Кот, гулявший сам по себе. 4 часть, гл. 14

   …СМС-ка, извещавшая, что любимая и единственная жена, вместе с любимой, и пока единственной дочерью - пребывают в парке, и как обычно в последнее время - в компании Алексея, Лёльки и Настёнки, «упала» уже в тот момент, когда Сашка шуровал ключами в замке входной двери квартиры. Прочитав –  огляделся и улыбнулся: с тем же успехом Дашка могла и записку написать. И вдруг поймал себя на мысли, что уже забыл, когда последний раз писал кому-нибудь письмо... Нет, не стучал по клавиатуре компьютера, или нажимал кнопки телефона, а настоящее письмо – на листе бумаги, ручкой, с последующим запечатыванием в конверт, выведением цифр почтового индекса и заполнением адреса. Ведь когда-то, понта ради писал письма перьевой ручкой, чернильница-непроливайка так, наверное, и лежит где-нибудь в письменном столе, всё ещё стоящем на родительской квартире.
   Одни воспоминания потянули за собой другие – несколько часов назад он встретил Жанну, недолго учившуюся ним в институте. В одной группе учились, а вот фамилию её он уже не помнил. Поставив суп разогреваться, Сашка вдруг отчетливо вспомнил то время. Интересно – можно ли его назвать «золотым»? Вряд ли. Многообещающим – да, безусловно. Потому, что «карты» ещё и сданы толком не были, не то, что разыграны. И ничего ещё не было предрешено. И знать бы тогда «прикуп»...
   Но о «прикупе» мало кто ещё задумывался, предпочитая балбесничать на полях и в окрестностях деревни, куда их привезли для оказания помощи местному населению в уборке урожая. Пока само население потребляло самогон, и торговало на городских рынках. И наслаждались студиозы этой всей «пасторалью» примерно с месяц, если не больше. Всё это время с короткими перерывами шли дожди. Так, что урожай картохи убрать не получалось - вязли в … лужах. И в город их не отпускали, надеясь, что погода установится. И столько всего за этот месяц понатворилось. И перезнакомились, и всё про всех узнали, и успели надоесть друг другу. Сашка с самого начала недобро посматривал на одного парня. Звали его Олег, вид у него был хронически-самодовольный, и любил он пальцы позагибать: он то и был из тех немногих, что «прикуп» - типа знали (и ведь, как оказалось – этот действительно знал). Всё-то у него было схвачено, за все заплачено. И учиться то он ещё только начал, а у папки в ведомстве для него уже и стол приготовлен. И всякое такое, хоть всерьёз он как-то и не воспринимался. И папаня его трудился не в «торге», и не в «снабе», а в какой-то конторе, связанной с газоснабжением. Но Олег умел раздражать одним своим присутствием. Вдобавок, он умудрился закадрить глянувшуюся Сашке девушку: маленькую, изящную и прехорошенькую щебетунью Жанну. Да-да, ту самую, что Сашка сегодня и встретил. К Жанке Олег прилепился ещё в электричке, первое время не отходил от неё ни на шаг, опекал, хлопотал, сдувал пылинки и носил на руках через лужи. Совершенно искренне. И, кажется, был готов взмыть на крыльях любви над унылым местным пейзажем. Совсем как старик Паниковский: «Женюсь! Честное благородное слово - женюсь!» И Жанка ему всячески отвечала взаимностью, любовь Олега усиливая. Видя столь великое чувство, Саша отступился, хоть и Жанну стали оставлять ненадолго без присмотра. Сам он, на такое самопожертвование был не готов. И, для начала, дальше амбара с ней идти не собирался. А «потом» могло и не «разгореться». Вдобавок, для борьбы с тонущим урожаем им в усиление бросили второй курс кулинарного техникума. Одни девчонки, и оторва на оторве. Ревность умерла окончательно. Как-то вечером, Саше и ещё нескольким ребятам «взгрустнулось». Бросили жребий - кому идти за спиртным, которым шинковала одна бабуся. Выпало Сашке и Андрею. Сходили, затарились. Когда шли назад с бутылками портвейна в руках и карманах, увидели при скудном уличном освещении уже привычную картину: в стоявшую на отшибе баньку при взаимном согласии повели девчонку. В кавалере по кожаной куртке и цокающими подковками сапогам опознали известного деревенского ухаря. А вот под мышкой у него была Жанночка, и здоровенная ладонь «механизатора» уверенно лежала на её упругой маленькой попе. Андрей и Саша остановились, и изумлённо переглянулись, не поверив своим глазам. Но, глянув ещё раз вслед удаляющейся парочке, поняли, что это, действительно «так». Андрюха остановился, почесал горлышком бутылки за ухом и сказал: «Однако!» Сашка заржал от всей души, и едва не растерял свои бутыляги. И добавил: «Двако! Трико! Извольте в караулку!»* Переглянулись ещё раз, и решили языки не чесать. Не ихнее дело. Но...
   В бараке, куда они вернулись, творилась большая человеческая трагедия. Её основой была неразделённая любовь Сергея к Ирке. Тянулась она ещё со школы, класса с девятого, и всё это время Ира Серёгу игнорировала. Сергей, соответственно, страдал. Это чучело и в этот институт, на эту кафедру попёрлось, чтобы быть с любимой рядом. А, Ирочка, как ей показалось, встретила свою судьбу, влюбилась по уши, и Серёгу уже не просто игнорировала, а была готова загрызть, чтобы в ногах не путался (через несколько лет «судьба» оставила её с ребёнком, и в обобранной до голых стен квартире, которую отстоять от распила удалось только чудом). Серёга впал в тоску, и в тот вечер принялся паковать шмотки, чтобы утром уехать в город, бросив всё: и Ирку, и картошку, и институт вместе с ними обоими. Хорошо, что нашлись несколько неравнодушных парней, в том числе и с армией за плечами - промыли ему мозги. В том числе и водкой. И в гости к «кулинарам» завтра собрались. Всё вроде успокоилось, и кончилось бы «ничем» для всех, если бы Олег не принялся ёрничать над Серёгой. Он с довольным видом сидел на кровати, где играл с парнями в картишки, и Серёгу принялся поучать, и точно котёнка тыкать носом в непотребное. Серёга опять «поплыл». Сашка, открывавший «Три Топора»**- не выдержал, и посоветовал Олегу заткнуться. Довольно грубо - нарваться на драку он не боялся. И не впервой, и не таких ушатывали. Потом прояснил, добавив, что только, что видел, как кое-кого повели в заветную баньку, игриво приобняв пониже талии. Олег вскочил, аж губы затряслись. Кто?! Кого?! Отвечаешь?! Может, померещилось?! Дальше события пошли по наихудшему сценарию. Для начала Андрей добавил, что не померещилось. И сомневающиеся могут «идти в баню», а не танцевать тут меж кроватей. Олег убежал, одеваясь на ходу, и обещая всех порвать за поклёп как Тузик тапочки. Вернулся с подбитым глазом. Поиграли в беспощадную правду. Народ просто слёг потихоньку. Даже Сергей воскрес, и дурь из головы выбросил окончательно. Олег заткнулся и надолго. С Жанкой он порвал - теперь иначе уже не получалось. Потом она «вылетела» курсе на втором, а всё это время Олег Жанке мелко мстил и «славил» её на всех углах. Женился перед самым дипломом на какой-то худой и белесой стерве. Жанку постоянно видели то с одним, то с другим, потом исчезла в неизвестности...
   А, сегодня вот Саша её и встретил. Вернее то, что от Жанки осталось - неухоженное, обтрёпанное, пропитое и прокуренное создание. Сашка глазам не поверил. Жанна сама «обозначилась», видя его сомнения. Поболтали минут пять, и в глазах у Жанки были тоска и стыд, пополам с презрением. Сашке точно занозу в грудь всадили. Дело было в том, что незадолго до этого инициативные девчонки устроили встречу однокурсников. Олег подкатил на джипе размером с грузовик-трёхтонку. Был вальяжен, но не более. Когда он удалился, Верочка потихоньку поведала, что от судьбы не уйдёшь, и вытаскивает Олег свою благоверную то из-под одного, то из-под другого с завидной регулярностью. Столько лет уже. Попрощавшись с Жанной, Сашка подумал, что не сунься он тогда, вытаскивал бы Олег её вместо своей «сучки крашеной», и не жужжал. Серёга? Пережил бы. На душе стало препогано. Зачем тогда полез?..
   Сашка открыл хлебницу, но спохватился, и положил в другую тарелку ещё не успевшей остыть каши из кастрюли на плите. Любил он со щами вместо хлеба – гречневую кашу. От деда научился. За чаем – снова нахлынули воспоминания. Встреча однокурсников эта... Сначала и ехать не очень-то хотел. Помнил ещё встречу школьных друзей –  «ярмарку тщеславия», что оставила после себя совершенно гнетущее впечатление. Такого «меряния носами» Сашка до сей поры не видел. И многие другие – тоже. Сашка с парой одноклассниц специально примостись за столиком в уголке зала, откуда было видно всё собрание. Смотреть на людей, напоказ заказывавших дорогущее пойло, и прикуривавших сигары от стодолларовых купюр было и смешно, и дико. Наверное, поэтому они и подались на выход с ещё несколькими соседями - намного раньше других. Прихватив бутылки, и «накрутив» бутербродов, чтобы продолжить посиделки в более доброжелательной атмосфере.
   Но с однокурсниками  – обошлось, хоть по этой части. Никто ничем и не перед кем блистать не собирался. Впрочем, Тошка, все пять лет учёбы - подчёркивавший свою гениальность, кажется, попытался. Но его новенькая «пятнашка» на фоне припаркованных дорогих и не очень машин не смотрелась внушительно, и хозяин, сославшись на занятость, удалился. Под усмешки и пожимания плечами всех оставшихся, которые приехали и на машинах, и на автобусах. 
   Не так уж и много их собралось. Кто-то не смог, кто-то разъехался по другим городам, кто-то не захотел. Некоторые уже не числились среди живых. Вадим, уже к моменту окончания учебы, прочно сидевший на игле, в очередной раз, вернувшись из астрала, осознал, что не сможет расплатиться по долгам и шагнул с крыши двенадцатиэтажки.  Анжелка – неглупая девка, безусловная первая красавица по канонам мужских журналов. Красоту свою продвигала уверенно и даже агрессивно. В голос заявляла, что человек ты только в том случае, если у тебя есть деньги. Много денег. Наплевать откуда. Нет денег – торчи... куда засунут. Ей нужен только мужик с деньгами, и  уж «лучше с пьяным дураком ездить в шубе, в сапогах, чем с тверезым босяком на своих двоих ногах». Получила от двоих мужей всё, о чём мечтала. Огромную квартиру в сталинке, запиленную из трёх соседних. Кабриолет для выезда летом, и паркетник для зимы. Горы шмотья и килограммы украшений. Первого мужа вскоре застрелили - времена стояли бурные. Второй во время выяснения отношений не рассчитал богатырской силушки, и приложил Анжелку виском об угол. Попытался замести следы, но, поскольку был в запое, сделал всё настолько глупо и топорно, что когда через пару дней за гаражами нашли и опознали полуобгорелый, кое-как забросанный землёй труп, отпираться даже и не стал. Может ещё и потому, что продолжал пребывать в запое, а когда протрезвел - поздно было. Встал на путь сотрудничества со следствием, признался, раскаялся, принёс медсправку о своём предсмертном состоянии, не пожалел денег на адвокатов и получил не так уж и много. Может уже и освободился.
   Все живые, вроде как, «состоялись». По-крайней мере, не собирают бутылки, и не живут на теплотрассе. Слабаки и неудачники не доучились, отсеялись на первых курсах. Взятки и тогда брали хоть деньгами, хоть натурой, но -  с опаской, платного обучения не было, и выживали либо умные и настойчивые, либо - хитрые. Смогли тогда - выжили и после. Приспособились, кто как смог. Скажем, напротив Сашки за столом сидел Андрей. Никто не мог с ним сравниться по части матанализа, черчения и теоретической механики... Чем он занимается? А вот ни дня не отдал тому, чему учили. Сейчас Андрюха работает на отделке квартир. Универсал. Художник – и дизайнер никакой не нужен. Рукастый парень, всегда чувствовал стиль и отлично рисовал. Правда, прежде чем уйти в отделку, успел сделать два состояния. Первое - на спиртном, второе - на цветмете. Потерял оба. А после того, как в процессе потери второго, его сначала гоняли с пистолетами, а потом вывозили из недавно союзной республики на родину в багажнике машины, решил перейти к более спокойному образу жизни. Не сложился большой «бизнес».
   Вот у Верочки складывается. Правда, ей и деваться особо некуда: муж разбился, и осталась она с двумя детьми на руках. Пришлось ей взяться за дела фирмы самой, а детей оставить бабушкам. Молодчина – рулит, но не превратилась в человека-волка, или человека-кошелёк. И всё ещё подружки с «загадочной» Натали. А Наташка почти не изменилась: всё такая же хорошенькая, кругленькая. Хоть и работает на заводе, который «скорее мёртв, чем жив», и мягко говоря, звёзд с неба не хватает. Далее, как по списку: дитё, муж - фрезеровщик (а кто его знает: может любовник, муж и своего дела  мастер, каких мир ещё не видывал), старенькая «шестёрка» и жизнь в двухкомнатной квартире с бабушкой. Работает, что называется «по специальности». За гроши. Но печаль в глазах отсутствует. Поговорили миленько и без намёков на то, что было. Сашка потом посматривал на неё украдкой - не тянет она супротив Дашульки. 
    Кроме Натали по специальности трудятся ещё Славка с Вовиком.  Причём всегда бывший шустрее Вовка, сейчас у Славика инженером. Слава – молодец. Начал с аренды пары станков, а теперь уже хозяин небольшого производства. Хозяин. Только ездит вот на старой «вольво». А страховой агент Толик передвигается на машине куда круче. Это символично, что он страховой агент: постоянно попадал в передряги и истории.  Правда, без особых последствий, и служивших поводом от души посмеяться.  Наибольшее количество наиболее здорового смеха доставило событие, в ходе которого, он в компании ещё одного перца и трёх однокурсниц «подоступнее» вместо скучной лекции по организации, планированию и управлению производством (сокращенно ОПУП) собрался выпить-закусить. Чуть ли не в центре города, на откосе здоровенного  оврага, и был спущен вниз на самое дно крепким мужиком из ближайшего дома. Причём со всей компанией и закуской-выпивкой. Вылезли они оттуда часа через полтора, и в крайне некошерном виде: дно оврага густо заросло кустами и было забросано-загажено всякой дрянью по колено такими же прогульщиками. Вылезли бы раньше - наверное, улетели бы снова: «кидала» долго курил наверху и смотрел, как они барахтаются. Больше всего, кстати, доставил, даже не сам факт случившегося, и не вид пострадавших, а искренняя обида Толика на дядьку: «Смотрю - мимо идёт. В этом доме живёшь, спрашиваю. Стакан, говорю, вынеси. В лом, что ли, было? Ну, быдло ведь, а?» С причинно-следственной связью у него всегда были проблемы. Хорошо, хоть в следователи не подался.
   Димка, подался тоже  не в следователи, но в участковые. Полутора лет работы на заводе хватило, чтобы охладеть к производству, как таковому. Хоть, и окончил институт с двумя дипломами: красным - за себя, и синим - за жену Ленку.  Жена, кстати – уже «бывшая», работает в банке. Самомнения - на кривой козе не подъедешь. Забыла, и кто её из общаги вытащил, замуж взяв, и за неё потом учился, и как она на экзаменах ревела, тройки выклянчивая. А всё ещё тощенькая Ирочка – трудится в прокуратуре. «ЗАО «Прокуратура»! Хи-хи-хи!» И пальчики все - в перстеньках разнокалиберных. И Колян, ещё в студенческие времена снискавший славу тролля, воздел вверх вилку и вспомнил бессмертного Собакевича: «Один там только и есть порядочный человек: прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья». И нажил себе очередного если не врага, то недоброжелателя. Сам он, кстати, владел небольшим автосервисом. Раскидало всех, одним словом. Инженеры дипломированные…
   Осталось от этой встречи грустное чувство, что многие одаренные ребята так и не отыграли в полную силу данные им таланты по причине пошлой их невостребованности – совсем не это «по жизни» требовалось-то. «Такая доля выпала - не трус и не герой. Нам стало просто некуда идти в последний бой»...
   Сашка вымыл посуду, и, накинув ветровку, вышел на улицу, намереваясь дойти до парка, и если е погулять там, то, хотя бы встретить - идущих домой жену с дочерью. До парка было – рукой подать: две остановки вдоль шоссе, и примерно столько же - срезая дворами. Сашка и так пошёл бы пешком, но сейчас ещё и была причина для такой прогулки. И для поднятия настроения ему, как пешеходу – тоже. Шоссе в нужную ему сторону стояло наглухо. Ну… не совсем наглухо – обе полосы судорожно дёргались. Увидев «зелёный» на пешеходном переходе – Сашка решил сразу перейти на другую сторону, что и сделал, перепрыгивая через накатанные колеи - перестраиваясь из ряда в ряд руль здесь нужно было держать покрепче,  А ведь по этому шоссе  возили из аэропорта высоких гостей из Первопрестольной. В таких случаях вдоль и поперёк его выстраивались гаишники, светофоры выключались и «вдоль по Питерской» с «кряканием» неслась колонна с высокопоставленными задницами. По причине таких покатушек дорожное покрытие регулярно латалось (и столь же регулярно ушатывалось), газоны и фасады первой линии домов вдоль дороги худо-бедно облагораживались – с явным расчетом на то, что высоким гостям не взбредёт в головы (или - что там у них) сунуться во дворы, где была такая стыдобушка... Асфальт на дорогах и тротуарах, там если и был, то напоминал лунную поверхность. Из года в год столько денег закапывалось в буквальном смысле слова, и такая это была кормушка... Делалось всё намеренно на сезон,  и потому - вкривь, и вкось. На месте ямы делался бугор, и наоборот. Только бордюрный камень, согласно неведомой инструкции, или причуде дорожников ставился торец к торцу плотно, точно блоки на египетских пирамидах. Лезвие ножа не всунешь. Естественно, что вся вода от дождей и талого снега стояла здесь как в бассейне. Вообще же днём здесь передвигались как по минному полю. В темноте было уже всё равно, и темнота здесь надёжно обеспечивалась уличным освещением. Вернее, его отсутствием.
    Ряд машин двинулся, и за отъехавшим от остановки автобусом обнаружилась причина очередного великого стояния. Ну, конечно – не опять, так снова! Если вы ждали чего-то другого, то рады вас глубоко разочаровать. Причина была проста до неприличия: зелёная «двенашка», стоявшая в левой полосе прямо напротив остановки. Пустая, с включённой аварийкой, но без знака аварийной остановки. Не битая, а просто умершая посереди дороги... Каким же надо быть полудурком, чтобы так вот бросить свой рыдван… Полудуркой! В троллейбус уже садилась женщина лет сорокапяти, с гриль-загаром. Не  по сезону легко одетая и не отрывающая глаз от ключей с брелоком сигнализации. Можно было ставить ящик виски против пары старых носок, что это и есть виновница торжества, блистательная в своей тупости, и неоднократно наплевавшая на всех и всё. Впрочем, в своей тупизне и наплевательстве на всех остальных мадам была совсем не одинока. Здесь же, на параллельной шоссе дороге треть проезжей части занимали припаркованные и умершие легковые тазики и габаритные «ГАЗоны», «ЗИЛы» и даже, вожделенные для музеев автотехники «ИФЫ» и «Робуры». Недостаточную габаритность своей недавно издохшей «пятёрки» один «член» общества восполнил тем, что воткнул её вторым рядом впритирочку со своей же ржавой «девяткой». С полгода прошло, прежде чем тёмной ночкой бригада неизвестных добровольцев вышибла стекло в двери водителя, сняли машину с ручника и скорости, и перекатили метров на триста, приткнув её так, чтобы никому не мешала. Хозяин машины в тот же день тщательно залепил окно плёнкой, но ставить назад машину уже не решился. Не дорога, а просто автосвалка какая-то. Но, это всё-таки дорога. А если снова залезть во дворы...
     Честно говоря, было немного неожиданно, что у виденного Сашкой несколько лет назад придурка, готового купить хоть что, но с колёсами, и лишь затем, чтобы возить свою задницу на работу и с работы, окажется столько много единомышленников. Поголовье автолюбителей (особенно, автонекрофилов) росло и росло. Желание взгромоздиться на что угодно, лишь - бы уподобиться «конязю» уже приводило к тому, что попытка плюнуть хоть куда-нибудь заканчивалась попаданием в ржавое бренчащее ведро с болтами. Их бросали на тротуарах и проездах. Ставили на газоны, вернее, на то, что от них осталось. Зимой это ещё было терпимо, но весной — осенью... Колёсами машин листья перемешивались с песком и глиной, образуя массу смачной консистенции, и наводящего на мысли цвета. Выбираясь с перемешанных в полное ничтожество газонов, машины закономерно отряхивали часть нацепленного дерьма прямо на тротуары. Затем вся эта шняга растаскивалась ногами пешеходов, поливалась дождиком, и асфальт твёрдый скрывался под слоем асфальта жидкого. Машинам, впрочем, тоже было не сладко  - стояли бедные и в лужах, и в грязи по самые пороги. Сашка всякий раз смотрел на растыканные по дворам авто не понимая, как можно запарковать машину в такую срань. И какой кайф в том, чтобы подъехав к дому, вылезти из неё в то же дерьмо по щиколотку? Стоянка хоть гравием засыпана, там относительно сухо, и забор по периметру. Машина не мешает никому, и пиво об неё открывать не будут. И здесь хоть немного чище станет. Твои же дети здесь барахтаются. Пройдись ты метров двести, неужели треснешь? Ответы на задаваемый раз за разом вопрос разнообразием не блистали и сводились либо к «тресну» («авто должно стоять у подъезда»), либо - «нет бабла» («ты что, штука в месяц - где возьму»). За «моё место парковки» автохалявщики неустанно собачились и гадили друг другу как могли. А чемпионом по отжатому «lebensraum»*** в окрестных дворах был пожилой жлоб, которому при развале-распиле какого-то автохозяйства отломились аж три грузовика.  Их он и держал прямо перед подъездом. Всю кучу. На одном калымил, два других, проржавевших и вросших в землю, «каннибалил» на запчасти для первого...
   Впрочем, и в центре города, где Сашка побывал всего с час назад - творилось также нечто безблагодатное, и грязи тоже было по колено, как в деревне. И даже - хуже. Центр продолжал тупо застраиваться громадными торговыми, жилыми, развлекательными и бизнес-центрами. Заказчики, соревнуясь друг с другом непонятно в чём, продолжали ввёртывать огромные кубы, шайбы и башни на пятачках в хитросплетениях старых улиц, на которых с трудом разъезжались две машины. Душили друг друга за клочок земли, а по окраинам города, а то и в середине некоторых районов - пустырей немеряно, а  до коммуникаций и подъездных путей - руку протяни. Летом вокруг строек стояла пыль столбом. Весной и осенью грязюка с них развозилась строительной техникой и просто вытекала из-под заборов, превращая окрестные улицы в подобие средневековых городов, по которым передвигаться можно было только в ботфортах или на ходулях. Конца-края этой напасти видно не было. Понятно, что всё старое сгнило и строить надо. Но зачем строить такое вот здесь и вот так. Да ещё такой ценой: старые деревянные домишки, безнадёжно сгнившие ещё при советской власти просто напросто выжигались.  Страшно было за тех, кто здесь жил.
    Немного положительных эмоций доставляло то, что в этой грязи ежедневно барахтались жители окрестных домов, в недавнем прошлом называемых элитными. И населёнными разновидностью тогдашней элиты - высоколобым «мозгом нации». Ну, или не мозгом, а чем-то другим. У Сашки, как и у многих других, был к ним «персональный» счет. Когда стало можно громко, на площади и без особых последствий кричать вслух (старая власть приказала долго и бестолково жить, а новая занималась обустройством на местах и подготовкой грядущего хапка), «мозг» о себе громко заявил. Понаставили палаток на Писательской площади (огромный, тогда ещё нестриженый газон с торчащим, точно одинокий гнилой зуб, памятником) и шумно воспротивились грядущим на ней раскопкам, связанным со строительством станции метрополитена. Защищали красоту и светлый лик города, но можно было поспорить - не хотелось болезным, чтобы под окнами у них понаставили строительной техники и грохотали, копали, пылили. Власть их охотно услышала, и в результате выделенные на строительство деньги были с превеликой радостью «перенаправлены на другие нужды», а попросту сказать - попилены. Город остался без дееспособного метро - с одной веткой, ведущей из ниоткуда в никуда, и загруженной меньше, чем на половину. Зато маршрутки можно было собирать на жёсткую сцепку и гонять «паровозиком». А отсрочку  «протестанты» получили ненадолго. Радости большого строительства подкрались с другой стороны. И попробовал бы только хоть кто-нибудь из них сейчас поставить палатку и вякнуть что-то против.
   Сегодня Сашка «с чувством глубоко удовлетворения» созерцал здание «Музея городской интеллигенции» в окружении новостроек и только что расчищенных пустырей. Это деревянное, двухэтажное, серое и обшарпанное строение, вызывало ассоциации с дощатым некрашеным сортиром, для прикола украшенным давно выцветшей вывеской. Уцелеть ему, скорее всего, было не суждено, и в обозримом будущем его ждало недолгое, но бурное знакомство с бригадой гастарбайтеров-разрушителей, экскаватором или канистрой бензина.  Впрочем, даже если случится чудо, на фоне новых зданий смотреться оно будет символично. Со своим штандартом.
   Администрация города, соревнуясь с заказчиками в тупости, издавала такие декреты, что уже привыкшие ко всему, и повидавшие всё люди за голову хватались. Освободить главную площадь от припаркованных машин! Запретить парковку впредь! Яволь! Выполнили! Моментально нагнали гаишников, эвакуаторы, и освободили - вся толпа с площади переместилась в прилегающие улочки и переулки, парализуя напрочь всякое по ним движение. В том числе и по тротуарам: они были тоже плотненько заставлены машинами «хозяев» и просто «успешных менеджеров», приехавших поработать в свои престижные офисы. Зато, сколько уже времени не могли «продавить» завершение строительства объездной дороги и изгнать на законных основаниях из города  транзитных дальнобойщиков, которые колоннами пёрли днём и ночью, раскатывая колеи и раскачивая, и без того ветхие мосты. Да, что там строительство - год бурлили, переливали из пустого в порожнее, пытаясь убрать с улиц передвижные биллборды — рекламные щиты, водружённые на «ГАЗели», «бычки», и даже «ГАЗоны». Они только назывались передвижными, а на деле врастали в асфальт и без них забитых парковок, а то и просто -  в правой полосе. А  «предприниматель», затеявший этот бизнес только смеялся со страниц и с экранов: «А, вот можно! Можно! Нет закона, и хрен вы запретите. А, на то, что вам они мешают, мне насрать. Я деньги делаю».
   Прав был Салтыков-Щедрин, говоря, что «идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы...  а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним». Ещё и в том прав, что отделил мух от котлет, и назвал идиотов – «идиотами», а не «дураками». Беды в России действительно - две, но вторая - именно, что не в «дураках» а в полудурках, придурках, и прочих идиотах с зачатками разума. Но считающих себя «умными». Умнее всех остальных, и на этом основании - норовящих нагнуть окружающих. А каноничный русский «дурак» сидит себе на печи со спокойствием будды, и созерцает творящееся вокруг него, не причиняя никому неудобства и не потворствуя хаосу и смуте. И разум его отдыхает от суетного, а то и вовсе сдан Всевышнему в аренду. Поймав исполняющую желания щуку, он просит её не власти над галактикой, а чтобы вёдра с водой сами до избы дошлёпали. Что-то большее он просит, лишь - когда его начинают «доставать». Могущество ему нужно, не для того, чтобы кого-то «построить» и научить с какого краю горбушку надкусывать, а чтобы отвязались. «Круг замкнулся, Оби-Ван» - снова пришли к тому, что всё зло от «умненьких». Откуда только здесь их столько, на нашу голову. Понятно, что и за бугром глупости и жадности хватает, но почему  здесь всё в квадрате, а, то и в кубе?  И раздолбайство, немыслимое и фееричное…
   И в чём тут загогулина? Может дело в самой вот этой территории? В этом «собака порылась», а не в том, какой ты национальности. «Пребывание в России действует разлагающе на неокрепшие умы». Умы «окрепшие» обходят эти места стороной, а «угодившие»... Славянин, татарин, чуваш, мордвин, балт, чухонец, монгол в конце-концов... Барабан! Здесь даже немцы спиваются и бросают технику в заснеженных полях! Наверное, если нас ненадолго оккупируют техасские и калифорнийские парни, то раньше, чем через полгода они станут задумываться над смыслом жизни, научатся материться, жрать самогон без закуски и «парковать» танк посереди огромной лужи. Были прецеденты и во время Второй Мировой, и после, когда утилизация ленд-лизовских самолётов в трескучие морозы сопровождалась обильным потреблением ликёров из спиртосодержащих смесей технического назначения прямо на свежем воздухе. Под обычное сало, добытое в обмен на детали с этих самых самолётов. Говорят, чистокровные янки в это дело быстренько втянулись, как миленькие. Пилить откаты они и сами умеют, только называется это у них по-другому. И по-другому обставлено. Обживутся и пошлют весь ихний Капитолий вместе с Белым Домом в прекрасное далёко! На хрена нам вся ваша демократия, если здесь - воля! Граничащая с беспределом. Здесь ничего нельзя, и, тем не менее, всё можно. Можно пить с утра и «работать» после пары стаканов, увиливать от закона, чихать на власть и всё остальное! Здесь почти нет прав, но есть возможность уклониться от обязанностей. Это затягивает! И горе всем тем, кто потом приедет их проверить и вразумить! Ботинки ревизоров найдут потом на чьих-то детях...
   Впрочем, чего уж так голову-то пеплом посыпать? За бугром – тоже точно с ума все посходили. Какое-то сюрреалистическое действо, напоминающее игру в «чапая» шахматными фигурами одного серого цвета. Но, с постоянными клятвами верности регламенту, и отсчетом времени на осмысление следующего хода. На часах с кукушкой. И, не дожидаясь результатов игры - все жрут шампанское и награждают друг друга гроссмейстерскими титулами, черными поясами, орденами и медалями, и космических размеров денежными премиями. И всё это безумство – под аккомпанемент «Дома ужасов» Мерва Гриффина. Ну, посмотрите беспристрастно на ту же Европу, куда мы так яростно лезем. Зачем лезем? Кому это надо, кроме кучки тех, что уже давно обзавелись там собственностью, перевезли туда свои семьи, и сами там «живут», а сюда – «наезжают», чтобы дань собрать? Гляньте на Германию, ещё недавно не без веских оснований претендовавшую на роль Великой. Рождаемость держится «в рамках» давно уже за счёт «понаехавших». И знаменитые их авто уверенно превращаются в дорогие игрушки для богатых понторезов. А как вам министр иностранных дел, что своей ориентации не скрывает, и не стесняется притащиться на приём к канцлеру со своим потрахушником. Небеса Великие! Да там скоро даже порнухи с нормальной ориентацией не будет! В ту ли сторону идём столь быстрым шагом? Оно вам надо?
   И меняться в разумную сторону ничего пока не собирается. Если, только не состоится Второе Пришествие, во время которого за спиной Спасителя будет маячить батальон-другой карателей. Встряхнуть бы, весь этот карнавал безумия, да только кто знает - может, так оно здесь и задумано, и сделано? И устраивать эпическую борьбу с этим уже изначально глупо, смешно и бесполезно. Потому и все попытки укрощения жадных полудурков - быстро переходят в революции и репрессии. От которых плохеет уже всем, без исключения. Причём, «виновники торжества» если и затаиваются, то ненадолго, а обычно оказываются в выигрыше, и оттягиваются потом за всё.
   Санька настолько погрузился в свои «воспоминания и размышления», что и не заметил, как промчался через ворота парка и «просвистел» почти половину центральной аллеи. Он полез в карман за телефоном, когда его окрикнули. Обернувшись, он увидел Алексея с коляской, и девчонок. Погода «шептала», домой пока никто не собирался, и они пошли по аллее дальше. День, который уже подарил Сашке одну встречу с прошлым – оказался щедр, и буквально через четверть часа, прямо здесь же, в парке они набрели на Татьяну. Дашка и Лёля не видели её с той поры, как почти одновременно ушли с завода, а Сашка – и того больше. Ну, да – слышали давно уже  от кого-то, что с завода тоже ушла. Что в налоговой работает. И вдруг – наткнулись на неё, этак вот, завернув за угол. Прямо чуть в прелести её с разбегу не уткнулись всей компанией. А они стали ещё более «роскошны», и сама Татьяна была ухожена и вальяжна. «Дама с Амстердама». Увидевший Татьяну впервые, Лёха прищурился, почесал свой благородный нос и потихоньку обмолвился: «Это какой же у неё размерчик-то... нырнуть ей в вырез… как Дядя Скрудж в сейф с денежками». Сопровождал её «джентльмен» лет пятидесяти, в ослепительно белом костюме, при аккуратно подстриженных усиках, и заметной в лице тягостью от всего происходящего. Кое-как поздоровавшись, он отошёл, прижимая к уху мобилу, потом вернулся и сказал, что ему надо срочно на полчасика отлучиться. Наше вам, с кисточкой! Лёля тоже пошла куда-то со Славиком  и Машкой (Саше показалось, что она мысленно перекрестила одну и плюнула в сторону другой), а  Дашка осталась. Рядом с «Татьяной – нынешней»  почти не накрашенная Дашка смотрелась переразвитой соплюшкой – акселераткой. «Восьмиклассница». «Три пятилетки – за малолетку»... Татьяна мило беседовала с ней, изображая несправедливо забытую, но помнящую подругу, всегда готовую понять, поддержать, и помочь в трудную минуту. Саша откровенно любовался, как это лихо у неё получается, и жалел, что так и не рассказал Дарье про их разговор у проходной тогда, в первый день. Зато, не удержавшись, рассказал об этом прямо сейчас Лёшке, с которым чуть отошли – боялись, что Настёнка, с таким трудом убаюканная в коляске, проснется. А, дослушав рассказ, Лёшка хмыкнул:
    - Есть у неё в глазках что-то змеиное… Не люблю таких людей… - в его взоре запрыгали бесенята. - Месть, смерть и преисподняя. Хочешь, подойдём поближе? Я пару раз их обойду, а возвращаясь, брякну, что-то вроде: «Однозначно, Дашка – лучше!»
    - Не хочу...
    - Как скажешь.
   Маленькая Настёнка завозилась и начала требовать, чтобы её перестали качать туда-сюда, а равномерно куда-нибудь повезли. Вдобавок в кафе неподалёку принялись жарить шашлыки. Но вместо дурманящего аромата жарящегося мяса по ноздрям ударила жуткая вонь горящего на углях жира. Нужно было уходить.
    - А из соседского клозета, ну такая вонь... – затянул Сашка.
    - Да и небо залунявилось…над деревней Клюевкой…- присоединился Алексей. - Самим бы шашлычка пожарить! Вкусного. На свежих угольках. Поехали к батяне в следующие выходные? Картохи напечем, хотя бы...
   Алексей, видимо тоже ненадолго погрузился в воспоминания, потому, что прыснул со смеху и рассказал другу, как в его студенческую бытность после принятия «на грудь» им стрельнуло напечь картошки. Дело было тоже в деревне, где они тоже, естественно, балбесничали под видом самоотверженной борьбы с урожаем. Место для подобных мероприятий было «насиженное», правда, картошки там не пекли, а просто сидели у костерка. И там постоянно была заначка дровишек, и стояло прикрытое фанеркой мятое ведро с соляркой  для ускорения процесса растопки (было сыро). Когда «стрельнуло» - было уже далеко за полночь. Принялись с энтузиазмом, а потом сидели и клевали носами — кураж не позволял всё бросить. Когда уже собрались выкатывать картофелины и вооружились прутиками, кто-то приготовил соль, а кто-то набулькал в кружку, из темноты вынырнула фигура: загулявший брат-студент кривой дорогой возвращался. Присел, перекинулся парой слов, и прежде, чем остальные успели что-то сообразить, бормоча под нос «раздолбаи, костёр-то совсем уже потух» бросил в угли пару поленьев и щедро плеснул из ведра... Для ожидавших картошки «неудача» была столь «эпичной», что бранные слова застряли в глотках. Кто-то уже потянулся рукой за дрыном потяжелее. «Кочегар» понял, что сделал что-то «не то». Что убегать поздно и бессмысленно. Что «сейчас его будут бить, и, возможно, ногами». Ситуацию спасла девчонка, которая за свою задумчивость и невозмутимость  - напоминала всем ослика Иа-Иа, который давно уже познал нашу тоскливую реальность, ничего путного от неё не ожидает и безмерно грустит по этому поводу. Она грелась под боком друга, забившись к нему под фуфайку, и выдала из-под мышки тихим, ясным голосом: «Спасибо тебе, мил человек!» Сиюминутный негатив обернулся позитивом на всю оставшуюся жизнь. Воспоминанием, которым можно поднять настроение и себе, и другим...
    «Дружившие домами» уже столько лет - расстались вскоре за воротами парка. Дальше их пути расходились. Масянька шла, держа за руки родителей, и Сашке было хорошо и спокойно: он наслаждался тихим вечером и обществом любимых своих «девчонок». Ну, кто мог с ними сравниться? Машулька, вдруг с визгом вцепилась в плечи родителей и поджала ноги, повиснув. Чучундрочка этакая! Родителям её просто не оставалось ничего другого, как расхохотаться и нести её так пока хватило сил. Машулькиных сил, естественно. А потом ещё стоять и просто смеяться, вызывая удивленные взгляды прохожих. Непонятно, чему мы радуемся? Да, просто так! «Смотрите, завидуйте»! Сашка посмотрел на идущих мимо людей. Что ж вам грустно-то так, а? Говорите, что плетью обуха не перешибёшь? Может так и есть на самом деле. Только дёргаться придётся всё-равно. Иначе – «не отвяжутся» и рано, или поздно - просто не дадут жить. Стало быть – дёргаться. И красиво дёргаться – чтоб не стыдно вспомнить было! А, уж чем это всё закончится – не в нашей компетенции...   

* - анекдот или реальная история про то, как юный А.С. Пушкин с ещё одним лицеистом удрали в Петербург из Царскосельского. В погоню за ними пустился гувернёр Трико. На заставе у едущего первым поэта спросили фамилию, и он ответил: «Однако!» Заставный записал фамилию и пропустил его. Следующий за ним приятель представился как «Двако». Заставный уже с сомнением покачал головой.  Естественно, что когда гувернёр назвался «Трико», то его поволокли в кутузку.

** - легендарный и в описываемое время «съедобный» портвейн «777».

*** - жизненное пространство (нем.).