Баллада о брадобрее

                Илье Хафизову,
                историку и куафёру,
                дарю я эту стих-афёру

 Уж осень вянущей рукой
 Впускала зиму на постой.

 То было в Средние века,
 Лесной тропой, издалека,
 Местами дикими, один
 Брёл путник, стужею гоним;
 Он еле ноги волочил
 И, видно, из последних сил
 Одолевал тяжёлый путь
 К пристанищу, чтоб отдохнуть;
 Он стар был, жизнью изнурён,
 И скарб его был весь при нём.

 Вдруг тихий лес наполнил шум,
 Как будто кто-то шёл на штурм
 Беспечной крепости, что спит,
 А вопли, крики, стук копыт
 Всё ближе, явственней, и в миг
 Отрядом рыцарей старик
 Был плотным окружён кольцом -
 Знак дьявола узрел он в том.

 Их вид был страшен и угрюм:
 В власах - нечёсаный колтун,
 Брады не знали стрижки, бритв,
 И лишь следа кровавых битв
 На лица шрамами легли,
 Вино - дурманный сок земли -
 В их жилах с кровью пополам
 Бродило и бурлило там.

 Храпели кони тяжело,
 Молчали люди, время шло...
 Старик стоял. Животный страх
 Не промелькнул в его глазах,
 Маячил лишь немой вопрос...
 Тут главный рыцарь произнёс:
 "Ты кто такой? Ответь скорей!"
 И молвил путник: "Брадобрей,
 Хожу себе по деревням,
 Стригу и брею по домам,
 Где хлеб дадут, где денег грош -
 С крестьян, ведь, много не возьмёшь,
 Где пустят на ночь на чердак,
 Я обработаю "за так",
 Ночёвки в поле, иль в лесу
 По старости уж не снесу..."
 "Довольно,- оборвал вожак, -
 Болтать, я вижу, ты мастак!
 Молись, старик, не в добрый час
 Ты напоролся здесь на нас:
 Случился спор, я - проиграл,
 Вильгельм, вернейший мой вассал,
 Побился на такой заклад,
 Что ты, прости, не будешь рад.
 Так: первый встречный на пути
 Немедля должен смерть найти!
 Старик, ты первый. Плачь - не плачь,
 Ты жертва, я же твой палач!"
 И тотчас же под пьяный гул
 Из ножен меч свой потянул.
 "Постой, - ему старик сказал, -
 Позволь узнать, кто твой вассал?"
 "Ну, я, - тут вызвался Вильгельм, -
 И я знавал немало шельм,
 Им только мёртвым счёт веду,
 Смирись, старик, не множь беду.
 Ты знаешь, что на свете есть
 И слово рыцаря, и честь,
 Что смердам не дано попрать
 Законов, по которым знать
 И правит и живёт века,
 Не смоет времени река
 С скрижалей начертаний тех,
 Так властвуй рок же без помех!"
 Но брадобрея не смутил
 Вильгельма неуместный пыл, -
 "Уж, коли суждена мне смерть,
 Позволено мне будет сметь,
 Иметь желание одно,
 Последнее. Освящено
 Оно традицией отцов".
 Вильгельм сказал: "Сюжет не нов:
 Нельзя традицию отцов
 Засовывать под хвост ослов!
 Мой сюзерен, меня прости,
 А ты, несчастный, что ж - проси".
 "На свете, - начал брадобрей,-
 Нет у меня жены, друзей,
 Нет дома и иных оков,
 Десятка три учеников
 Осталось. Верь моим словам:
 Моё имущество - я сам.
 Всю жизнь я только брил и стриг
 И, коль пришёл мой смертный миг,
 Позволь, Вильгельм, в последний раз,
 Без лишних фраз и выкрутас
 С моим проститься ремеслом:
 Побрить, постричь тебя, потом...
 Потом Всевышний даст нам сил
 Исполнить то, что он решил.

 Вильгельм неспешно слез с коня
 И плюхнулся на ложе пня.
 "Что ж, просьбу выполнить пустяк,
 Давай, старик, стриги "за так",
 Ведь не какой-то там чердак
 Тебе даём, а вечный дом;
 Тепло, покойно будет в нём,
 Избавлен будешь ты от бед
 И от своих преклонных лет.
 Ну, разве я не справедлив?
 Так, падаль гложет гордый гриф.
 В природе сильный лишь живёт,
 А старый слабый в миг умрёт".

 Старик, меж тем, снял с плеч мешок,
 Оттуда бережно извлёк
 Старинный бритвенный прибор,
 Расчёску, ножницы. Костёр
 Из жарких веток смастерил,
 И быстро воду вскипятил
 В копчёном медном котелке,
 Что был подвешен на ремне.
 Он ловко горку пены взбил,
 Намылил тщательно и сбрил
 Немного с щёк и с шеи часть,
 И тут же принялся кромсать,
 Как будто с нею был на "ты",
 Концы неровной бороды,
 Густой и с крошками еды.
 Закончив ловко с бородой,
 Заколдовал над головой...
 Мелькали ножницы в руках,
 Расчёска в такт за шагом шаг
 Освобождала пряди пядь
 От пыли, грязи и опять
 Впивалась в путанный колтун...
 Старик и, впрямь, был не болтун:
 Не минуло пяти минут -
 Вильгельм подстрижен там и тут,
 Благоуханьями облит,
 Преображён и свеж и чист,
 И вот под гомон, хохот, свист
 Уставился он в медный щит,
 Как заворОженный глядит,
 Не может оторвать он взгляд
 И.., Боже, видно, что он рад
 Отображению в щите,
 Где благородство в простоте
 Соткались и слились в одно,
 Досель бродившее вино
 В разгорячённой голове
 Вдруг успокоилось вполне.
 Вильгельм приподнял руку вверх -
 Вокруг затихли шум и смех.
 "Мой сюзерен, - Вильгельм сказал,-
 В боях не раз судьбы оскал
 Нам довелось с тобою зрить:
 То с брани драпать во всю прыть,
 То для друзей могилы рыть,
 То, попирая смерть и тлен,
 Врагов без счёту брали в плен;
 Я тенью был твоей в бою,
 Так просьбу выполни мою:
 Ты проиграл наш пьяный спор,
 Но, чтоб не рушить договор
 И с честью завершить пари,
 Жизнь брадобрею подари.
 Она принадлежит тебе
 Но, коль судить не по злобе,
 Не пострадает честь твоя,
 Останься жить старик, кляня
 Свой долгий век, свою судьбу
 Без места злачного в гробу.
 Не знаю я, чтоб выбрал он,
 Но спор меж нами разрешён:
 Вино звало отведать кровь,
 Теперь пусть победит любовь".

 Тут главный рыцарь хохотнул:
 "Вильгельм, душа моя, уснул
 Во мне, ты думал, человек?
 Да не бывать тому вовек!
 Старик, живи! Всем в замок! Там
 Нас ждёт зажаренный кабан,
 Во флягах старое вино
 В желудки просится давно,
 А прелести кичливых дев
 Утешат плоть, утишат гнев".
 Дружина взмыла на коней,
 И не успел наш брадобрей
 Опомниться, отряд исчез -
 Вмиг опустел осенний лес.

 Старик один и - сам не свой,
 Приснился будто сон дурной,
 Но жив, и плечи с головой.
 Он инструмент в мешок сложил,
 Чуть отдохнул, набрался сил,
 В дорогу было собрался...
 Чу! Слышит, вновь дрожит земля,
 Вновь конский топот, веток треск,
 Вновь рыцарских доспехов блеск.
 Один, на взмыленном коне,
 Вильгельм предстал во всей красе;
 Он вынул кожаный мешок
 И кинул старику у ног,
 Потом смирил уздой коня
 И молвил, словно бы дразня:
 "Здесь золото, чудной старик,
 За всех, что ты "за так" постриг,
 Вкуси же рая на земле
 И не ропщи, что мир во зле
 Погряз давно с известных пор,
 Но этот богословский спор
 Нам ни к чему, прощай, старик,
 Хоть я почти к тебе привык..."
 И тут Вильгельм речь оборвал,
 Коню, дав шпоры, ускакал.
 Опять старик в лесу один,
 И снова цел и невредим,
 И даже стал богат, как Крёз.
 Нет счастье на земле без слёз!

 Старик вздохнул и на пень сел,
 И долго на мешок глядел...
 Что думал он - не знаю я,
 Но только мыслью не юля,
 Готов побиться об заклад,
 Конец таков, ему я рад:
 Старик на плечи скарб взвалил
 И тронул в путь, что сердцу мил...

 А золото? Лежит, как сор,
 В лесу, возможно, до сих пор.