Сытые

Всегда может быть что-то лучше.  Не важно, что ты имеешь на данный момент, но ты всегда можешь найти что-то лучше.  И не имеет значения, что ты можешь жить в большом доме, сидеть на дорогущем унитазе, рассматривая в каком-то очень дорогом  глянцевом журнале свою жену. Всё это может произойти с тобой, но вряд ли тебе это действительно нужно.

Мы довольствуемся тем, что у нас есть. И даже не довольствуемся, а наслаждаемся тем, что имеем. Возможно, в этом и заключается  определенное снисхождение судьбы к нам. Если бы мы всегда стремились к чему-то превосходящему то, что имеем на данный момент, то в конце концов закончили бы свою жизнь, как тот  накокаиненный хомячок в колесе, который бежал именно потому, что не мог найти сил, чтобы остановиться. Лететь к свету, к той манящей пустоте впереди, что так сладка, но так пустынна. В конце концов, ты погибнешь с полным ртом сахара, в мольбах о простой питьевой воде, которая несколько миль до этого так нежно хлюпала у тебя под ногами.

В то время я зарабатывал крайне мало. Хватало только на хорошую выпивку и плохое питание. Не скажу, что сейчас в моей жизни слишком много произошло изменений, но тогда это были основными темами для размышлений о том, как жить дальше. Молодой ум пытлив, но как любой человек, неожиданно оказавшийся в дремучем лесу, идет любыми дорогами, только не очевидными. При всей любви владельцев квартиры ко мне, я старался максимально избегать общения с ними. Нет, конечно, мне было не наплевать на людей, которые дали мне кров над головой за сравнительно небольшую сумму деревянной наличности. Но я в принципе довольно тяжело сходился с людьми. До такой степени, что мне приходилось разбавлять виски только в стакане своего собеседника. Мой же крепчал и крепчал.

Владельцы моей небольшой квартиры в центре города были людьми обеспеченными. Они жили в огромной светлой квартире на шестом этаже большого нового дома. Конечно, такие люди могли бы жить и выше, но они пытались состязаться с этой жизнью в остроумии и заранее обеспокоились о своей старости. Как показала жизнь – не зря.

Борис Борисович имел юридическую практику. Меня всегда восхищали эти люди. Моя бабушка была ребенком по сравнению с ним в воплощении различных чудес наяву. Ну, посудите сами. Как человек, который большую часть времени проводит дома с женой, остальное – одиноко рассиживая в своем офисе, может зарабатывать так много денег, чтобы содержать несколько квартир в городе, иметь несколько машин и жену. Квартиры и машины я ещё могу уложить в своем сознании, но жену! В общем, Борис Борисович был большим фокусником, как и любой адекватный для своей профессии юрист.

Елена Александровна была достойно женой своего мужа. То есть она ничем не занималась. Эта удивительная порода красивых женщин неизменно вызывала у меня восторг. Красивые, умные, двигающиеся по грешной земле чуть-чуть невесомее обычного человечества, они зарывали всё своё великолепие в стенах своего дома, рассчитывая на то, что соседка гипотетически может завидовать двум десяткам её дорогих туфель, которые храниться в шкафу. Без выхода в свет, как туфель, так и самой хозяйки. Она была прекрасна, но пуста. Пуста той пустотой, с которой сталкиваешься после тяжелого трудового дня, когда хочешь услышать, что кому-то на работе было так же тяжело, как и тебе. Но тут только наращенные ресницы, небрежный порядок  в доме и новая серия нескончаемого сериала.

Как ни крути, а они были счастливы. По-своему.

В моем же доме как не было порядка, так и жены, которая бы наиболее удачно в него вписывалась. Вся квартира состояла из небольших туннелей свободного пространства, которое образовывалось многие месяцы из отходов того, чем я питался, жил и интересовался. Этакий круглосуточный коктейль из журналов, одноразовой посуды и квитанций об оплате. Ровно три туннеля. Входная дверь – кровать, кровать – компьютер, кровать – туалет. Вы, конечно, можете назвать это мраком, но большая часть моих знакомых называют такой образ жизни экзистенциальными поисками одинокого мужчины. И я не могу с ними не согласиться. Квартира была ужасна и прекрасна.

Жильё досталось мне от владельцев абсолютно пустым. Только на кухне стояла старая газовая плита, которая пугала своим видом не только меня, но и тараканов из соседних квартир. В этом смысле в квартире был полнейший порядок. Плита улетела из окна моей квартиры в первый же день. Первый день. Первый этаж. Так случилось моё первое знакомство со старушками во дворе. Они сразу решили, что я решительный хозяйственник. Могу взять плиту за рога.
Большим успехом у моих друзей, экзальтированных служителей культа дыма и искусства, пользовались обои в моей квартире. Говорят, что трип невозможно описать. Его можно только попробовать, пройти самому. Что же, это относиться и к обоям, в которые были одеты мои стены. Яркое, кровавое полотно было разрезано айсбергами золотых листьев, которые ползли от пола к потолку, нервно расталкивая багровое пространство восприятия. Мне всегда казалось, что именно таким должен быть пол в самых дешевых американских казино, но мне повезло – весь этот восторг находился у меня дома. И всё было бы не так страшно, если бы не эффект, который производили мои обои в ультрафиолете.

Однажды, один из моих друзей, который обожал психоделический транс, принес ко мне домой ультрафиолетовую лампу. Конечно, если обезьяне дать гранату, то она обязательно дернет за чеку. Мы немедленно вкрутили лампу и нажали на выключатель. Мир вокруг нас преобразился. Исчезло всё, мебель, люди, шторы… Остались только яркие стальные прутья золотых листьев, а за ними пустота космоса. Если вас когда-нибудь пугали золотой клеткой, то я жил в ней. Всё это время. Каждую ночь я включал эту черную лампу и наслаждался тем ощущением, что наконец-то какой-то принц увез меня в свою страну и сделал невольником. Уже в то время я не верил, что за мной может прийти принцесса. Суровый мир.

Несколько лет я жил в этой квартире не особо размышляя на тему того, что любая вещь нуждается в уходе. Даже посуду я мыл через помойку. Боюсь, что об этом стоит рассказать подробнее.

Есть люди, которые не хранят на балконе старые лыжи, не дружат со старыми, обвисшими друзьями и любят молодую женскую плоть. В этом смысле я был консерватором. Я просто не мыл посуду. Я ждал, пока у меня закончится весь запас вилок, ложек и тарелок, а потом собирал их в большой мешок и выбрасывал на помойку к радости местных бомжей. Эта утилитарность моего восприятия была вызвана не столь моим богатством, как ощущением бренности всего сущего на этой земле. Неплохая формулировка для лени. Однако, всё было именно так. Очень сложно найти в себе силы для того, чтобы сделать свою квартиру немного чище, когда количество копоти у тебя внутри только увеличивается. Человек, который не задумывается о чистоте своего дымохода, никогда не ждет чистенького Санту. Думаю, что и Санта не горит желанием посетить столь гостеприимный дом. Так ты и живешь довольный прозой своей жизни, и не надеющийся на сказку, которая развенчалась ещё много лет назад фальшивой бородой.

Я не знаю, сколько я прожил в моей любимой берлоге до того момента, как случилась катастрофа, которая выведет из равновесия любого русского человека, который ещё помнит, что такое туалет на улице. Конечно, в феврале у меня сломался унитаз. Не то, чтобы сломался, а просто раскололся. Возможно, от обиды. В последнее время мы с ним часто дружили. Спали в обнимку, если вы понимаете, о чем я говорю. И дружище не выдержал. Дал трещину, из которой прозрачной кровью потекла холодная жидкость, мгновенно намочившая коврик и сделавшая невозможной мою беспечную жизнь. Пришлось идти к хозяину квартиры, так как к тому моменту все мои финансы истощились и «приятной» встречи было не избежать.

- Леш, знаешь это совершенно не проблема, - Борис Борисович внимательно выслушал мой нескладный рассказ о невозможности дальнейшего проживания его квартире. И начал медленно говорить, всем своим видом показывая, что слова всего лишь предлог для размышлений. Просто потянуть время. – Такие простые бытовые вещи решаются за раз.
- Так, может быть, вы просто включите мои расходы на обновление санузла в счет квартплаты?
- Конечно, может быть так и стоит поступить, - Это звучало, как абсолютное «нет».
- Так значит, я пойду и куплю всё, что необходимо?
- Не торопись.
- Что?
- Всегда же есть иные пути, для решения подобных проблем! – глаза пожилого юриста засветились радостными огоньками.
- Борис Борисович, я склеивать унитаз не буду! У меня даже в школе по труду была двойка, честно! Я так склею, что при первой же проверке водопроводчику придется вызывать скорую. Простые люди не привыкли к современному искусству.
- Я же этого и не прошу. – Борис Борисович стал похож на хорька.
- Я вас совсем не понимаю.
- Понимаешь, Леш, у меня есть хороший приятель. И на наше счастье он работает директором гостиницы в центре города. Думаю, что тебе стоит к нему зайти и взять всё, что тебе нужно. У него вещи отличного качества. Тебе обязательно что-то подойдет из них. Так что иди и бери! – загадочная улыбка не сходила с лица моего собеседника.
- Мне ночью что ли идти? – я все ещё с трудом понимал, что же мне необходимо сделать, чем уже начал раздражать Бориса Борисовича.
- Ну, почему ночью!? Просто подойдешь на проходную, спросишь Габриеляна Фуркадовича, скажешь, что от меня и выбирай себе «белое ухо» на свой вкус!
- Так просто?
- Это для тебя просто, а я потом с ним буду разговор держать! – В который раз я убедился, что если ты не умеешь общаться по фени, то в российском бизнесе тебе делать нечего и не с кем.
- Спасибо вам, Борис Борисыч! – я поблагодарил за возможное разрешение своего бытового вопроса и неуверенно направился к полуразрушенной гостинице.

В России ничего не называют просто так. Если задуматься, то каждое название несет свой сакральный смысл. Вот и гостиница, которая была отправлена на реставрацию, а попросту на разрушение, находилась, к несчастью для себя, в центре города и носила оптимистичное название «Заря». «Заря» разваливалась. Возможно, были времена, когда она была действительно первоклассным местечком, но несколько последних поколений нашего города точно не видели её в таком обличии. Это было небольшое четырех этажное здание с нежно кремовыми стенами и темными стеклами, за которыми гости угощались всеми радостями нашей губернии. От изысканной кухни и архитектуры до крепостных молдавских девиц. Прекрасна средняя полоса России. Есть ещё у неё то удивительное великолепие, с которым русские крестьяне плели свои лапти, а барин любил краснощеких девиц у пруда с лебедями. Но как ни была бы прекрасна жизнь, а «Заря» неминуемо стремилась к закату.

У дверей меня встретил охранник из породы, которая всё видит и слышит, но делает вид, что немой от рождения. Их часто берут, чтобы было. Главное, чтобы не мешал наслаждаться жизнью, ну, и припугнуть кого-нибудь, если возникнет такая необходимость. Это изваяние стояло прочно и надменно, словно было направленно на этот пятачок земли самим Богом. Впрочем, подобное выражение лица свойственно любому человеку в России, который обладает хоть какой-нибудь властью. И, конечно, воспользоваться этой власть, было делом чести.

- Куда!? – я и не надеялся на вежливость, но все равно вздрогнул. Как четко выверены эти нотки власти в  голосе. – Гостиница не работает!
- Я по личному делу за… - я запнулся, понимая, что обозначение прямой цели моего посещения может распахнуть под моими ногами подвал позора. – Я к директору, к Габриеляну Фуркадовичу.
- Без машины?
- Хм, конечно, без! Я же по личному делу! – я совершенно не понимал, к чему ведет охранник, но явный блеск в его глазах выдавал что-то, о чем я пока не знал. И это что-то очень возбудило моего собеседника.
- Учти, что бесплатно я ничего делать не буду! Или каждый этаж - сто рублей, или - сам давай!
- Знаете, я же не невеста, чтобы меня носить по лестницам, да и вы староваты, чтобы я хотел выйти за вас замуж. Даже если бы и собирался, а я пока ещё молод! – меня порядком разозлил этот бесцельный разговор.
- Третья дверь налево, – выплюнуло в меня каменное лицо и замерло.

Даже без указаний я с легкостью смог бы найти кабинет директора гостиницы «Заря» по необычайной активности у одной из дверей в темном коридоре. Похоже, освещения здесь не было уже пару дней. Стены были так же холодны, как после твоего многодневного отсутствия дома. Ты не можешь этого видеть, но чувствуешь, что тени уже длительное время раскачиваются здесь на гамаках стен.

Люди вылетали из кабинета директора со скоростью второй ступени космической ракеты и растворялись в точно такой же пыли, которая уже в приличном количестве скопилась на лестнице, ведущей на верхние этажи. Я выждал свою очередь, которая состояла из пяти человек, и вошел в кабинет. Он был классическим образцом восточного достатка.

Что могли знать о роскоши эти худолицие европейские бизнесмены? В кабинете не было ни стекла, ни хромированной стали, ни компьютера. Зачем это человеку, у которого есть целых три шикарных персидских ковра. Два на стенах, а один на полу, прямо перед большим столом, увитым искусными  листьями деревянного винограда и птицами, которые замерли на середине своей песни. На самом столе было всего пару листов бумаги, перевернутых текстом вниз. Хозяин стола явно не увлекался бухгалтерией. У большого аквариума переливался трелью огромный музыкальный центр AIWA, который мог бы быть гордостью любого человека в девяностых годах. Музыкальный центр по-восточному компенсировал немоту золотых рыбок. В кабинете стоя большой сейф и легкий запах армянского коньяка.

Я неуверенно переступал с ноги на ноги у бежевого ковра на полу. Мои старые Adidas Super Star II знавали и лучшие годы своей жизни. Грязь, которая скопилась в маленьких углублениях на их носах уже носила характер ископаемых останков и судя по тому, что её невозможно было оттуда убрать, находилась под охраной какой-то сумасшедшей международной организации. Моё староё синее пальто, которое выглядело неплохо только, когда я его осматривал, надев на себя, не внушало никакого доверия. Не говоря уже о пирсинге на лице. Вообще, в странное время нам приходится жить. Когда всё, что модно у тех, кому до тридцати, прокладывает незримую границу между тобой  и теми, кто считает, себя старше тридцати. Чистый костюм и правильные политические ориентиры могут сделать тебя «настоящим мужчиной» в любом возрасте. Жаль, только, что эти «мужчины» имеют точно такой же срок годности, как и эти самые политические лозунги. Но мой внешний вид говорил о том, что меня уже можно закапывать. Я человек «на века».

- Ты, кто такой? – я уже начинал привыкать к этой телеграфной форме общения. Ни привет, ни пока. Только чистый поток информации. Внимательные карие глаза потеряли ко мне интерес после десятисекундного осмотра.
- Мне сказали, что у вас можно купить унитаз!
- Кто!? То эсть, нычэго тут нэльзя купить! Это гостыница!
- А мне сказали, что…
- Нэт! Всё, не отвлэкай мэня! Как ты прошел сюда без пропуска? – Габриелян Фуркадович давно уже забыл о моём существовании, и только какой-то комариный писк под его потолком отвлекал его от важных дел. Большой начальник думает только о больших делах. О малом беспокоятся охранники.
- Ну, вообще-то Борис Борисович сказал, что у вас его можно купить.
- Как!? Борис Борисович? Товарищ… дорогой… человек… - Хорошо, что артисты театра кабуки не видели в этот момент лица директора гостиницы. Метаморфозы, происходившие на его лице, заставили бы их немедленно бросить своё ремесло и навечно уйти в буддисткие храмы, с позором посыпая свои лысые головы пеплом. Вековая скала надменности стала медленно оплывать солнечными зайчиками удивления, переливаясь водопадами восхищения, с нежностью подрагивая колокольчиками нежности в голосе Габриеляна Фуркадовича. – Красавэц ты мой, что жэ ты мнэ сразу нэ сказал. Мой дом – твой дом. Ходи выбэрай! Всё, что тэбе понравится – все твоё. Сэмён, Сэмён!

В кабинет вошел мужичок средних лет. Вид у него был крайне усталым и если бы я на минуту представил, что этот человек только что вышел из угольной шахты, то мой мир имел бы идеально гармоничный вид. Щеки его были в извести.

- Сэмён, вот молодой чэловек пришел за сантэхникой. Помоги ему выбрать всё, что нужно! Прыходы к нам в любое врэмя, - последние слова были адресованы мне. И сразу же за ними дубовая дверь с надписью «Директор» отделила нас с Сёмёном от самого доброго лица на свете. Мы так и не заметили, как нас вытеснили из кабинета. Свободная касса недолго оставалась свободной. Буквально через секунду дверь открылась, и в  кабинет юркнуло ещё одно мышеподобное существо.
Мы медленно пошли с усталым служащим по лестнице на второй этаж.
- Скажите, а как так, можно всё брать? – я до сих пор не понимал, что происходит в гостинице.
- Да вот так! Гостиницу будут реставрировать. Ей уже больше пятидесяти лет. Ну, как реставрировать. Просто снесут под корень и построят новую, очень похожую на прошлую. – Сёмен сплюнул на пыльный линолеум. – И раз уж всем вещам пропадать, то дирекция решила всё продать. То есть раздать в хорошие руки. Мебель вывезли в первый же день. И вот сейчас приходят люди и забирают сантехнику, бра, фурнитуру.
- Неужели есть так много людей, которым нужны пятидесятилетние унитазы? Ими же пользовались тысячи людей!
- Ты будешь удивлен!

Мы поднялись на третий этаж. Достаточно было только открыть дверь в просторный вестибюль, который когда-то хранил в себе уют кадок с пальмами, как из-за дверей правого крыла гостиницы послышался гул. С каждой секундой он нарастал. Словно какой-то подросток включил лучший образчик современной электронной музыки и с энтузиазмом бежит с девятого этажа на первый, весело размахивая над головой магнитофоном. Сёмен стоял и хитро улыбался.

- Смотри! – произнес он в самой высокой ноте гула, среди которого уже можно было различить топот многочисленных ног.

  В тот же момент двери распахнулись.

Жаль, что среди нас не оказалось ни одного журналиста канала Animal Planet. Стада людей несли на себе свою добычу! Они практически бежали, чтобы успеть вернуться и ещё раз взвалить на себя розовые, синие, белые, желтые, коричневые и зеленые образцы удивительной керамической утвари для удовлетворения самых естественных из человеческих потребностей. Стада сытых несли на себе истинную цель всей своей жизни. То, к чему они стремились по утрам, натягивая на себя узкий галстук. То, из-за чего они забывали целовать жену перед уходом на работу. То, из-за чего они молча выслушивали глупости начальства и не сообщали ему о проступках таких же сытых. То, из-за чего их дети становились обузой для них. То, чем смазывают всё их общество. Общество сытых. Общество охотников за керамикой.

Стоило заглянуть в их глаза, чтобы прочитать слово «Добыча». В человеческом сознании есть определенный триггер, который включает в тебе самые скрытые механизмы. Механизмы, которые заложили в тебя, когда твои предки ещё даже не носили шкур. Их похоронили до лучших времен. Осталось только поверить, что лучшие времена настали, и пора снова выходить на тропу охотника.

Через минуту от них осталась только белая пыль на наших одеждах. Конечно, мы так ничего и не смогли найти. Номера были ещё более пустыми, чем в то время, когда только положили кирпич этой гостиницы. Сытые унесли не только сантехнику, но и плитку со стен ванн, наличники с окон и дверей, линолеум, плинтусы и пороги. Семён виновато пожал широкими, покатыми плечами, провожая меня мимо каменного охранника. Судя по его лицу, этот день был не последний. Русские люди уже давно привыкли к набегам и смотрят на них с философским безразличием.

Я не сказал Борису Борисовичу, что ничего не смог найти в гостинице «Заря». Были опасения, что в нашем городе решили реставрировать ещё парочку исторических объектов. А подобных сюжетов мне в ближайшее время уже не хотелось наблюдать. Есть вещи, которые ты отмечаешь в своей жизни галочкой «видел один раз» и забываешь о них навсегда. Без желания возвращаться.

Ещё две недели я слишком часто ходил в гости к своим друзьям, чем безмерно их радовал. А после, на свою небольшую зарплату я вернул в свой дом тот уютный хаос, что  так люблю. Ноги снова были в тепле. Виски был правильно разбавлен яблочным соком. Только наесться я никак не мог. Не та ложка и слишком маленький рот.