Эон и Эона против одеждоманов повесть-сказка

      

       ЭОН И ЭОНА ПРОТИВ ОДЕЖДОМАНОВ
       (повесть-сказка)
  Для девочек и мальчиков школьного среднего и старшего возраста. (12+).
Повесть предлагается для учебной программы юридического и полового воспитания подрастающего поколения.


        –––––––––––––––––––––––––––––
             
      
       Аннотация:
 Литературное произведение для детей и юношества 12+

Жанр:
1. Романтический бестселлер (для девочек и мальчиков)
2. Фэнтези и приключения

Аннотация:
Повесть о первобытном племени. Приоткрывается ещё одна интересная страница в развитии человеческого общества.
История одежды, с чего начиналась, как непросто, даже в муках, завоевывала мир, увиденная глазами двух друзей-подростков Эона и Эоны.

Краткое содержание:
В некогда существовавшем первобытном племени Всевидящих жили люди под названием кариллы. В племени возникло социальное зло – одеждомания (влечение к одежде). Стали появляться одетые кариллы, получившие прозвища одеждоманов, которые нарушили спокойное доселе течение жизни в племени. Двое подростков Эон и Эона втянуты в борьбу племени против одеждоманов. У молодых карилл, непросто постигающих жизнь через многочисленные стычки с одетыми кариллами, зреет революционное сознание, сознание борьбы с пережитками прошлого, в результате они переходят в стан противника и сами становятся одеждоманами. Романтическая дружба помогает героям превозмочь все невзгоды, встретившиеся на пути. Параллельно с судьбами Эона и Эоны прослеживается тяжёлая участь Олисы, девушки-одеждоманки, в финале ставшей своим несгибаемым протестом могильщицей старой общественной формации. Так, проходя через ту сложную противоречивую кульминационную точку в земной истории, новое победило старое, и мир первобытных людей постепенно перешел в нынешнее цивилизованное состояние.

       ___________________
      
      
ОСНОВНЫЕ ПЕРСОНАЖИ:

Эон, 15 лет, ремесленник, строитель.

Эона, 13 лет, ученица школы.

Тео, 35 лет, отец Эоны, подаёт из плотины воду в стойбище.

Мея, 35 лет, мать Эоны.

Злокозненная Олиса, 25 лет, одеждоманка.

Кусачий Комар, 40 лет, вождь племени Всевидящих.

Справедливый Енот, 40 лет, судья.

Честный Крот, 30 лет, защитник Олисы на суде.

Неистовый Жим-жим, 30 лет, командир отряда волкофлопов, гоняется за одеждоманами.

Хваткий Конда, 30-35 лет, старший дружинник, судебный исполнитель.

Свирепый Бык, 25-30 лет, дружинник.

Сердитый Тигр, 25-30 лет, дружинник.


ЛОКАЦИИ:

Стойбище первобытного племени в пещерах и хижинах, его окрестности, лагерь одеждоманов. Инфраструктура: амфитеатры, суд, школа.

-------------------------------

сценарный план (обычно подразумевается перечень сцен в хронологическом порядке, в соответствии с историей)
взято из СОДЕРЖАНИЯ повести-сказки "Эон и Эона" 


   
      
   Глава 1.        ОДЕЖДУ ВСЮ СЖЕЧЬ!
       Первая встреча Эоны с одеждоманами
       Семейка Эоны на природе
       Сон Эоны
       Эона в школе
       Эона дома
       Страсть к театру
       Эона вернулась домой за полночь
       Неприятный разговор с родителями
   Глава 2.        ВОЛКОФЛОПЫ – САНИТАРЫ ПЛЕМЕНИ
       Очередное посещение театра
       Эона знакомится с Эоном
       Эон осуждает одеждоманию
       Эон хвастается своими знаниями и умениями
       Прогулка на берегу озера
       Нелестные высказывания Эона и Эоны о родителях
       У первобытных людей был по телу шерстяной покров
       Встреча с волкофлопами
       Родительские нравоучения напрягают Эону
   Глава 3.        СУД НАД ОДЕЖДОМАНИЕЙ –
       БЕСПОЩАДНЫЙ И СПРАВЕДЛИВЫЙ
       Эон находит повод встретиться с Эоной
       Герои спектакля опять одеждоманы
       Эон и Эона на суде над Олисой
       Вождь клеймит позором одеждоманию
       Соревновательность между защитой и обвинением
       Суровый приговор Олисе
       Новые нравоучения родителей
   Глава 4.        ОДЕЖДОМАНЫ – ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ПЛЕМЕНИ
       Непорядочность и преступность одеждоманов
       Эон и Эона свидетели и понятые
       Обыск с изъятием одежды у Олисы
       Олиса уличена в новом преступлении
       Нравоучения родителей продолжаются
   Глава 5.       ПОБЕДА ОДЕЖДОМАНОВ
       Одеждоманы – нищие духом
       Эон и Эона наблюдают, как шьётся одежда
       Олиса демонстрирует одежду
       Кому шляпка, а Эону досталось платье
       Эона вернулась домой в платье
       Родители решили проучить Эону
       Поездка к одеждоманам
       Трагедия отца и матери Эоны
       Война с одеждоманами
               
       –––––––––––––––––––––––––––––
      
-------------------------------

 
      
       Глава 1.
       ОДЕЖДУ ВСЮ СЖЕЧЬ!
      
      
      
       ________________________
       Эта правдоподобная история произошла в близком нам краю, на нашем континенте, в глубокой древности, на стыке времён, когда первые люди ещё не носили одежд, но появились смельчаки, которые стали её культивировать и пропагандировать, когда первобытный человек, наконец-то, по-настоящему ощутил себя человеком.
       Жили в то время замечательные люди и звались они кариллы племени Всевидящих. Это был красивый древний народ, не обезьяны, и уже не обезьянолюди, а в чём-то похожие на современного человека, не диковатый лесной народ, а развитый и продвинутый, даже в философии, владеющий письменностью, правда, клинописью, читающий каменные умные книги и посещающий школы, театры и стадионы. Отличались ещё кариллы модельно стрижеными головами, стройными фигурами и тонкими чертами лица. Ходили в набедренных повязках. Считались отважными охотниками на мамонтов.
       Только оставалась одна загадка – почему-то этих разумных и красивых карилл долгое время не брали в расчёт учёные антропологи и этнографы, интересующиеся прежде тем, что происходило с человеком в результате эволюции. И всё же они задались вопросами: почему закостенели в своём развитии современные дикие племена, почему они находятся до сих пор в каменном веке? И учёные нашли ответ: потому что те обходятся без одежды. Сегодня учёные считают, что так бы и продолжался медленный ход истории человечества, если бы кариллы с некоторых пор не отяготились влечением к одежде, которая изменила весь прежний уклад жизни. От них появилось слово “мода”, чему мы кариллам сегодня обязаны и благодарны.
       Были у одежды сторонники, которых прозвали одеждоманами, и были противники – волкофлопы. Это повествование о том, чем закончилась непримиримая борьба между ними.
      
      
       Произошло это следующим образом:
       

      
      
       Глава 1.
       ОДЕЖДУ ВСЮ СЖЕЧЬ!
      
      
       Первая встреча Эоны с одеждоманами
      
       Эона, карилла племени Всевидящих тринадцати лет, с длинными волосами на голове, стройная, с полными губами, в набедренной повязке, шла по оживленному древнему стойбищу, застроенному пещерами и хижинами из палок, стеблей и листьев. По улицам, занятые своими делами, озабоченно сновали соплеменники: дружинники, ремесленники, охотники, рыбаки, скотоводы. Кто-то делал пристройки. Охотники тащили бивни и голову мамонта. Эону отвлекли возгласы, направленные во двор пещеры на одинокую одиозно застывшую в оцепенении фигуру.
       – Ха-ха-ха! Бездельник! Разоделся! Прохиндей! Одеждоман! Опасный мятежник!
       Эона увидела, что все кариллы были как кариллы в набедренных повязках, в отличие от одного, на которого показывали пальцем. Тот был в накинутой на плечи шкуре.
       А возгласы в сторону одеждомана продолжались:
       – Ты в какое время живёшь?
       И сами же отвечали:
       – В эпоху цивилизации карилл, пень ты безмозглый! Нормальных! Без одежд!
       Дружинники, отличающиеся от всех карилл бляхами из коры дерева на груди, бросились за фигурой. Она испуганно рванулась с места, пару раз зацепившись шкурой на острых углах, оставляя клочья шерсти. На третий раз шкура повисла на каком-то выступе скалы, а одеждоман, попрыгав и не сумев сорвать её, скрылся среди пещер. Эона поддалась настрою улицы и с не меньшим негодованием, засунув пальцы в рот, засвистела вслед.
       Эона не была фанаткой игры, в которой пинался мяч из плетёных веток, и не торопилась на футбольный матч, но на стадион её затянула толпа болельщиков. Справедливо сказать, у Эоны была любимая команда, которая называлась “Носорог” и сейчас она вела в счете против “Леопарда”. Но тут в самый разгар матча на поле прорвалась пара одетых карилл. Парень был весь в ветках, девушка – в листьях. Это было в новинку для племени. Никогда кариллы не преображались таким образом даже в праздники. Это было ненормально для племени, для его спокойного уклада жизни. Это была пощёчина первобытной морали.
       Свист болельщиков заглушил стадион.
       – Ах вы, разбойники! Безумцы! Вредители! Выскочки! Злыдни! Одеждоманы!
       Вождь племени Кусачий Комар рукой показывал на них и кричал:
       – Поймать и наказать!
       Дружинники схватили нарушителей спокойствия и увели их. Эона, как все, долго свистела и улюлюкала вслед.
      
      
       Семейка Эоны на природе
      
       С вечера всё было приготовлено и на следующее утро семейка мама Мея, папа Тео и их дочь Эона отправились, по обыкновению, встретиться с красотами природы. Цель была: охота, рыбалка, отдых.
       Отец тянул ручную тележку, впереди шла мать, а сзади Эона. В тележке лежала еда и лопатки для игры в мяч. Эона ни разу не вскрикнула от страха, хотя они отошли от стойбища на почтительное расстояние.
       – Налево или направо? – спросил отец, подходя к развилке, просвет которой наполнился солнечными бликами. Он неожиданно отвлекся от дороги, встретив взглядом выступившую перед ними грандиозную скульптуру.
       Эона тоже засмотрелась на еле умещающихся в её глазах четырёх девушек, тоже из семейства карилл.
       – Ещё недавно на этом месте ничего не было! – воскликнула она.
       Мать удивилась ещё больше.
       – Слышать слышала про эту высокую скульптурную группу под названием “Грации” с выбитой клинописью табличкой. Только откуда монументу так быстро взяться?
       – Привезли и поставили умельцы, – воодушевился отец. – Спасибо нашему вождю. А я всегда думал, почему на самом оживленном перекрестке при въезде в стойбище пустует такое уникальное место? Я уж не помню, где бы не стояла монументальная скульптура, символизирующая мощь нашего племени Всевидящих?
       Мать с расстановкой прочитала надпись:
      
       Кариллы-патриотки, срывающие с себя и топчущие ногами последние одежды
      
       Отец прокомментировал:
       – Насколько я понимаю, каждая грация отождествляет решительным поступком свой темперамент.
       Среди граций: первой – унылой, второй – дёргающейся в приступе и третьей – просто бешеной, Эоне понравилась четвёртая, степенно, рассудочно, со знанием дела исполняющая свою динамику движений, о чём и призналась:
       – Папа Тео, мне симпатична вторая слева. Как мне хочется фигурой и характером быть похожей на неё!
       – Олицетворяющей собой спокойствие? О, какая у этой кариллы уравновешенная харизма! Молодец, дочка, выбор правильный! – поддержал её отец. – Это поможет тебе в дальнейшей жизни.
       – Покрасуемся! – предложила Эона.
       – И как ты видишь себя на фоне подъёма стопы? – спросила мать.
       – Я могу на ней полежать, – ответила Эона.
       – Давай в другой раз, когда ещё на вершок подрастёшь! – Отец совершенно не шутил.
       – Вечером будет темно.
       Отец послушался и подсадил дочку.
       – Конечно, из всех искусств самое высокое – это скульптура! – с воодушевлением сказала Эона, взобравшись при помощи отца на постамент.
       – Согласна! – поддержала её мать. – И в прямом и в переносном смысле!
       – Так кто куда желает? – ещё раз повторил отец.
       – Сегодня – направо! – сказала мать.
       – А я – в горы! – загорелась Эона.
       По извилистой дороге они взобрались на вершину, так что тележка еле взяла подъём; под днищем плавно зашуршала высокая трава, она издала последний чавкающий скрежет, и стало необыкновенно тихо. Вокруг простиралась ровная зелёная лужайка.
       Пока мать доставала всё необходимое из тележки и собирала коренья, отец с Эоной взяли в руки лопатки. Игра состояла в том, чтобы не дать мячу из сплетенных листьев и веток упасть на землю. Отец много не двигался, степенно направляя мяч в сторону дочери. Она металась, как сумасшедшая, стремясь отразить удары, и не уступала. Скоро ей начало всё удаваться, тем не менее, она пожаловалась:
       – Ноги уже еле слушаются, и почти не остаётся дыхания.
       – Терпи, дочка! – воодушевил отец. – В этой жизни побеждает только ловкость, упорство и настойчивость!
       Напоследок, отразив очень трудный мяч, что сама удивилась, Эона, как оказалось, послала его так эластично, сильно и точно, что отец от неожиданности не принял удар.
       – Классный приём. Ты выиграла! – сказал уязвленный отец.
       Мать дала сигнал к перерыву.
       – Как красиво! – гордо восхитился отец. – А какой изумительный отсюда вид на озеро с впадающей в него речкой. Посмотри, дочка. – Он подвёл её к краю пропасти.
       – Только весь вид портят эти чумовые нахалы, что собрались внизу, – заворчала мать. – Оделись как попугаи во все пёстрое – ни стыда, ни совести. Оккупировали территорию. Я за свою жизнь не надела ни одной тряпки. Папа это подтвердит, а я за него ручаюсь, что он тоже никакой одежды на себя никогда не натягивал. Соответственно, я не порвала ни одной нитки, ничего не протерла задним местом и не обносила до дыр. И никакой карилла не показывал на меня без одежды глумливо пальцем!
       Эона присмотрелась. Там, глубоко внизу, на берегу озера расположились какие-то кариллы.
       – На таком внушительном расстоянии они кажутся копошащимися точками. Вот всё, что я вижу, – пожала она плечами.
       – А ты лучше приглядись! – посоветовала мать.
       Кариллы полностью овладели вниманием Эоны, и она сказала:
       – В отличие от нашей компании, где вы: папа и мама, и я, ничего из одежды на себя не нахлобучивали, кроме набедренных повязок, те кариллы носят какие-то на себе одеяния, прикрывающие различные части тела. Женщины облачены точно в балахоны и кажутся с неестественно вульгарными короткими ножками, а мужчины в таких же балахонах слишком карикатурно толстые.
       – Дочка, не слишком ли много увидела? – поморщился отец.
       – Кто это? – поинтересовалась Эона.
       – Недоумки, щёголи, и просто мерзопакостные кариллы! Одеждоманы, кто же ещё! Нашли обиталище, забавляются выродки! Мы – без одежды, верны традициям предков, а одеждоманы начихали на всё – разоделись, ходят расхристанные, как страшилища! – в сердцах сплюнула мать, высокая карилла, с немного излишним весом. Внешне мягкая, женственная, но под этой оболочкой таилась гранитная твёрдость.
       – А ещё цивилизованными из себя строят... мерзавцы! На тропу войны! Они жаждут нашего возмущения, и они получат его – на свою голову! А одежду всю сжечь! Сжечь! Сжечь! – Отец тоже кипел от ярости. Это был карилла сорока лет с вьющимися волосами и холодными чёрными глазами, пронизывающими насквозь.
       Мать принялась за свое ворчание.
       – Эона, неужто не помнишь, как мы тебе с папой в детстве сказки рассказывали: “Жили-были злые-презлые жестокие одеждоманы. Великаны, циклопы, кикиморы по сравнению с ними были мелкими, безобидными негодяями. Папа-одеждоман ловил маленьких детей, не желавших слушаться, а мама-одеждоманка их аппетитно ела, похрустывая косточками, остатки которых зарывала в саду, отчего вырастали большие яблони и урожаи всегда были высокими, а яблоки наливными”. Так это они, одеждоманы, и есть – злобные, коварные, абсолютно безнравственные.
       Перед Эоной встали картины детства.
       – Помню, – голос её задрожал, – как я тряслась при одном только упоминании об одеждоманах, насильно заставлявших детей одеваться. Внутри подступал неприятный холодок, мороз бежал по коже.
       – И ты сильнее прижималась ко мне с криком: “Мама Мея, я боюсь!” – подтвердила мать.
       – Должно быть, это ужасно! – сказала Эона вдруг.
       – Что ужасно? – поинтересовался отец.
       – Жить вот так, в лесу, совсем одетыми. Как... дикари в перьях.
       Мать окинула Эону ледяным взглядом.
       – Нашла кого жалеть!
       – Они же одетые! – резко согласился отец.
       – Разве так уж скверно ходить одетыми?
       – Очнись, дочка, ты словно живёшь в надуманном, нереальном, ложно нарисованном мире, задаёшь такие несусветно глупые вопросы! – вразумила мать. – Разве можно что-либо более неприличное и непрактичное себе вообразить? Одежда? Она не имеет особого значения, чтобы сходить по ней с ума. Без еды нельзя – без одежды прожить можно!
       – А то как же! – сказал отец. – Достаточно и набедренной повязки, в чём ходили наши предки. Во-первых, одежда стесняет движения. Во-вторых, с экономической точки зрения иметь одежду – сплошное расточительство. А в-третьих, одеждоманы не считаются с мнением вождя. Тебе не надо на это безобразие смотреть, дочка. – Отец отвел Эону от пропасти, посадил в тележку, накрыв пальмовыми листьями и оставив выглядывающую голову.
       – Я думаю, нам лучше возвратиться домой – настроение пропало! – сказала мать.
       – Хорошо.
       Отец взялся за тележку.
       Совсем близко прошла молодая парочка. Эона отметила, что оба выглядят импозантно. Мужчину обрамляла густая чёрная бородка, открытое тело отличалось сильной мускулатурой и привлекало бронзовым загаром. Даже лысина не портила впечатления, хотя вообще-то Эона терпеть не могла лысин. У женщины были густо накрашены ресницы. Она семенила мелкими шашками, а светлые длинные волосы с головы били её по бедрам и ветром задувались между ног. Эона проследила за парочкой отсутствующим взглядом.
       – Может, эти приятные толстяк и с виду порядочная, благопристойная дама в укромном месте тоже одеждоманы? – неожиданно спросила она.
       – Откуда у тебя такие непричёсанные, неприличные мысли? – изумился отец.
       – Куда только катится мир? – вздохнула мать.
      
      
       Сон Эоны
      
       Эона легла спать, привалившись к камню. Спала она в эту ночь отвратительно. Сон путанный, мельтешащий смутной неразберихой. Не то, чтобы ей что-то мешало – нет, пространства в пещере было достаточно, а лежачее место было широким без излишеств по удобству, и она могла перекатываться с одного бока на другой, хотя в этот год ночи были необычайно прохладные. Кариллы могли без всякой нужды спать на голой жёсткой земле, и этот суровый образ жизни был в чести у её племени и ко многому приучил. Снились Эоне раскаты грома и время от времени небо прорезали ослепительные молнии. При частых вспышках и пульсирующей смене темноты на свет, она видела тех карилл-одеждоманов, двигавшихся словно в упоении и импульсивно менявших позы. Какая-то карилла стянула с себя большую и длинную белую тряпицу с выбитыми завитушками, к низу уширенную, и помогла надеть её Эоне, объяснив, как надо пользоваться. Эона сгорала от стыда, а ещё больше – от страха. Потрясающая, мягкая эластичная тряпица облегала тело, от прикосновения которой она млела! В жизни Эона такое блаженство никогда не испытывала. И оторвать глаз от тряпицы было невозможно. От счастья Эона то снимала её с себя, то ловко продевала сквозь голову на бёдра и ноги.
       – Эона, не бойся, это платье. Без него обходиться нельзя, – нашептывала та карилла. – Мечты твои сбываются-ются-ются!
       В пещеру проник первый луч света, а Эона не соображала со сна, где она и что с ней происходит, но, наконец, до её сознания медленно дошло... Платье!! Она быстро, чтобы родители не заметили, сделала скидывающее его движение, но руки прошли через платье, как сквозь пустоту, как будто его на этом месте вовсе не было. Ошибки быть не должно, платье только что облегало фигуру. Где оно? Эона не поверила в обман, лежала лицом вниз, дав волю рыданиям. Но мало-помалу успокоилась, повернулась на спину и, задумавшись, уставилась в потолок пещеры. Идти надо было в школу – там учили премудростям умные кариллы, а идти совсем не хотелось.
      
      
       Эона в школе
      
       Весь день, все уроки Эона томилась от предчувствия неизвестности, устремив свой взгляд во двор на скульптуру “Школьница держит равновесие на пне”. Центр тяжести фигуры явно не приходился на середину пня, и Эоне всё казалось, что девочка, вот-вот, упадёт.
       На земле лежали стопками большие каменные плитки с клинописью, время от времени учитель поднимал эти книги и рассказывал:
       – Мы самые отважные охотники на мамонтов. Чтобы поймать зверя, надо выкопать глубокую яму и слегка заложить её сверху ветками. Мамонт загоняется в это место и проваливается, так что выбраться не может...
       Примостившийся рядом школьник по имени Ариет красками упоенно рисовал на коже Эоны военные сцены, устроив целый импровизированный бой из вихря огня и дыма. Он вёл войну методично, со знанием дела, и шептал:
       – Я – Ариет. Враги нашего племени будут разоблачены и разбиты, начинаю новую атаку.
       Горящие головёшки готовы были вырваться из кострища, взмыть сквозь пелену кудрявого дыма в воздух и упасть на стойбище неприятеля из соседнего племени. Половину головёшек Ариет планировал оставить в небе, но остальные, как предполагалось, должны просыпаться на головы мечущихся в ужасе противников. Очередная головёшка волочила за собой хвост дыма, который распространился по всей спине Эоны и переметнулся на её бедра.
       Большинство мальчиков и девочек завороженно следили за тем, что произойдёт дальше, не захлебнётся ли атака раньше окончания занятий. Но Эона ничего не замечала, как не замечала, что пора идти домой. Её поглотила неотвязная мысль.
      
      
       Эона дома
      
       В пещеру Эона принесла ворох больших листьев и схоронилась за камнем. Она нанизала их на ветки, надела это на себя, затем собрала лишние листья и смастерила рукава.
       Было совсем недурственно, как на тех женщинах-одеждоманках. И смотрелось небезобразно, удобно, и большая часть тела прикрыта. “От кого и для чего?” – мелькнула шальная мысль и пропала за ненужностью ответа. Эона сделала неожиданное открытие: было не по сезону прохладно и сыро, но в листьях тепло и уютно.
       Кто-то постучал в пещеру. Эона испуганно выскользнула из листьев и попыталась скрыть следы, но не успела. Это был Дарп, соседский парень, будущий ремесленник, берущий уроки у её отца. Эона вышла из полумрака к выходу из пещеры, стараясь глядеть прямо и не прятаться от его пронзительного взора. Она загородила вход, чтобы заслонить своим телом предательские листья, и чтобы парень ни о чём не догадался. В такой неудобной и напряжённой позе она простояла долго.
       Её беспокойство, что Дарп что-нибудь увидит, оказалось напрасным, потому что тот ничего не заметил, даже вдруг выступившие на длительное время широкие красные пятна на её лбу, и даже не отвернулся. Эона ждала, что он скажет.
       – Эона, отец дома? – наконец прервал он паузу.
       – Будет вот-вот.
       – Тогда я подожду. – И он уселся на другой камень, иногда как-то рассеянно и искоса поглядывая на девушку.
       “Наверное, он воспитанный, благородных манер и привык иметь дело со скромными, порядочными девушками”, – подумала она.
       Дарп продолжал разглядывать её, почему-то медлил, не спрашивал и не уходил.
       “Очень тактичный, – отметила для себя Эона. – И очень уважительный”.
       В напряженном молчании они скоблили глазами друг друга.
       – Ты здорова? – спросил он.
       – Я обращаюсь к древним богам. – Эона сложила ладошки вместе. Ситуация заставила сказать первое, что пришло в голову, и дальше воздеть к небу руки.
       Пришёл отец. Он был какой-то сумрачный, и вялым рассеянным голосом бубнил:
       – Какой кошмар! Опять похожий несчастный случай на плотине, с которой к нам бежит вода. С этими недотепами-одеждоманами, ну прямо, никакого сладу. В обход наставлениям вождя набросил на себя хламище из листьев и соломы, его за них и затянуло под черпаки. Осталось только кровавое месиво, крошево осталось от него...
       Он увёл Дарпа в свою часть пещеры.
      
      
       Страсть к театру
      
       Эона не просто любила театр, она обожала его. Это было её пламенное увлечение посещать его. Эона знала отличный открытый амфитеатр, при входе которого стояла привлекательная скульптура древней богини, но такого прекрасного слова о сегодняшнем спектакле под названием “Не сочувствуй одеждоманам” определённо сказать не могла. Его ещё надо было просмотреть и оценить. Спектакль и в самом деле нуждался в нелицеприятной оценке, так как оказался на редкость нудным и неинтересным, сложным по восприятию, но возможно Эона сама недостаточно активно проявила обратной связи. В спектакле надо было самой выражать участие криками, или хлопать в ладоши и принять сторону главного героя. История главного героя началась с того, что он подверг возмущению свою невесту, когда узнал, что она симпатизирует одеждоманам, вольно или невольно потворствуя им. Тем не менее, он не бросал активных попыток вырвать её из чуждого общества. Судьба развела жениха и невесту по разные стороны баррикады. Девушка оказалась тёртым калачом в своей беспринципности и политической неграмотности. Она поломала его и свою жизни, жизни родственников, а потом и вовсе он и она отказались от большой любви ради каждый своей правды.
      
      
       Эона вернулась домой за полночь
      
       Эона пошла домой.
       “Почему спектакли заканчиваются так рано? – с сожалением обратилась она к себе. – Ещё потолкаюсь здесь. Ну и пусть... Мама с папой опять останутся недовольны, они спросят меня за завтраком: “Когда вернулась?” и получат чистосердечный ответ: “В полночь”. И опять я окажусь врединой. Родителей не поймёшь – они всегда ворчат, когда я возвращаюсь домой: то слишком рано, то слишком поздно. Им никогда не угодишь. Я не хочу жить по их желанию и строгому распорядку. Я хочу одного, стать, наконец, взрослой и самостоятельной”.
       Эона хорошо ориентировалась в темноте, поэтому не торопилась.
       В последнее время она часто задавала себе вопрос: “Когда же родители перестанут чрезмерно опекать её?” Это было немаловажно и влияло на её последующие поступки. Она не знала, верить родителям или нет, доверять ли им? Ей не хотелось давать им обещаний. И, вообще, не хотелось с ними разговаривать, а общение назло им превратить в неповиновение.
       Эона протрусила пару улиц и взглянула на небо всё в звёздах. Яркие, они казались навешанными на тёмный свод неба, и луна, как по мановению палочки, словно для полного парада звёзд и планет появилась из-за тучи. Ночь петляла за Эоной и заговаривала в уши вместе с песней бродяги: “Как прекрасно ночью на безлюдной улице одинокой хорошенькой девушке! Ах, как безумно волнительно и восхитительно под утро!”
       Вспомнив о времени, Эона ужаснулась – была и в самом деле полночь.
      
      
       Неприятный разговор с родителями
      
       Завтракать сели рано, но обгладывал кость только отец. Он стучал костью о камень, выбивая таким способом из кости мозг. Эона не притрагивалась к пище.
       – Ты где была так долго? – осведомился он.
       – Гуляла.
       Другого ответа никто не ожидал.
       – Мать, ты ничего не заметила? – спросил отец. – Наша дочь не перегуляла положенное ей время?
       Мать неопределенно пожала плечами.
       – Немножко переусердствовала... И правда, она в последнее время стала очень странная какая-то и доставляет много хлопот. Вероятно, трудности переходного возраста, но если ты считаешь это нормальным... Не вижу ничего особенного. Вот если бы не вернулась совсем...
       – А всё-таки?
       – Пожалуй, она действительно перегуляла.
       – Какие будут суждения по этому поводу?
       – То есть? – не поняла мать. – Перегуляла, потому что переутомилась в школе. И надо было отвлечься.
       – Но не до такой же степени. Она не переступила порог вседозволенности?
       – Ты – отец, тебе решать.
       – Ну, – обратился отец к Эоне, – как этот твой двухактный спектакль? Не слишком ли затянулся?
       – А? Что? – она сделала вид, что не расслышала вопроса.
       Но мать было трудно провести.
       – Не юли, отвечай немедленно!
       – Какой двухактный? – переспросила Эона, тоже хватая толстую кость.
       – То ты ешь, то ты не ешь! – возмутилась мать.
       – Ага! Значит, спектакль был не двухактный, а трехактный! – съехидничал отец.
       – Сознайся, дочка! В некотором смысле, наверно, и в самом деле было две части! – сказала мать. – Одна в театре, а другая – где-нибудь в другом, некотором смысле, удалённом месте при луне с дружками и подружками? Отрывались как могли! Молодёжь сегодня не отличается нравственностью!
       Это был верх откровенного цинизма. И от кого – матери и отца! Эону стала бить дрожь.
       – Я... я... – неуверенно начала она.
       – Ага! – Мать уловила в голосе дочери странные нотки, и её внезапно охватило чувство тревоги. – В чём дело? Ты хочешь сделать откровенное признание?
       – Мама Мея и папа Тео, никаких подруг и дружков я не знаю! – Эона сорвалась в крик.
       – А кому ты тогда морочила голову до поздней поры? Может молодому карилле?
       – Никому…
       – Такое возможно разве что после спектакля! – задумались мать и отец. – Можно и самой себе морочить голову. Ну и зря! – затем в один голос бросили они. – Можно было бы и признаться, тем более, насильно тебя за язык не тянут. А всё же, что ты делала всё это время?
       – Я... не знаю... хорошо провела время, – сказала Эона, – и не сделала ничего предосудительного.
       – Ах, на достойном уровне? И это все на сегодня прекрасные новости? – ещё спросил отец.
       Мать жевала коренья.
       – Скажите, пожалуйста! – произнесла она. – Наша безукоризненная, тринадцатилетняя дочь чиста как родниковая вода. Теперь, наверное, ты будешь вечерами по-стариковски сидеть дома и, конечно, примерно читать с толковым видом каменные книжки – ах, какая я необычная!
       – Мама Мея, я тебе говорила, что бросила читать книги! – сказала Эона, показывая на стопку нечитанных каменных книг.
       – Почему же, читай себе на здоровье, но только хорошие, достойные, полезные книги, которые мы советуем. О ведении хозяйства, о вкусной и здоровой пище, например, – заметил отец. – Только свою грамотность не выпячивай наружу перед молодым кариллой, создавай ему фон, что он очень умный и компетентный.
       – Опять вы за своё? Нет и не было у меня молодого кариллы! – запротестовала Эона.
       – На первый раз поверим! – согласился отец.
       – И древнего бога ради – такое сейчас сложное время – не говори карилле, что читаешь книжки, он может неправильно подумать, превратно понять и по-своему истолковать! – взмолилась мать.
       Эона только успевала хлопать глазами от родительской мешанины в головах.
       Отец предостерегающе поднял палец.
       – Самое главное, дочь, когда поздно гуляешь, будь осторожна – не нарвись на одеждоманов – это очень плохие, каверзные кариллы!
       – А сумерки и тьма самое опасное и беспокойное время суток для молоденьких девушек, – добавила мать.
       – Почему они каверзные?
       Отец неторопливо дожевывал стебель бамбука.
       – Ну, слишком хитроумные и всё. Это не предмет для разговора, а тем более обсуждения.
       – Почему же?
       – Почему-почему? Потому что... – отец поперхнулся костью и закашлялся. – Да что ты всё надоедаешь с глупыми вопросами? – отрезал он и тут же пожалел о своей резкости, хватая воздух ртом.
       Мать раздвинула ему челюсти, достала кость из горла и выкинула её на улицу.
       – Мы знаем этого парня? – спросила она.
       Эона опустила глаза.
       – Какого?
       – Опять! Не переспрашивай, когда тебе задают вопросы. Это плохой тон!
       – Не совсем.
       – Он хоть получил приличное воспитание? Не то, что одеждоманы, эти неврастеники и фанатики – я их гнилое нутро вижу насквозь!
       – Он... самый... хороший... – выдавила Эона из себя.
       – Ах, просто отличный, замечательный парень? – не поверила мать.
       – Да, он тоже их на дух не переваривает.
       – Да, неужто! Бьюсь об заклад, что ты ему сказала, что не хочешь больше его видеть, потому что он хотел тебя проводить, а ты отказала, грубо и бесцеремонно. Обошлась с ним как с простым прощелыгой! – откровенно и прямо сказал отец.
       “Откуда у них такое любопытство? Почему они всё знают? Отчего они на стороне парня и пекутся о его благополучии?”
       – Нет, не отказала! – Эону опять била дрожь от циничного перекрестного допроса и у неё появились слёзы. – Как раз на днях вечером мы с ним встречаемся снова!
       Она осеклась, потому что далеко зашла в обмане. От спровоцированной родителями лжи её мутило.
       – Вот это да! – присвистнул отец. – А мы и не знали, какая у нас дочь необыкновенная и ещё энергичная – водит дружбу с парнем!
       – Ура, святая простота! Очаровательная детская непосредственность и откровенность, чуждая всякой фальшивости! – сказала мать. – Может быть, теперь ты станешь вести себя как паинька, возьмёшься за ум, закончишь школу, будешь колготиться только о будущем, и вообще, глупые мысли не пойдут в неокрепшую голову?
       – Или ты хочешь сделать нам сюрприз – привести парня с нами познакомиться? – Отец вопросами был беспощаден.
       Чего в сказанном было больше: иронии или правды? “Умеют же взрослые всё запутывать”, – подумала Эона. – “Льстецы и… придиры!” – в сердцах хотела сказать она напрямую, но повременила.
       – Может быть! – вспыльчиво ответила она. Прежде она никогда не лгала и теперь была на себя в обиде.
       И её понесло. И она накричала на отца с матерью:
       – Это унизительно – думать постоянно о том, чего хочется вам, родителям. Ложь, ложь, ложь! Вы сами преподали мне первый урок лжи!
       – Дочка, соберись с мыслями! – обиделись они. – И отвечай с достоинством, почему не прибрала пещеру, почему плохо причесалась, у тебя же колтун на голове?..
       “Ох, уж эти каждодневные “почему”.
       Но только по дороге в школу Эона воодушевилась, увидев на воде пруда своё отражение. Как живому существу, она сказала:
       – Есть совет из мудрой книги, что, солгав однажды, нужно либо продолжать лгать, либо признаться во лжи. И первое и второе мать с отцом словно только и ждут от меня. А поскольку о признании не может быть и речи, остаётся либо поступить так, как сейчас сказала, либо, по крайней мере, делать вид, что так поступают правильные, хорошо воспитанные девушки.
       Пришла ещё одна крамольная мысль – сбежать от родителей куда подальше, куда глаза глядят. Совсем, навсегда! Вот тогда они прольют слёзы и поймут, какую дочку они потеряли.
       

      
      
       Глава 2.
       ВОЛКОФЛОПЫ – САНИТАРЫ ПЛЕМЕНИ
      
      
       Очередное посещение театра
      
       Эона передумала, она решила пока отложить побег из племени, а сегодня пробыть после театра... хотя бы за полночь, но не позже… то есть не раньше… иначе родители станут подозревать её ещё больше в нечестной игре.
       Был вечер. Эона выбрала другой амфитеатр, площадь перед которым украшала фигура древнего бога. Его мощные обнажённые мышцы обнадёжили её, что сегодня будет классный спектакль.
       Солнце ещё не село, но вечер вступал в свои права вкупе с обязанностями перед природой тёмно-синими тенями, выползающими из стенок пещер и хижин.
       Девушка выбрала террасу повыше и вжалась в один из вырубленных из камня топчанов, вытянув для удобства ноги. Тихонько покачиваясь в непоседливой позе, она следила за спектаклем под названием “Наказать одеждоманку”, одном из немногих при небогатом выборе, который навязчиво показывал театр, как воспитательный, как профилактический для молодежи, и попасть на другой спектакль, не посмотрев этот, было практически невозможно.
       Это был избитый по тематике спектакль про разодетую с ног до головы одеждоманку. Весь сюжет основывался на тщетных попытках отрицательной героини понравиться вождю племени. Её сердце буквально бушевало, кипело, неистовствовало от нетерпения. Одеваться! Одеваться! Одеваться во что попало и в любое время дня и ночи! Самолюбие говорило ей, что у неё блестящие перспективы в племени, что она карилла с головой, что знает, чего ей хочется. Оставалось совсем немного – реализоваться как личность! Для этого нужны были бусы и ожерелья из цветных камней и костей зверей, которые лишь изредка перепадали ей, что не совсем её устраивало. Как осанка и поступь были легки и грациозны в редкие моменты успеха, когда она возвращалась к себе домой в пещеру, обвешанная клыками или звеня подаренными бусами и блестящими каменьями!
       А без них она была опустошённая и надломленная. Пудра и румяна трескались на её лице, изредка вспыхивающий весёлый огонёк, который она зажигала при встрече с одеждоманами, тут же потухал, как только она оказывалась у разбитого корыта.
       Бесчисленные расфуфыренные наряды одеждоманки, назначение которых Эона не понимала, стоили много клыков и... охраны. Тем не менее, несмотря на охрану, героине усложняли её и без того непростую жизнь грабители, не оставляли в покое аферисты, жаждущие жить за её счет, сотрясали конфликты с бдительными дружинниками. Даже волкофлопы не могли её наставить на путь истинный. Вождь тоже не в силах был на одеждоманку воздействовать, хотя время от времени держал её взаперти в тёмной пещере, чтобы она образумилась.
       “Суета сует! Наверное, хорошо, что у меня ничего из одежды нет”, – подумала Эона, а в голове настойчиво пульсировала реплика из спектакля: “Нормальное племя не приемлет одеждоманов, воспринимает их как…  как чуму и саранчу!
       Правильное направление мыслей Эоны подтверждали раздававшиеся вокруг многочисленные возмущённые возгласы зрителей, говорившие о том, что у каждого нормального кариллы серое убожество мелькавших на сцене шокирующих, напыщенных нарядов одеждоманки вызывали только отвращение и, соответственно, волну протеста. И Эона тоже топала ногами и кричала вместе со всеми. Постепенно она устала это делать. Развитие сюжета перестало забавлять, и больше раздражало. Её не трогала чуждая, далекая от действительности и от её собственной жизнь одеждоманки.
       Пришла пора обмозговать и переварить свои страхи и переживания. Она считала себя обычной нормальной девушкой: у неё то появлялись угри, то выскакивали прыщи, то вовсе пропадали; пару раз обнималась и целовалась с подростками-кариллами и искренне недоумевала, почему вокруг одеждоманов столько пересудов?
      
      
       Эона знакомится с Эоном
      
       А спектакль надоедливо продолжался. Эона сидела одна и томилась от неинтересного, хотя впервые виденного спектакля.
       Она вдруг поймала себя на мысли, что ни один молодой карилла не удосужился подсесть сегодня с нахальным вопросом: “Место не занято, девушка?” Ох, уж эти наскучившие вопросы, на которые девушки не любят отвечать.
       Было душно, и пот ручьём катил по телу и стекал по ногам. Она чувствовала себя неловко. Этого только не хватало – расплавленное от жары тело! И потные ладони!
       Чья-то услужливая рука остановила поток. Эона вгляделась в соседа. Кажется, это был карилла с взъерошенной курчавой головой и с взбитым чубом. Он без разговоров подсел рядом. Тонкие, как бы волнистые губы его были полуоткрыты.
       Незнакомец вел себя свободно и обходительно – собирал с Эоны капли пота и стряхивал на землю. От неожиданности девушка растерялась, даже не смогла задать обычный, дежурный в таких случаях вопрос: “Что ты делаешь?”
       На вид ему было около двадцати лет. Одет в...
       Эона сначала вздрогнула, а потом внимательно пригляделась: карилла был вполне из нормальных – не одеждоман.
       Незнакомец уловил слабое непроизвольное движение Эоны.
       – Место не занято, девушка? – спросил он.
       Эона взъярилась:
       – Ох, уж эти надоевшие вопросы, за которые хочется отвесить кому-то хорошую пощечину.
       Парень оставался спокойным.
       – Не дуйся! Я хочу избавить тебя от неудобства, постигшее тебя как стихийное бедствие.
       “Все бы были такие обходительные!” – сменив гнев на милость, подумала она о других парнях с замашками грубиянов.
       Незнакомец продолжал собирать с Эоны капли пота и стряхивать их под ноги.
       Тут уже Эона не сдержалась.
       – Мне не нужна твоя помощь! – чуть не крикнула она.
       – Я уже много собрал… – Парень показал в ладонях влагу. – А почему ты на меня смотришь, как на кариллу из чужого племени?
       Эона призналась.
       – Фу ты! Мне уже всюду стали мерещиться одетые кариллы!
       – И мне тоже, – ответил он.
       Эона прошептала:
       – Не слишком ли ты ведёшь себя любезно?
       – По-моему ты расстроена? – услышала она.
       Эона уже внимательней посмотрела на парня.
       – Нет, просто... – ей изменил голос. – Просто немного непривычно.
       Тем временем на сцене пошел эпизод, как к одеждоманке пришли родители и, застав дочь в одежде, поставили условие, сопровождаемое угрозой:
       – Или ты сейчас же расстанешься с этим хламьем или мы зададим тебе трёпку?
       Одеждоманка не шевельнулась, разве что только натянулась как струна.
       – Ждём – раз... – сказал отец.
       Наступило молчание.
       – Ждём – два... – предупредила мать.
       Не было ответа.
       – Ждём – три! – От крика отца над амфитеатром поднялись с гвалтом птицы.
       Но дочь снова промолчала.
       – Ах, родители для тебя никто? – возмутился отец.
       – С этих пор мы отрекаемся от тебя! – выпалила мать.
       И они покинули дочку.
       – Их профилактические меры лучше всего говорят о правильном методе воспитания, – подал голос обходительный молодой карилла.
       – Этого делать не стоило! – сказала Эона, обращаясь, то ли к одеждоманке, то ли к парню, продолжающему вести себя так уважительно, и услышала решительное:
       – Следовало! Обязательно следовало задать трёпку, и как можно раньше.
       – Ещё в детстве, – добавила она.
       – И чтобы каждый день! – не поморщился Эон.
       Эти слова Эону возмутили.
       – Эгей, но мы даже не знакомы, а уже ведём откровенные разговоры!
       – Меня зовут Эон. Я гончар, изготовляю глиняную посуду, учусь ремеслу, помогаю отцу, ну и занимаюсь строительством для племени: это мосты, пещеры, хижины, театры, стадионы. Теперь ты меня знаешь, а я тебя ещё не изучил, но думаю, это дело ближайшего будущего с твоего позволения. Хип-хоп! – как-то удивительно сказал он.
       – Я тоже не против, пожалуйста, называй меня Эона, – представилась она и подала парню ладонь.
       Эон подал свою и с изумлением посмотрел на Эону.
       – Надо же! Эон и Эона! Как мы во многом похожи! – произнёс он. – То есть, похожи не настолько, но настолько, насколько вообще для кого-то возможно настолько походить друг на друга.
       – Мудрено говоришь!
       – Я и не такое умею!
       Эона добавила:
       – Похожи даже именами!
       – Ну вот, долой комплексы, – зашептал Эон, – теперь ни у кого нет преимущества перед другим, и я тоже знаю твоё имя. А это значит, что на семьдесят процентов ты моя девушка.
       Эона прикинула в уме и сказала:
       – Не задавайся много! На двадцать, учитывая первое знакомство.
       – А я не заношусь, – Эон не хотел уступать. – Если уж торговаться, то шестьдесят девять и ни процента меньше.
       Эоне понравилась сговорчивость Эона. В ответ она произнесла:
       – А ты, раз я знаю твоё имя, на восемьдесят процентов мой парень.
       Эон блеснул глазами.
       – Не много ли на себя берёшь, не много ли хочешь? Это полная, скажу тебе, несправедливость! Но я джентльмен! Так и быть – уступаю. Даже больше того, предлагаю девяносто два процента, и я твой парень безраздельно на все сто.
       – Я согласна. Но мои родители... – хотела предупредить Эона, но Эон перебил:
       – Ну их, все предки одинаково неинтересны! Типичное узколобое мышление склеротиков и маразматиков!
       – Конечно, они старпёры, динозавры и гоблины, но нельзя так пренебрежительно говорить о родителях, – остановила она парня.
       Выражение глаз девушки в наступивших сумерках он не заметил, но они блеснули предостерегающим лучом.
       Эон смотрел на неё, перебрасывая взгляды сверху вниз, снизу вверх, на сцену и наоборот, лениво думая, сколько ей лет. Фраза возникла как бы из тайника.
       – Готов поспорить, тебе уже за двадцать лет перевалило!
       Эона ощутила гордость, что её считают такой взрослой.
       – Почти, – произнесла она с сожалением, – мне только тринадцать исполнилось.
       – Мне тоже не пятьдесят, а всего пятнадцать. Возраст не помеха, хип-хоп! – подмигнул он.
       “Обаяние обаяет его, – пронеслось в голове у Эоны, – а курчавая голова очень идёт к его лицу”.
       Эона опять попыталась сосредоточиться на спектакле. А конкретно, на одном из многочисленных эпизодов, связанным с приводом одеждоманки к вождю племени. Тогда терпение воспитывать её лопнуло. Дело дошло до суда вождя. Очень понравилась его речь:
       “Любителям носить одежду, этим одеждоманам, нарушающих нормальное течение жизни и привносящих в стойбище непотребные дурь, муть и хаос, надо вовремя преградить дорогу и отрывать никчемные головы! Пусть знают, что не всё сойдет им с рук, пусть сделают вовремя ноги в чужое племя, где их тоже не ждут и дадут от ворот поворот. Вон одеждоманию из нашего племени! Эта женщина начихала на все разумные доводы и пренебрегла нашими обычаями! Суд вождя и неравнодушных карилл приговаривает её! – вождь вскинул пальцы рук. – Вот сколько пальцев, столько дней принудительно-изнурительных работ ей за оскорбляющий достоинство карилл затрапезный вид, за появление и хождение в неположенных местах в одеждах, нарушающих нормальное течение жизни и спокойствие остальных карилл”.
       Вид одеждоманки с каменным рубилом на скале, отбивающей плитки для будущих каменных книг, вызвал возгласы одобрения у большинства зрителей.
       Но не её, в дальнейшем, показное и покаянное признание вины. Одеждоманка, вернувшись домой, ещё больше втянулась в водоворот искушения, но дружинники были начеку.
       Спектакль заканчивался тем, что одеждоманка слёзно просила:
       – Простите меня соплеменники! Уже не выделяясь среди остальных, равная из равных, я выражаю желание вернуться к прошлой счастливой трудовой нормальной жизни. В этом проявляется моя полная покорность и сознательность, что я вновь превращаюсь в законопослушную кариллу большого и дружного племени Всевидящих.
      
      
       Эон осуждает одеждоманию
      
       Спектакль подспудно пытался вызвать жалость и симпатии к одеждоманке, но строгие неподкупные зрители, в том числе Эон с Эоной, не оставили ей своим освистыванием никаких надежд.
       – Проучи одеждоманку, и спи спокойно, ты сделал полезное дело! – Эон больше всех налегал на свои лёгкие, обращаясь больше к публике.
       Эона поддержала его:
       – Отщепенцам и недоумкам не место в племени!
       – Не поддаваться романтике соблазна! – продолжил юноша.
       – Вот черты печального явления разложения, которому подвержены те кариллы нашего племени, идущие вспять против него, – прошептала Эона.
       Юноша, осипший от крика, уже молчал, но Эона чувствовала, что он не из тех, кто бросается словами, меняет решения. И она подумала о нём с теплотой – его внутренняя культура на высоте, у него убеждения, принципы на месте, что он может проникать в сложные проблемы, проявлять самостоятельность и, что он не даст себя в обиду каким-то там одеждоманам.
       Эон взял Эону за руку, и она не узнала своего поблёкшего голоса:
       – Мы уже познакомились.
       – Но не окончательно!
       – Окончательно.
       Рука Эона опустилась.
       – В таком случае встреча после спектакля?
       Ей хотелось досмотреть выход артистов, и она согласилась.
       – После спектакля...
       – Я знаю одно укромное местечко у озера – там никого не бывает. Хип-хоп?
       – Тип-топ… – замялась Эона.
       – Так тип-топ или хип-хоп? Ты пытаешься придумать какой-нибудь отклоняющий предлог, любую отговорку, которая бы выручила тебя. Но так ничего и не придумала?
       – Хип-хоп, – услышала она свой непохожий податливый голос.
      
      
       Эон хвастается своими знаниями и умениями
      
       Когда кончился спектакль, Эон и Эона сразу повернули на проселочную дорогу. Гибкие тела без всяких усилий несли их сквозь ночь, и густые заросли не были препятствием. Иногда по-обезьяньи они перемещались по деревьям. Тьма перемежалась со светлыми сполохами. Эон решительно вышагивал впереди, а Эона робко следовала сзади.
       В стороне причудливые скалы поднимали над равниной свой замысловатый профиль, с каждым шагом изменяющийся от мамонта к медведю, от вставшего на хвост крокодила к гривастому спящему льву.
       – Ты не боишься темноты? – спросил он.
       – С тобой – нет! – с замиранием сердца ответила она.
       Он увлечённо рассказывал про учёбу на последнем курсе профессионального всеобуча, о своей поставленной цели – будущей профессии строителя, что учится возводить хижины, пещеры, какие интересные проштудировал каменные книги, а Эону так и подмывало сказать, что она тоже любит книги не меньше, но, вспомнив нравоучения родителей, вежливо сдерживалась.
       – Ты назовёшь мне все книги, которые прочитал? – спросила она.
       Эон направил на неё глаза и не удержался от похвалы.
       – Подведенные углём твои глаза сами по себе увлекательнейшая книга – можно зачитаться и забыться на время от содержания.
       – Я задала вопрос. Отвечай.
       – Я и в самом деле читаю книги. Ты что – не веришь? – упрекнул Эон.
       – Верю, – услышал он.
       – Тогда слушай, – с готовностью ответил он, – только дай вспомнить все, хотя бы последние: “Всё делай сам”, “Смотри в корень”, “Активный труд и отдых в племени”.
       – Я тоже люблю отдых после занятий. Меня тоже захватывают книги! – призналась Эона.
       – А ещё мне скоро дадут прозвище! – похвастался Эон.
       – За какие-такие заслуги? Мои родители так и остались с детскими именами.
       – За вклад в борьбу против одеждоманов. Мы их уничтожим под корень. Это будет им уроком. Ни один карилла больше не станет носить одежды.
       – Ну, ты, гроза одеждоманов, будь поскромней! – поставила его на место Эона.
       Эон задумался.
       – Как ты сказала: “Гроза одеждоманов”? А что, мне нравится! Так тому и быть, моё прозвище будет “Гроза одеждоманов”! – Эон в благодарность подал руку Эоне. Она подала ему свою, сказав:
       – Только не заносись, не всё так просто в жизни.
      
      
       Прогулка на берегу озера
      
       Неожиданно возникло круглое, как чаша, озеро. Берег его подступил так близко, что завиднелась водная гладь.
       Они подошли к нему впритык. Несмотря на ночь, стояло тепло, и озерная поверхность при свете луны и звезд манила прохладой.
       Потом возле большого дерева они жгли костер и при неверном его колебании, отбрасывающем жёлтый свет на воду, смотрели, как постепенно гаснут звёзды, то снова вспыхивают.
       Близко раздался крик пересмешника. Они вздрогнули.
       – Это не наш пересмешник! – весело хохотнул юноша и хлопнул в ладоши, чтобы рассеять гнетущую тишину.
       Эона рассмеялась. Темнота уже не казалась слишком однообразной, и девушка перестала её ощущать, опустилась на колени, выдернула стебель и попробовала жевать на вкус.
       Эон смотрел на красивое, гибкое, слаженное тело Эоны, как у зверя из семейства кошачьих, грациозное и сильное одновременно.
       – У тебя легко получается рыть коренья и собирать травы, ты очень пластичная и подвижная, – похвалил он.
       – Ты тоже замечательный, – в ответ сказала Эона. – Не то, что встречавшиеся мне и другим девушкам бесстыдники! Я бы им снова сказала: “Успокойтесь! Не парьтесь! Кто вы такие, и что вам надо? Убирайтесь восвояси!” Им бы сразу обниматься да целоваться, а, запуская руки, до такой степени были грубы, что царапали кожу заусенцами и ногтями, словно колючками. Действительно ли им доставляет удовольствие так поступать?
       – Просто это в них плохое воспитание заложено, – согласился Эон.
       Он стал перед ней на одно колено, и она увидела, что это поза посвящения в дружинники.
       Неожиданно в Эоне проснулся драматический театр, она подняла с земли палку, приставила её к шее парня и произнесла:
       – Готов ли ты, о доблестный Эон, беспрекословно подчиняться обычаям нашего племени Всевидящих и уважать древние традиции?
       Эон был в замешательстве.
       Эона подсказала:
       – Говори: “Клянусь”.
       – Клянусь… – повторил ошеломлённый юноша.
       – Согласен ли ты беспрекословно подчиняться приказам нашего вождя?
       – Клянусь!
       – Готов ли ты сразиться с другим племенем?
       – Клянусь!
       – Согласен ли ты всегда покоряться женщине, потакать её желаниям?
       Эон уже втянулся в серьёзную игру.
       – Клянусь!
       – В подтверждение своей клятвы коснись священного камня... – Эона протянула палку в сторону Эона.
       – Что это? – спросил он.
       – Каменное рубило.
       Она толкнула его в бок, и он положил руку на палку. Эона резко дернула ею, кольнув сучком ладонь Эона, так что из неё проступила кровь.
       – Ой-ай! – чертыхнулся юноша. – Ты чего?! Больно же!
       – Теперь, дружинник Эон, наш союз окончательный и скреплен кровью, – продолжила Эона. – Теперь ты готов отдать свою жизнь, ты готов подчинить свои желания и стремления великим целям, ты готов дать обездоленным защиту и покровительство. В знак верности данной клятве поцелуй же священное рубило.
       Девушка поднесла к лицу юноши палку, его словно кто-то толкнул в затылок, и Эон уткнулся носом в так называемое рубило.
       Откуда-то донеслась песня. Эон и Эона всматривались в тёмные тени, стараясь разглядеть, кто поёт. Но в лесу, кроме них, никого не было.
       И тогда они одновременно отгадали загадку и воскликнули:
       – Это поют наши сердца!
       Одного глотка душистого ночного воздуха, одного вздоха на происходящее было достаточно, чтобы понять, ради чего раздавалась музыка и был сотворен увлекательный мир.
       Ради них двоих – Эона и Эоны!
       – Как вокруг обворожительно и волнительно! Как прекрасна волшебная страна, в которой мы живём! – восхитился он.
       – Да, если ты так считаешь, – согласилась она, наблюдая, как у костра ночные бабочки наполняли воздух беспокойным трепетанием крыльев.
      
      
       Нелестные высказывания Эона и Эоны о родителях
      
       Эона отдышалась, а потом начала рассказывать свою историю взаимоотношений с родителями.
       – Они не устают учить меня жить, – закончила она грустное повествование.
       – Ничего себе! – присвистнул Эон. – История знакомая. Разумеется – не простая. Родители, конечно, у тебя изверги, вконец замордовавшие дочку нравоучениями.
       Вздохнув, Эона вытерла слёзы с лица.
       – Родители умеют влезать в души своих детей!
       – Тут они держиморды! Мои родители тоже хороши, называют меня “вырви глаз”.
       – Подожди, – прошептала она, шмыгая носом. – Это ещё не всё.
       – Не всё? – Эон участливо посмотрел на Эону.
       – Дело в том, что нравоучения – пол беды, родители ещё контролируют каждый мой шаг.
       – Слежка и колючки из зарослей всё запрещать. Жуткая картина! И мои предки – такие же подозрительные, и тоже требуют от меня отчёта, – подтвердил её опасения Эон.
       У Эоны изменился голос.
       – Они прохода мне не дают, чтобы я не ощутила постоянное их давление. Я под колкими взглядами, – пожаловалась она. – Шаг в сторону – сразу поучение!
       Рука Эона нежно гладила её волосы.
       – Я этого не допущу, – заверил он. – Мы теперь с тобой сообща две дубины по твоим родителям.
       – А по твоим?
       – И по моим – тоже. Ты и я!
       – Но, по сути, я не могу, не имею права их винить.
       – У тебя никто не отнимал право голоса и право на защитника.
       – Тем более, я почти достигла совершеннолетия, – с гордостью произнесла девушка.
       – Должен быть способ победить родителей, надо найти его. Пусть им будет так же плохо, как нам. – На лице юноши возникла решимость.
       – Я не хочу, чтобы им было плохо! – запротестовала Эона.
       – Я тоже не хочу, но что делать, как от родителей отгородиться, как защититься от их навязчивого влияния?
       – Мы должны быть с ними иначе.
       – Мы обязаны быть с ними мягче и терпимее, – согласился юноша, – если они тоже будут мягче и терпимее с нами.
       “Мы”.
       Оказывается, это было услаждающее слух слово. Эона в душе ойкнула, до чего оно было приятное. В последнее время его часто приходилось слышать от родителей в негативном подавляющем тоне “Мы так хотим”, “Мы так решили”, “Мы всегда правы”, “Мы против”, “Мы не допустим”, “Мы требуем послушания”.
       “Мы”.
       “Мы” Эона тоже было противовесом родительскому “мы”. Это слово юноши нашло трещину в наступательной броне отца и матери и загорелось маленьким тёплым огоньком в душе девушки. “Мы”, значит, объединив усилия, все вместе, всем племенем! Эона выпрямилась и набрала в грудь свежего воздуха.
       – Отлично, – приободрилась она. – Обещаешь?
       – Честное слово. Теперь я твой личный защитник.
       – Хорошо, – со слабой улыбкой прошептала Эона. – Они поймут, что я уже не ребёнок.
       – Конечно. Ты уже ростом обошла их на целую голову, – замечание Эона пришлось как никогда вовремя и приятно.
      
      
       У первобытных людей был по телу шерстяной покров
      
       – Почему не купаешься? – спросила Эона, опустив руку на плечо парня.
       – Думаю, – ответил он.
       – О чём?
       Эон, увлекшись, смотрел на небо.
       – О звёздах.
       – Почему?
       – Это просто так не объяснишь. У карилл всегда было чувство прекрасного.
       – Неужели? О чём ещё?
       – О будущем.
       – И что оно говорит?
       – Мне видится, как ни печально, что когда-то всех карилл постигнет участь одеждоманов.
       – Которые вытеснят карилл?
       – Ход истории не изменить.
       – Кариллы проиграют?
       – Они победят!
       – Это невозможно. Тоже – скажешь такое! Почему?
       – Потому что жизнь идет вперёд. Первобытных людей обогревала шерсть. Карилл будет обогревать одежда. Выход один: или нам снова обзавестись шерстью или одеваться.  Шерсть не будет нас красить, избавиться от неё можно только эволюционным путем, и кариллы будут стараться скрывать её одеждой. А это приведёт к непредсказуемым последствиям.
       Эона выразила несогласие:
       – Было бы о чём говорить. По мне лучше, как наши предки, обрасти шерстью, чем одеваться.
       – Обратного пути нет. Кариллам достались короткие редкие, можно сказать, волосинки на теле. Но на головах появились волосы, очень симпатичные, чуть меньше у мужчин, совсем длинные у женщин, а на лицах волос совсем нет. А волосы – это тоже шерсть. По новой привычке мы называем шерсть волосами. А если одежду носить ещё и на головах, то и эти последние волосы исчезнут, пропадём и мы...
       Эона перебила:
       – Понятно, это проблема.
       Эон повел курчавой головой и Эона призналась ему:
       – Только не твоя. Никогда не приходилось видеть таких красивых волос, как у тебя.
       – Потому что я не одеждоман!
       – А я не одеждоманка! – Эона покорила своими длинными волосами, метнув их из стороны в сторону.
       Эон потряс шевелюрой.
       – Я тебе нравлюсь?
       – Просто ты необыкновенный.
       – У тебя вычурные образы, – выразил сомнение юноша.
       Девушка призадумалась, затем уверенно сказала:
       – Нет, и даже не выдуманные. Честное слово! Зрение не обманывает меня.
       – И ты мне понравилась, когда я увидел тебя на спектакле. Ты ещё задумалась о чём-то.
       – Это правда? – Эона улыбнулась.
       – Правда, – серьёзно ответил он, – когда заметил, какая ты грустная.
       Девушка взбунтовалась.
       – Никакая я не грустная, просто мечтательная!
       – И поэтому удивительная.
       Эона пропустила лестное замечание и вдруг всполошилась.
       – Совсем забыла, – с сожалением сказала она и пошла по поляне собирать цветы, затем сплела венки и два пояса из свешивающихся пучками трав с преобладанием ромашек. Один себе, другой подвязала Эону на бедра. Венки тоже красиво смотрелись на головах.
       Утро приближалось, подкрадываясь медленно и осторожно, как сумеречный осторожный зверь. Неуловимо наметившись проблеском света, от озера поднимался редкий туман чистого белого цвета.
       – Что со временем? – спросила девушка.
       – Скоро утро.
       Она резко встала с колен.
       – Родители меня накажут. Пора уходить.
       Они потушили костер водой.
      
      
       Встреча с волкофлопами
      
       Вдруг Эон прислушался. Эона тоже услышала приближающийся шум.
       – Лезем на дерево! – живо приказал Эон.
       Это была непустая предусмотрительность. Только они успели взобраться на дерево и спрятаться в его широкой кроне, как поляна огласилась скрипами телег, ржанием лошадей и криками карилл. Свет от зажжённых факелов бил прямо в гущу листвы. Стало светло, как днём, и туман стал незаметен.
       – Шесть... семь повозок... – насчитала Эона.
       – Восемь... девять... – Тонкие губы юноши слегка дрогнули.
       – Кто они?
       – Это так называемые в племени волкофлопы из “Стражей Спасения”, наводящие ужас на одеждоманов! – Эон с силой зажал рот Эоне.
       Несколько волкофлопов и женщины среди них, не стесняясь на выражения, выволокли из телеги большой брыкающийся мешок, развязали и извлекли из него женщину. Это была одеждоманка, вывалившаяся из мешка комом, и кариллы почти не видно было в ней, скорее, выкатился тюк одежды, в котором она сидела внутри, как моллюск в раковине. Только торчали руки и ноги. Её сопроводили к дереву, и она переваливалась с боку на бок как жирный гусь. Её пёстрая одежда бросалась в глаза среди карилл в набедренных повязках.
       Она протёрла глаза и сплюнула слюну.
       Всё это время в стороне с палкой в руке, стоял высокий карилла с крупными чертами лица и с атлетически развитым телом. Он подошёл к одеждоманке.
       – Отморозки! – она обвела гордым взглядом волкофлопов.
       Эон и Эона присмотрелись. Одеждоманка производила неважное впечатление. Это была высокая карилла двадцати пяти лет, с большими глазами, немного длинными ресницами, что придавало её физиономии восприятие ленивой заторможенности. Она смотрела на происходящее презрительным, но уже спокойным взглядом.
       – Кажется, я её где-то видел. Точно! – зашептал Эон. – На стадионе во время футбольного матча! Она шокировала болельщиков наличием на себе одежды вместе с каким-то гадом, выбежав с ним прямо на поле.
       Эона вдруг себя ущипнула.
       – Кажется… кажется, я её тоже где-то видела, сейчас вспомню. Тогда я не придала этому значение. В первом случае, как и ты, на стадионе, во втором – на отдыхе на природе. В горах! Но она не вызывала подозрения и была в обществе вполне уважаемого кариллы.
       – Отморозки! – повторила одеждоманка.
       – Неистовый Жим-жим, ты наш предводитель. Олиса смеётся над нами! Разберись с ней! – возбуждая толпу, заорала женщина средних лет, совершенно жёлтая и худосочная, как палка. У неё странно задёргались уголки рта.
       – Нервный тик, – прошептал Эон.
       – Олиса! Точнее – Злокозненная Олиса! – высокий волкофлоп назвал её имя. – Это третье наказание в эту ночь, но ты не сделала должных выводов. Будешь, как в прошлые разы, сопротивляться, царапаться и кусаться, мы воспитательные поездки с педагогическими назиданиями продолжим, – предупредил он.
       – Это гнусно, гадко, омерзительно, – всхлипнула она.
       Послышались возмущенные выкрики волкофлопов.
       – Франтиха!
       – Щеголиха!
       – Какая возмутительная дерзость!
       – Неистовый Жим-жим, какое неуважительное отношение к традициям и обычаям нашего племени!
       – На требования о соблюдении известной нравственности не реагирует!
       – Наказать!
       – Франтиха-щеголиха! – на неё затыкали пальцами.
       К одеждоманке полез грубый волкофлоп.
       – Олиса, ты почему нас не уважаешь?
       Его оттолкнули.
       Между тем громко послышался странный гортанный голос высокого кариллы.
       – Приступаем к покаянию!
       На шею Олисы повесили каменную табличку с выбитой надписью: “Любительница носить одежды”. Она изнемогала под её тяжестью.
       Так она стояла долго, пока не были произнесены речи, а потом ещё посыпались проклятья.
       – Покайся! – произнёс высокий волкофлоп.
       Голос вызвал в теле одеждоманки неприятную дрожь, но она даже не шелохнулась исполнить приказ.
       – Покайся! Покайся! – стали требовать кариллы. – И мы всё простим!
       Её рот кривился презрением и даже жестокостью, а большие светлые, почти прозрачные глаза, как родниковая вода, ничего другого не говорили, как только о мести.
       – Может девушке помочь разрешить сомнение? – Это было грозное предупреждение.
       Напрасно Эон и Эона до боли щипали себя и протирали глаза.
       Близко стоящий карилла умилился:
       – Олиса моя соседка, дочь мельника! На самом деле она стройная как пальма! И она делала в одежде позорные, постыдные попытки стать ещё красивее, превзойти самою себя? От добра добра не ищут!
       Другой добавил:
       – Всё, что стремится красоту изменить – умерщвляет её на корню, а кто – преступники! И им нет пощады!
       – Не хочет каяться, пусть приседает! – подсказал кто-то.
       – Присесть! – объявил Неистовый Жим-жим и взмахнул палкой.
       Олиса не мешкая, присела.
       – Встать!
       Приказы посыпались побыстрее.
       – Присесть!
       По мере возбуждения толпы, темп возрастал.
       – Встать!
       – Присесть!
       – Встать!
       – Присесть!
       Олиса выполняла приказы безропотно, только чуть мешала одежда. При малейшем промедлении и нерасторопности с её стороны волкофлоп подбадривал её взмахами палкой, определяя нужный темп и ритм. Похоже, что палка, играючи перед носом одеждоманки, не столько наводила на неё ужас, сколько ещё больше раздразнивала.
       У Эоны вырвался стон сострадания к горькой участи этой кариллы. Эон едва успел ладонью прикрыть Эоне рот.
       – Обычаи племени не дают право таким способом наказывать одеждоманов, – шепнула она.
       – Не разрешается, – согласился Эон, – настоящий самосуд, но вождь смотрит на него сквозь пальцы, потому что волкофлопы невольно помогают ему.
       С отвращением, смешанным со страхом, Эона наблюдала за развитием событий.
       – С какой утончённой жестокостью волкофлопы измываются над ней, – возмутилась она.
       Юноша понял, что Эона кипит от негодования и, вот-вот, вся прорвётся вспышкой гнева и выдаст их присутствие, и тогда всё пропало – волкофлопы не простят им, что они прячутся здесь, и углядят опасное свидетельство против себя.
       – Да, конечно, – шептал он, – наказание – это предлог, больше для развлечения, для услаждения взоров сытых подонков, и выбирают они молодых и красивых девушек в племени, чтобы получить более яркое, более сладострастное зрелище.
       – Вообще, что происходит? Это какое-то варварство! – Эона выразила протест.
       – Похоже на шельмование, глумление – это точно.
       – Олиса пожалуется вождю, и Неистового Жим-жима и волкофлопов привлекут к ответственности за издевательство над кариллами.
       Эон тоскливо повел уголками губ, давая понять, что ему тоже не всё понятно и надо разобраться в этом сложном вопросе.
       – Куда и кому? Вождю? Волкофлопы воспринимаются в племени, как санитары леса, – сказал он, – и презрение карилл против неё, а не против них.
       – Тогда мы сами.
       Эон испугался.
       – Только не это, прошу тебя, Эона. Если они нас заметят в поясах из ромашек, признают в нас одеждоманов, и нам несдобровать.
       – А если сюда явятся дружинники?
       – Они никогда не явятся сюда, – саркастически заметил юноша. – Если только к шапочному разбору.
       – Потому что соучастники?
       – И, да и нет, скорее немые свидетели.
       Утренний туман ещё не рассеялся, но наметился первый луч света, и Эон с Эоной свободно могли наблюдать все дичайшие подробности измывательства над одеждоманкой.
       Между тем, похоже, неприятности её не трогали, жестокая участь и злоключения тоже не волновали. Она привыкла к обстановке, молча, точно и быстро выполняла команды. Появилась даже небрежность в движениях, не говоря о том, что наступило спокойное повиновение, а также скучное усердие.
       Было что-то и от спортивного соревнования. Одеждоманка уже ждала команду и даже не выпадала из ритма, и даже не делала попытки начать и закончить приседания раньше.
       – Весьма недурственно! Для обыкновенной нетренированной кариллы это неплохо, и лучше, чем в прошлый раз, – высказал удовлетворение Неистовый Жим-жим, затем объявил:
       – Встать!
       Олиса встала легко и непринуждённо, не делая лишних движений, и тяжёлый камень на шее ей не помешал, вызвав восхищённые взгляды карилл.
       Раздалась последняя команда:
       – Покаяния мы не услышали. По телегам! Уходим в другое место!
       – Что делать с одеждоманкой? – отовсюду посыпались вопросы, и получили ответ Неистового Жим-жима:
       – Будем это пугало показывать много раз в назидание другим кариллам.
       На этом неприятности для Олисы не закончились. Уже не было неожиданностью для неё, когда перед её глазами появился мешок, она безропотно позволила набросить его на себя. С песней волкофлопы погрузили мешок на телегу, и всей гурьбой уехали. На поляне кроме примятой травы ничего не осталось.
       От наступившей тишины у Эона и Эоны непривычно зазвенело в ушах. Они пребывали в шоке, ощущая слабость в коленках, словно на себе испытали ужас от увиденного, и остаток встречи были задумчивы, едва внимая тому, что говорили друг другу.
       – Ты вся не своя! – сказал Эон, обратив внимание на продолжающую у девушки дрожь. – Это ужасно.
       Они осторожно выбрались в сонное стойбище, избегая посторонних встреч, постепенно остывая от пережитого.
       – Я хочу извиниться! – сказала Эона. – Из-за меня могли быть неприятности. Я чуть не сдержалась – так было дико и жутко.
       Эон замедлил шаг и взглянул на неё.
       – Нет, всё в порядке. Ты вела себя восхитительно и стойко.
       – У тебя замечательная способность убеждения, – заметила она на это и спросила: – Олиса при наказании проявила какие-либо признаки раскаяния?
       – Никаких. Но на каком-то воспитательном разе обязательно выбросит из головы всякую блажь, даже любое упоминание об одежде.
       – Обязательно, – согласилась Эона.
       – Когда? – услышала она вопрос Эона.
       – Что “когда”?
       – Встретимся.
       Эона замялась.
       – Может…
       – В театре?
       Эона счастливо засмеялась.
       – В театре, значит, в театре!
       Эон отметил про себя, что хладнокровие для такой хрупкой девушки – качество не последнее.
       Она отступила в чёрную глубину пещеры.
       – Спокойной ночи, Эона! – улыбнулся он.
       – Хотя уже утро! – поправила она. – Но если тебе хочется, ночи – так ночи!
       Эон погрустнел, когда убедился, что девушка скрылась. Он не торопился уходить, и всё смотрел на пропавшее видение, не давая убежать запечатлённому в своих глазах образу Эоны – черная кошка в тёмной пещере.
      
      
       Родительские нравоучения напрягают Эону
      
       Освободиться от грустных впечатлений, смыть груз тяжелых воспоминаний, немного почитать, и спать. Эоне было сейчас хорошо. Она приподняла каменную книгу, не хватило сил, тогда она прикатила её ближе к тлеющему костру и погрузилась в клинопись. Каким-то невероятным образом появились мать с отцом.
       – Надеемся, мы не помешали тебе?
       Эона оторвалась от книги и рассыпалась в извинениях.
       – Нет, мамочка, я читала.
       – И что начитала?
       – Много интересного.
       – Ну и как? – спросил отец, пристально глядя на дочь.
       – Хорошая книга.
       – Упомянутый раньше молодой карилла… – поправила мать.
       Этот вопрос застал врасплох. Шутка или полный серьёз?
       Эона ощутила на себе недоверчивые, скользящие, глубоко проникающие взгляды родителей и подумала с сожалением: “Может быть когда-нибудь, может однажды, она и родители преодолеют барьер непонимания”.
       – Так как у тебя отношения с твоим дружком?
       – У меня друг театр
       – Ты что, глухая?
       Это уже мало походило на шутку.
       – Мама Мея и папа Тео, вот у парня и спросите! – огрызнулась Эона.
       “Они дали мне понять, что в их глазах я покрыла себя позором. Позором? Но каким?” – спрашивала она, тщетно пытаясь разобраться в себе.
       И Эона осознала только одно, что не имеет ни малейшего понятия, чего хотят от неё родители, но подумала в очередной раз: “Этот допрос обещает мне новые мучения. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы я смогла снова полюбить их?” И чуть не ойкнула, увидев к своему ужасу их не меняющиеся чёрствые лица.
       “Они недалёкие, чванливые, равнодушные, родители-зануды”, – сделала выводы Эона.
       

      
      
       Глава 3.
       СУД НАД ОДЕЖДОМАНИЕЙ –
        БЕСПОЩАДНЫЙ И СПРАВЕДЛИВЫЙ
      
      
       Эон находит повод встретиться с Эоной
      
       Несколько дней подряд Эона ловила себя на мысли, что думает об Эоне всё чаще и чаще. Даже каждое мгновение! И тревоги, сначала неуловимые, всё больше стали овладевать ею. Она вспомнила встречу с юношей, вспомнила его приятные манеры, а ещё больше, его умение оказать дружескую услугу и решиться на смелые поступки. Первое незабываемое, когда было душно в театре и её прошибал пот. Тогда он оказался небезучастен к её неудобству и ладошкой решил проблему легко и красиво. Затем не уходило из головы его мужественное поведение при встрече с волкофлопами из “Стражей спасения”. Теперь у Эоны не было ни капли сомнений. “Вот кто будет всегда защищать её от нападок родителей!” – рассуждала она.
       Она промучилась до вечера и, бросив невыученные уроки, уже рвалась на крыльях к театру. Губы её дрожали, сердце колотилось. Придет ли? Ведь это было первое в её жизни назначенное свидание! Почему Эона так долго нет? Может быть, нашлись причины, по которым ему нельзя быть с ней? Вдруг с ним произошло несчастье? Эон заболел, онемел, опоздал, задержался, умер? А как же поход в театр? Я упущу что-то важное!
       У неё больше не было сил ждать. Эона – квелая и сумрачная, будто печальная тень корявого пня, – вся извелась в догадках, с надеждой и мольбой просмотрела по улице хижины и пещеры и слева и справа.
       Неужели Эону непонятно? Их отношения не должны закончиться из-за пустяка. Неужели он настолько бессердечен, глух, близорук и недальновиден, что заставит её мучиться всю оставшуюся жизнь.
       Но вот долгожданные слова с верхушки пещеры:
       – Эона, это я, Эон.
       Тёплое чувство вдруг разлилось в груди девушки от знакомого голоса. До этого она и не подозревала, как сильно к Эону уже привязалась.
       – Салют, Эон. Как ты? – она подняла вверх голову.
       – Хорошо, – ответил он. – А ты?
       – Нормально.
       – Я хотел встретиться и поговорить с тобой, – объяснил он, – но ты была занята в школе.
       Голос её от радости вдруг стал звонким и счастливым.
       – Очень приятно, что пришёл, – перебила она его ласково. – Я даже соскучилась по тебе.
       – Правда?
       – Правда, Эон.
       – Жду тебя.
       – Сейчас.
       – Эона? – неуверенно начал он.
       – Что, Эон?
       – Ты не обманешь меня? – умоляюще спросил он.
       – Я приду, что бы ни случилось, – заверила она.
       Когда она вышла, быстрая и мечтательная, хлопая своими огромными ресницами, по-юношески вежливо улыбаясь большим ртом с неумело накрашенными второпях губами, Эон уже ждал на улице.
       – Привет! – сразу же махнула она рукой.
       – Привет! – улыбнулся он.
       Он стоял, выпрямившись, заложив одну руку за спину. Когда Эона подошла, он сделал шаг навстречу и её коснулись полевые цветы, вызвав трепет и щекотание.
       – Ой, спасибо! – заулыбалась она, – Где их собрал?
       – В горах, – признался юноша.
       Они испытующе застыли на мгновение, разглядывая друг друга, и внутри себя разрабатывая план действий на вечер.
       В этот вечер было всё даже лучше и романтичнее, чем в прошлый раз. Это был долгий, незабываемый, сладостный миг, и никогда бы ему не кончаться.
       И он только начался!
       – Когда я впервые увидел тебя, я поверил в чудеса! – признался Эон Эоне.
       – И я тоже, в невозможное! – удивилась она, что похожие мысли посетили её одновременно и независимо от его.
      
      
       Герои спектакля опять одеждоманы
      
       Сегодняшний спектакль был скоротечным, и Эон с Эоной были заняты больше разговорами между собой, чем скрытной и ужасной парочкой одеждоманов (опять про них!). Осталось в памяти только то, что одеждоманы жили, создавая о себе образ благонравных карилл. Но, умеючи утаивая ничтожность своих помыслов, жили двойной жизнью и вели не менее двойную игру с двойными мерками. Он и она постоянно требовали к себе внимание племени, чтобы поживиться за счёт его и решить свои никчемные проблемы. А по ночам устраивали представления с примерками одежд. Попались они в зону внимания вождя, когда, родив ребенка – а тайное когда-нибудь становится явным, – они стали прикладывать все силы, чтобы воспитать из него будущего одеждомана. Благо не успели, благодаря бдительности неравнодушных карилл, ставших свидетелями необычной угрюмости затравленного ребёнка. Конечно, какой ребёнок через силу захочет носить совсем не нужные одежды и обувь? В итоге, дружинники изъяли у одеждоманов ребенка.
       Рядовой спектакль о становлении молодой семьи. Поэтому Эона и Эон не запомнили даже названия спектакля, а сюжет промелькнул, не оставив о себе следа и не вызвав суждений, кроме одного нелестного замечания Эоны.
       – Одеждоманов необходимо разлучить, развести их по разные стороны стойбища, пока они не родили ещё одеждоманчиков.
       – Так поступить со всеми одеждоманами за одно с ними, – получила она ответ от юноши.
       – Тогда отделить и одеждоманчиков от одеждоманчиков, – предложила девушка.
       – Ты пойдёшь со мной? – спросил Эон.
       – Ещё на один спектакль?
       – Только не на спектакль.
       Глаза его были серьёзны, мечтательны, почти умоляли.
      
      
       Эон и Эона на суде над Олисой
      
       – Да, – не успела остановить свой голос Эона, – я пойду с тобой.
       Эон взял девушку за руку и направился к оврагу, превращённого в амфитеатр.
       – Что-нибудь случилось, Эон?
       Он обернулся.
       – У меня есть предложение для тебя, – взволнованно произнёс он.
       – Для меня? – удивилась она.
       – Да, – кивнул он, – посещение вон того примечательного для карилл места.
       – Очередного амфитеатра с рядами сидений из камня вокруг круглой арены?
       – Почему бы нет?
       – Это же Амфитеатр Правосудия! – удивилась Эона.
       – Вот именно.
       – А что мы будем там делать?
       – Во всяком случае, скучать не придется, а польза несомненная.
       – Будем сочувствовать преступникам?
       – Преступников никогда не надо жалеть! – Эон ещё решительнее повёл Эону.
       Впереди пробивался стойкий шум голосов, и это говорило о том, что там набралось много народу.
       Перед входом стояла скульптура древней богини правосудия. Эон и Эона прошли под большой каменной вывеской, на которой было выбито: “Беспощадный, но справедливый суд”, затем мимо таблички, на которой была надпись помельче: “Слушается дело одеждоманки”, и чуть было не оглохли от скандирования:
       – Позор! Позор!
       Полная луна освещала открытую с трибунами арену, так что факелы пока не зажигали. По ступенькам они спустились вниз, и нашли свободные места.
       Зрители тем временем перешли на выкрики:
       – Кариллы, будем строже к одеждоманам! Мы, кариллы, не только за чистоту в природе, но и за чистоту нравственности в племени!
       – Зачем суд, и почему беспощадный и справедливый? – спросила Эона.
       Эон не повременил с ответом.
       – Понимаешь, суд провозглашает закон и порядок, которые правят племенем. Каждый карилла, или всё племя карилл имеют право на защиту и наказание, если совершили преступление против закона. Всякий закон, не успев родиться, уже стареет и превращается в отсталость, в ненужность, если ему до конца слепо следовать, вовремя не переработать и не заменить новым, который обязан дополнить старый, или отменить его, если выяснится, что тот был ошибочным или изжил себя. А отсталость – это всегда тормозная палка в колесе. Племя развивается быстрее, чем новые законы поспевают родиться. Одеждоманы же, как на старые, так и новые законы, нарушают их и поступают, как хотят. А это непослушание вождю. Ему нужен порядок, а порядок не может существовать без закона. Суды в теперешнем их виде из-за своей закоснелости, нерасторопности и запаздывания правильно и вовремя толковать законы после оглашения вождём, не успевают вести дела. Непомерная загруженность судов – беда и проклятие племени, поэтому вместо обычных судов с позволения вождя и по просьбе карилл разрешается устраивать ещё беспощадные и справедливые.
       Эона решила разобраться в этом.
       – А разве обычные суды несправедливые? – спросила она.
       – Справедливые! Но беспощадные суды ещё справедливее! – получила она ответ.
       – А почему одеждоманка без имени?
       – Суд презирает её. Слишком много чести для неё, чтобы племя о ней знало.
       Привели одеждоманку. Сбоку арены в клетке из лозы она стояла, держась за прутья решетки, у неё были глаза, полные ужаса. В своей разноцветной одежде она выглядела совершенным пугалом, чем раздражала патриотические чувства карилл. Они злословили в её адрес.
       – Мошенница! Разбойница!
       На середину арены вышла женщина – судебный распорядитель – и громким голосом возвестила:
       – Суд идет!
       От этого возгласа Эона вздрогнула, а одеждоманка в клетке взметнула голову и ко всему прочему начала нервно поправлять тесемки платья, дурацки сползающиеся с плеч.
       Эона взволновалась.
       – Это та самая одеждоманка, подвергшаяся наказанию у озера!
       – О, Злокозненная Олиса, наша старая знакомая! – Эон даже помахал ей рукой.
       Все встали, и на возвышение вышли судьи.
       После оглашения обвинения против одеждоманки, начался опрос свидетелей. Судья средних лет по прозвищу Справедливый Енот, толстяк с бритой головой и отвислым животом, что можно было просчитать на нём три жировые складки, перекладывая каменные плитки дела, сказал:
       – Вот часть того мерзкого, чем нас оскорбила эта одеждоманка!
       Затем он задал вопросы первому свидетелю:
       – Вы передали обвиняемой каменную плитку – вызов в суд с предупреждением?
       – В тот же вечер.
       – Что обвиняемая ответила?
       – Она не вышла, спряталась в глубине пещеры, и я не смог её найти.
       К судье подошла моложавая свидетельница, яркая своей чрезмерной худобой.
       – Вам было поручено передать второй вызов в суд с последним предупреждением, вы выполнили поручение?
       – Да, конечно, но только...
       – Что, только?
       – Она разбила вызов на мелкие кусочки о другой камень.
       – Опрос свидетелей закончен! – возвестила судебный распорядитель.
       Обвиняемая продолжала нервировать присутствующих, часто и лихорадочно совмещала полы одежды, да помногу раз щелчками смахивала с неё невидимые пылинки.
       – Олиса могла не явиться в суд, – поинтересовалась Эона.
       Эон показал на трех карилл, похожих на истуканов, стоявших возле клетки.
       – Не могла, её похитили эти волкофлопы.
       – Неужели это возможно?
       – А как, скажи, бороться с одеждоманами? Предложи надежный способ, и тебе поставят самый большой памятник из всех имеющихся.
       – Обвиняемая! – возвысил голос судья.
       Олиса подняла голову, и её взгляд встретился с его. В её глазах затаилась какая-то боль, боль, которой прежде никто не замечал.
       – Почему вы ослушались, пренебрегли первый вызов в суд, затем второй?
       – Очень надо! – вызывающе огрызнулась она.
       – Почему вы не отвечаете на вопрос?
       – Я вас не боюсь!
       – Почему вы решили, что вам всё сойдёт с рук?
       – Я презираю ваш несправедливый суд!
       – Почему вы, наконец, не признаетесь в своих ошибках и не объявите открыто, откуда у вас воспитанной культурными родителями мельниками, взялись плоды преступного несогласия с вождём? Почему вы не хотите вжиться в большую, дружную, крепкую семью, которой является всё наше племя Всевидящих?
       – Не желаю вас слушать!
       Судебный распорядитель возвестила:
       – Опрос свидетелей и обвиняемой закончен. Начинаются выслушивания сторон и заявление эксперта.
       Эксперт ввёл присутствующих в суть дела. Он значительно шевелил бровями.
       – Одеждомания, надо признать, новая, но уже распространённая, тяжёлая и наследственная болезнь, рано или поздно несущая пагубные последствия для всего племени. Главная и общая беда в том, что одежда включается в систему жизнедеятельности карилл, в их регуляцию психического и физиологического состояния. Этими факторами одежда резко подчиняет к себе неокрепшие души карилл. Влечение подавляет волю одеждоманов. Они становятся охочими до одежды, формируется их зависимость от неё, влечение становится непреодолимым, превращается в каждодневную страсть, которая губит карилл.
      
      
       Вождь клеймит позором одеждоманию
      
       Неожиданно появился вождь Кусачий Комар, вызвав многочисленные приветствия зрителей. Он сразу приступил к речи:
       – Кариллы племени Всевидящих! Есть зло, и есть добро. Есть малое зло, и есть большое зло. Влечение к одежде – это соблазнительное большое зло, навязанное кучкой злопыхателей-одеждоманов. Перед нами красующаяся в одежде одеждоманка. Обвиняемая получала от племени всё, чего она желала, и мясо, и рыбу, и бивни мамонтов, но она пренебрегла его щедрость и превзошла ненавистью человеколюбие. Молодая, пышущая здоровьем, красивая карилла, могла бы приносить радости жизни нашему племени, семье, воспитывать детей. Но вместо этого она сеет злобу и раздоры, чернит наше прекрасное племя Всевидящих. Теперь она стоит перед судом, перед судом вождя, перед кариллами, пришедшими видеть её позор, обвинённая в неподчинении вождю, в нарушении законов племени, забывшая о его интересах, нуждах, спокойствии и, больше того, его живучести.
       Кариллы племени Всевидящих! Мы все до единого признаём, что одежда – ненужность и гнусность. Только не эта преступница.
       Смотрите и наполняйтесь гневом. Снизойти до чешуи, до жабер, до самого последнего червяка, до самой последней пиявки мы никому не позволим. Одеждоманка предстала перед нами в грубом, жалком и убогом облачении, она как бабочка в коконе. Она вызвала наше отвращение, презрение и неприятие. Свободолюбивые кариллы! Поддержим обвинение, чтобы у неё и ей подобных одеждоманов больше никогда не могло зарониться даже мысли об одежде. Я за самое большое наказание этой женщине и надеюсь, что племя правильно его поймёт, оценит всем сердцем неравнодушных, пламенных патриотов, встретит с одобрением, воодушевлением и ликованием!
       Я закончил.
       Вождь, перевозбужденный речью, отхлебнул глоток воды из бамбуковой трубки и вытер рот тыльной стороной ладони.
       Судья первый высказался в поддержку вождя:
       – Нет тени сомнений в неправомерности желания вождя наказать преступницу! Да, падёт на неё карающее рубило правосудия!
       А от зрителей понеслись выкрики:
       – Да, будет велик наш славный вождь!
       – Да, приумножатся его силы в борьбе против одеждомании!
      
      
       Соревновательность между защитой и обвинением
      
       – Я хочу пить, – робко попросила Олиса.
       Ей подали воду в бамбуковой трубке. Зубы стучали о край. Одеждоманке пришлось держать её обеими трясущимися руками.
       Судебный распорядитель объявила:
       – Предоставляется слово для защиты.
       Встал молодой карилла Честный Крот, защищающий Олису. Всё это время он следил за неукоснительным соблюдением всех формальностей. Других добровольных защитников найти не удалось, и он согласился стать им после многочисленных уговоров, так как понимал, что дело для подзащитной безнадежно. Он знал, что у него нет никаких шансов выиграть дело, потому что не было смягчающих обстоятельств, и в то же время признавал, что каждый обвиняемый – таковой одеждоманка и была, в противоправных действиях которой он не сомневался, – независимо от тяжести совершённого преступления имеет право на защиту. Он начал с громкого заявления:
       – Кариллы племени Всевидящих! Дорогой вождь Кусачий Комар! Уважаемый судья Справедливый Енот! Защита нашла оправдательный довод. Моя подзащитная понятия не имеет что-либо об одеждомании. Ею двигал бессознательный мотив непонимания этого зла.
       Ответ судьи был непререкаем.
       – Довод не принимается! Незнание закона не освобождает от ответственности.
       Вождь добавил:
       – Эта карилла втянулась в водоворот греха и представляет угрозу племени, а потому должна быть послана в горы на каменные работы, а лучше приговорить её к лишению жизни.
       – Уважаемый судья! – вдруг отчетливо из-за решётки произнесла одеждоманка. – Могу ли я переговорить с защитником. Мне необходимо внести изменения в свои показания.
       Честный Крот тоже обратился к судье с подобной просьбой:
       – Могу ли я попросить время. Мне надо объясниться с подзащитной.
       Из-за решетки одеждоманка что-то сказала. Защитник стал бледен, но голос его, тем не менее, не потерял твёрдость.
       – Дорогой вождь! Уважаемый судья! Моя подзащитная признаёт свою вину и просит о снисхождении. Но это ничего не значит. Защита выражает своё решительное несогласие с судом. Это не суд, а жалкий спектакль. Я прошу заострить внимание карилл на давление вождя и судьи, а также на личности и молодости подсудимой, не потерявшей ещё способность образумиться. Я прошу выпустить обвиняемую прямо сейчас из амфитеатра суда на свободу.
       Эон тронул плечо Эоны и почувствовал, что её колотит.
       Сменив друг друга ещё несколько раз, представители обвинения и защиты уселись по местам. Затем было предложено подсудимой оправдаться, но она только выкрикнула на всю округу:
       – Кариллы, за что? Я не сделала ничего предосудительного, отпустите меня домой!
       Вождь Кусачий Комар снова обрушился на одеждоманку с гневной речью:
       – Эта женщина позволила вовлечь себя в авантюры с одеждой. Можно гадливо поносить наш суд смрадными губами трусливых шакалов, но никому не дано право идти против племени, потому что есть суд закона, а есть ещё суд совести, суд чести и достоинства, суд рассудка, суд добра, суд наших богов, наконец, суд вождя! Правосудие – самая надёжная наша опора. И каким не будет строгим приговор, он будет всегда справедлив.
      
      
       Суровый приговор Олисе
      
       Судебное разбирательство подходило к концу. Становилось темно, потому что зажжённые факелы и свечи потихоньку гасли. Присяжные заседатели вышли из-за совещательной стенки.
       Судебный распорядитель объявила:
       – Суд идет!
       Наступила тишина. Оставалось последнее действие – оглашение приговора. Кариллы встали со своих мест.
       Вождь Кусачий Комар и здесь со своей речью был на высоте:
       – Я услышал, что одеждоманка выразила горячее желание сотрудничать с судом, признать свою вину и покаяться в глазах племени. Несмотря на это, я бы обратил внимание суда не идти на поводу обвиняемой, хочу пожелать суду, чтобы он не встал на путь оправдания одеждоманки, не сделал ей снисхождение и определил полную меру наказания.
       От каждого из присяжных заседателей было произнесено:
       – Виновна! Виновна! Виновна!
       Голос судьи был размеренный, но каждое слово можно было разобрать в задних рядах.
       – Суд племени Всевидящих постановил:
       * Одеждоманка признается виновной по всем предъявленным обвинениям, она уличена в противоправных действиях, за ней тянется хвост особо тяжких преступлений, направленных на унижение и одурачивание карилл, выразившееся в далеко идущем разрушении устоев племени.
       * Назначить наказание в виде публичной казни.
       * Данное решение окончательно и бесповоротно и не может быть обжаловано и опротестовано.
       * Приговор привести в исполнение немедленно здесь и сейчас.
       Как только судья Справедливый Енот огласил приговор, Олиса упала в обморок, лицо стало мертвенно-бледным, но её подхватили сильные руки охранников.
       Появился палач с каменным топором. И начал проверять остроту лезвия.
       Кариллы приветствовали появление палача.
       – Процедура казни ясна? – Кусачий Комар произнёс слова, обращённые к одеждоманке.
       – Ясна! Ясна! – закричали за неё кариллы. – Кончайте скорей!
       Палач какое-то время скрестил руки на груди, пока изучал одеждоманку.
       – Нет! Нет! – простонала одеждоманка и, выпятив нижнюю губу, завращала глазами и перешла с грудного дыхания на дыхание животом.
       – С нами вождь! – сказал палач и вошел в клетку.
       Эона подтолкнула Эона.
       – Надо остановить это позорное судилище, – запротестовала она. – Кариллы настолько уверовали в закон, что по глупости действуют вне закона.
       – Набери в рот воды! – Эон зажал рот девушке.
       Как будто не хватало дыхания. Рассудок Эоны словно отключился, ей пришлось воедино собрать в кулак всю свою волю. Но и Эона била дрожь.
       Вождь Кусачий Комар снова обратил внимание.
       – Наступил черёд завершающего окончания суда, суда борьбы между здравым смыслом и нарушением законов.
       Зрачки одеждоманки остекленели от ужаса при виде палача, она прислонилась спиной к боковой решётке, ставшей ей последней опорой, и закрыла лицо руками.
       Палач руками разорвал одежду, она грудой тряпья упала к ногам одеждоманки, оставшейся как все в набедренной повязке.
       Кариллы взорвались ликующими возгласами.
       Одеждоманка стыдливо загородила своё тело руками. Вид был отрешённый. Страха в ней уже не присутствовало. По-видимому, разум отказал тоже. Только гордость и ненависть, ещё и безумие стояли стойко в её глазах.
       – Казнь отставить! – Судья Справедливый Енот остановил исполнение приговора, и добавил: – В связи с наступающим праздником “Днём единения карилл” казнь откладывается на три дня.
       Палач удалился.
       Кариллы, покидая Амфитеатр Правосудия, кричали оскорбления в адрес одеждоманки и выдавали овации в честь вождя и судьи.
       Эон и Эона молчаливо поднялись по ступеням вверх. С таким же тяжёлым грузом на сердце они и расстались.
      
      
       Новые нравоучения родителей
      
       Костёр горел еле заметным пламенем. Родители опять не спали.
       – Дочка, ты всё больше делаешь успехи! – этими словами мать встретила Эону, когда та под утро вернулась домой.
       – Да, мама Мея. Ты никогда не ошибаешься, – ответила она.
       От матери не укрылось, что в глазах дочери отражался лёгкий восторг и дикое упоение от чего-то. “Опять двухактный спектакль”, – подумала мать.
       На губах Эоны и в самом деле была довольная улыбка. Это жизнь брала своё, потому что мысли о ближайшем вечере с Эоном, и снова в театре, перебороли сочувствие к Олисе.
       – Прежде всего, здравствуй, мама! – голос дочери был спокоен, новый день не предвещал затруднений, а следующие сулили очередные приятные встречи с юношей, и поэтому она хотела начать его, как и завершить предыдущий, мирным не кровопролитным путём.
       – Всё в порядке было в школе? – поинтересовался отец.
       Видимо мирный путь был тоже в интересах родителей, и Эона охотно ответила:
       – Да, что там могло случиться?
       – Мы к тому, что ты поступай, как хочешь, только не забывай учить уроки, – мягко напомнил он.
       – Постараюсь.
       – Надеюсь, встреча с молодым кариллой оказалась для тебя не слишком тяжёлым испытанием и, наконец, скажешь, кто он такой?
       Это было настоящее потрясение. Такого вынести Эона уже не могла. “Почему они преследуют меня даже в моё личное время? – думала она. – Единственное, что мне нужно от них, чтобы не изводили напрасными упрёками и подозрениями, чтобы не лезли мне в душу”.
       – Он обладает несомненным обаянием! – воскликнула Эона. – К тому же за его мягкой улыбкой скрывается незаурядный ум!
       – Так, дочка, это весьма интересно… – превратился весь в слух отец.
       – Продолжай, продолжай. Нам надо знать – он одеждоман? – уставилась на неё мать.
       В который раз Эона вспомнила яркую фигуру Эона, осталось только причмокнуть губами от удивления, до чего она вся ладная в свете серебристого сияния луны. В голову пришло дурацкое сравнение, Эона хотела от него отмахнуться, но не получалось. Она вспомнила первый свой опыт с одеждой из листьев и примерила её на парне. “Идёт или не идёт ему быть в ней?” – задалась она вопросом. Мысли поплыли потоком, но не помешали защитить его. Конечно, идёт! Ему всё к лицу, ему всё подходит!
       – Нет, не одеждоман! – призналась она. – На него не стыдно смотреть и приятно стоять с ним рядом.
       – Да, ладно тебе… – присвистнул отец.
       Мать тоже не поверила.
       – И в то же время даже не признала, что в чём-то неуловимо, непередаваемо уступила ему?
       – Мама Мея, – с укоризной посмотрела на неё Эона, – ты задала, наверное, не последний за сегодня вопрос?
       – Но так и не получила ответ!
       – Я хочу спать, – буркнула Эона и упала на подстилку из травы, крепко обвив уши руками.
       – Дочка, ты слишком возбуждена...
       – Хотите знать правду, с кем я встречаюсь? – накинулась Эона на родителей. – Я встречаюсь с театром, с магией его искусства, из любви к искусству! И больше ни с кем!
       Эона уже ничего не слышала. Её не трогали ни намёки матери, ни замечания отца. Надо было выспаться успеть до школы.
       

      
      
       Глава 4.
       ОДЕЖДОМАНЫ – ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ПЛЕМЕНИ
      
      
       Непорядочность и преступность одеждоманов
      
       – Театр! Театр! Как я люблю театр! – распевала Эона. – А ещё больше я верю в дружбу с Эоном!
       В этот вечер после школы у неё всё получалось как нельзя лучше и как бы играючи. Она быстро приготовила уроки на завтра, и, уже готовая, стояла на выход. И как только сигнальный камешек проскакал по пещере, Эона, стремглав, очутилась на улице.
       – Про дружинников, волкофлопов или про любовь? – предложил Эон тему сегодняшнего спектакля.
       У Эоны выбор был готов заранее.
       – Конечно, про наших героических дружинников.
       Спектакль был про неуловимых одеждоманов мужчин, но и женщин и детей, которых разыскивали дружинники вождя. Волкофлопы тоже объявили охоту.
       Эона зашептала:
       – Погони, примерки одежды с одеваниями и раздеваниями. Надоело! На меня спектакль производит двоякое впечатление. Вроде бы и надо ловить одеждоманов и привлекать их к суду, чтобы у них земля под ногами горела, и вроде бы они вреда не приносят и никому не мешают. Не убивают, не крадут, не пакостят. Просто они сверх меры легкомысленны, и слишком поглощены самолюбованиями и маскарадами.
       Эон, как часто с ним случалось, уклончиво объяснил:
       – Далеко не уйдут – у дружинников длинные руки.
       Не обошлось в спектакле без лирики. Душещипательная линия состояла из традиционного любовного треугольника: плохой одеждоман и нормальный славный неодеждоман борются за любовь красивой одеждоманки. Оба парня приятной наружности и приветливого нрава. Её сердце дробится то на одеждомана, то на неодеждомана. Борьба между ними за её симпатии шла с переменным успехом. Победил одеждоман, неодеждоман погибает.
       Эона следила за героями, затаив дыхание, но призналась:
       – Я пытаюсь вызвать в своей душе ненависть и отторжение к одеждоманам. Конечно, они чужды, далеки нормальным рассудкам карилл. Но чтобы разогнать воображение до опасного порога... Ненависти и отторжения у меня нет и в помине.
       Эон гордо выразился:
       – Пойми, такое твоё благодушие, видимо, не делает их менее опасными для племени.
       Тем временем сборище одеждоманов не могло безобразничать безнаказанно долго, несмотря на помощь сочувствующих карилл, а также лёгкость, хитрость и изворотливость, с которыми ускользали от дружинников. Над одеждоманами завитал дух бесславного конца.
       Эон добавил:
       – Дружинники идут по следу, несмотря на то, что одеждоманы скрываются от них в лесах, горах и на островах. Дружинники их найдут и под землёй.
       Увлечённая спектаклем, Эона прошептала:
       – Так их, этих недоучков-одеждоманов! Усилия дружинников против них дают нужные плоды. Сработано на славу!
       Эон был на этот раз равнодушен, наблюдая, как одеждоманам стало туго, их уличили в преступлениях, и дружинники заперли их в пещере, заложив тяжелым камнем до справедливого суда над ними. И он высказался просто:
       – Всё понятно. Не хочу объяснений.
       Эона не успокаивалась и спросила:
       – Борьба добра со злом закончилась в пользу добра?
       – Без объяснений. Тебе лучше знать.
       – Добро лучше зла? Одеждоманы являются главным злом?
       – Без объяснений. Сама разберись, кто друг, а кто враг.
       – Они купаются в одеждах, держат в страхе племя, насылают несчастья, беды и невзгоды, навязывают волю другим кариллам, паразитируют на них. Всё племя во время спектакля было против одеждоманов.
       Вот тут Эон взвился.
       – А как ты хотела? Законы вождя никто не отменял!
       Но тут же у него заблестели глаза.
       – Теперь я тоже не прочь вступить в дружинники, а лучше буду волкофлопом. С тобой вместе.
       – Куда ты, туда и я! – дала слово Эона.
       Лихо закрученный спектакль закончился судом и приговором любителям носить одежду, что даже не стал темой обсуждения, когда Эон и Эона шли по темноте стойбища.
      
      
       Эон и Эона свидетели и понятые
      
       Рядом остановились три дружинника. Старший из них обратился:
       – Молодые кариллы племени Всевидящих! Именем вождя! Вы должны оказать нам помощь в поиске и поимке одеждоманов.
       Старший дружинник был с хмурым лицом и хрупким телом. Двое других были настоящие великаны. У одного отвисали оттопыренные уши, другой был лыс, а голова яйцеобразная.
       Эона сжала руку Эона.
       – Это наша обязанность помогать дружинникам, – решительно сказала она.
       Юноша стоял с недовольным видом, что его отвлекли от обсуждения с Эоной их насущных дел.
       – Дружинники оказывают вам доверие, – вежливо напомнили им.
       – Ну, если только доверие... и нам лично… – дал согласие Эон.
       – Давайте познакомимся, как вас зовут?
       – Она Эона, а я Эон, – представил подружку и себя Эон.
       – А это не опасно? – спросила Эона.
       – Бывает и дубина по голове и камень в спину, но я вижу, вы настоящие кариллы.
       – А в чём заключается наша посильная помощь? – ещё спросила Эона.
       Старший дружинник пожевал нижнюю губу.
       – Будете свидетелями при задержании и понятыми при отъёме одежды.
       – Как интересно!
       – Вон она! Держите её! – показал рукой лысый дружинник.
       Впереди метнулась одинокая женская фигура, которую затем окружили. Это была одеждоманка. На ней одежда спадала с плеч и доходила до пят. В ушах – большие раковины. На шее – связка медвежьих зубов.
       – Ха! Попалась птичка! – сказал вислоухий дружинник.
       – Что? – воскликнула она, при этом лицо её перекосилось.
       Эона первой заметила:
       – Эон, ого, Олиса! Снова старая знакомая, которая вольготно чувствует себя в племени! Почему она до сих пор не поймана?
       Юноша добавил:
       – И не осуждена, и не понесла наказание.
       Дружинник с оттопыренными ушами ухмыльнулся:
       – Куда направляешься, голубка?
       – Не ваше дело! – огрызнулась она.
       – Не ломай спектакль, – приказал старший дружинник. – Ты известная в племени одеждоманка по прозвищу “Злокозненная Олиса”. Мы твои повадки знаем.
       Она обиженно кивнула.
       – Все у вас получили оскорбительные кликухи.
       – Но-но! Достойное прозвище ещё надо заслужить. Мы дружинники по борьбе с одеждоманией! Я - Хваткий Конда, судебный исполнитель. Это – борцы с одеждоманией, ребята приятной наружности дружинники и одновременно волкофлопы Свирепый Бык и Сердитый Тигр. А это – почти взрослые юноша и девушка Эон и Эона, наша преданная молодежь. Они свидетели и понятые.
       – Ой, смешно! Судебный исполнитель! Как вы им стали? И что исполняете?
       – Ты и твои дружки в бегах. Вот и гоняемся за вами. В последний раз ты была приговорена к смертной казни, заменённой к выдворению из племени, но ты не пропала, ушла в тень. У меня приказ вождя на твою поимку. Итак, Олиса, вспомни, сколько раз привлекалась по суду племени?
       Одеждоманка стояла как мокрая курица.
       Она загнула три пальца.
       – Вот столько, – ответила она.
       – Врёт! Больше! – уточнил лысый дружинник.
       – Несправедливых, – стала отпираться одеждоманка.
       Вислоухий великан сказал:
       – Если докажешь перед вождём. А пока, Олиса, веди нас в своё жилище.
       Эон и Эона быстро разобрались, что яйцеобразной головой дружинника звать Свирепый Бык, а вислоухого – Сердитый Тигр
       Свирепый Бык поднёс Олисе под самый нос каменную книгу, на которой было выбито: “Уголовное переложение”.
       – Нашли, что показывать! – возмутилась она.
       Тогда ей показали “Уголовное уложение”.
       – Фь-ю-ить! – и на этот раз пренебрежительно присвистнула она.
       Когда каменная книга “Уголовное наставление” возникла перед её глазами, блеск в них сразу потускнел, невольно доказавший, что она читала его.
       Олиса не сразу поверила.
       – Это, точно, арест? – спросила она.
       – Ты правильно поняла серьёзность ситуации и должна следовать с нами! – рассмеялся Свирепый Бык.
       – В чем я обвиняюсь, о мудрейший из дружинников, уважаемый Хваткий Конда? – не согласилась Олиса.
       Он протянул каменную плитку.
       – Решение вождя. Здесь всё сказано, осталось только выбить твоё имя.
       Олиса быстро просмотрела клинопись. Когда подняла голову, лицо её осталось бесстрастным.
       – Почему?
       – Как будто не знаешь? Идёт зло от одеждоманов, в племени растёт нездоровый интерес к ним.
       – Но это не преступление!
       – Распущенность хуже, чем преступление! – судебный исполнитель был неуступчив.
       – Но я не сделала ничего плохого!
       Хваткий Конда внимательно наблюдал за поведением Олисы и только произнёс:
       – Мы на службе, нам некогда вступать в разговоры.
       – Могу ли я попросить своего защитника?
       Хваткий Конда кивнул.
       – О, конечно! Право каждого кариллы. Можешь, только не сейчас. И вообще, не раскатывай губы.
       – Как знаете, Хваткий Конда, с вами всё понятно.
       – Когда тебя брали в прошлый раз, ты выглядела более чем скромно, две-три одежды. Приличие отказало тебе, и желание одеваться приняло опасное и, по-видимому, необратимое обличье.
       – Аппетит приходит во время еды, – добавил дружинник с оттопыренными ушами.
       – Ну и?.. – Олиса притворилась непонимающей.
       – Где ты всё это приобрела? Назови происхождение одежды?
       – На такие вопросы не отвечаю! – От решимости в её глазах отразились звёзды.
       – А отвечать придется со всей строгостью и беспощадностью вождя, и совсем на неприятные для твоего слуха.
       Олиса пришла в замешательство.
       – Вы серьёзно?
       – Мы не шутим. Это называется, как записано в “Уголовном наставлении”: “Незаконное хранение одежды, её распространение, употребление, сбыт, передача, ношение одежды, склонение, вовлечение карилл к этому”. Тебе известно, чем это кончается? Это ещё изготовление одежды, незаконный оборот в том числе, мошенничество, злоупотребления, приобретение и доставка одежды из другого племени, преступные связи с одеждоманами.
       Та устало кивнула.
       – Думаю, что да.
       – Наши бравые кариллы достойно отрабатывают свой хлеб! – похвастался Свирепый Бык.
       – Когда такие усердные исполнители, – нахмурилась Олиса.
       Довольный собой Хваткий Конда воскликнул:
       – О, так ты всё понимаешь и осознаёшь, что в тебе поселился Злой Дух приобретательства, что весь корень зла – в одежде?
       – Ясное дело. Одеждоманы всегда представляли для дружинников известную угрозу.
       – Потому что вы источник всех мерзопакостей и проклятий в племени. – У судебного исполнителя сегодня было добродушное настроение, но он продолжил распекать одеждоманку: – В вас, одеждоманах, полное непонимание жизни. Вы ждёте случая, чтобы нарушить налаженный быт в племени. Ваша цель: превратить всех карилл в одеждоманов. Наша цель: извести одеждоманию полностью и навсегда.
       Он вдруг рассмеялся:
       – Хорош был бы я в этих, как у вас называют, хо-хо-хо, платьях!
       Дружинники дружно заржали, их животы задергались в приступе хохота.
       – Мои бравые кариллы в платьях! Глупее ничего не придумаешь! – захлёбывался в смехе Хваткий Конда.
       – Ничего вы не понимаете! – не стала спорить Олиса.
       – А теперь с нами в путь! – сказал Хваткий Конда.
       – Как скажете! – прощебетала Олиса жалобно, но любезно.
       – Ого! – покачал головой Сердитый Тигр. – Показала, что она не кривляка какая и она сделана не из жидкого теста.
       – Одеждоманка без высокомерия и без заносчивости! – подхватил Свирепый Бык.
      
      
       Обыск с изъятием одежды у Олисы
      
       Процессия подошла к хижине Олисы.
       – Принимай гостей! – приказали ей.
       Она уверенными шагами ступила на крыльцо и пригласила гостей войти. Внутри на стенках и на вешалках висела одежда, дальше был уголок косметики.
       Судебный исполнитель присвистнул от удивления.
       – Столько всего незаконного! С ума сойти, тряпка на тряпке!
       Затем подал дружиннику с оттопыренными ушами плитку с клинописью и приказал:
       – Зачитай решение вождя.
       – Произвести следственные и иные действия по отношению к... – на этом месте Сердитый Тигр запнулся.
       Хваткий Конда пояснил:
       – Это многоточие для внесения имени любого одеждомана на наше усмотрение.
       – И чьё же? – поинтересовалась Олиса.
       – Твоё имя, выбиваемое рубилом мною. Сердитый Тигр, читай дальше.
       Тот продолжил бубнить нудным голосом:
       – Одежда, найденная в процессе обыска, считается вещественным доказательством и подлежит конфискации с дальнейшей утилизацией, то есть, изымается для последующего уничтожения в огне. Изъятие осуществлять в строгом выполнении буквы закона и при соблюдении полноты процедуры, как пожелал вождь.
       Затем Хваткий Конда объяснил Олисе:
       – Я уполномочен изъять всё, что противоречит воле вождя! Может, сама выложишь всю одежду, что на тебе, и ту, что на вешалках, напишешь добровольное признание и явку с повинной? И тебе меньше хлопот и нам облегчишь задачу. Рассчитываю на покладистость и благоразумие.
       Олиса скривила рот.
       – Я не могу обсуждать решение вождя, но не вижу причин, почему бы к его составлению не подойти с бо;льшим усердием и юмором?
       – Но-но, шутки в сторону!
       После этого окрика близкое соседство дружинников начало Олису нервировать, и она не сдержалась:
       – Пустотелые бамбуки! Надутые индюки! Не дам, не позволю себя ограбить! Да превратитесь вы все в собачьи головы! – Она загородила собой подход к одежде.
       Лысый великан почесал за ухом. Лицо Хваткого Конды потеряло своё первоначальное спокойствие и превратилось в строгое лицо дружинника.
       – Неподчинение! Подобное поведение не оставляет нам другого выбора, как применить силовое воздействие! – сказал он. – Дружинники, будьте любезны, помогите карилле.
       Лысый и вислоухий дружинники подошли к Олисе. Её глаза сделались круглыми, словно полная луна.
       – Вы, медведи, полегче! – крикнула она. – Извольте вести себя прилично! Я не бродяжка какая, и не карилла из другого племени, с которой можно обращаться грубо.
       Она вяло снимала с себя и подавала с вешалок одежду, которая укладывалась в общую кучу.
       – Одежда, зелёного цвета, кажется – чистая шерсть, – объявил судебный исполнитель и занёс в глиняную книгу.
       Олиса усмехнулась с высокомерной небрежностью:
       – Эй, вы, невежды, это – платье!
       – Одежда коричневого цвета, похоже – кожа.
       – Куртеха, – подсказала она.
       По мере изъятия одежды Олиса становилась всё тоньше, а стены всё свободнее, и она оказалась не совсем упитанной, как показалась вначале с неуклюжей фигурой. Эон и Эона наблюдали, как дружинники с исполнением истуканов продолжали снимать с вешалок одежду и складывать в общую кучу. Нудная работа подходила к своему завершению.
       – Я еле стою на ногах, – призналась Эона.
       – Держись, недолго осталось, – ответил Эон.
       – Одежда, цвет красный… – услышали они.
       – Которое по счёту платье! – изумился Сердитый Тигр.
       – Ещё или снова? – переспросил записывающий Хваткий Конда.
       – Кажется, опять…
       – Похоже, занятием Олисы была трогательная забота о своём нежном теле и своём ложном благополучии! – догадался Свирепый Бык.
       – И бережное, трепетное отношение к себе, как к цветку! – Работа не отвлекала Хваткого Конду от разговора.
       – И чего только не придет в голову, какая дикая фантазия, чтобы только натянуть на себя одежду и принять обличье чучела? – прошептала Эона Эону.
      
      
       Олиса уличена в новом преступлении
      
       – Платье в крови! – вдруг всполошился лысый дружинник.
       – Не может быть!
       – Пятно или следы, точно. Цвет ни с чем не перепутаешь.
       – Руки! – крикнул Олисе вислоухий дружинник.
       Олиса подняла руки и развернула ладони. Все посмотрели на них. Они были чисты и очень бледны.
       – Олиса, ты меня слышишь? – спросил Хваткий Конда, показывая на платье.
       – Да.
       – Это чья кровь?
       – Не знаю.
       – Точно, не знаешь?
       – Точно.
       – Значит, кровь жертвы?
       – С которой сняла одежду? – в разговор вмешался Сердитый Тигр.
       – Как вы смеете мне грубить? – зашлась Олиса в крике, голос её стал срываться. – Это цвет платья такой – красный!
       – Нет?
       – Нет.
       – Рассказывай, без насилия не обошлось?
       – Я не убийца!
       – Ты уверена?
       – Так точно.
       – Тогда откуда оно тебе досталось?
       – Подарили.
       – Кто?
       – Достойные восхищения кариллы!
       – Свирепый Бык и Сердитый Тигр, платье на осмотр вождю! – приказал Хваткий Конда. – Положить отдельно.
       Спесь с Олисы сошла, и она смотрела на понятых Эона и Эону, как затравленный зверёк с безысходностью, но с надеждой в глазах.
       Судебный исполнитель коротко кивнул дружинникам.
       – Продолжайте!
       – Вы годитесь для охоты на грызунов, а не на мамонтов! – всполошилась Олиса.
       На ухо Эон Эоне прошептал:
       – Изрыгает проклятия, пытается навлечь страх на наших героических дружинников.
       – Предупреждаю! – поднял ладонь Хваткий Конда. Взгляд судебного исполнителя не предвещал ничего хорошего.
       – Ловлей крыс вам заниматься! – не унималась Олиса.
       Хваткому Конде не понравилось, и он начал наносить на глиняной табличке клинопись, при этом бубнил:
       – Записываю: “позволяла оскорбления против представителей законной власти вождя”.
       Эон смело прошептал:
       – Слова Олисы, да в уши охотников на мамонтов, чтобы лучше охотились! Эона, терпи, ещё немного и изъятие закончится.
       Внушительные узлы с одеждой лежали на полу, а Олиса ещё недавно наглая и самоуверенная, стояла в набедренной повязке поникшая, как общипанная курица.
       Эон изумился:
       – Эона, она совсем не толстая, как показалась при встрече, даже с осиной талией!
       Для Эоны причина была ясна.
       – Ещё бы, в одежде она была как орех в скорлупе! – подтвердила она.
       – Олису доставить к вождю для осуждения её поведения и принятия мер! – приказал Хваткий Конда.
       – Но ведь понятно, это не кровавое пятно, это платье красное! – взвыла одеждоманка.
       – Вождь разберётся, – услышала она от дружинника с оттопыренными ушами.
       Судебный исполнитель нудно зачитывал:
       – Из процедуры изъятия ясен преступный заговор против вождя…
       Эон и Эона переминались с ноги на ногу. Так на их глазах ещё раз закончилась “красивая” жизнь избалованной нарядами одеждоманки.
       Олиса угрюмо уходила с дружинниками, в страхе прижав ладони к голове.
       – Столько одежды! И зачем она Олисе? – не скрывала своё удивление Эона, окидывая взглядом пустые вешалки и стены. – И это всё-всё было у неё, всё у одной, всё на одной, всё для одной кариллы. Такое трудно даже представить.
       Юноша коротко объяснил:
       – Это дурь! От жадности. Любовь к одежде привела Олису к украшательству, излишеству и обогащению.
       – Да, нормальное здравомыслие отказало ей, – подтвердила девушка.
      
      
       Эон и Эона делают открытия
      
       Эон и Эона пошли домой.
       – У неё очень бледная кожа, давно не получавшая солнечного света, – заметил Эон.
       – Даже волосинок я не заметила. Видимо они протерлись от постоянного ношения одежды, – всполошилась Эона.
       Эон призадумался.
       – Волосинок совсем нет, – подтвердил он и изумился: – Ты хоть понимаешь, что сделала открытие?!
       – Одежда точно протирает волосы! – решительно сказала девушка. – Если бы первобытные люди носили одежду, то сразу бы избавились от шерсти.
       – А мы не пользуемся одеждой. Это значит, что… – заморгал Эон.
       – Что, значит, что? – передразнила Эона.
       Он вдруг испугался мысли:
       – Что без одежды мы превратимся в волосатые существа! И племя наше будет называться не племя Всевидящих, а племя Волосатых!
       – Так можно снова стать первобытными людьми! – ахнула Эона. – Эон, ты хоть понимаешь, что тоже сделал открытие?
       Юноша задрожал от испуга.
       – Ужас и мрак для всего племени! Как это дико и безобразно!
       Эона успокоила:
       – Кариллам в ближайшее будущее это не грозит. А у Олисы без одежды восстановится нормальный загорелый цвет кожи.
       – Вот и хорошо, – согласился Эон. – Я тоже верю в то, что племя Всевидящих не превратится в племя Волосатых.
       Эон проводил Эону до самой пещеры и не удержался от последних слов:
       – Твои глаза светят в утренних сумерках как у кошки.
       – Как у пантеры! – не согласилась Эона.
      
      
       Нравоучения родителей продолжаются
      
       Мать с отцом опять не спали, пасли утренний приход дочери. Пламя костра еле освещало пещеру.
       Когда Эона вошла, мать лихорадочно теребила пальцы, а отец нервно прохаживался вглубь пещеры.
       – Забавно! – бросил тяжёлый взгляд он. – Мы с ног сбились, а на щеках дочери играет дерзкий лёгкий румянец, в уголках губ затаилась довольная улыбка.
       – На лице читается какой-то дикий восторг – и ни намёка на страх! – удивилась мать.
       Эона ощутила разочарование, неуклюже взяла каменную книгу и села на камень.
       – Вот так и будешь сидеть сиднем всю жизнь, уткнув нос в книги? – недовольно поморщилась мать.
       “То надо читать книги, то не надо! Опять родителей не поймёшь!” – в сердцах подумала Эона.
       Отец по привычке прошёлся ещё раз взад-вперёд и резко повернулся лицом к дочери.
       – Ну и, что ты собираешься делать, твои планы на будущее? – спросил он.
       – Мама Мея и папа Тео, я люблю театр, и... – начала мямлить Эона.
       – ...с молодым кариллой! Да-да, с молодым кариллой! – подозрительно добавила мать.
       Эона, не прикрывайся театром! – прикрикнул отец. Что у тебя с молодым кариллой?! У нас есть подозрения думать, что ты...
       – Этот допрос обещает быть долгим? – возмутилась Эона.
       Мать смотрела прямо.
       – Нам интересно знать, сколько потребуется времени, чтобы мы смогли понять друг друга? Это в то самое время, когда тебе надо закончить школу.
       Слёзы потекли по лицу Эоны.
       – Опять нравоучения? Почему вы не оставите меня в покое? Это единственное, что мне нужно от вас. И не лезьте в мои личные дела!
       Отец подождал, пока дочь успокоится и спросил:
       – Так как же вся ладно скроенная фигура твоего молодого дружка, которая распаляет огонь дружбы в твоём воображении?
       – Папа, – Эона заморгала, – ты читаешь чужие мысли, а это низко и некрасиво, подло и беспринципно!
       Мать продолжила допрос:
       – Эона, я тебя понимаю. Скажу больше, твои мысли не столько о театре, сколько о молодом карилле, и в пещере, и в школе, и на улице. Каждое мгновение! Волнения подпирают тебя, как волны. В твоей голове каша от его приятных манер, дружеских услуг и героических поступков. Признайся, когда было душно на спектакле и тебя прошибал пот, он проявил живость и ладошкой уладил твоё неудобство легко и красиво.
       – Откуда ты всё знаешь?
       – А что знать? Не ты первая, не ты последняя. Со мной твой папа когда-то поступил точно также.
       – И вопрос “Девушка, место не занято?” я задавал тоже, – добавил отец.
       Мать не унималась с расспросами.
       – Затем, Эона, у тебя не уходит из головы его решительность при встрече с волкофлопами из “Стражей спасения”.
       – Но как? Каким образом? О ужас! Мама Мея, откуда тебе известно про “Стражей спасения”? – У Эоны выступила слезинка.
       – Догадалась. Они существовали во все времена, и твой папа был тоже герой – один из волкофлопов.
       – А ещё ты о чём догадалась?
       – Ночь, луна, озеро… Долгий, незабываемый, сладостный миг, и никогда бы ему не кончаться. Каждый новый вечер всё лучше и романтичнее, чем прошлый.
       “Значит, родители знают всё!” Эона почувствовала, как слабеют ноги. “Но как? Каким образом?”
       – Мама Мея, да ты словно подглядываешь в чужую пещеру! – накинулась она на мать. – Это настоящее потрясение от твоего ясновидения. Такого вынести я не могу.
       – И ещё мне скажи. Настоящий мужчина думает не умом, а сердцем, а твой дружок – чем?
       Эона смешалась. Опять провокационный вопрос, на который никто не может дать ответ. Но всё же сказала:
       – Своей головой! А не чьей-либо!
       Ответ другую сторону не удовлетворил. В пещере повисло тяжёлое молчание.
       Эона резко встала с камня и с книгой в руках пошла к выходу.
       Отец кивнул матери.
       – С книгой Эона выглядит, как на известном наскальном рисунке древнего художника “Девушка с книгой”, сумевшего проникнуть во внутренний мир школьницы, стоящей у входа в пещеру и задумчиво смотревшей на звёздное небо, а падающая светом луна серебром отражалась на её коже, как в воде.
       Мать хотела знать всё. Строгость не сходила с её лица.
       – Эона, не прикрывайся театром, – продолжила она. – Лучше бы не отвлекалась, и все силы бросила на учёбу. Я подозреваю, что ты... встречаешься с одеждоманами. И твой дружок такой же!
       – Как вы смеете не доверять мне! – возмутилась Эона.
       – Ого! Да она выше тебя! – воскликнул отец, уводя женщин от скандала.
       – Если бы ещё не ветер в голове! – заметила мать.
       – Я уже взрослая! – встала на свою защиту Эона. – Я уже не ребёнок! Хватит меня учить!
       Мать наморщила лоб.
       – Так скажешь, наконец, молодой карилла нашего поля ягода? – спросила она.
       – Да, да, мы хотим знать, не одеждоман ли он? – поддержал отец жену. От этого вопроса у Эоны перехватило дыхание.
       Эона сразу вспомнила Эона.
       – Мама Мея и папа Тео, он не остаётся в стороне от борьбы с одеждоманами. – Она стала перечислять: – Одеждоманы для него – тьфу, мерзость, недостойные внимания! Его понятия о нравственности вполне сложились. Он может принимать самостоятельные решения. И он не даст себя сбить с толку заумными родительскими поучениями.
       – Какими это такими родительскими поучениями? Напомни! – переспросила мать.
       – Чересчур требовательными и маловразумительными. Его и моих родителей! Они его допекли, вы – меня! – смело высказалась Эона.
       – Так я тебе сразу и поверила!
       – У него умение брать себя в руки, он уравновешенный и невозмутимый.
       – Скажите на милость! Неужели есть на свете такие мужчины в наше время? Какие он любит спектакли, книги?
       – У него не по возрасту взрослый рассудок, хорошее образование – курсы ремесленников и строителей. Отличные родители – пока я их не знаю, но узнаю. Редкое воспитание! Ой, какие только он читает умные книги!
       – Конечно-конечно, как же, он не бездарен, не близорук и дальновиден. С горячим сердцем, холодной головой, ледяным взглядом, не с куриными мозгами…
       – Мама Мея, прекрати! У него и правда хорошие здоровые печень, почки и свои мозги. Не то, что у вас!
       – Понятное дело, в его огромных лучистых глазах утонет любая девушка!
       – Он и в самом деле…
       – Вот и сказала бы сразу “самый удивительный из удивительных”.
       – Этого не знают разве что мыши, удавы и кролики, – пошутил отец.
       В голосе матери появилось успокоение.
       – Так-то лучше! – сказала она, отступив на два шага. – А теперь дай убедиться, что ты уже взрослая.
       – Да, мама, – пробормотала Эона. Держать себя в покорной позе ей было отвратительно, но сейчас это было необходимо.
       Эона стояла смирно и понуро, и ожидала, пока мать с отцом медленно обойдут вокруг неё.
       – Опять вы меня рассматриваете, как мышь на ладони, словно в первый раз видите! – возмутилась она.
       Отец успокоил жену:
       – На этот раз поверим дочке, что с ней всё в порядке.
       У матери было только одно в голове.
       – Да ну! И когда она только поумнеет и не бросит школу?
       Отец задумчиво свёл брови, выглянул из пещеры и глянул на звёзды, которых уже не было.
       – Эона, ладно, иди спать, но чтоб сегодня в школу без опоздания!
       

      
      
       Глава 5.
       ПОБЕДА ОДЕЖДОМАНОВ
      
      
       Одеждоманы – нищие духом
      
       Эона забыла обиды на родителей и зла на них не держала.
       – Про лихих дружинников или комедию будем смотреть? – сегодня она загадочно предлагала Эону.
       – Давно не видел увлекательную и смешную комедию, – высказал пожелание он.
       – Только для взрослых?
       – Иначе неинтересно.
       – А как мы пройдём мимо контролёров, высматривающих детей?
       – На входе будет давка и мы проскочим.
       – Нас точно не остановят?
       – Уверен.
       К их счастью была комедия – об этом говорила каменная афиша. Пока они ждали наплыва карилл и начала спектакля, Эона попросила Эона.
       – Почитай мне что-нибудь по памяти.
       Эон встал в театральную позу.
       – Книга называется “Не всё вольготно одеждоманам”! – объявил он и произнёс отрывок: – Взгляд одеждоманки встретился с взглядом одеждомана. В её глазах затаилась какая-то боль, в них появились обида, страх, доброта, крах, страсть, надежда – сразу все нахлынувшие чувства, которых прежде он никогда не замечал у неё. “О!” – простонала одеждоманка и подняла выщипанные брови на небо. Грудь её вздымалась от бессильной злобы…
       Эона размечталась:
       – Может сегодня не про одеждоманов? Мне не нравится их кичливое выпячивание себя в племени и нескромное мелькание перед глазами в спектаклях.
       С помощью напиравшей толпы Эон и Эона удачно протиснулись вперёд. Они осторожно переступали через ноги других карилл, пока не нашли свободные места. Первые актёры высыпали на сцену, бой барабанов кончился, и в амфитеатре раздался хохот. Это спектакль начался с того, что в пещере раздевалась одеждоманка. Было забавно, когда она пыталась снимать одежду то через голову, то через ноги, при этом запутывалась всё больше в складках, пока не упала.
       – Я так и знала! – прошептала Эона. – Вот к каким курьёзам приводит ношение одежды! Не много ли внимания к одеждоманам?
       – Комедия так себе. Если хочешь, уйдём отсюда.
       Но согласие юноши только распалило её.
       – Я хочу понять одеждоманов, я хочу о них знать всё! – отрезала она. – Какая питательная среда, кто потворствует им. И вообще, что это у них: неумение жить по законам племени, заблуждение, бегство от самих себя, неуверенность в себе, в завтрашнем дне, внутренняя пустота, трусость, отсутствие духа?
       Эон насупился.
       – Разве непонятно. Мы привыкли считать одеждоманию угрозой для племени. Мы видим, как кариллы вместе с вождём решительно выступают против неё, а актёры исправно выполняют нужную и важную работу, показывая на сцене преступную суть носящих одежду карилл.
       – Это твоё мнение?
       – Разумеется, это дикость и глупость, когда одеждоманы не выходят из головы, как их не гонишь оттуда. Я против любого упоминания об одеждомании, и в театре, и среди карилл на улицах и дома.
       – Я согласна с тобой, – сказала Эона, – но пока наше желание похоже на крики заплутавшего кариллы в глухомани дремучего леса. Никто не знает, как справиться с одеждоманией.
       – Это произойдёт только в одном случае.
       – Эон, странно говоришь. В каком?
       – Тсс, – юноша приложил палец к губам, – если мы все разом станем одеж-до-ма-нами.
       – Ой, не говори такое! – воскликнула девушка. – Вождь услышит, и посадит тебя в глухую пещеру.
       – Но если это так! – Взгляд Эона был решительный.
       Между тем, на трибунах появился свист.
       Эона возразила:
       – Судя по свисту зрителей, этого никогда не дождаться.
       – Согласен. Это спектакль-предупреждение о грядущей опасности, исходящей от одеждоманов.
       “Вот уж кому на комедии ходить не имеет смысла, – думала Эона. – Эон даже не изменился в лице, когда пустился в серьёзные объяснения”.
       Тем не менее, она решила добавить:
       – А мне кажется, это спектакль – не разочарование, а спектакль – надежда.
       – Наше сочувствие к одеждоманам, и они погубят всё племя. К сожалению, спектакль не учит, как навсегда покончить с ними! – предупредил юноша.
       Тем не менее, Эона спросила:
       – Эон, ты уверен, что с одеждоманами какой-то разговор возможен?
       – Если бы я понимал их не всегда понятные поступки, – развёл он руками.
       – Я тоже.
       – Я изучаю одеждоманов. Если хочешь узнать о них много, у меня в хижине есть запрещённые книги: “Одеждоманы среди своих и чужих”, “Чем опасен одеждоман”, “Одеждоманы – друзья или враги”. Дам почитать. Только мне кажется, на многие вопросы книги не дают ответа.
       Эон и Эона снова обратились к спектаклю. Там одеждоманка, наконец, разделась. Не привлекая ничьего внимания, она пошла по стойбищу с узелком одежды, затем в кустах оделась. Она вошла в пещеру к своему дружку, тоже одеждоману, желая произвести на него впечатление. Он в эту минуту не ждал её и был в набедренной повязке, что явилось камнем преткновения в их дальнейших взаимоотношениях.
       А по театру пошёл хохот.
       – С чего это зрители потешаются? – серьёзно забеспокоилась Эона, хотя её подмывало к смеху не меньше, и приступ его она сдерживала, как могла.
       – Эона, ничего не находишь глупого?
       – Как бы, чего-то недостаёт, и, как бы, что-то лишнее есть в их отношениях… – пожала плечами девушка.
       Эон победоносно смотрел на Эону.
       – Одетая женщина и мужчина в набедренной повязке. Это ли не причина для хохота. Вот такой неожиданный курьёз и вызвал его.
       Тем не менее, некоторые зрители героиню освистали, в том числе Эон.
       – Одеждоманка хитрит! Обманывает! – пояснил он. – Зачем она то раздевается, то одевается? Я тоже не понимаю, не люблю, не уважаю таких карилл. Надо или-или, а ни то ни сё.
       Глупости героев в спектакле продолжались, удивляя зрителей. Героиня, увидев своего дружка в таком непривлекательном неромантическом виде, воспылала гневом и наговорила кучу дерзостей:
       – Как, без одежды? Только в набедренной повязке? И не стыдно? Я летела к тебе на крыльях дружбы, хотела видеть тебя в одежде. Настоящим красавцем. Ты похоронил мои надежды!
       Одеждоманка покинула пещеру, звонко топнув ножкой.
       Потерпевший неудачу герой бросился было за ней следом, но, вспомнив, в каком он непривлекательном для неё виде, и что она его за это презирает, лихорадочно стал выбрасывать припрятанную в разных углах одежду и надевать на себя.
       Зрители хохотали до упаду, глядя на его неуклюжие попытки превратиться в одеждомана. Как у неумехи, у него получалось плохо, руки тряслись, пуговицы застегивались наперекосяк. Когда он не без приключений явился всё же к подруге одетым, она, напевая простенький мотивчик, мылась, поливая себя водой. Одежда лежала рядом.
       Очередная глупость – одетый мужчина и женщина без одежды в набедренной повязке. И по театру прокатился новый с улюлюканьем приступ хохота.
       – Ах, вот ты какая! – Тут уже главному герою пришло разочарование, и он напустился на подругу: – Надула меня! Насаждаешь одеждоманию, а сама не являешься достойным примером...
       С женщины капала вода, и перед ним она стояла как мокрая курица.
       Эон как нельзя лучше сказал:
       – Дал волю своим чувствам, ругает за двуличие в её поступках. – Юноша вздохнул. – Эона, скажи, куда только подевались настоящие кариллы-патриоты? Где – они – вокруг нас настоящие герои против одеждомании?
       Эону от нелогичных действий героев в спектакле тоже временами раздирал смех, но здесь она мрачно заметила:
       – Одеждоманы – нищие духом. И какая у них может быть нормальная семья, ячейка племени, если они не знают: наряжаться или ходить как все нормальные кариллы в набедренных повязках?
       Спектакль заканчивался угнетающей мрачной сценой. Герои сидели на поваленном дереве в тесной одежде, она им мешала поворачиваться друг к другу.
       Зрители покидали амфитеатр, удовлетворённые окончанием спектакля.
       Эона не оставила при себе замечание.
       – Они в поисках счастья. Но предпочли одеждоманию. Всех одеждоманов рано или поздно ждёт такой печальный и горький конец.
      
      
       Эон и Эона наблюдают, как шьётся одежда
      
       Было совсем темно, когда Эона с Эоном оказались на окраине стойбища. Эон хлопнул себя по голове и воскликнул:
       – Книги читать, которые я предлагал тебе, это хорошо, но ещё лучше изучить одеждоманию изнутри.
       – Как это изнутри?
       Только тут девушка заметила, что было даже больше, чем темно, и лишь луна давала необходимый свет, а стойбище вовсе пропало. Эона поняла, что очутилась совсем не по пути к своей пещере.
       Эон махнул рукой куда-то в луговую даль.
       – Идём вон туда! Я хочу тебе показать что-то удивительное, и, думаю, ты не пожалеешь и даже скажешь спасибо.
       Они долго выходили на старое место, где жгли костёр и была встреча с волкофлопами из “Стражей спасения”, и стали продвигаться по берегу озера, обходя редкие перелески. Их восковые фигуры почти по плечи скрывались в густой траве, то вырисовывались в серебристом свете полной луны.
       Эона восхитилась.
       – Какое великолепие! – сказала она. – Только здесь на прибрежных лугах, где до стойбища далеко, ко мне пришло настоящее чувство прекрасного от природы.
       – Я тоже в восторге! – согласился Эон.
       Чем дальше они шли, тем явственней впереди слышались какие-то всё более усиливающиеся звуки.
       – Слышу жужжание жужелиц и стрёкот кузнечиков. Неужели есть такие большие ночные жужелицы или кузнечики? – спросила Эона, озираясь.
       – Ну не кузнечики, но кое-что. Только не пугайся! – предупредил юноша.
       – Куда мы идём? – Сердце Эоны билось сильнее, чем обычно. Естественное волнение перед таинственностью, обещанной Эоном.
       – Мы пришли! – сказал он спутнице.
       Они прошли дальше, обошли последнюю заросль кустарника. Что-то светлое мелькнуло в темноте. Тарахтящие и трескучие звуки доносились оттуда. Возникло большое строение, оно отражалось в спокойных водах озера.
       – Зайдём? – спросил Эон и, не услышав согласия, увлёк Эону внутрь.
       Перед ними раскинулся пошивочный цех. За работой сидели девушки, они дергали ручки и нажимали на рычаги непонятных механизмов, которые хлопали, визжали, тренькали, когда пропускали через себя материю в цветочках. В конце цеха девушка поднимала готовое изделие, расправляла его и складывала в стопку.
       – Что это? – спросила Эона.
       Эон приложил палец к губам.
       – Ч-ш, только не так громко, здесь могут быть чужие уши! Разве непонятно? Шьют одежду.
       – Ты бывал здесь раньше? – догадалась она.
       – Много раз, – признался он.
       – Один?
       – Всегда один.
       – А ты не боишься, что родители узнают?
       Он рассмеялся.
       – Родители? Я уже давно самостоятельный. А родители – что! Всегда хотят, чтобы дети их слушались, чтобы мы были паиньками и болванчиками.
       – А что всё это значит?
       – Понимаешь, бессознательно кариллы всегда хотели выделяться среди сородичей, выглядеть привлекательными, приковывать внимание к себе, что означает одну только глупость – приукрашиваться и одеваться. А прихоть наших родителей и заключается в том, чтобы намеренно заставить детей ходить без одежды, заставить их чувствовать себя неловко в одежде и даже испытывать стыд. Это древняя система воспитания. Она у нас в крови. Предположим, карилла из чужого племени начнёт нас учить жить по-новому. По своему разумению, конечно. Как мы воспримем его нравоучения? Безусловно, против! Существует разрыв между настоящим и будущим. Мы, к сожалению, ещё на пути к будущему.
       Эона наморщила лоб, чтобы уловить смысл сказанного и понять суть происходящего.
       – Эон, о чём ты таком говоришь? – спросила она.
       – Наше племя, к сожалению, не готово к большим изменениям и переменам, не готово перескочить в будущее! – продолжил он и тут же приободрился: – Но мы с тобой молодые и у нас всё впереди.
       – И что?
       – Мы будем жить в счастливом племени, свободном от предрассудков!
       Озадаченный вид Эоны был красноречивее любых слов.
       – Не смей так говорить. Ещё подумают, что ты одеждоман! – воскликнула она.
       Эон пристально посмотрел на взбудораженную девушку, у которой до этого похода на озеро спокойные, голубые глаза излучали мягкий свет. Сейчас это была тигрица.
       – Так ли уж плохо быть одеждоманом? – повёл он плечами.
       Эона отвернулась, чтобы Эон не увидел её слёзы.
       – Придёшь со мной в следующий раз? – спросил он.
       – Да, – покорно ответила она, – если ты захочешь.
       Раздался хлопок руками. Девушки по сигналу встали в ёмкий проход, рассекавший цех надвое, и под музыку начали делать гимнастические расслабляющие движения. Нагнувшись вперед, они выдерживали дыхательную паузу, выпрямившись на носках – тоже, помогая себе широкими взмахами рук. Молодая карилла, стоявшая спиной, оказалась стройного телосложения. Она показывала первые движения, одновременно говорила:
       – Делаем вдох, поднимаем вверх руки, всё выше и выше, славно потягиваемся, словно хотим взлететь, набираем полную грудь воздуха, задерживаем дыхание и затем быстро-быстро выдыхаем, опуская руки и нагнувшись вперед как можно ниже, при этом произносим громко “ха-ха-ха!”.
       Эона повторяла эти упражнения молча. Она озиралась по сторонам, будто опасалась, что мать с отцом застанут её за этим странным и нелепым занятием.
       Эон наблюдал и не мешал. Когда инструкторша повернулась, Эона первая насторожилась.
       – Эон, узнаёшь? Это же наша знакомая Олиса.
       Юноша даже присвистнул.
       – Удивительно, она опять переступила нам дорогу.
       – А почему девушки шьют одежду, а сами только в набедренных повязках? – спросила Эона.
       – Это то же самое, что вождь без волкофлопов – они ему нужны и не нужны. Но если вдуматься, всё на самом деле и сложнее, и проще. Помнишь, я тебе говорил о том разрыве между настоящим и будущим. Они только наполовину готовы стать одеждоманками. Они сомневаются, противоречия раздирают их между “нельзя” и “можно”. Пойми, желание пуще неволи, но психологически трудно вот так сразу решиться на ответственный для себя шаг.
       – Ну почему же?
       – Рассмотрим ситуацию ближе, для наглядности доведём её до абсурда. Я подбросил тебе одежду, ты утром встала, продрала глаза и…
       – Иду к ручью умываться.
       – А дальше?
       – Собираюсь в школу.
       – А одежда? Ты даже не обратила на неё внимания, какая она красивая!
       – Зачем одеваться? У меня есть набедренная повязка. Мне и так не дует и сырость не пробирает.
       – Вот и мастерицы так рассуждают. Это их первая стадия привыкания к одежде.
       Эона резко взмахнула ресницами.
       – Значит, есть и вторая, и третья?
       – Есть и четвёртая.
       – Неужели?
       – Молодец, задаёшь умные вопросы! Пойдём! – Эон решительно увлёк девушку за руку.
      
      
       Олиса демонстрирует одежду
      
       Эона не противилась, но еле поспевала за Эоном. Они вошли в просторное затемнённое помещение со сценой. Приглушённый свет на неё давали зажжённые факелы и свечи. Вокруг стояли кариллы: больше молодых парней, но было много женщин и пожилых.
       Раздались звуки музыки, и на сцене появилась высокая пленительная карилла, стройная, с мягким цветом лица, блестящими глазами. Кожа на теле была чем-то натёрта, так что от падающих огней сияла. Девушка извивалась плавно в медленном танце живота.
       Эона даже не поверила.
       – Неужели? И опять Олиса! – воскликнула она.
       Это была точно она.
       – Ого! В новом для себя качестве танцовщицы! – подтвердил юноша.
       Что-то упало сверху. Олиса, не прекращая движений, грациозно поймала и прикрыла этим себя.
       Зрители заволновались и раздались крики:
       – Позор! Позор! Одеждоманка!
       Среди зрителей не было единодушия и кое-где раздались аплодисменты и первые цветы полетели к ногам красавицы.
       – Это платье, – шепнул Эон.
       – Знаю, видела, но зачем оно? – испугалась Эона.
       – Смысл открывается, чтобы показать, что одежда – это восхитительно. В возвеличивание понятия красоты. Чтобы держать высокой фигуру. Чтобы все восторгались ею! – ответил он.
       Выражение глаз Эоны изменилось.
       – Зачем держать высокой фигуру?
       – Это поднимает женщину в глазах окружающих, прежде всего мужчин. Чтобы было неподражаемо, чтобы подчеркнуть стан.
       – А разве естественная фигура женщины выглядит ужасно?
       – Красиво, но как бы сказать... – смешался Эон, – есть какая-то загадка. Любой карилла всегда хочет заглянуть в неизвестное, в чужую пещеру или хижину, полюбопытствовать, что происходит за горой, деревом, в кустах... Ищет тайный смысл там, где вроде бы всё понятно...
       – Объясни, пожалуйста.
       – Ну, если разобраться, у мужчин есть стремление нарушить... то есть разгадать тайну, а у женщин – преднамеренно сохранить её в первозданном виде как можно дольше или вообще скрыть таким образом, чтобы мужчины терялись, терзались, ломали голову и осознавали тайну, как загадку.
       Музыка продолжалась, а танцовщица без устали подёргивала бёдрами. Сверху опять опустилось что-то воздушное, парящее зигзагами. Несколько мгновений и её длинные ноги были обтянуты в чёрные узорчатые сетки.
       Снова раздались аплодисменты.
       – Это чулки, – прокомментировал Эон. – Ажурные.
       – Я никогда в жизни не видела чулки, а они зачем?
       – Для элегантности.
       Эона не совсем понимала, но тут её существо запротестовало.
       – Как можно говорить о красоте и какой-то элегантности, – с вызовом начала она выражать своё возмущение, – когда настоящая красота добровольно зашоривается одеждой, становится недоступной для обозрения, прячется, чтобы о ней никто никогда не узнали? Чем больше одежды, тем меньше самого кариллы. Это и так ясно.
       Эон находился в задумчивости.
       – Не скажи… – воспротивился он.
       Эона заметила, что он переваривает сказанное, и добавила:
       – Чтобы быть элегантным, мужчине достаточно подобрать себе женщину, а женщине – мужчину. Как ты и я. Ты собой придаёшь элегантность мне, я – тебе. Я элегантна с тобой, ты элегантен со мной.
       Эон оставался непроницаемый, поэтому сказал:
       – Моя мама всегда говорит папе, что он без неё – ничто, пустое место. А он ей в отместку, что она без него лиса без хвоста.
       – Красоту нельзя подменить чем-то другим! – решительно бросила Эона.
       – Конечно, это истина, – согласился юноша.
       Уже мягче она сказала:
       – Кариллам лучше выше и дальше прыгать, быстрее всех бегать, поднимать и кидать большие камни, добывать много мамонтов. Как видишь, никакая одежда не сможет быть лучше атлетической фигуры.
       Эон стоял словно пристыженный.
       – Да, да, – поддакнул он, а тут вдруг произнёс: – И да, и нет.
       – Что, и да, и нет? – Эона зевнула, прикрыв рот ладошкой.
       – Ты права и не права…
       – Ах, вот как? Я хочу домой! – сказала она, не скрывая своего раздражения.
       – Подожди немного, – остановил её Эон, – начинается самое интересное.
       А ослепительная Олиса, не прекращая телодвижений под шумные выкрики зрителей, уже натягивала на руки до самых локтей чёрные мешочки с оттопыренными пальцами.
       – Обрати внимание, это перчатки! – со смешанным восторгом произнёс Эон. – Придают изысканность. Маленький пустячок, а как облагораживает, как торжественно преображает женщину, сказочно делает её заманчивой и неповторимой!
       – Ясно, перчатки, – уже понятливо и как-то равнодушно кивнула Эона, отвернувшись.
       – Нет, ты смотри, это очень важно и привлекательно.
       Эона не обиделась, когда Эон взял её за плечи и развернул в сторону сцены.
       – А эти перчатки, они для чего? – спросила она в лоб.
       – Не знаю. В принципе, мило, но они ни к чему. Никакой практической ценности. Женщины без них смотрятся намного лучше. Но женщин разве поймёшь? Разве убедишь их, что одежда для них плохо? Любят они мужчин удивлять. Чистой воды спектакль, провокация, ложное желание устроить себе и другим праздник. Наверное, всё же для импозантности. Для почтения. Для смакования важности своей персоны.
       – Так это и есть вторая стадия привыкания к одежде? – Эона насмешливо смотрела Эону прямо в глаза.
       – Пожалуй, да.
       – А третья?
       – А третья – это уже сама мода, которую двигает жизнь своим стремлением к постоянному развитию и совершенствованию.
       – А четвёртая?
       – Когда карилла совсем не мыслит себя без одежды. Как последняя стадия увлечённости, когда подавить её не может никто. Даже вождь и волкофлопы.
       – Примитивно всё это. Я не знаю, верить тебе или нет.
       Чтобы донести смысл происходящего, Эон стал объяснять:
       – Всё, что мы видим, называется театрализованный показ одежды и её разнообразия. Одежда ловко делает нас и чудаками, и простаками, и дураками, и недотёпами, а ещё милашками.
       – Я поняла: чулки, перчатки, платья для обмана зрителей. Придумали хитрые и ловкие кариллы – одеждоманы, чтобы завлекать всех в своё братство.
       – Эона, вот я и говорю, не надо бояться быть чудаками, непохожими на других.
       Эона вопросительно посмотрела на парня.
       – А нам-то что делать? Бояться, остерегаться или преклоняться перед одеждой? Не вижу, что это дело добровольное и безобидное.
       – Не надо ничего делать! – Эон ушёл от ответа. – Будем смотреть на Олису дальше.
       – Но, Эон, одеждоманы являются недоумками, так говорят все и мои родители. Да и само одевание действует, как мне кажется, одурманивающе, и вызывает вредоносный интерес.
       Эон вздохнул.
       – И ты слепо поверила?
       – Не знаю – кому верить. Родители говорят одно, ты другое.
       – Они закладывают в твои уши ложь. Это их неправда! Ты лучше смотри на радостную и счастливую Олису, и не спрашивай. И вообще, будь выше глупых рассуждений об одеждомании.
       Чувственный ротик Олисы всё ещё показывал свои очень крупные, жемчужные зубки и розовые дёсны, она уже красовалась в нагромождении на голове.
       – Шляпка из соломки! – подсказал Эон.
       Шляпка привела в дикий восторг мужчин, только что вопящих “Позор!”, и они затопали ногами.
       – Браво! Браво!
       Женщины подбадривали танцовщицу одобрительными возгласами:
       – Ойля, ойля!
       Началась заключительная музыка. Рождённый буйной фантазией грациозной исполнительницы, танец превращался в пожар.
       Под всё убыстряющуюся музыку, Олиса быстро снимала с себя одежду и тут же бросала на карилл.
       Вдруг на зрителей сверху посыпалась ещё одежда. Все начали хватать её.
       Всё смешалось: кариллы, перчатки, чулки, шляпки... На Олису уже не обращали внимания. Началась давка и кутерьма – кому что достанется.
      
      
       Кому шляпка, а Эону досталось платье
      
       Эон нырнул в самую гущу карилл, поймал платье, скомкал и крепко прижал к себе, чтобы его не вырвали из рук и не разодрали на лоскутки. Толпа мгновенно успокоилась, когда ловить уже было нечего. Олиса откланялась и удалилась со сцены.
       – Это... это... глупо! – произнесла Эона. – Бессмысленнее ничего не придумаешь. Представляю, кому-то достались её чулки.
       – Смотри! А это что, тоже глупо? – Эон радостно развернул платье. – Бери, носи на здоровье, это тебе! – Его щёки победоносно раздувались от случайного выигрыша, добытого в честной, открытой борьбе.
       – Мне не надо.
       – Примеряй! Дарёному коню в зубы не смотрят.
       – Я не хочу быть одеждоманкой! – Эона отвернулась, хлестнув нос Эона волосами.
       – Скажи “да”.
       – Нет.
       – Девушке всегда легче сказать “нет”, чем сказать “да”. Она даже гордится этим. Я знаю, я испытал на себе. А ты опровергни, возможно, это моё заблуждение или твоё.
       – Нет.
       – В той или иной мере мы все одеждоманы! – взметнулся Эон. – Только не признаёмся.
       – Чего ты хочешь? – перебила Эона. – Чего ты добиваешься?
       – Просто надо воспитать в себе чувство прекрасного, а затем суметь развить его. С нас будут брать пример, а далее за нами потянутся другие кариллы.
       – А зачем? Чувство прекрасного сильнее проявляется и даже красит карилл, когда они находятся в естественном виде в набедренных повязках. Так сказал мой отец.
       – Отец неправ. Ты поддалась суждению о некоем вреде одежды.
       – Только не продолжай дальше, – скорчилась Эона в гримасе, бросив взгляд на спасительный выход. – Зов предков подсказывает мне уйти, убежать, скрыться подальше отсюда.
      
      
       Эона вернулась домой в платье
      
       И Эона пошла домой, но Эон не отставал и протягивал платье. Оно трепетало на ветру, словно почувствовало свободу.
       При одной лишь мысли о том, что она, Эона, наденет это платье и о последующих последствиях, её переполнило волнение... Она вспомнила, что однажды точно такое же чувство испытала – чувство стыда, а затем страха. Но это когда было? После отдыха в горах, затем во время сна. Здесь в реальной обстановке, наяву, Эона вдруг успокоилась: не так всё, впрочем, страшно. Первое чувство мелькнуло и ускользнуло. Оно было и его нет, когда есть возможность опереться на сильное плечо Эона.
       Руки Эоны, тем не менее, не подчинялись, выписывали танец, ослушались, и платье уже сидело на ней как влитое на фоне дикой яблони.
       Эон даже вскрикнул:
       – Тебе очень идёт это платье. У меня перехватило дыхание.
       – А у меня аж слюнки потекли! – призналась Эона. Она ловила восхищенный взгляд юноши, но вдруг спохватилась, опомнилась.
       – Забери своё паршивое платье! – Быстро снятое, оно упало к ногам юноши.
       – Ты... ты... синий чулок! – ничего другого не нашёлся сказать Эон.
       – Это как понимать? – Эону возмутило новое словосочетание. И услышала:
       – Это ходячее выражение в среде одеждоманов про тех, кто не одеждоман, уничижительное обозначение женщины, которая не следит за своей красотой.
       Он насильно сунул платье в руки девушки и отбежал в сторону.
       – Я – синий чулок? Я – никакой чулок! – обиделась Эона.
       Юношу покоробило несогласие девушки, и он воскликнул:
       – Ты похожа на милый, волшебный, но ядовитый цветок, что растёт на болоте наравне с безвредными растениями.
       – Я… Я… – возмутилась Эона и побежала. – И вообще, Эон, спокойной ночи, то есть утра!
       Юноша проводил её озабоченным взглядом.
      
      
       Родители решили проучить Эону
      
       Когда Эона прошмыгнула в пещеру, отец с матерью спали. Тлели угольки костра. Эоне уже доводилось видеть спящих родителей, и картина, которую она увидела сейчас, ничем не отличалась от обычной, но всегда умиляла. Удивительная с их стороны простота. То же мерное дыхание… Эона улыбнулась. Было действительно смешно: тощий папа рядом с мамой, довольно крупной женщиной.
       – Папа! – тихо позвала она.
       Ответом ей стало лишь безмятежное похрапывание.
       Потихоньку на цыпочках Эона пробралась вглубь пещеры. Она сгорала от нетерпения померить платье. Она снимала его и одевала много раз. Потрясающее платье, и какое приятное волнение, продолжавшее теснить грудь!
       Эона не помнила, как быстро, прямо в нём забылась во сне с довольной улыбкой на невинном детском лице. Снилась одеждоманка из спектакля. Все, кому не лень, укоряли её, без конца морализировали над ней, учили жить по правилам племени. Но чтобы такие говорить слова? Кто-то родным женским голосом визжал: “Эона! Грязная свинья! Стыдоба! Непристойная одеждоманка! Недоучка! Уродка!” Кто-то бил по лицу и срывал платье. Каждый удар Эона воспринимала, словно по своей собственной персоне и задыхалась.
       “Неправда, такого не было в спектакле!” – сквозь сон подумала она и открыла глаза.
       Свет врывался в пещеру широким потоком.
       Отец пучил глаза и рычал:
       – Тащи её вон из пещеры за волосы на улицу!
       Кто-то её тряс, как тряпичную куклу. Над ней, нахохлившись, стояла мать, хлестала по щекам и сдирала через голову платье. Оно скомканное уже валялось рядом.
       – Идиотка! Позор! Ничего подобного никогда не позволит себе благовоспитанная девушка.
       – Совершить самое отвратительное! И это наша дочь! – возмущался отец. – Что только благонравные кариллы подумают?
       – Мама Мея и папа Тео! – закричала Эона, и как змея стала извиваться и увертываться. Слёзы несправедливости душили её.
       – Над моей дочерью надругались, насильно запихнули в эту хламиду! – заголосила мать.
       – Итак, ты считаешь, что в твоём поведении всё нормально? – Этой пониженной на тон фразой отец вернулся к привычной для себя спокойной манере разговора, но ответ Эоны оказался ошеломляюще груб:
       – Да, считаю!
       – Безобразие! Это бунт, мятеж, переворот в племени! – загрохотал отец, потом сделал кивок в сторону улицы. – Попадись этот щенок, кости ему переломаю!
       Мать виновато присела рядом и заохала:
       – Доченька, подтверди, они надругались над тобой – эти одеждоманы, скоты, недоумки, мерзкие свиньи. Они склонили тебя к возмутительному поступку принять в подарок никчёмное гадкое платье. Что будем делать, как смыть позор с нашей семьи?
       – Эона, собирайся! – приказал отец. – Нас выставили болванами на всеобщее посмешище: тебя, меня, маму, всю нашу семью. Сейчас же мы пожалуем на озеро к одеждоманам, и ты в присутствии их снимешь с себя это скверное платье и бросишь его им в лицо. Оскорбление на оскорбление. Твой мужественный поступок будет укором им всем, всему их собачьему сообществу за поруганную честь!
       – За всё то, что они позволили против нас, – застонала мать.
       – Да, дочка, ты сделаешь это для родителей, мамы и папы, как бы тебе не было противно и неприятно. – Отец ласково погладил по голове Эону. – Этим ты выразишь возмущение одеждоманам, докажешь непримиримость к ним и оправдаешь себя в наших с мамой глазах.
       Мать с расстановкой добавила:
       – Дочка, тебе отвратительна собственная покорность, но сейчас это единственно верное решение.
       – Мама Мея и папа Тео, я... попробую... – Эона дышала с надрывом.
      
      
       Поездка в лагерь к одеждоманам
      
       Отец приготовил тележку, запряг ослика, посадил Эону, и стиснул дышло так, что пальцы побелели.
       Лесная дорога пролегала вдоль однообразного частокола из высоких деревьев, бросающих пёстрые тени, отчего мелькание в глазах переросло в резь. На дороге гнетуще никого не было.
       – Должен показаться лагерь одеждоманов. Ни души, как будто всё живое вымерло. Знает собака, чьё мясо съела! – со злостью пробурчал отец.
       – Не возьму в толк, куда одеждоманы подевались? – вновь и вновь сдавленно повторяла мать.
       Эона в томительной тревоге немного успокоилась, только держала пальцы у рта и надкусывала краешек губы.
       Но вот успокоение вновь уступило место беспокойству. Лес кончился, начались кусты, и открылось поле. Вдали заблестело озеро с впадающей в него речкой. Оно играло розовым светом от пламенеющего солнца с противоположной стороны.
       – Кажется, приехали. Лагерь одеждоманов начинается отсюда, – почувствовал резкие изменения отец.
       Разглядеть находившихся впереди карилл было не просто. Однако было хорошо видно, что они разгуливали в одеждах.
       Кусты зашевелились и раздвинулись. Из них возник патруль одеждоманов с жёлто-зелёными повязками на головах и в пёстрых костюмах зелёного цвета.
       Тележка остановилась.
       – Вы кто? – спросили они.
       Отец с матерью презрительно молчали.
       – Вы – будущие одеждоманы? Новообращенцы? Прошли одеванием первичный ритуал посвящения?
       – Да... то есть, нет... – ответила Эона. Губы её тряслись. Выталкиваемая матерью из тележки, она пыталась не показывать своего страха перед одеждоманами.
       – Ты запомнила, дочка, о чём мы с тобой договорились, что ты должна сделать? – вдогонку крикнула мать.
       Но Эона уже не слушала. Она бежала, не оборачиваясь, к одеждоманам, к парню, который вышел навстречу.
       – Эон! – шептала она, выбиваясь из сил. – Эон!
       Послышался сдавленный крик матери.
       – Отец, да смотри же, что она вытворяет? Это как называется?
       Мать почувствовала подвох, что-то неладное, когда высокий одеждоман снял с себя куртку и набросил её на плечи Эоны, а она уткнулась головой ему в грудь.
       Мать с отцом попытались пройти дальше, но патруль тесным кольцом обступил их.
       – Негодяйка! Вот она – нынешняя молодежь! – взвизгнула мать во всю мощь своих лёгких.
       Отец удрученно хрустнул запястьями.
       – Мея, мы упустили в воспитании, теперь пожинаем плоды.
      
      
       Трагедия отца и матери Эоны
      
       Густые, тяжёлые облака собирались над головой.
       – Мея, ты когда-нибудь видела, чтобы кто-то выглядел таким счастливым, что счастливее его нет на свете, как наша Эона? – вдруг спросил муж.
       – Тео, ты ненормальный, когда говоришь такое! – Жена посмотрела на мужа с сожалением и слёзы потекли по её лицу. И услышала от мужа:
       – Всё племя помешалось на одеждомании.
       Мея безвольно опустила руки и задумалась. Что-то неясное колыхнулось в её мозгу, пробуждая смутные нелёгкие воспоминания.
       – Тео, ты сегодня душещипателен, и мысли у тебя путаные, и в облаках витаешь! – в сердцах заявила она.
       – Наверное, в самом деле, с годами мы становимся чувствительными и впечатлительными, – буркнул он в ответ и вдруг зашёлся в истерическом хохоте.
       Жена недоумённо взглянула на него.
       – Не пойму, что тут смешного?
       – Мея, признайся, тебя душат слёзы обиды за Эону? – этими словами муж затронул самое сокровенное жены и влез в её душу.
       На подковырку она ответила колкостью:
       – Как тебя, Тео, душит смех бессилия за неё! – заметила она.
       И правда, с хохотом у мужа было не в порядке и даже смехом бессилия уже не пахло.
       – Нет, ты только подумай! – почти рыдал он, – Это умышленная попытка подорвать основу нашего племени, а вождь, дружинники и даже волкофлопы не могут справиться с кучкой одеждоманов. Нет, ты только подумай!
       Ослик тронулся на полколеса, тележка уныло скрипнула, и замолкла – немой укор хозяевам.
       Тео взялся поправлять дышло. Серый сумрак от тяжёлой тучи всё быстрее расправлял свои крылья.
       По Мее прошла дрожь.
       – Да это же ползучее стихийное неповиновение нашей дочери и её новых друзей! – взвизгнула она.
       Издалека раздался шум, перешедший в гул и разнеслось эхо.
       – Мея, похоже со стороны стойбища? – насторожился Тео. – Это неспроста.
       Она завертела глазами.
       – Что-то произошло ужасное!
       Муж повернул ослика.
       – Мея, возвращаемся в нашу пещеру!
      
      
       Война с одеждоманами
      
       Жена села в тележку, а подгоняемый ослик потянул её. Расстояние до монумента “Грации” они преодолели со сноровкой и только опомнились, когда перед ними выступил постамент с новой табличкой:
      
       Одеждоманки-патриотки, поднимающие одежду с земли и набрасывающие её на себя
      
       Вокруг валялись обломки старой таблички.
       Жена вздохнула:
       – Тео, вот тебе и “Грации”, вот тебе и скульптурная группа “Кариллы-патриотки, срывающие с себя и топчущие ногами последние одежды”!
       Муж только прибавил шаг.
       – Мея, быстрей в стойбище!
       Их встретила толпа недовольных карилл, их рать двигалась навстречу во главе с вождём. Впереди выступали волкофлопы, дружинники и судьи.
       – Война с одеждоманами до победного конца! – кричали они.
       Им вторили народные возмущения:
       – Покончим с ними раз и навсегда!
       – Не одежда красит кариллу!
       Кто-то начал выдёргивать на монументе новую табличку.
       Из-за леса показалась другая рать, она была многочисленнее и решительней.
       – Наше дело правое, победа будет за нами! – кричали с этой стороны. – Обеспечим одеждой всех карилл! Оденем карилл с ног до головы!
       Рати встали напротив друг друга, как перед сражением. Похоже, столкновения было не избежать. Первыми дрогнули и обратились в бегство сторонники вождя – их охватила паника. Отец и мать Эоны бросились бежать вместе с ними.
       В стойбище творилось что-то невообразимое. Кариллы без одежд, вождь, судьи, дружинники, волкофлопы метались в страхе. Кариллы в одеждах гонялись за ними и громили символы прежней власти. От них в страхе бежало всё живое: кошки, собаки, свиньи, овцы, лошади.  Кругом раздавались выкрики:
       – Одежду на службу кариллам! Кариллы, предпочтём мягкие перины голой земле!
       Кариллы без одежд облачали на себя всё, что попадалось под руки: ветки, листья, солому, кору деревьев, и уже сами примыкали к одеждоманам.
       Муж показал на девушку с горящим взором в кожаной тужурке и с дубинкой в руке, которая давала быстрые приказания, кому и в каком направлении двигаться. Одетые кариллы ей послушно отвечали.
       – Комиссар, пришло наше историческое искромётное время! Олиса, ты наш талисман!
       – Мея, смотри, эта комиссарша Олиса больше всех лютует! – заметил муж.
       – Тео, наши сторонники никуда не годятся, поэтому проспали власть! – ответила жена.
       Муж повернулся к ней.
       – Не узнаёшь её? Вспомни: горы, отдых на природе, игра в мяч, внизу у озера одеждоманы. И проходящая мимо нас парочка – мужчина с этой комиссаршей. Эона как в воду смотрела, когда спросила: “Может, эти приятные толстяк и с виду порядочная, благопристойная дама в укромном месте тоже одеждоманы? Я ещё пожурил: “Откуда у тебя такие неприличные, непричёсанные мысли?”
       – Настоящее сумасшествие! – зашлась в беспокойстве жена.
       – Ты была права, – подтвердил муж. – Это точно, не иначе, настоящее ползучее безумие с одеждой.
       Жена явно пребывала в панике.
       – Тео, что делать? Что делать? Что делать? – полоумно твердила она.
       Муж показал жене на куст с густыми ветками.
       – Завернёмся в листья?
       Облаченные в ветки и листья мать и отец направились к своей пещере. Карилла в соломе подбежал к ним и благодарно стал трясти их за руки.
       – Мы все заодно! Нас ждут большие перемены! Уже наше поколение будет жить в счастливое время, свободное от предрассудков старого, и мы все станем одеждоманами!
       А на улицах всё больше появлялось карилл в костюмах зелёного цвета. Среди них находились, взявшиеся за руки, Эон и Эона.

КОНЕЦ