Как-то в Нью-Йорке 5

Скомканный листок слегка пожелтевшей офисной бумаги полетел в корзину, стоявшей в углу комнаты. Саломе устало подняла глаза на умирающий закат и порывистым движением смахнула слезинку с правой щеки. Темные тучи медленно тянулись по линии горизонта, предвещая скорую грозу. «Я должна это сделать. Я должна, должна, должна…», тараторила она полушепотом, в сотый раз перечитывая заново распечатанный документ. Наконец, с тяжелым вздохом, взявшись за шариковую ручку с  оранжевым логотипом компании, Саломе одним махом нарисовала тонкую вязь своей личной подписи под заявлением. Взглянув на труд своих трехчасовых терзаний, она тихо встала, приоткрыла дверь, и стремительным шагом, словно боясь растерять собственную уверенность по пути, направилась к просторному, с шиком обставленному офису своего начальника.
 
Чарли сидел, склонившись над последними отчетами в своем кожаном кресле в мертвенном молчании. Отмахиваясь от тяжелых дум и ядовитых уколов совести, следовавшими за ним, как стаи голодных шакалов за раненным буйволом, Чарли на мгновение погрузился в ворох бумаг, пестревшими разноцветными диаграммами почти на каждом обороте. Сводки за текущий финансовый период без единого колебания указывали на то, что кампания по последовательной поставке матриц для дальнейшей разработки систем фиксированных терминалов в Нагасаки и Нью-Мексико, агитированная им во время последнего тура переговоров, скорее всего, даст обратно пропорциональные результаты. Объяснялось это повальной неприязнью местного обслуживающего персонала к сложной системе интеграции и сборки механизма, а также к не дружелюбному интерфейсу рабочей панели. Чарли был глубоко озадачен. Он никак не предполагал, что требования к сенсорной панели и пожелания к алгоритму комплектации оборудования сотрудников отечественных и японских аэропортов могут разниться настолько, что могут резко противоречить друг-другу даже в базовых устройствах. Переделка и адаптация к нуждам клиентов затянется до добрых нескольких недель, к тому же значительный объем прибыли, обещанной конечными получателями в случае оперативной установки оборудования на местах, теперь вполне мог оказаться лишь миражом, почудившимся Чарли как путнику, бредущему в горячих песках арабских пустынь.
 
«Чарли…», вдруг произнес кто-то очень близко. Испуганно оглянувшись, вскочивший от неожиданности Чарли увидел блеск любимых голубых глаз. Она стояла прямо перед ним и дрожащие пальчики, комкали край белого листа, испещренного текстом в самом центре.
 
Внезапно он понял, зачем она пришла к нему. Пришла в неурочное время, после окончания рабочего дня и даже после того, как последний и самый ответственный работяга Джоржио покинул офис в девять вечера. Она не хотела застать его, вынужденно забежавшего в кабинет на часик, чтобы прочитать последние новости, после недельного отсутствия на работе. Она надеялась уйти, не попрощавшись.
 
«Чарли… Я не знала, что ты здесь…», начала она, отводя глаза от его пытливого взора. «Я… пришла подать заявление на увольнение», бросила она уже с вызовом, чувствуя, что окончательно растерялась. После чего уже шепотом и с какой-то удручающей горечью выдохнула:
 
«Я все знаю».
 
Он стоял ошарашенный, хотя прекрасно знал, что именно эти слова он и должен был услышать. Сердце бешено колотилось в груди, а руки непроизвольным движением изогнулись в дуги, словно он хотел защититься от нападения. Дыхание участилось и, не смея больше сдерживать поглотившее его страдание, Чарли, глазами затравленного охотой дикого животного, смотрел на уходившую от него Саломе.
 
«Нет!!!» вырвалось у него, наконец. «Нет! Не смей!» диким воем гаркнул он, бросившись наискосок комнаты, в попытке заслонить собой выход. «Не бросай меня! Я ведь люблю тебя…» говорил он, умоляюще глядя на не смотревшие на него до боли родные глаза. «Я знаю, я идиот, я должен был тебе все сказать… тебе… ей…» с невыразимой болью произнес он, отвернувшись.
 
«Теперь уже поздно что-либо менять, Чарли», тихо сказала Саломе, не повернув головы. «Возвращайся к ней и сделай ее счастливой – она этого заслуживает», напряженно, словно меря каждое слово проговорила она, но глаза ее почему-то наполнились влагой. Потом быстро шагнула к двери и, на секунду застыв в проеме, навеки растворилась в коридорном полумраке.
 
            ***
 
Яркая вспышка молнии и оглушительный раскат грома заставил Чарли открыть глаза. Небо, словно яростно располосованное разгневанным небесным обитателем, раскалывалось как дробящийся под ударом мрамор на обширные темные и светлые куски. Отблески ослепляющей молнии и пронзительный ветер нежданно налетел на стоявшего у открытого окна Чарли, обдав его холодом, словно волной холодной воды. Он еще немного постоял, в странном оцепенении, уставившись на разверзаемые перед ним могучие тучи, но успел вовремя закрыть окно, когда вода частым градом стала обрушатся вниз.
 
Циферблат настенных часов, висевших над двустворчатой входной дверью показывал тупой угол семи часов вечера, когда Чарли, одев плащ и схватив с подоконника невероятных размеров синий зонт, со вздохом поплелся к выходу. Короткий сигнал полученного нового сообщения и ярко озаренный монитор его мобильного, забытого им на столе, привлек его внимание. Подойдя, он снял блокировку с устройства и прочел:
 
«Милый, не забудь про кекс».
 
Сабрина всегда помнила про его забывчивость. Вот и теперь, наверняка сидя за вязанием в своем любимом кресле и тревожась за его задержку, она, по своему обыкновению, короткой фразой напомнила ему, что он должен был зайти к живущей неподалеку от них тетушкой Салли по дороге домой, чтобы забрать кекс, испеченный  в честь кристин их новорожденного племянника Роберта.
 
Привычным движением закинув телефон в широкий карман, Чарли размеренным шагом брел по просторному коридору к железному лифту. Повреждения малого таза, полученные при аварии заживали долго. Консультации с вереницей высококвалифицированных врачей, передовыми светилами современной медицинской науки и просто преданных своему делу специалистами плодотворно сказались в исправлении раздробления в нижних позвонках и на задней части черепа Сабрины. Чарли знал, что его жена, несмотря на сохраняющуюся хромоту, постепенно шла на поправку.Он также знал, что вряд ли когда-нибудь станет отцом.
 
Мимолетним виденьем морская волна чьих-то очей обдала его весенней свежестью...Чарли остановился и подумал, что никогда не забудет, тот миг, когда после томительного двухмесячного молчания, исхудавшая, замученная лечением Сабрина, взглянув на него своими светло-карими глазами, протянула ему свою тоненькую руку.