Матушка

        Колокольный звон плыл над монастырем, приглашая к утренней службе. На территории монастыря два храма, голубой и розовый, гостиница, где жили приезжие, церковная лавка и небольшие домики, разбросанные неподалеку друг от друга. Там видимо обитали монашки.
        Летом монастырь утопал в зелени, за его оградой начинался лес. Чтобы подойти к монастырю, надо долго идти по крутой дороге в гору. Перед входом в монастырь площадка для машин. Летом здесь много туристических автобусов. Сейчас холодная весна, машин немного. Славился монастырь святыми источниками, их исцеляющее действие испытали многие люди. Особенно славилась вода трех святителей. Была построена закрытая купель. В нее по трубам подавалась вода из трех святых источников. В помещении круглый бассейн, в него спускались две лесенки, по кругу стояли скамейки, на стене – вешалки, на полу – деревянные настилы, сквозь них голубела плитка. Холодно. Вода покрылась льдом. Монахиня шваброй разбивала лёд, расталкивая его кусочки, готовила ледяную ванну для желающих совершить омовение. Сейчас их немного. Паломники жили в гостинице, там за небольшую плату можно переночевать и поесть в монастырской столовой, находящейся неподалеку.
        В трапезной стояли длинные столы, посетители спокойно и молча присаживались, благообразно крестились и приступали к еде. На столах стояли кастрюли, в них дымился борщ, наливай, сколько хочешь. В салатницах аппетитно краснел винегрет, румяные булочки скромно лежали на тарелках рядом с компотом, налитым в чашки. Пища простая. Пост. Колокольный звон все плыл над монастырем. По заснеженным тропинкам к храму шли монахини, послушницы и паломники. Подойдя к дверям, крестились, обметали веником снег с обуви и входили. А немного погодя появилась группа мужчин, все высокие, плечистые. Истово крестясь, они входили в церковь. Это рабочие – строители, православная бригада. Территория монастыря обустраивалась. Мужчины помолившись, уходили работать, а всем остальным стоять на молитве с пять часов утра до девяти и вечером с пяти часов до девяти. Пост требовал усиленной духовной работы.
        Утром в церкви стоял уютный полумрак, теплились свечи, священник читал молитвы. Они сопровождались пением хора. Регент нежным голосом, тихонько, несколькими тактами указывал на тональность мелодии. Ангельские голоса хористок вводили в тихий мир любви и гармонии. Недалеко от левой стороны стояла молодая монахиня. Под широким черным балахоном не угадать очертания фигуры, но неизъяснимое  изящество сквозило сквозь недоступность широкого черного платья. На голове молодой женщины шапочка, и уже на ней черная накидка с прорезью для лица. Это знак отличия. Обращаться к ней надо со словом матушка. Как я узнала позднее, звали монахиню матушка Анастасия.
         У каждой монахини своё послушание, скажем так, своя работа. Матушка Анастасия отвечала за швейную мастерскую, распределяла, кому, чем заниматься. Потом сама садилась за швейную машинку. И шить, и вышивать научилась с детства. Как давно это было! Еще в прошлой жизни…
         Тоненькая, как былиночка, кареглазая Рита жила с бабушкой и сестрой. Бабушка шила, обшивала всю семью. Когда внучки подросли, стала учить их рукоделию. Платья девочек были украшены такими вышивками, что богатые модницы в классе просто от зависти изводились. Ольга над этим смеялась, а Рита даже голову наклоняла под завистливыми взглядами девочек.
- Не гнись, Рита! – воинственно говорила Оля, - Мы чужого не брали.
         Синие задорные глаза её воинственно сверкали. Ольга занималась в секции каратэ, дралась при любом случае, спокойно носила боевые синяки. И, поводя полными плечами, подводила итог: «Сестренка, деремся за жизнь!».
         Рита со страхом и жалостью следила за подвигами Ольги. Пряталась за неё от всех бед, которыми щедро одаривала их жизнь.
         Родители девочек погибли в автокатастрофе. Бабушка как могла, воспитывала их, заботилась  и беззаветно любила. Она горой стояла за Ольгу, кто бы ей ни жаловался на дорогую драчунью. Бабушка отвечала жалобщикам так: «Оля никого без дела не обидит. Полез – получил!» А робкую Риту бабушка нежно прижимала к себе и сетовала: «Птаха ты моя безответная! Как тебе тяжело жить будет…»
         Рита закрывала глаза, представляла себе их дом. Лето. В коридоре застучали каблучки, раздался знакомый голос: - Рита, это я, Нина. В комнату впорхнула маленькая, кудрявая девушка. Она обняла Риту и счастливо выдохнула:
- Я в техникум поступила! Поздравь!
- Молодец, Нинуля! Пошли чай пить, я пирог испекла.
          Девушки вошли в просторную кухню, солнце заливало её тёплым светом. Рита налила в чашку чай из трав, отрезала кусок пирога с вишнями.
- Кушай, Нинуля.
- А ты куда собралась? – Нина успевала уплетать пирог и задавать вопросы.
- Я в швейное училище пойду. Нравиться шить.
- Слушай, Рита, я твою Олю с таким мальчиком видела. Класс!
- А мне она ни чего не говорила.
- Значит не показывает, боится!
-  Оля ни чего не боится!
- Может быть. Ну, я побежала, звони!
         Нина вновь застучала каблучками по веранде. И нет её. Рита вышла во двор, села на скамеечку и задумалась. Оля действительно в последнее время стала поздно возвращаться. Бабушка как-то сказала Рите: «Наша Оля замуж быстро выскочит». Рита и не сомневалась. У нее самой мальчика не было, конечно бы хотелось, но Рита не горевала. Многие заглядывались на кареглазую, изящную девушку, но её застенчивость была такой не модной. Послышался смех Оли. Рита увидела её и высокого худенького парня. Они шли обнявшись. Рита их встретила.
- Ритуля, мы расписались. Поздравь меня.
Оля смеялась радостно и торжествующе. А Рита и Олин муж смотрели друг на друга потрясенно. Они были похожи, как близнецы.
- Боже! – выдохнул Олег, и Рита утонула в свете его глаз. Ольга решительно встала между ними и резко сказала: - Я знала, что так будет. Я знала, что он твой, а не мой. Я всё это знала и потому не показывала.
         Они слушали и не слышали Олю. Пришло мгновенное понимание душевного родства. Они стояли друг против друга, не отводя взгляда и забыв обо всем, в том числе и об Ольге. Крупная, плотная, сильная Ольга в ярко зеленом сарафане, полная жизненных сил и задора, сразу поняла, как близки эти два хрупких человека так ей дорогих.
- Ну, Рита, знакомься, это мой Олег.
Пришла бабушка. Оля повернулась к ней.
- Бабуля, это мой муж. Это Олег.
Бабушка быстро взглянула на Риту, Олега и Олю, не обнаружила радости и почувствовала великое смятение детей.
- А ну-ка сядем и поговорим, - властно сказала бабушка. Молодые молча сели. – Так, не похороны! Рита, давай пирог с вишнями. Ставь чай.
Рита бесшумно скользнула на кухню, и Олег проводил её таким взглядом, в котором сквозило отчаяние, словно боялся, что она исчезнет навсегда.
- Так, - сказала бабушка, видя, как Олег сдерживает слезы: – Давайте-ка попьем чайку и поговорим.
          Сели пить чай, бабушка ласково смотрела на внучек и обратилась к Олегу: - За маму я им. Выросли девочки мои, вот Олечка не спросив разрешения, замуж вышла.
Насмешница Оля блеснула белоснежной улыбкой и, отбросив в сторону то, что сейчас незримо произошло, ответила:
- Да, не спросила я у тебя, бабуля, разрешения, прости, - и бесстрашно добавила, - Ты видишь, как они походи?
- Вижу.
- И  только теперь я поняла, почему я потянулась к Олегу, он напоминал мне Риту.
         Все молчали. Пили чай с пирогом. А потом стали обсуждать, как жить дальше. Дом не маленький, места всем хватало. Решили жить вместе. Олег работал учителем рисования в школе, подрабатывал, где мог: рекламы оформлял, быстро писал портреты карандашом. Деньги небольшие, но были. Оля устроилась продавцом в лавку, бабушка получала пенсию, Рита училась в швейном училище, стипендию ей давали. Все складывалось ладно и мирно в их дружной семье, если бы не одно «но». Не мог Олег спокойно видеть Риту. Стоило ей появиться, смотрел, не отрывая взгляда, позабыв обо всем. Он смотрел на нее спокойно и задумчиво, словно видел что-то необычное и прекрасное. Это было и тихое почитание, и изумление, и радость, что можно любоваться вот так, издали. Рита опускала глаза и старалась стать совсем незаметной. Ольга страдала, начинала шутить, смеяться, чтобы привлечь к себе внимание Олега. Он не замечал ее страданий, терпеливо ждал, когда можно будет смотреть на Риту и молчать.
          Рита вечерами забиралась в свою комнату и плакала. «За что?» - тихонько спрашивала она себя. Вконец измучившись, она решила поговорить с бабушкой. В уютной бабушкиной комнате горела лампада, в углу висела икона, на столе стояла швейная машинка, лежали лоскутки. Бабушка что-то мастерила.
- А, Рита, заходи, моя хорошая.
Рита вошла и присела на маленькую скамейку, стоящую у ног бабушки.
- Бабушка, что делать? Ты же видишь, что происходит.
- Вижу.
- Мне надо уехать.
- Куда ты поедешь, девочка моя дорогая?
- Не знаю.
          В дверях бабушкиной комнаты стоял Олег. Дверь была открыта и поэтому он не постучал. Зашел, не ожидая приглашения, сел и продолжил разговор: - Бабушка, если Рита уедет, я все брошу и поеду за ней. И буду искать, пока не найду. Я ничего не могу с собой поделать. Но я буду жить с Ольгой, если Риту можно будет видеть ежедневно. Мне ничего от нее не надо. Мы – не современные люди, словно случайно выпавшие в этот жестокий век, где все просто между молодыми людьми. Рита, решай, я сказал правду. Самое печальное, что Оля не хочет меня бросить, - Олег наклонил голову и вышел.
Рита беззвучно плакала.
- Что же делать, бабушка?
Бабушка обняла её: - Не знаю, что делать. Оля твоя единственная опора и защита в жизни. И ты её не предашь.
Рита обреченно кивнула головой: - Конечно.
          Печальным стало Ольгино замужество. Бабушка заболела, ослабела, жизнь уходила из неё. Рита любую свободную минуту проводила у её постели. И однажды пришла к бабушке успокоенная, с просветленным лицом, низко наклонилась, поцеловала старушку и той показалось, что пахнуло на неё степными солнечными цветами.
- Бабушка, я, кажется, нашла выход. Я уйду в монастырь.
Старушка ойкнула, усадила Риту рядом на постель и горько сказала: - А как же детки, ты так хотела деток?
Рита немного отстраненно ответила: - Значит, не для меня эта радость. Олег будет жить с Олей. Искать меня будет бесполезно.
          Недолго после этой новости прожила бабушка. Вскоре её похоронили, и Рита постриглась в монахини. Потрясенный Олег просил у неё прощения, обещал не мешать ей жить, но было уже поздно. Каждый из них вымучивал свою сердечную муку.
          Прошли годы. У Оли родилось двое детей. Девочку кареглазую, тоненькую, назвали Ритой.
          А её тетя уже несколько лет жила в монастыре. Рита привыкла к суровой монашеской жизни. В страстных молитвах глушила любовь к Олегу. И мучило её непроходящее чувство вины перед Ольгой.
          А Олег уже десять лет каждый месяц в одно и то же число гнал свою старенькую машину к монастырю, чтобы рано утром, в пять часов, в сумерках стоять у порога храма перед утренней службой и ждать, когда появится Рита. И когда она подходила к дверям храма, он склонялся перед ней и взволновано шептал:
- Благословите, матушка Анастасия.
          И каждый раз Рита вздрагивала, успевала увидеть свет любящих глаз Олега. Усилием воли, подавляя желание заплакать, благословляла и словно отрывалась от солнечного счастья, чтобы вернуться в ровную благодатную успокоенность.
          Олег уносил в душе боль и праздник. Он видел Риту, и радость встречи наполняла его сердце благодарностью за светлое чувство неумирающей любви.
          Кругом гремел, орал, хрипел, звенел мобильниками XXI век. Продажность, расчет, деловые отношения, ранний секс, легкие внебрачные связи – всё имело место и захватывало все больше и больше людских душ.
          Но стояли монастыри, которые не пустуют, и сейчас никто никого не принуждает в них идти. И молятся там люди, отрешившиеся от сиюминутных радостей. И едут в те обители люди светские, деловые, расчетливые. Едут, чтобы прикоснуться к нетленному свету, высокой любви к Богу. Чтобы хоть на минуту отдохнуть, забыть о корысти и окунуться в океан безграничного покоя и всепрощения.
          Любовь к Богу, в неё переплавили многие женские души несостоявшуюся любовь к мужчинам, к детям. Вплетается женская боль в свет высокого бесстрастного покоя, наполняя пространство красотой и бескорыстием, в котором очищаются более слабые люди, падкие на простые земные радости.
         Кто же они – эти молодые хорошенькие женщины двадцать первого века в черных монашеских одеяниях?
         Каждая из них прячет свою историю и на вопрос: «Давно ли Вы здесь?» отказывается отвечать, как и на все другие вопросы.
         Я слышала, как вечером щебечут юные монашки, болтая о всякой чепухе, и весело смеются шуткам друг друга. На минутку мне показалось, что это обычные девушки – так они радовались жизни. И их выбор для меня остался тайной. Как они решились оставить все многообразие жизни?! Конечно, они увидели его в духовной жизни. Одна молодая украинка мне сказала: «Сюда приходят те, у кого тёхнуло сердце», – и она положила ладонь на грудь, словно там хранилась эта тайна.