Посвящается девочкам 50-х годов

В начале 50-х люди жили еще очень трудно. Шло восстановление, но были повсюду видны следы военной разрухи. Мне было 6 лет, мы с мамой жили в небольшом одноэтажном доме, прилепившемся к  кирпичной многоэтажке. Наш дом все называли восьмым домом. Почему восьмым? Номера на доме не было. А нас, жителей дома, так и называли  - «восьмидомовцы». Говорили, что наш дом скоро снесут, но после этих разговоров он простоял еще несколько лет. Почти все квартиры наших домов  были коммунальными. Нам повезло – мы с мамой занимали отдельную крошечную квартирку. Мама работала надомницей – шила постельное белье. Я, как и все ребята нашего двора, целыми днями пропадала на улице. Мы собирались стайками, играли в  игры той поры. Девочки -  в дочки-матери, мальчишки -  в войнушку с самодельными деревянными пистолетами. Все одинаково плохо одеты, босые, со сбитыми коленками. Когда становилось тесно во дворе, мы бегали на пустырь за домом, поросший полевыми цветами, рвали их в букеты охапками, но цветов не становилось меньше. Было большой удачей найти красный мак. Такой девочке завидовали, но недолго – мак быстро терял свои алые лепестки. В центре пустыря остались с войны две огромные воронки, которые  мы называли «ямами». Это были не просто ямы – это были сложные лабиринты с торчащими обрывками коммуникаций.  Там можно было прятаться, организовать военный штаб или разложить на выступах самодельных кукол. Зимой мы скатывались на санках на дно ямы и долго карабкались наверх, чтобы снова скатиться. Это была всем горкам горка!
   
   В нашем дворе появилась новая девочка, звали ее Таней Федоровой. Их семья занимала отдельную квартиру, отец Тани ездил  на казенной машине. Таня была всегда аккуратно одета, платья на ней хорошо сидели и видно было, что сшиты они именно для нее. Мы же все ходили в обносках, выцветших и бесформенных, перешитых руками наших мам. Таня никогда не гуляла босиком, на ней были сандалии и носки! Не знаю, как это получилось, но мы подружились. Меня тянуло к этой девочке, интуитивно я чувствовала, что она из другого мира. Был интерес – как живут эти люди, другие люди? Однажды Таня позвала меня к ним домой. Идти было боязно, но любопытство взяло верх. Я вошла в подъезд кирпичного дома впервые. Мои босые ноги , привыкшие к теплой земле, сразу почувствовали холод цемента. В подъезде было прохладно.  Поднялись на второй этаж. Дверь была заперта, Таня постучала. У нас дома дверь днем не запиралась , маме было некогда подбегать каждый раз и открывать – она много работала. Дверь нам открыла Танина бабушка. Тогда она мне показалась старенькой, теперь я понимаю , что ей было не больше пятидесяти. Я поймала на себе недовольный взгляд, а Таня, опережая вопросы, выпалила: « Это моя подружка, она из восьмого дома». Зачем она сказала , что я из восьмого, подумала я. Танина бабушка строго посмотрела на мои запыленные ноги и сказала: «Вытри о коврик. Идите на кухню, будете обедать» . В первый раз в жизни я буду есть не дома.
      
    На кухне нас усадили за стол. Бабушка  спросила, как меня зовут, я ответила, она поставила передо мной тарелку густого красного борща, запахло мясом. Перед Таней появилась такая же тарелка, в центре которой лежал кусок мяса. В моей тарелке мяса не было.  Ложку мне дали большую и тяжелую, видимо, это был мельхиор. Я видела такую  впервые, дома у нас были все столовые приборы из алюминия , легкие тускло-серые,  с погнутыми в разные стороны ручками от частого употребления. Недолго раздумывая, я начала хлебать. Таня ковыряла в тарелке, отодвигая в сторону капусту, картошку. Когда бабушка вышла из кухни, она спросила:» Будешь мясо, я не люблю». Взяв двумя пальцами кусок мяса, она шлепнула его  в мою  тарелку. Я понимала, что мы совершаем преступление. Если в эту минуту войдет бабушка, мне несдобровать. Мгновенно я засунула в рот кусок мяса, стараясь разжевать его как можно скорее, получалось плохо и я глотала неразжеванные куски. На второе были тефтели, сказочно вкусные, а потом компот в бело-голубой чашке.  Я не знала слов «бедность», « нужда», при мне их никогда не произносила мама, но и без слов, я своим детским нутром почувствовала  пропасть между собой и семьей Тани. Обед камнем лег в моем желудке. Вставая из-за стола, я сказала спасибо, как учила меня мама, но не услышала в ответ «на здоровье». Танина бабушка молча убирала посуду.
    
    Потом мы пошли с Таней в комнату. Стоя на пороге, я успела заметить добротную темную мебель, плюшевую скатерть на столе, на полу ковер. Но вдруг надо мной выросла Танина бабушка и сказала: «Девочка, тебе пора домой» . Она назвала меня девочкой, несмотря на то, что несколько минут назад я называла свое имя. Для нее я была дворовой девочкой из восьмого дома и больше никем. Я вышла в длинный коридор, меня никто не провожал. Подошла к двери, дверь была закрыта. Я дернула за ручку. Замок! Непонятно, как он работает. Стою, оробев, и боюсь позвать на помощь. В эту минуту отчетливо слышу ворчание: «Эту не води больше сюда и сама к ней не смей ходить, и вообще нечего по хаткам бегать».  Так и сказала « по хаткам бегать», больше я такого выражения никогда не встречала в жизни.  Внутри меня была тяжесть, воздуху не хватало – скорее, скорее на свободу, вырваться! Подошла Таня и молча открыла дверь. Я пулей проскочила холодный подъезд. Вот он родной привычный двор, теплая пыль под ногами, старая скамейка, деревья, кусты. Я сделала глубокий вдох и побрела через двор домой.
   
    Когда я вошла , услышала ровный стук машинки. Мама работала. Я села рядом и стала смотреть, как из-под ее пальцев сползало на пол большое белое полотно. «Иди, поешь» - сказала мама, не отрываясь от швейной машинки. Я пошла в сторону кухни, остановилась около топчана, на котором спала ночью.  Днем я  никогда не спала, у меня не было режима, спать днем меня никто не укладывал. Это было так скучно , когда столько интересного можно сделать. Но меня вдруг стало клонить в сон, я прилегла на топчан и сразу же закачалась на волнах накатившего сна. Спала долго, а когда проснулась, увидела, что была прикрыта маминым старым халатом. В комнате было тихо. Я вышла на кухню. На столе  стояла кастрюлька , заботливо укутанная полотенцем, в ней лежали четыре вареные картофелины, политые душистым подсолнечным маслом. Я снова хотела есть.
   
    В начале 60-х годов наш дом снесли. Мы с мамой получили двухкомнатную «хрущевку» в новом микрорайоне. Мама устроилась работать в общепит. Мы стали лучше питаться и вообще жизнь начала налаживаться.

    P.S. В 1971 году, будучи студенткой мединститута, я проходила практику в одном из городских стационаров.  Жизнь столкнула нас с Таней снова.  У нее было обострение гастрита,  была она худая и бледная,  выглядела не просто повзрослевшей, но постаревшей. Она меня не узнала. Все мы, в белых халатах, на одно лицо, наверное. Я не призналась, что мы знакомы. Когда  шла домой, нахлынули воспоминания, внутри все сжалось до дурноты, как когда-то. Набрав в легкие воздуху, я подумала: «Зачем мне эта встреча дана судьбой? Ну зачем?»