от выпитого шампанского, он подхватил меня на руки и закружил по залу,  когда мы, безудержно смеясь,  сбежали  через окно навстречу прохладному ветру, крики возмущения и протеста выплеснулись в наши спины. Тогда он впервые поцеловал меня и признался в любви.
Тогда и  я призналась ему, что мое сердце уже занято.
Кончилось детство.
Спустя годы, пройдя сквозь потери и разочарования, испытав радость  и боль, я стала его женой. У нас три сына, и нелегкий совместный  путь к взаимопониманию и доверию.
Мой кузен по материнской линии как-то сказал на мои жалобы в отношениях с  мужем:
-Вспомни, сколько лет он ждал тебя, пока ты устраивала свою жизнь в Ленинграде?
Мы не сразу научились быть мужем и женой. Но теперь я знаю, что у меня нет никого ближе его, а у него - никого дороже меня. Нам потребовалось полжизни, чтобы понять это.
Мои одноклассники.
Первый ряд, первая парта. Справа у окна сидела белокурая, с тонкими чертами лица Людмила Ленская. Сейчас она депутат государственной Думы.
Рядом с ней маленький плотный крепыш, стал лучшим нападающим в  футбольной команде нашей области.
Образы одноклассников теснятся в памяти, меняя друг друга, и оживают воспоминания нашего детства.
За дверью шум, кажется,  началась перемена. Пришла пора покинуть класс. Иду по светлому коридору, где-то щебечут дети. В кабинете русского языка и литературы открыта дверь. Я замираю перед ней.   Выходит седой незнакомый мужчина.
Он учитель, но это не мой учитель.
И все же я  иду вслед за ним в кабинет математики, в надежде встретится с нашей училкой, как нежно мы ее называли,  Ларисой Васильевной.
Она пришла к нам в седьмом классе сразу после института, и проработала в  нашей школе до пенсии.
Мы сразу оценили ее стройную фигуру, умение со вкусом одеваться и с сожалением отметили, как она некрасива.
Ларису Васильевну портил большой бесформенный рот, но компенсировал этот недостаток  добрый, спокойный нрав.  В кабинете математики  моей учительницы нет.
В нем нет никого, кого бы я знала.  Мне пора уходить, но я медлю. Наконец,  решаюсь, подхожу к незнакомому учителю:
- Простите, можно с вами поговорить.
Он с готовностью откликается на мою просьбу,  мы отходим к окну.
 - Когда вы вышли из кабинета, мне на  миг почудилось, что выходит мой учитель – Юрий Иванович.
- А мне показалось, что вы пришли на семинар по обмену опытом. Разве вы не учительница?
-Да. Я- учительница. Но я не на семинар, я сама по себе.
-  Странно,  я настолько был уверен. Весь ваш вид и даже походка…
- Вы, вероятно,  не знали Юрия Ивановича? Вы пришли сюда позже?
- Я не знал его. Но вы…
-Я училась здесь (извините, что перебиваю) еще в то время, когда здесь была школа - интернат. Юрий Иванович был моим учителем и другом.
Да он был моим другом. Сначала у нас преподавала другая учительница – Мария Николаевна. Строгая,  до самодурства. Могла ударить линейкой, если отвлечешься на уроке, поймать на перемене за руку и спросить любое правило  русского языка. Мы боялись ее. Но именно она научила многих из нас думать и  рассуждать. Она не просто учила, она развивала наши творческие способности. Я многим ей обязана. Когда она уехала куда-то с мужем, кажется в Эмираты, к нам пришел Юрий Иванович. Он пришел в сильный класс, мы уже умели учиться. И он дал нам то, чего у нас не было. Юрий Иванович стал другом для многих из нас. Единственным другом – взрослым, другом – учителем. Мы, дети-подростки, оценили это.
Когда, будучи уже взрослой, я приходила в школу- интернат, я приходила к нему. Он всегда был рад, всегда был готов выслушать и помочь. А когда он умер, я….
Когда он умер, я не пошла на похороны.  Я хотела, что бы он остался в моей памяти таким, каким я его запомнила в день нашей последней встречи.
Я не хотела  видеть его в гробу.
Я не пошла,  простится с ним.
Прости меня,  мой учитель…  Прости меня… Прости…
-Я прощаю тебя.
Порывистый ветер распахнул незакрытые створки окна, обдал прохладой мое мокрое от слез лицо.
Я оглянулась. Рядом  нет моего собеседника. Не слышно детских голосов.  Я стою в коридоре у раскрытого окна, за которым живет город, и чиновники, решившие передать помещение школы - интерната под психоневрологический диспансер.  Детей разместили по детским домам, педагогический коллектив расформировали по учебным заведениям.
Я мысленно иду по своему детству.  Я возвращаюсь  по широкому коридору школы  в свою взрослую жизнь.