На другой берег. Глава третья

Глава 3
 
   Взвыв старым, но надёжным двигателем, машина трогается с места. Алексей осторожно выводит КамАЗ из дворов, лавируя между остовами легковушек, и выезжает на улицу Кирова. Фары прорубают ночную тьму на добрые метров сорок, поэтому объезжать вставший навеки на дороге транспорт было легко. Хорошо, нет метели. В снежной слепоте можно на такое наехать, что потом на полной скорости не оторвёшься и из пулемёта, установленного на крыше кабины, не отстреляешься. Время на поверхности и под землёй течёт в противоположных направлениях. Когда у людей «день» – у тварей ночь, и наоборот. Это удобнее. Наверх ведь выходят либо в сумерках, либо глубокой ночью, либо перед рассветом – дневной свет вреден для привыкших к полумраку глаз. Считай, «утром» ушёл, максимум к «обеду» вернулся.
   Снаружи кузов КамАЗа облеплен старыми пуховиками, шубами, щели заделаны, чтобы с улицы не проникал холод. Спереди машина тоже выглядит не так, как двадцать лет назад: вместо бампера установлен стальной нос-треугольник – расталкивать в стороны автомобили и прочий мусор, мешающий продвижению. Изнутри кабина также утеплена, а кузов обвешан двойными свинцовыми листами для защиты от радиации.
   Оба попутчика – что Сергей, что Вячеслав – молчаливы, с момента выхода со станции сказали всего по паре-тройке фраз. Алексей их плохо знает, поэтому предпочитает молчать. Конечно, взять с собой Стартера с Тягачом или хотя бы кого-то одного было бы удобней, но им лучше быть с остальной частью отряда: те редко ходят на поверхность, так что после выхода с Мертвеца окажутся беспомощными и, если, не дай Бог, кто-нибудь нападёт, вряд ли отобьются. 
   По обеим сторонам дороги лежат руины панельных многоэтажных домов, чьи подъезды с горкой занесены снегом, и проникнуть внутрь можно только через окна первых этажей. Лет семнадцать назад Алексей так и сделал; оказался он в детской, опалённой жарким дыханием. Неприятно вспоминать, что с ним тогда случилось. Это сейчас при виде полуобгоревших кукол в квартирах и запылённых фотографий с изображением счастливых людей никто страшно и протяжно не кричит «с-у-у-у-ки-и-и!!!». Все внешние переживания ушли глубоко в душу, покрытую сверху слоем сажи и пепла, и у некоторых мысль о загубленном мире не вызывает теперь ничего, кроме тупой, зудящей боли, навсегда засевшей внутри.
   - Сергей! – окликает Алексей, сбавив скорость. – Прочеши-ка место слева от остановки. Там какое-то шевеление.
   Парень открывает люк в крыше кабины, высовывается наружу и даёт короткую очередь из пулемёта по названным координатам.
   - Всё, спасибо, - одобрительно кивает НСБ, делая поворот на Богаткова.
   Теперь прямо, а там подождать остальных. Проехать два километра по исследованному району несложно, страшная неизвестность поджидает впереди. В прямом смысле этого слова. Ну, тут, как говорится, назвался героем – полезай в пекло.

* * *
  Не сказать, чтобы с Окраины их провожали как героев, немногие вышли на платформу пожелать добровольцам удачи. Большинство не верили, что они смогут пройти через Стену, а даже если и пройдут, то потом доберутся до «Площади Маркса». Пережив гибель своего мира, прожив двадцать лет в грязи и ни разу за это время не увидев лучик солнечного света, люди вполне могут сломаться и потерять веру. Чтобы сохранить в сердце надежду на лучшее, нужно обладать недюжинной верой, а этим может похвастаться далеко не каждый. Но пока есть тот, кто собой расчищает дорогу для других, зажигает их своим огнём, человечество будет существовать. Пожалуй, опрометчиво думать, что раньше не могли организовать экспедицию на другой берег. Вот только – куда было идти и зачем? До появления Владимира не было известно о выживших на левом берегу, и правобережцы справедливо, как они полагали, считали, что там царит лишь смерть. Идти в неизвестность – страшно, а потому никаких экспедиций не предпринималось. Зато когда люди поняли, что ошибались, то некоторые из них изменили своё отношение к этому вопросу. Если там можно жить, значит, место не такое уж и страшное.
   Каждому добровольцу, за исключением сталкеров и НСБ с их вечно личным оружием, на складе выдали по автомату Калашникова, к нему три магазина – два снаряжённых обычными пулями, один – разрывными. Также костюм химзащиты, противогаз, фильтры к нему, аптечка, литровый термос и две банки тушёнки. Ещё по паре перчаток, в которых руки замерзали, если долго держать их на морозе. Конечно, для согрева лучше бы носить большие тёплые рукавицы, но, спрашивается, как тогда пользоваться оружием?
      Выстроились по двое, чтобы, как сказал Тягач, «не растягиваться на полтуннеля», и Илье выпала удача идти в паре с Ирой. Та, правда, ни разу не глянула в его сторону, а на два скромных вопроса, которые парень смог придумать, ответила, смотря в сторону. «Ну, ничего, - решил он, поправив болтающийся на груди противогаз, - будет ещё время, обязательно будет».
   - Ну, и что? – заговаривает Тягач через десять минут после отхода со станции. – Так и будем молча идти? Скучно же. Я вот, например, могу историю одну рассказать – про перегон от «Покрышкина» до «Рощи».
   - Про Жопу-то? – уточняет Сергеич, с лучиной в руке идущий замыкающим. – А что, давай, полезно будет.
   Илья оборачивается и смотрит на старика. Кажется, или действительно в голосе у того сквозит едва прикрытая ирония?
   - Ну ладно, тогда слушайте. Все же знают, что в этом перегоне пропадают люди? И неважно одиночка пойдёт или отряд – один чёрт, с концами. Именно поэтому про опасности, которые таят в себе тоннели, никто точно рассказать не может. Но есть предположение, куда деваются люди. По некоторым данным, раньше, ещё до революции, в районе «Рощи» было кладбище, где хоронили бедняков и самоубийц. Кладбище годах в пятидесятых вроде убрали, дома построили, дороги проложили, а на самом деле всё обстоит совсем иначе. Выкопали тогда только надгробия и памятники, гробы вместе с мертвецами остались в земле гнить. Ну, незнатные ведь это были люди, никому не нужные, кто бы о них чего спросил. Так вот. После ядерной войны покойники вдруг ожили. То ли от радиации, то ли от импульсов каких, то ли просто потрясло сильно. Факт в том, что ожили они, да были заточены в могилах. А гробы-то давно сгнили, там чего, дал по крышке хорошенько, она и рассыпалась в труху. И чтобы, значится, из могил выбраться, стали мертвецы копать в земле ходы. Копали они, копали, и наткнулись однажды на тоннель метро. Да-да, тот самый! Долбили-долбили бетон, и продолбили дырку. Вот после этого люди там и стали пропадать, а перегон проклятым считается. Мертвецы – скелеты с гнилыми кусками плоти на костях – чувствуют приближение человека, вылезают из дыр, затаиваются в служебном помещении и ждут, когда путник или путники поближе подойдут. Потом накидываются со спины и шею сворачивают. Ну, и в могилу тащат, жрут там, понятное дело. Вот так.
   Сталкер замолкает, и пространство опутывает напряжённая тишина; из звуков остаётся только глухой топот шагов и бряцанье оружия. Байка это, понятно, а так рассказал, что всерьёз поверить можно. Илья на всякий случай тайком, чтобы не засмеял никто, оглядывает стены туннеля, хоть и прекрасно знает, что там ничего такого вроде дыр нет.  Перед собой ведь не стыдно, зато спокойнее.
   - Да вы не ссыте, - хохочет Тягач, почувствовав образовавшуюся липкую атмосферу страха. – Это ж далеко.
   - А кладбища повсюду были, - поддакивает Стартер, и в голосе его слышится усмешка. Всё сразу становится понятно. Пугают, значит, чтобы не расслаблялись…
    - Ну ладно, - продолжает Стартер, - побоялись и хватит, а то много сраться тоже опасно. Психом стать легко. Из нас вроде все были на поверхности, но если кто-то, особо впечатлительный, всё же заглядится и замедлит ход, схлопочет от меня подзатыльник, и это в лучшем случае. Фонари не включать, потому что много лучей привлекут тварей, только в случае крайней необходимости. Налобник будет работать лишь у меня. Вот встретимся с Алексом, Славой и Сергеем – можно будет уже не бояться, звери вряд ли станут нападать на КамАЗ, облепленный стволами. О последнем факте они сначала знать, конечно, не будут, зато мы им так вдарим, что… лапы засверкают.
   Через три минуты отряд подходит к затвору, и добровольцы сразу надевают противогазы.
   Сергеич лопочет:
   - Ну, ребятки, удачи вам. Я тут ждать буду, никуда не отойду. Если что – назад, но тоже там это… не сразу, посмотрите лучше, попытайтесь…
   - Спасибо, - скупо благодарит старика Стартер, поворачивая рычаг и подходя к герме. – Закрой за нами.
   Закивав, Сергеич приближается к рычагу, ёжась от порыва холодного ветра, ударившего в лицо из открытой двери.
   По парам отряд переходит на другую сторону затвора, и вслед им долетает стариковское «удачи!», шум сервомоторов, затем – негромкий хлопок.
   Всё, обратной дороги нет. Если ни с чем вернуться в метро – мало того, что над ними станут насмехаться, так ещё и погаснет загоревшаяся надежда в сердцах сотен человек. Этого никак нельзя допустить. Только сейчас Илья в полной мере понимает значение экспедиции.    
   На «Речном вокзале» темно, и станцию удаётся разглядеть только тогда, когда идущие первыми сталкеры вплотную приближаются к поделённой на две части платформе, между которыми проложены пути. Свет с улицы на Мертвеца проникает через огромную дыру в крыше, и, хоть сейчас ночь, какое-никакое освещение присутствует. Благодаря этому удаётся хорошенько разглядеть стоящий на путях, покрытый льдом состав. Целой осталась ровно одна его половина – два вагона – остальные придавлены обломками крыши. Стартер мельком глядит на состав, и внутри сохранившихся вагонов Илья успевает увидеть кучи истлевшей одежды и выцветшие рекламные плакаты, точнее – их очертания. За поездом виднеется налитая чёрной непроницаемой темнотой дыра, уводящая в сторону левого берега. Где-то там Стена, а за ней – люди. И твари. Илья взбирается следом за Ирой по шаткой лестнице на платформу. От стариков он слышал, что стены станции когда-то украшали цветные мозаичные панно, подсвечиваемые изнутри, с изображением сибирских городов. Это было отличительной особенностью «Речного вокзала». Сейчас, конечно, стены покрывает копоть, поэтому разглядеть остатки былого украшения не представляется возможным. Чуть задержавшись, оглядывая разрушенную станцию, Илья вспоминает об обещании Стартера давать подзатыльники за отставание и прибавляет ходу. Поднявшись по лестнице, добровольцы выходят в вестибюль. Тут глаза различают опалённые стены, турникеты, банковские и для покупки жетонов автоматы, разбросанные по всему залу; кучи истлевшей одежды. Страшно подумать, что здесь творилось в тот проклятый день!..
   Не останавливаясь, Стартер движется вперёд, а Тягач обходит отряд и встаёт замыкающим. Хрустят под кирзовыми сапогами осколки стеклянных дверей на выходе из метро. Сталкер выходит наружу, осматривается и, не обнаружив опасности, призывно машет рукой остальным. Хруст продолжается секунд десять, затем все оказываются на улице. Как ни вглядывается, Илья мало что видит. Только выглядывающие из темноты силуэты серых зданий впереди и громаду тяжёлых свинцовых туч на небе, не пропускающих через себя лунный свет.
   Тихо.
   Илья впервые оказался в этом районе, и до сего момента он представлялся парню зловещим: думал, тут постоянно кто-то страшно воет, и от этого воя нескончаемым потоком течёт по спине холодный пот. Нет, молчат дьяволы. Выжидают, охотятся?
   Обогнув здание станции метро, отряд выходит на тротуар, что идёт параллельно проезжей части. Её можно узнать лишь по беспорядочно разбросанным вдоль одной линии, наполовину занесённым снегом машинам. Ох, сколько же тут машин... Ах, точно! – вспоминает Илья. Это, наверное, улица Большевистская! Дядя говорил, была возле «Речника» когда-то широкая, длинная улица, и что на ней практически круглосуточно были «пробки». Хотя юноша так и не понял до конца значение этого слова, сколько родственник-торговец не бился объяснить. Много машин – это понятно, а как они бутылочную пробку могут образовывать...
   Вдруг, успевает только Стартер подкрасться к скелетам деревьев возле бывшей пешеходной дорожки, со стороны шоссе раздаётся скрежет. Илья крепче сжимает свой автомат, готовясь палить во всё, что увидит, словно его неприцельная стрельба может принести ощутимую пользу. Скрежет повторяется. В лежащем на боку автобусе, что метрах в ста от людей, заметно шевеление – нечто большое, обросшее шерстью, перемещается в салоне, явно пытаясь что-то найти.
   Дав команду не стрелять, Стартер выключает свой фонарь и начинает прокрадываться дальше; постепенно автобус с копошащимся мутантом внутри остаётся позади. Стоящий с выключенными фарами КамАЗ Илья замечает лишь тогда, когда до него остаётся метров двадцать, потому что всё это время не отрывал глаз от автобуса. Быстро они, однако!
   Дверь приоткрывается, и на улицу выбираются Вячеслав с Сергеем. Открыв кузов, кореец ждёт, пока Вячеслав и все новоприбывшие, кроме Стартера и Тягача, заберутся внутрь, затем задёргивает за ними брезентовый полог, привязывает по краям, чтобы во время движения не ходил ходуном, и залезает обратно в кабину под люк. Илья забрался первым и предложил Ире помощь, но она на него и не посмотрела.
   - Ну, как поступим? – спрашивает Тягач, севший у двери справа.
   Алексей молчит, постукивая пальцами по рулю.
   - Напролом? – неуверенно говорит Стартер, примостившийся сзади, на койке.
   Тягач оборачивается и с усмешкой смотрит на него.
   - Не совсем, - задумчиво произносит Алексей. – Я думаю, надо съехать на лёд и проехать на юго-восток хотя бы километр. Резина-то с шипами.
   - И что нам это даст? – Стартер вопросительно глядит на НСБ.
   - Не знаю… Но мне кажется, так будет лучше. По крайней мере, других путей у нас нет. В конце концов, Владимир ведь как-то прошёл. И при нём не было обнаружено никаких… как это сказать… магических штучек. Он шёл на Стену так же, как и мы, – без всего. А погиб-то не от неё, а от заражения крови. Так что пройти реально.
   - Нет, там точно какая-то фишка есть… - Качает головой Виктор. – Ну, ладно, поехали. Может, парой километров юго-восточнее воздействие поменьше. Попробуем прорваться.
   Кивнув, Алексей включает зажигание, вжимает педаль газа, разворачивает машину и, петляя между остовами автомобилей, ведёт КамАЗ к концу набережной. Там несложно выбрать подходящее место, чтобы съехать на лёд. К слову, толщина его, наверное, не меньше метра. Первые несколько лет после Судного дня из реки выбирались будоражащие одним своим видом кровь монстры, и люди всё ждали, пока Обь замёрзнет. Думали, можно будет перебраться на другой берег. Однако даже потом это оставалось невозможным, и мистические силы, не пускающие через реку, пугали гораздо больше, чем такое простое понятие, как «ядерная зима». Некоторые не то, что штурмовать Стену, подходить к ней боятся. А у иных одно упоминание об этом явлении вызывает истерику. Почему – непонятно. Когда стало ясно, что так и так переправиться на левый берег не удастся, замерзание реки вызвало вздох облегчения лишь у сталкеров – сильно боялись напороться на монстров, что выходили из воды и чьи следы они находили на асфальте – небольшие, но чёткие вмятины. Правда, потом появились твари. Легче не стало.
   В кузове хоть и тепло, но не уютно. Поначалу было вообще темно, а абсолютной темноты жители метро боятся, ибо из неё в тоннелях, что дальше на севере проложены, частенько жуть всякая вылезает, им привычнее полумрак. Потом братья включили лучину, которая, оказывается, тут стояла с самого начала, и на душе сразу стало спокойнее. В конце кузова ближе к кабине стоят упакованные в рюкзаки, укрытые шубами и закреплёнными верёвками коробки медикаментов, банки консервов и цинки с патронами. Всё это трое добровольцев перетаскали со станции за два захода.
   Кузов пару раз сильно тряхнуло, зато потом ход движения стал плавнее, и КамАЗ начал набирал скорость.
   - По чему они едут-то? – спустя некоторое время беспокоится Илья. – Как бы не врезались во что.
   - Не боись, парень. Там, - Роман кивает в сторону кабины, - надёжные люди сидят. По льду мы, похоже, чешем.
   В полной тишине проходит ещё минуты три. Потом резкий толчок – и тяжёлая машина медленно и неохотно остановливается. Из кабины никто не выходит. Похоже, совещаются. Ладно, сидим и ждём, бояться нечего, если надо, старшие предупредят. А они предупредят.
   Минуты через две хлопает дверь, затем откидывается полог – и в кузове показывается Сергей. Лица не видно, но по глазам за стёклами несложно догадаться, что это именно он.
   - Выгружайтесь, - говорит кореец.
   По одному люди выпрыгивают на лёд. Ира и на этот раз не принимает помощи, но глядит… благодарно, кажется. Мол, спасибо, но я сама. Когда кузов опустел, кореец привязывает полог и отходит в сторону. Илья оглядывается. Они оказались совсем недалеко от береговой линии, возле группы островов.
   - Ну, и что дальше? – спрашивает Роман, кашлянув.
   - Штурмуем.
   Секунд пять требуется на осознание его слов.
   - Вот эту, что ли? – Илья указывает рукой в сторону Стены. Естественно, аномалию он
не видит, просто знает о её присутствии, да к тому же чувствует. – Это кто так сказал?
   - Стартер и Алексей, - парень пожимает плечами – мол, это всё они, а моё дело маленькое.
   - Ну, блин… страшно. Даже сейчас на голову уже что-то давит…
   - Э, бинокль у кого-нибудь есть? – неуверенно спрашивает Кирилл, с прищуром глядя в сторону, откуда КамАЗ только что приехал.
   - Зачем? – Роман удивлённо смотрит на брата.
   - Да это… Кажется, там кто-то есть… Огромный, возле станции стоит, за ней точнее…
   - Да ладно, Киря, шутник, блин! – с раздражением говорит Роман, хотя в его голосе присутствуют ещё и нотки страха. – Не смешно ведь.
   Кирилл косится на брата и обиженно качает головой.
   Хлопает дверь кабины, и на лёд спрыгивает Алексей. Подойдя к столпившимся возле кузова добровольцам, говорит:
   - Значит, мы вот что решили. Сейчас Стартер и Тягач разгоняются и едут на КамАЗе в Стену, а мы идём следом. Возможно, двигатель откажет или сработает человеческий фактор. Иными словами, есть риск, что машина перевернётся. Если мы все будем внутри, выйдет нехорошая ситуация. Сталкеры согласились попробовать перекинуть транспорт через Стену. В общем, он поедет, а мы идём за ним. Идём, не бежим! Поддерживаем друг друга. Со слов Владимира и его записки я понял, что надо о чём-то думать… очень, очень сосредоточено думать. Чтобы мысль не ускользнула. Тогда, возможно, энергия Стены не пробьёт сознание. Вот что вы больше всего любите?   
   - Стихи, - говорит вдруг Сергей.
   Все взгляды устремляются на парня.
   - А какие, если не секрет? – интересуется Роман.
   - Догадайся. Цоя. Он о жизни писал и пел.
   - Ну, вот что-то в таком духе. – Алексей едва заметно кивает. – А песни лучше пой. Эх…Ну, что, страшно?
   - Стра-ашно, мля-я… - глухо доносится из-под противогаза Кирилла, потом следует короткий смешок – наверняка нервный.
   - Юмор – это тоже хорошо, - одобряет НСБ. – Помочь может. Ну, а теперь всё, с богом, - и махнул рукой на КамАЗ – видимо, дал сигнал сталкерам. Раздаётся отрывистый гудок – вспыхивают фары – и тяжёлая машина начинает набирать скорость.
   Следуя за ней почти в одном темпе, каждый доброволец ощущает беспричинную нарастающую тревогу. С каждым шагом растёт желание уйти от этого места, развернуться и побежать обратно, в метро. Но упорная мысль, цель, ради которой каждый выбрал путь на другой берег, громким молоточком стучит в голове, заставляя продвигаться вперёд. Возвращаться в метро – а смысл? Чтобы умереть там, как загнанная мальчишкой крыса?
   Тяжесть наваливается внезапно, в один миг. По затылку как камнем ударяют, и в глазах пляшут искры. Илья пошатывается, но удерживается на ногах. Спереди раздаётся рёв двигателя. Самого КамАЗа юноша не видит. Он смотрит на Иру. Если она упадёт, он готов поднять её и тащить на себе. Только бы вынести. Не важно, что случится с ним. Он вдруг чувствует, что это самый дорогой ему человек, хоть и она его не считает даже другом, просто – знакомый. Почему у него возникло ощущение, что он её давно знает? Неужели правда, что старики говорят – душа человека бессмертна и они когда-то, в прошлых жизнях, встречались?..
   Сзади что-то шепчет Сергей, но его быстро заглушает неожиданный резкий гул. Илья оглядывается, думаю найти его источник, и ничего кроме сплошного белого покрывала не видит – глаза застила мутная пелена. Нет, этот шум определённо не физический… Ноги вдруг наливаются тяжестью, словно мышцы забило кислотой, переставлять их становится всё труднее, учитывая рюкзак за спиной и автомат в сведённых судорогой руках. Тяжёлый, сволочь!.. Гул постепенно обволакивает сознание, проникая в каждую клеточку организма, и вызывает пронзительный звон в голове. Дядя говорил, что когда-то в небе летали самолёты самого разного назначения: гражданские – собственность авиакомпаний, маленькие личные, истребители, бомбардировщики, вертолёты ещё. И что они очень громко гудели. Сопоставимо ли звучание Стены со звуком самолётов? А что, вполне…
   -… между землёй и небом… - вдруг доносится сзади, когда гул внезапно затихает, а потом взревает с новой силой. Тело становится настолько тяжёлым, что лёгкие и сердце с трудом справляются с нагрузкой. В груди бухает всё сильнее и сильнее, и от частых сокращений в мозг по нервам передаётся боль, в голове ежесекундно вспыхивают снопы искр. Всё явственнее чувствуется нехватка кислорода. Даже возникает желание сорвать к чертям противогаз и вдохнуть полной грудью. «А я не задохнусь?» – мелькает отчаянная мысль, после чего боковым зрением Илья замечает, как Ира запинается и садится на лёд. Почти не чувствуя своего тела, он подходит к девушке, поднимает её – получается резкий рывок – и сознание плывёт. Небо падает за горизонт, земля уходит из-под ног, резкая вспышка боли в колене – и… 
   Красивые высокие здания отражают стёклами лучи солнца, под ними же серебрится гладкая поверхность реки, над которой нависает величественный метромост, словно змея, грациозно раскинувшийся через реку. Улицы города заполнены разноцветными машинами, но людей не видно. Странно. А, нет, вон, на широкой улице напротив большого здания с колоннами и огромными куполом можно разглядеть человеческие фигуры. Их мало, они куда-то бегут, точнее не куда-то, а к зданию, на углу которого висит красная буква «М». Не успел никто скрыться за стеклянными дверями, как на горизонте выросла сначала одна ослепительная вспышка, затем – вторая. Несётся где-то далеко высоко-высоко в небе огненная стрела, а ей навстречу – ещё одна, поменьше. Но это как-то не интересно, всё внимание привлекают те две вспышки. Странно. Там уже два больших грибовидных облака, а от них во все стороны распространяется нечто странное. Там, где оно проносится, здания исчезают в огне – и красивые, и обычные, серые, неприглядные. Две огненные волны распространяются по застроенной территории, пожирая здания, деревья, животных, людей, швыряя в разные стороны автомобили... Они приближаются друг другу навстречу, и вскоре между ними остаётся всего ничего – узкая синяя полоса реки. Разрывает в клочья метромост, волна адского пламени, проходя по прилегающему к левобережью леску, валит деревья, и те мгновенно вспыхивают, будто спички. Не проходит и мгновения, как две устрашающие силы сходятся вместе, поднимая высоко в небо столб бушующего огня. Хотя нет, это не столб. Это стена.
   Крик, оглушительный крик в голове. Лопаются сосуды, заходится в бешеном ритме сердце, угрожая остановиться, горло раздирает рвущийся наружу вопль.
   Пальцы левой руки сжимаются в кулак, правая скребёт по льду – разум надеется утащить тело прочь.
   Конец?