Сверчок-домовичок

Наталья Листикова: http://www.proza.ru/avtor/natascha1
 
    Вечером, в самый канун отъезда, когда Ваню уже отправили спать, а мама еще возилась с чемоданами, вдруг застрекотал сверчок.
   —Смотри-ка, — удивилась баба Анна, — объявился, а я-то думала, что и нет его уже... А может, это и не наш, а новый какой за печкой поселился?
   Ваня лежал на маленьком топчане, отгороженном от комнаты ситцевой занавеской, и глядел на облупившуюся, в глубоких трещинах, печную стенку: «Где-то здесь он и живет, этот сверчок. Но почему я его не вижу?»
   Он прислушался к тихому мелодичному звуку и спросил:
   —А какой он, Бабанна? Как кузнечик?
   — Да навроде того, — отозвалась бабушка. — Ты спи, внучек, спи. Завтра на рассвете вставать.
    Ваня закрыл глаза. Спать ему совсем не хотелось. Жалко было уезжать из деревни, хоть и соскучился он по папе, Витьке Стрыгину и другим ребятам. Но в городе не будет ни шалаша, где можно отсидеться во время дождя, ни луга на косогоре, ни русалкина колодца. Да и сверчка не услышишь.
     Ваня громко и тяжело вздохнул. И вдруг совсем рядом, словно эхо раздалось — вздох его повторился. Ваня открыл глаза, но сразу же зажмурился. Даже дышать перестал, потом перевел дыхание, потихонечку приподнял ресницы и увидел: совсем рядом на подушке примостилось что-то непонятное.
    Ваня пригляделся и с трудом различил малюсенького старичка ростом не больше желудя. Он был совсем сморщенный и все время размахивал руками, тряс головой. Когда он снова охнул и схватился за голову, Ваня не выдержал и чуть слышно спросил:
   -Ты кто? - Спросил и сам испугался, потому что старичок вдруг закувыркался на подушке, намереваясь поскорее улизнуть.
   —Постой, не убегай, я же ничего тебе не сделаю, — умоляюще зашептал Ваня. — Ты домовой?
    Старичок посмотрел на мальчика и замотал головой. Раздался тихий знакомый стрекот. И странное дело, его мелодичные, переливчатые звуки сложились в тоненький дребезжащий голосок.
    —Хотел вот тебе сказку на ушко настрекотать, да что-то не припомню ничего, стар, видно, стал...
    «Вот это да». У Вани голова пошла кругом, и он не спросил, а скорее выдохнул:
    —Ты сверчок? Значит, сверчки на гномиков похожи?
    —Ой нет, ой нет, — снова раздалось жалобное верещание. — Я — уж не я. Это мне старый домовой удружил, когда в лес подался. Так вот и маюсь с его наследством: ни сверчок, ни домовой — так, незнамо что.
      Старичок снял с головы какую-то тряпочку и завертел ее в тоненьких паучьих лапках.
    — Хороший ты мальчик, жалко, что уезжаешь, а то порассказал бы я тебе о несчастной жизни моей.
     Сверчок-старичок опять закувыркался на подушке, и Ваня испугался: вдруг он сейчас убежит?
    —А почему же ты так поздно объявился? — спросил он. — Где же ты раньше был?
    —Знамо где, в домишке своем, что в печной стенке. — Старичок указал на щелку в штукатурке. — Только там и спасаюсь.
     Он снова тяжело вздохнул.
     — Скучно мне. Год уж прошел, как люди отсюда уехали. Дом бросили, ставни заколотили. То-то нечисть обрадовалась. Из всех щелей тараканы да мыши повылазили. Пауки углы паутиной оплели.
     Домовой-то старый, Топ-да-Хлоп, тоже поначалу веселился. Мышей тройку запряжет, на щепочку сядет, и ну по полу скакать, тараканов распугивать. То-то я ему завидовал. Власть у него была. Ростом-то сам с огурец, ногой топнет — двери хлопать начинают, в трубе гудит. Ну, знамо, весело ему. Только вот плохо — никто забав его не видит. Заскучал Топ-да-Хлоп.
     А как зима пришла, и вовсе худо стало. Печь не топлена, ни крошек хлебных, ни шкурки картофельной. Какая жизнь без людей-то? Тараканы и те поразбежались.
Только мне нипочем, забился к себе в хатенку, да и спи до весны. Но домовому-то каково? Не выдержал он, решил в лес податься. Дружок у него там хозяйничал, лешак Вынь-да-Кинь. Ой, грибников морочить любил! А зимовал в гнезде беличьем. Здесь ему и орешки, и грибки сушеные. Вот и пригласил он Топ-да-Хлопа к себе...
Тот, как уходил, меня к себе призвал и говорит: «Оставляю тебя над домом головой». И знак власти передает — колпак вот этот.
     Сверчок-домовичок замолчал, завздыхал и завертел в руках грязную тряпочку.
    «Так это колпак, — догадался Ваня. — Почему только маленький такой?»
    —Ты же говорил, что Топ-да-Хлоп с огурец был? Как же он такой маленький колпачок надевал? — спросил он.
    —В том-то и дело, что непростой он: кто наденет — тому и впору придется. Только вот нет в нем счастья. Недаром люди говорят: чужую шапку не надевай... Э-эх! И зачем он мне голову задурил, — жалобно заскулил сверчок-домовичок и продолжал:
    —Подался Топ-да-Хлоп в лес, а я-то сдуру обрадовался, хозяином себя возомнил. Колпак себе на загривок напялил и сразу таким вот стал.
    Он закачался на тоненьких кривых ножках и развел ручонками.
    —Соскочил я с печки: «Эй, — кричу, — мышиное войско! Выходи на смотр!»
     Мыши из нор повылазили, что, мол, за чудо такое объявилось. Даже самая старая   приковыляла. Меня увидела, рассвирепела, лапки трясутся, хвостик дрожит. «В темницу негодника-самозванца», — приказала.
     Я и опомниться не успел, схватили меня за шиворот, чуть голову не откусили...
    Домовичок заплакал и что-то забормотал сквозь слезы. Ванюше захотелось пожалеть его, но он не знал, как это сделать.
    —Ну а дальше что было?
    —Дальше уже ничего и не было, — вздохнул сверчок. — Приволокли меня в подвал. А там темно, сыро, плесенью пахнет, ну а мышей — видимо-невидимо, и каждая куснуть норовит. Бросили они меня в яму, сверху прутиками завалили, мышь сторожить поставили... Сколько я там просидел — и сосчитать не могу. И каждый день боялся, что голову откусят. Колпак только этот и спасал, Топ-да-Хлопом от него пахло.
    Страшно мне было в яме. Но еще хуже, когда на свет белый выносили. Как праздник мышиный — непременно из ямы вытащат, по дому таскают, насмехаются.
Однажды мыши свадьбу затеяли, устроили пир горой. Со всех огородов, домов окрестных яств насобирали. Ну и меня приволокли — все гостям на развлечение. Пируют, значит.
    А тут вдруг в замке заскрежетало, дверь заскрипела — люди входят. Мыши    врассыпную, про меня позабыли... Лежу на полу ни жив, ни мертв, ну, думаю, как ногой наступят... Но обошлось. Чуть от страха опомнился, понял, что мыши сейчас из подпола и носа не высунут, обадовался. Потихонечку-полегонечку к печке пробрался, в щель свою заполз.
    Смотрю, хатка моя по-прежнему пухом выстлана, никем не занята. Зарылся в пух и уснул, ведь сколько в страхе жил, глаз не сомкнул. Так и проспал все лето.
Вот уедете вы, снова мыши хозяйничать начнут. Но я уж из норки носа не покажу. Дышать даже тихонько буду, хоть и не пробраться им сюда. Буду про жизнь свою думать, про дом этот старый. Ему, бедному, тоже без людей плохо. Зимой бревнышки от мороза кряхтят, досочки плачут...
    Ваня вспомнил, как скрипят в доме низенькие двери, как постанывает под ногами пол, и ему тоже стало жалко старый дом, такой уютный, с запахом дерева, с большой русской печкой, где так гулко веселится огонь.
    —Значит, уезжаете, — тихо проверещал сверчок-домовичок.
    —Уезжаем, — прошептал Ванюша. — Но мы обязательно приедем следующим летом, а может, и зимой, на каникулы.
     А хочешь, — загорелся он, — хочешь, я тебя с собой возьму. Будешь в коробочке жить. Мы будем с тобой беседовать. Ты вспомнишь старые сказки и расскажешь их мне?
    — Нет, — покачал головой домовичок, — нет, нет, я к этому дому навечно привязан. — Он нахлобучил на лоб колпачок Топ-да-Хлопа, подпер голову маленькой ручонкой и залопотал: — Цвирк, цвирк, цвирк, цвирк...
      Но Ваня уже ничего не слышал.

     Солнечный зайчик заглянул в фоточку, прыгнул на топчан, пробежал по одеялу и уселся прямо Ване на нос. Мальчик покрутил головой и чихнул. Открыл глаза и сразу же посмотрел на подушку,- где вечером сидел сверчок-домовичок. Но на подушке никого не было. Ваня отыскал небольшую трещинку в штукатурке и подумал: «Я ведь даже не успел спросить, как его зовут. Теперь он затаится в своем домишке до весны, и ему не с кем будет даже словом перемолвиться. Бедный сверчок».