Жить аккуратнее

Юрий Анненков известный живописец, график, театральный художник и книжный иллюстратор. 
В Париже в 1966 году вышли в свет его воспоминания, где много правды о советской России. До октябрьского переворота у художника был свой дом-дача в Куоккале. В разное время в доме этом гостили друзья Анненкова – поэты, художники писатели, известные актеры. Там ночевал Есенин, бывали Куприн, Корней Чуковский, Владимир Маяковский, Шаляпин,  Репин, Велемир Хлебников, Виктор Шкловский, Осип Мандельштам, Мейерхольд, Горький, Стасов, да весь цвет русской культуры.  Засиживались допоздна, чаевничали, спорили обсуждали литературные новинки, спектакли.
Но вот как описывает Анненков посещение своего дома после бегства Красной армии из Финляндии в 1918 году. «Я пробрался в Куоккалу (это было ещё возможно), чтобы взглянуть на мой дом. Была зима. В горностаевой снеговой пышности торчал на его месте жалкий урод – бревенчатый сруб с развороченной крышей, с выбитыми окнами, с черными дырами вместо дверей. Обледенелые горы человеческих испражнений покрывали пол. По стенам почти до потолка замерзшими струями желтела моча… Вырванная с мясом висячая лампа была втоптана в кучу испражнений. Половицы сорваны, пробиты пулями, железные кровати сведены смертельной судорогой, голубые сервизы обращены в осколки, металлическая посуда – кастрюли, сковородки, чайники – доверху заполнены испражнениями. Вот ещё записка: «Понюхай нашава гавна ладно ваняит». В третьем этаже – единственная уцелевшая комната. На двери записка:  «Тов. Камандир».
Другой сюжет.
17 июня 1940 года Красная армия пересекла границу Латвии и Эстонии. Состоялась аннексия независимых государств. Но я здесь не о политике. О другом.
Мой добрый знакомый старый военный врач Виктор Игнатьевич был участником тех событий. Находился в той группе войск. Вот, что он рассказывал:
«Знаешь, Валя, когда я впервые  прошелся по улицам Риги, то был просто поражен ухоженностью этого города, опрятностью и какой-то стерильной чистотой улиц. После нашей срани и расхлябанности Латвия меня впечатлила необыкновенно. Особенно жители. Да я ни разу не видел, чтобы кто-то бросил окурок на землю и даже спичку. В специальных нишах домов повсюду  были пепельницы.
После войны, где-то в шестидесятых, я вновь посетил Ригу.  Господи, как же она отличалась от той, довоенной. Конечно, некий налёт европейскости всё-же остался, но следы пребывания нашего человека проступали там явственно и похабно. Той чистоты, опрятности и ухоженности в городе уже не было и в помине».
К чему я привёл этот рассказ старого ветерана? Да к тому, что вывод напрашивается сам собой: в нашей  жутковатой, а порой и диковатой истории явно просматривается связь времён и преемственность поколений.
А как-то сидим мы на кухне у Лёни Мусятинского, приятеля моего и коллеги. Крепкий кофе пьём под рюмочку коньяка. Почему на кухне? Да потому, что после большевистского переворота принимать друзей в гостиной считалось неозвученным буржуазным пережитком.  Кухня для советского человека имела полифункциональное предназначение. Здесь угощали, обсуждали новинки литературы, рассказывали политические анекдоты, ругали советскую власть, вели жаркие споры и т.д. Словом, кухня для советского человека – то же, что Гайд-парк для англичанина. В гостиной же столы накрывались лишь по праздникам и семейным торжествам.
Но для меня до сих пор остаётся неразгаданной загадкой: зачем советские архитекторы в новых домах рядом с кухней туалет присобачили? Леонид предположил, что им сукиным сынам  было приятно вкушать пищу под звуки спускаемой в унитаз воды, да под барабанную дробь выходящего газа из толстого кишечника. А уж когда приоткрывалась дверь и  туалетный дух вплетался в аромат свежесваренных  щей, то тут, по-видимому, архитекторы испытывали нечто вроде гастрооргазма. «Так может они внуки тех красноармейцев, которые в чайники испражнялись?»- на полном серьёзе предполагал мой товарищ.   Ну, не знаю. Но, очень верю литературному герою, который уверенно заявлял: «Генетика не выдумка шарлатанов». В этом меня лишний раз убеждают прогулки в нашем лесу. Замечательный смешанный лес усилиями российских граждан быстро превращается в свалку.
Мой пациент рассказывает: «Однажды в субботний день пошли мы в лес с моим внуком. Гляжу, на большой поляне расположилась веселая компания. Рядом два джипа стоят. Ребята шашлык соображают. Вдруг слышу: «Петрович, привет.  Садись с нами. Давай по рюмашке». «Да нет, спасибо, - говорю,- я тут с внуком маленьким». А окликнул меня Василий, мой бывший сосед. Он торговым бизнесом занимается.  Раньше Васька жил этажом ниже. Страстный футбольный болельщик. Как только где-то выступает наша сборная он обязательно рисует на морде российский флаг, собирает большую компанию и приволакивает два ящика пива.   Но, не дай бог, наши выигрывают. Жуткий ор пьяными голосами продолжается до утра. К чему я это рассказываю? Да к тому, что на следующий день я опять гулял в лесу и проходил мимо той поляны, где развлекалась веселая компания. Глазам моим предстала жуткая картина: повсюду валялись картонные тарелки с остатками еды, обглоданные кости, окурки, жестяные банки из под  пива, осколки разбитых бутылок, куски хлеба. Большие зеленые мухи продолжали трапезу, начатую Васькиными друзьями. А ведь, наверное, ребята считают себя патриотами. Причем на полном серьёзе.  Орут благим матом Россия! Россия! когда наши в хоккей или футбол играют. А у меня, старого человека, не укладывается в голове: как это можно считать себя патриотом и так до полного безобразия изгаживать свою страну?»
Вот такую историю рассказал мне мой пациент, которую я пересказал почти дословно. И тут, грешным делом, опять о наследственности подумал. Так может Васька и  его кореша есть праправнуки тех красноармейцев, которые когда-то в кастрюли какали и мочились на стены жилища художника? А?
И ещё.  Лёня, приятель мой, однажды произнёс пронзительную фразу: «Из говна вышли, к говну  пришли».
А я, лично для себя, вывод сделал – ничего в этом мире не пропадает, не исчезает, во времени растворяясь. Всё имеет своё продолжение, поступок ли, действие,  слово.  Бывает, что и через века проявятся. Так что, наверное, жить во всех смыслах аккуратнее следует.