К чему нам восторги и жалость?

Рассказ написан на "Конкурс Копирайта - К2" http://www.proza.ru/avtor/konkursk2, который назывался "История".

   Бывает, день длится, тянется, а пройдёт — вспомнить не о чем. А другой — наполнится встречами, разговорами, промелькнёт как миг, все разойдутся, а воспоминания останутся и не дадут уснуть. Вот и этот случайный разговор крутится в голове: всё ли, что хотела, рассказала мальчишкам, или что лишнее сказала?

   Был солнечный июньский день. Я высаживала в саду розы. Надо же как увлеклась садом. И помидоров сорок сортов высадила по кусту.  А вокруг газонная трава, из которой выглядывают  белые и розовые маргаритки. Люблю всё, что выращиваю. Сажай, не сажай ничего не вырастет, если без любви.
   Услышала шум: в ворота въехал на машине муж, который привёз из города Пашу и Матвея. Внукам по восемь лет, но ростом скоро меня догонят. А вот и подруга из машины показалась.
   Мальчишки наперегонки побежали ко мне. Распахнула руки и приняла их в объятья, заодно и розы защитила от неуёмной радости.
- Паша, Матюша, цветы не сломайте. Смотрите, не успела посадить, как божья коровка уже прилетела.
- А на смородине их целые гроздья, - подругу любой пустяк в саду удивляет: что значит, в городе живёт безвылазно.
- Что, ягод полные гроздья?
- Нет, божьих коровок. Из-за этого кусты не зелёные, а оранжевые.
- Вообще-то, это чёрная смородина будет. Мальчишки, посмотрите на букашек?
- Ну, что мы, божьей коровки не видели?
- Да сто раз, - вторили друг другу внуки.
- Опять бабушка жалостливые песни запела, - заворчал муж. – Что их жалости учить? Кто из них вырастет? Они мужиками должны быть, серьёзные дела делать, а тут – букашка оранжевая. Смешно прямо.
   Мальчишки, конечно, поддержали весомое мужское слово.
- Жалость, значит, им помешает нужные дела творить? –  решила без ответа такие нападки не оставлять.
- Да если не жалость, и дома нашего не было бы!
   Кажется, поняли, что рассердили меня не на шутку.
   Дом наш на пригорке: внизу – зелёный луг: жёлтые солнышки одуванчиков, белые растрёпанные ромашки, розовые головки клевера - всё как цветастый ковёр, оживает, волнуется под порывами ветра.
   Небо спускалось так низко: до белоснежных облаков, кажется, рукой достать. По утрам в окно спальни солнце в гости заглядывает, а вечером на закате в кухню приходит попрощаться.
- Бабуль, при чём здесь дом и жалость? – серьёзно спросил Павел.
- С неё всё и началось, с жалости.
   Всей компанией переместились в беседку. Я раньше молчала: казалось неуместным говорить о себе. Слова о ненужной жалости задели.

- Конечно, если бы не перестройка , стоять мне и дальше за кульманом. Но тут так всё сразу перевернулось: инженеры перестали быть нужными — в один миг. Надо было что-то придумывать. Тогда многие в торговлю пошли. Я понимала, что не моё это. А что моё?
   После Чернобыльской аварии строили посёлки для переселения людей из зон радиационного загрязнения. Строительством посёлка мне и предложили заняться. Я раздумывала, а потом решилась. Сложно было. Зарплату полгода не платили. Но уйти не могла, всё время помнила, что люди живут в зоне и на меня надеются. Очень жалко их было.

- Мать, ты погоди, - прервал муж, - Ты ребятам объясни, что за зоны такие, да почему жалела их.
- Не знаю, Валер, как и рассказать, самим осознать было трудно. Приехали мы на место отселения, а  вокруг такое буйство красок: небо голубое, изумрудная трава луговая - в пояс, земляника - размером с яблоко, грибы, что арбуза крупные. Стоим, глаз не отвести от красоты, а дозиметр, как сумасшедший щёлкает. Разум не в состоянии понять, что опасность бывает так лицемерно прекрасна. А в селе дети живут: как им объяснить, что клубника теперь — яд. Но ведь и воздух опасен.
   Поэтому и согласилась строительством заниматься. Начала с выбора места. Когда первый раз на холм пришла, увидела внизу гигантскую волну зелёного луга: на одной вершине я стояла, по впадине брели жующие коровы, а на другой вершине – телевышка, словно игрушечная, и простор до неба - сразу в эту красоту влюбилась. На этом месте Антоновка и стала: пятьдесят шесть домов.
   Клеверное поле вместе с землеустроителями вымерила: взяла рейку геодезическую и весь день бегала с ней по полю, а они следом колышки вбивали. Когда карту составили, по кабинетам понеслась с начальниками согласовывать.
   На других стройках привычно фундаменты закладывали. А я, как начиталась журналов, да и построили сначала дорогу: по ней и осенью, и зимой доставляли строительные материалы. А еще комиссии из Москвы возили, - смешно вспоминать, - Не по бездорожью же их везти, а здесь автобусу легко проехать.
   А вода у нас какая вкусная! С глубины двухсот метров поступает. Под нами вода озёрами целыми. Когда на схеме первый раз увидела — смешно стало: как блюдечки глубокие и мелкие. Мы из озёр, прежде чем бурить, пробы воды взяли и выбрали лучшую. Я этих ребят, с кем выбор делала, главными по водным тарелочкам называла.
   Муж смотрел на меня с улыбкой, может, думал, что я расхвасталась перед мальчишками, а те слушали, кажется, с интересом. Наверное, пытались меня, бабушку ростом чуть выше дюймовочки, представить шагающей с рейкой в поле.  Интересно, какой я им виделась?
- Бабушка,  Антоновку построили, люди в дома переехали, жалость прошла. Так всё закончилось? - спросил Павлуша.
- Хорошо бы, если так. Всегда есть кто-то, кто нуждается в помощи. Это счастье, если можно помочь.
   Помнишь, Валер, в две тысячи седьмом на Сахалин летала? В Невельске тогда более тысячи шестисот толчков было. Жили в вагончиках, по два-три часа спали, ели из полевой кухни, ходили, как зомби от усталости. Но мы здесь были временно. А жители не знали, сколько ещё в вагончиках ютиться придётся?
   Представляете, они стояли рядом и смотрели на дом, где вчера ещё жили. Панель дома и лестничные пролёты обвалились, обнажив что там было: сервант с хрусталём, плита с чайником, стол с любимой чашкой, игрушки, секретеры с документами — всё рядом, а взять ничего нельзя. Это как понять: вчера твоё, а сегодня — нельзя? Чтобы убрать соблазн, сразу разрушали развалины дома. Ковш экскаватора взмывал и рушился - долбил уцелевшие стены. А они смотрели, как уничтожаются последние остатки их вчера. Многие плакали.
   Чуть поодаль стояла пожилая пара, лет за семьдесят: волосы седые, держались за руки, говорили тихо, и слёз их не видела — удивительное спокойствие. Или безысходность? Жилищные сертификаты им выдали, но это жильё когда ещё построят. Молодые могут уехать куда-то, а они... 
- Когда многих жалко, то это большая жалость? - спросил рассудительный Павел.
- Для сердца, Паша, нет правил, что больше: один или много.
   А помочь можно только своей работой. Региону дают деньги после того, как комиссия оценит ущерб.  Не канцелярщина. Проза жизни. Деньги на ветер никто не выбрасывает. Оценить ущерб — это была и моя работа. Бумаги? Только имея их, можно получить деньги и начать восстанавливать дороги, дома, которые люди ждали.

   Удивительно, что в Невельске при сильном землетрясении погибло только два человека: девушка, на неё козырёк над входом упал, и мужчина - от инфаркта.  Рассказывали, девушке скоро тридцать должно было исполниться: она не хотела отмечать день рождения и всё говорила подругам: «Не будет у меня юбилея». Не было.
   Ребята в беседке затихли. У подруги в глазах появился влажный блеск, кажется, что-то хотела сказать, но промолчала.
- Мэр рассказал, что в июле, за месяц до стихии, приезжал в Невельск батюшка с чудотворной иконой, и они с ним весь город с иконой объехали по периметру на машине, а часть пути — на катере. Понимаете, не свой дом вокруг обошёл, а весь город мэр посчитал своим.
    Когда через месяц улетала, уже началась закладка первых модульных домов. Ради этого и приезжали.
- Люди радовались? - Павлу интересно всё.
- Понимаешь, Паш, люди перенесли сильный стресс, потеряли нажитое, дом. Им хотелось до холодов обрести своё жильё, поэтому всё должно было крутиться быстрее, а ещё быстрее — уже не в человеческих силах. За один месяц постарела больше чем за год.

- Бабушка, это только там ты при землетрясении была? - с жалостью в голосе спросил Матюша.
- В Корякии в две тысячи шестом толчки были до девяти баллов. В Москве меня спросили, летаю ли я на маленьких самолётах? Сказала, что летаю на всём, что движется. Так и было: сначала летели на боинге в Петропавловск-Камчатский, потом транспортом МЧС до посёлка Оссора, а оттуда уже вертолётом.
   Прилетев, спускаюсь на землю, мне руку подаёт мужчина в форме МЧС. Вертолёт ещё тарахтит, в голове шумит, и вдруг он говорит: «Здравствуйте, Валентина Михайловна. Вы меня не помните? Я в Москве к вам приходил». Прилететь на край света, а там знакомый встречает — что только не бывает.

   Вспомнила, что было дальше в тот вечер, и продолжила рассказ, с трудом сдерживая смех.
- Корякию мне не забыть. Поселили меня в палатке губернатора, которого в тот день не было. Внутри прямо на песке стоят раскладушки и круглая печка-буржуйка. Температура примерно пять - восемь градусов тепла была. В печке такой прогорает всё быстро, и надо постоянно добавлять дрова. Познакомили с коряком Колей: не высоким, щуплым мужчиной. Сказали, ночью топить будет, чтобы я смогла немного отдохнуть.
   Холод был такой, что сразу захотелось с Колей договориться. Дала сто рублей, чтобы топил лучше. Вечером, когда пришла в палатку, печка уже была горячая. Устроилась на раскладушке, задремала, вдруг шум разбудил. Глаза открыла, от ужаса дыхание перехватило: полог палатки откинут, внутрь входит огромный мужик с квадратным лицом, а в руке у него топор. Дрожащим от страха голосом спрашиваю:
- Ты кто?
- Саша.
- Тебе что надо?
- Печь Коля прислал топить.
   Коля, получив от меня деньги, посчитал себя то ли начальником, то ли богатым человеком и нанял Сашу на эту работу. Если бы на этом всё и закончилось...
   Спать всё равно хотелось. Мужчина топил буржуйку, а я заснула. Вскочила от удушья. В печке всё догорело, угарный дым и чад наполнили палатку. Сашу нашла спящим на соседней раскладушке. Ни разбудить, ни вытащить его — невозможно. Выскочила наружу: стала клинья вытаскивать, хорошо, что почва была песчаной. Задрала наверх брезентовые стены палатки, чтобы проветрить. Ребята из соседней палатки МЧС подоспели на помощь. Так и пять утра наступило, а значит, новый рабочий  день пришёл.
   На третий день ночевала в гостях: людей всех отсюда эвакуировали, а женщина, которая с нами работала, осталась и ночевала в своём доме. Света, воды, конечно, не было, но всё-таки чуть теплее чем в палатке. После работы устанешь, а уснуть не можешь из-за холода: согреться никак не удаётся. Но главное, дверь оставить нараспашку, чтобы при толчке не заклинило — иначе не выбраться.
   Земля сотрясалась. Относились сдержано, ведь никогда не угадаешь, что будет: сыпанет побелка с потолка или стена дома рухнет.
- Валюш, ты про Корякию ребятам расскажи. За что её называют краем света?
- Может, за сложность добраться туда? Красиво там. Смотришь вдаль: небо сходит на землю, облака устраиваются поудобнее на сопках, как на диванах, и смотрят оттуда за тобой — и не представить, что там за ними ещё что-то есть, поэтому и край, наверное.

   Обратно улетала с Корфа на почтовом самолёте. Нас было трое пассажиров: двое серьёзных мужчин и я, мой вес можно и не учитывать. Сидений не было. Мы уцепились за металлические трубы: стойки или стяжки — кто разберёт. Самолёт, как козочка, несётся с  подскоками по взлётной полосе, на которой вчера замеряла трещины: два метра глубиной.   Мешки с багажом и почтой мотает из стороны в сторону, а рядом, цепко схватившись руками за трубы, как мячики, подпрыгиваем мы.
- Тебе страшно было? - переживает Матвей.
- Не страх, что-то другое. Думала, только чтобы колесо самолёта не попало в щель. Трещины так и стояли перед глазами: длинные с рваными краями, словно землю вскрывали старым консервным ножом.
- Что спрашиваешь о страхе? Это мужчины из МЧС были, - всё понимает Павел.
   С внуком не спорю.
- От нас в жизни не всё зависит. Боялись мы или нет, но наш самолётик до Оссоры долетел.
   А вот в две тысячи третьем через несколько месяцев после отлёта с Сахалина из новостей узнала, что вертолёт с  губернаторской командой разбился.
   И среди общей жалости вдруг пронзает боль к человеку, с которым недавно занималась одним делом. Четырнадцать человек похоронили у кафедрального собора в Южно-Сахалинске. Когда снова оказалась на Сахалине, то зашла и простилась.
   Боишься, не боишься — есть что-то свыше, что мы изменить не в силах.

- Валюш, хватит нам страхи рассказывать, - не выдержал муж, - Знал бы, никуда не пустил.
- Прав ты, - прячу неожиданно растревоженные чувства, - Что это я всё о грустном? Вот что ещё вспомнилось.
   Однажды мы очень долго добирались за полярный круг: самолётами, вертолётом. Приземлились недалеко от сельсовета. Входим внутрь и видим на письменном столе компьютер, за которым работает старая якутка.
- Бабушка, пора и тебе на компьютере научиться, а то ты даже в игры не играешь, - искренне воскликнул Павел.
- Уговорил. Скоро в игры стану играть. Ох, эти игры.
Шли мы там как-то катером по реке, по пути увидела на берегу странный деревянный дом: крыша из двух скатов, а между ними ветер гулял. Дорог вокруг не было. Зато на крыше стояла спутниковая антенна. Поинтересовалась, что это за чудо такое, сказали, что офис МТС.
   Ребята мои повеселели. Вот и хорошо.
- Бабушка, ты такая маленькая, хрупкая, как ты справлялась? – переживал за меня добрый  Матюша.
- Знаешь, Матвей, женщинам, действительно, не просто в серьёзной компании. Помнишь мою сумку командировочную? Маленькая, а с моими силами носить её долго не просто. В один регион прилетели, а руководитель-мужчина взял свои вещи и пошел вперёд. Я сумку подхватила и вприпрыжку за ним, чтобы успеть. Еле донесла. Зато когда второй раз там оказалась, он меня с самолёта сам встречал, и с сумкой проблем не было. Это только при первой встрече по одежке, да по росту встречают, а судят по делам.
- Сколько же ты увидела, бабушка, - подал голос Павлик, - Мне бы столько мест объездить.
- Много было интересного. В две тысячи третьем году в Якутии было сильное наводнение. Стала смотреть чертежи и не пойму, что за странные трубы под дорогой обозначены: деревянные и квадратные. Это  только и можно увидеть, в Верхоянске. Из лиственницы, которая от воды не гниёт, а прочнее становится, делали конструкцию, как срубы колодца, и укладывали под дорогой для пропуска воды. Придумали в тридцатые годы заключённые.  Сколько среди них светлых и умных  людей было: сотни. Многие там и остались навсегда.  Вот и думай: радоваться за человеческий ум или печалиться, что жизнь талантливых людей так была исковеркана.
- Валюш, только на грустное не переключайся, а то подруга наша совсем сникла, - муж выруливает меня на светлые воспоминания.
- Есть в Якутии праздник восхода солнца ы-ыссых в начале июня. На огромном поле заранее устанавливались огромные плакаты с фамилиями семей данного региона.  С утра к этим  плакатам собирались все члены семьи: Михайловы, Петровы, Семёновы – почти все фамилии русские. Всё без алкоголя. Люди и из-за границы приезжали. Семейный сбор. Больше я такого обычая в действии нигде не встречала.

- Кажется, пора всех на обед в дом звать.
   Расскажу я вам о необыкновенно-красивом цветке — даурской лилии. Мне столько рассказывали о её красоте, о том, что она занесена в Красную книгу Якутии, что когда однажды  попутчик сказал, что заметил на сопке эту красавицу, то мы остановили машину и пошли к ней на встречу. Ожидала что-то необыкновенное. Как объяснить, что я почувствовала, когда поняла, что их волшебный цветок — это рыжие лилии, что цветут в большом количестве под моим окном? И вы даже из беседки сейчас можете их видеть.
   Ребята подскочили от неожиданности.
- Бабушка, ну ты просто волшебница, такие цветы растишь.
- Мать, ты им покажи вертолёт, на котором летала. У тебя в мобильнике фото есть.
   Мальчишки рассматривали оранжевый вертолёт с синей полосой, рассуждая, похож он больше на божью коровку или стрекозу.

- Досталось тебе, - вздохнул муж.
- Рассказ закончен, идём обедать, - взбудоражили воспоминания, но говорить больше сил нет.
   Отправились к дому. Молчавшая всё это время подруга вдруг присела возле куста гортензии и осторожно взяла с листа божью коровку
- Я сто лет не держала её в руках.
   Она поместила себе на ладонь эту букашку и со счастливым видом созерцала, как та, осмелев, быстро перебирая лапами, поползла вверх по пальцу. Смеясь, она следила за её беготней, и, стоило только букашке доползти до верха, как тут же подставляла новую преграду.
   Божьей коровке надоела эта непонятная женщина, она подняла оранжевые с пятнами надкрылья, как пропеллеры замельтешили, зажужжали крылья, приподнялась в воздух, зависла на миг и полетела.
- Первый раз за столько лет с моей руки божья коровка взлетела. Какое счастье!
Мальчишки смотрели то на знакомую божью коровку, то на подругу, заворожено следящую за полётом маленького живого солнышка, сияющую радостью от такого пустяка. Или не пустяка?    А потом приняли её игру, и сопровождали полёт букашки до самой розы, на которую она приземлилась.
- Хорошо, ты доказала право на жалость в жизни, - сказал муж, - А эти громкие восторги чему ребят научат?
Я посмотрела на серьёзного мужа, на радостно носящуюся по саду подругу:
- Для счастья, наверное, надо и важные дела делать, и уметь радоваться мелочам. А для меня счастье — это когда у вас всё хорошо.

кор.01.07.2012г.