Наша динамитная и претенционая

...Дворянско-разночинная интеллигенция уходила в народ,  рабоче-крестьянская активно выходила из него, делая все возможное, чтобы туда  не возвращаться. Та интеллигенция исповедовала идею служения, эта, будучи сама  народом, идею потребления. Широкий доступ к высшему образованию, троечному, вечерне-заочному, –скорей бы к диплому, к непыльной работенке, к телевизору  да к газеткам, – и сформировал тот претенциозный слой советской образованщины,  с помощью которой и было пущено под откос государство рабочих и крестьян.
Хотя, конечно, по большому счету, во всяком случае – в  последние десятилетия,  оно таковым уже не было. Лишь иллюзия его объединяла рабочих и крестьян в стремлении хоть как-то поживиться, что-то утащить, присвоить. Массовый процесс приватизации начался задолго до Чубайса. Но приватизации всенародной. Никакой перестройки в России не было. Было лишь ускорение – тех стихийных процессов,  которые пошли после смерти Сталина. Какое бы совершенное государство ни   создавала деспотически-единоличная власть, с ее гибелью начинается праздник  рабов, мстящих за свое унижение и долготерпение, это было и после Октавиана Августа, и после Петра Великого. Страна, поднятая на дыбы, неизбежно падает на  колени.
Власть рабочих и крестьян – это была нарядная, парадная ширма, отделявшая новых господ от прочей массы, молоко нового строя отстоялось очень быстро, и сливки заняли свое привычное место, пока не скисли вконец. Уже в двадцатые годы Айседора Дункан была шокирована откровенной буржуазностью тогдашних революционных вождей из окружения  Каменева, а главное – их жен.
Лишь иллюзии, овладевшие массами, и переворачивают постоянно песочные часы истории. Снова и снова верхние песчинки оказываются   внизу, а нижние сверху, впрочем, перемещение происходит чаще в небольшом,  верхнем слое песка, который все больше отделяется от основной массы, именно  это и характерно для нашего последнего переворота.
Стремительное и широкое приобщение народа к культуре и знаниям резко повышает уровень социальных притязаний. Я знаю, следовательно, претендую. Со всем пылом полуобразованности и полукультуры. Первую волну образованщины породили французские энциклопедисты. Российские разночинцы, грызшие науку на медные   деньги, - образованщина девятнадцатого века – высоко плеснула в  1905-м и 1917-м.
Советская власть, вопреки интересам ее реальных носителей, продолжила работу по насаждению всеобщей полуобразованности. Да, ширма   отделяла власть от народа, но на ней были роковые слова: учиться, учиться и  еще раз учиться. Ленинская заповедь, вдалбливаемая с младых ногтей, была залогом вечной революционности, зарядом динамита, постоянно прираставшим.
Образование становилось все шире, а качество его все ниже. Преподавание естественных наук, перешедшее в слабые женские руки, становилось все отвлеченнее. Незыблемая материальность мира, явленная девятнадцатым веком, все с большим трудом пробивала себе дорогу в головы юных поколений. Доминировал мировоззренческий волюнтаризм, явившийся следствием вечно революционной   политической практики. Вызревала массовая тяга к сверхъестественному, чудесному, легкому. Массовое сознание, понемногу освобождавшееся от идеологического балласта, торопливо заполнялось еще большей ахинеей. Формировалось сознание, готовое к любым манипуляциям, а также к ваучеризации и мавродизации всей страны, к отсутствию зарплат и пенсий, к бандитизму и нищете, к межнациональной резне и войнам на собственной территории.
Даже после студенческих волнений конца шестидесятых годов, когда западные страны сократили свои образовательные программы, пересмотрев их под углом крайнего прагматизма, наши престарелые вожди так и не отважились выйти из привычной колеи. Они жаждали тишины, покоя, что было вполне естественно для их возраста. Разумного и своевременного омоложения элиты также не произошло. Мы видим, с каким трудом четверть века спустя совершилось это даже в многопартийном обществе. Чем ближе казался обещанный коммунизм, тем выше поднимался уровень притязаний одипломленного населения, а материальное обеспечение жизни неуклонно падало.  Питание, одеяние, жилище – все это уже не соответствовало запросам людей с верхним образованием, ориентировавшихся на мировые стандарты, но имевших зарплаты ниже простого рабочего, ничего не знавшего ни о Кафках, ни о Джойсах.
Правда, в области культуры всех  примирял Высоцкий. Его волчьи песни для зайцев давали иллюзию самоуважения. Даже хрустя своей морковкой, не один интеллигентишко-вегетарианeц чувствовал себя грозным хищником. Нынешнее время требует уже заячьих песен для волков. Им нужен имидж вегетарианцев, интеллигентных, добропорядочно-пресных. Новая власть явно учитывает ошибки предыдущей и поступает в полном согласии с  Лао-цзы: "Надо, чтобы народ снова начал плести узелки и употреблял их вместо письма". С образованием для народа, можно сказать, покончено. Ширма с  ленинскими словами убрана. Элита, как матросский караул в свое время, устала скрывать свои привилегии и стыдиться их. Деньги – самая анонимная, безличная и поэтому самая бесстыдная форма власти. А власть денег - это и есть демократия.
Возможно, эта наша динамитная, претенциозная, использованная и выброшенная за   ненадобностью образованщина, которая ныне беспокойно осеменяет собою весь мир, вместо того, чтобы, как раньше, валить лес и ходить в передовиках Гулага, и есть то главное, что Россия выстрадала в двадцатом столетии...

ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛЯ БЕДНЫХ, Орша-Минск.