Новое Житие - по страницам8

Ахромеевскую самоходку накрыло сразу из двух «гешутц». Прямоугольный корпус с разбитой гусеницей сильно тряхнуло. Из кормы вылетел сгусток пламени. После авианалёта было принято решение: использовать машину в качестве приманки. Чинить ей гусеницу было некогда. Успели лишь выгрузить боекомплект. Отнесли в церковь и сложили в алтаре. Через час комполка, с которым Виктор связался по рации, обещал подкрепление. Но этот час надо было продержаться одним. Без мотопехоты. Вместе с тем солярки, что плескалось в баках, хватит едва на час. Шутка ли! 250 км прошли после выгрузки до места дислокации, а затем, без дозаправки…

   Виктор помнил, как перед боем к Михайловке запылила  моторизованная разведка, состоявшая из пяти мотоциклетов, а также двух бронемашин на шести камерах, снабжённых п-образными антеннами. Понаблюдав окраины в бинокль, разведчики веером расползлись в направлении деревни. Из первого бронеавтомобиля, который встал метрах в ста от ближайшего дома, выпрыгнул офицер в высокой фуражке и светло-серой рубашке, перехваченной подтяжками. Он принялся более тщательно рассматривать сельский ландшафт. В окуляры вскоре попал силуэт Ахромеевской самоходки. Бинокль его тут же обвис. Рука дёрнулась в распахнутую дверку за наушниками шлемофона, чтобы доложить. Что-то вроде: «руссише швайн – махин драпес»!

   Его напарник, водитель или башенный стрелок высунул голову из башни. Дымя папиросой, принялся также водить окулярами из стороны в сторону. Но не более того. Странно! Ведь отбомбившиеся  «штуки» обязаны были доложить о том, какие силы обороняют деревню.
  Тут Виктора осенило, как нужно действовать. Он давно понял, что самоходчики-противотанкисты Катукова решили действовать как линейные танки. Поэтому вскорости их уничтожили. Он гаркнул в  мембраны радиостанции, не соблюдая никаких кодировок: «Личный состав! Слушай команду! Ударной волной, по трое, в атаку на фашистских гадов! За товарища Сталина и Советскую Родину! Да здравствует коммунистический Интернационал! Смерть… ура…»

     Неизвестно смутились ли «фашистские гады», завидев движущиеся на них со скрежетом и лязгом  зубовным зелёные «коробки» с хоботами 85-мм пушек. Однако бронемашины стремительно сорвались со своих мест. Не разбирая дороги через вспаханное поле, они стали уходить восвояси. Одна из них вскоре была зажжена двумя очередями из ДШК на машине Виктора. Вторая, умело маневрируя и съехав на грейдер, сумела отойти на безопасное расстояние. По обрывкам германских фраз, перехваченных радистом, стало ясно: сосчитав девять САУ, обозначив их строй как «свинью», командир передовой панцерной группы приготовился к встрече «руссише панцерс». Причём в излюбленных традициях. Именно:  отвести свои «панцерс» на фланги. Вперёд выставить «штургещютц» или  батареи противотанковых пушек.

   С девятью САУ 9-й роты Виктор осторожно выдвинулся вперёд. Через метров пятьсот  в обозначившемся облаке пыли он в перископы командирской башенки разглядел силуэты вражеских машин, что шли «свиньёй». Затем открыл люк и рассмотрел их в бинокль. Это были модернезированные   Pz.Kpfw. III Ausf J и Ausf L, что не обладали ни мощной бронезащитой, ни мощными дальнобойными «колотушками». Конечно, 50-мм «штуммель» могла пробить Pz.Gr.40 лобовой бронелист Т-34/76. Да и кормовой тоже, что также составлял по толщине своей 45 мм. Правда за счёт наклона броня «тридцатьчетвёрки» приравнивалась к 70 мм.   Поразить её наверняка с заброневым воздействием из 50-мм можно было лишь со 100 мм бронебойным снарядом, снабжённым баллистическим наконечником.

   Сделав два залпа с 2000 метров в «божий свет» или «в копеечку», по команде Виктора, САУшки принялись отползать к деревне. Германские экипажи, повинуясь своему командиру, что двигался во главе клина на ещё более устаревшем Pz.Kpfw. III Ausf A с макетом орудия, разделились на штурмовые и отвлекающую группу, что ещё называлась группой имитации атаки. Всего на боевые порядки батальона самоходной артиллерии в деревне двигалось до тридцати панцерс. Выбрасывая из орудийных жерл треугольники бледного пламени, стремительно атаковала по центру отвлекающая группа. Их командир наверняка рассчитывал, что как и 41-м или в 42-м у «руссише комманданте» встанут набекрень недочеловеческие мозги. Большевистские «унтерменши» либо пойдут в бессмысленную лобовую, после чего их уничтожение станет делом времени: его совершат фланговые штурмовые группы. Либо в баках иссякнет солярка, либо «фрикцион погорит», как выражаются сами русские. Это приводило в 1941 году к остановке от 70-80 % матчасти приграничных мехкорпусов, которые из-за этого наступали по частям и становились лёгкой добычей даже PzII с их 20-мм автоматическими пушками. Атакуя в лоб неподавленную с воздуха авиацией и с земли артиллерией противотанковую оборону, «красные Кристи» БТ и Т-26 подвергались контрударам с тыла и флангов. Дающая 200 выстрелов в минуту, эта  танкетка превращала их броню в друшлак. Но, прежде чем это происходило, вспыхивали топливные баки, что располагались на корме. Это довершало разгром поредевших ещё до боя по техническим причинам русских мехкорпусов. А гиганты-КВ, а также Т-34 расстреливались с дальних дистанций из зениток «Бофорс» 88-м, 75-мм тяжелых пушек и выведенных на прямую наводку Fe или Le HF 18 (150-мм).

-   …Комбат! Мне сверху видно всё – ты так и знай! – в наушниках шлемофона, переданного Ивановым, зазвенел, как натянутая струна,  ахромеевский голос. Сняв с САУ прицел и радиостанцию, уложив бронебойные и осколочно-фугасные «выстрелы» в алтарь, его экипаж, по приказу Виктора, оборудовал НП на звоннице. – На горизонте пока относительно чисто. Появилось штуки четыре заправщика. К ним присоединились мотоциклетки, что были в составе разведки. Прибыли два транспортёра с пешкодралами. По форме вижу – эсэсы, мать их. Пока стоят без движения. В бинокли нас разглядывают, да солнце мешает… - довольный Сашка заржал:- Дистанция – около  двух с половиной. Может передать командиру 4-й, что б выдвинулся и вдарил разок-другой?

   Сашка шпарил почти в открытую, пренебрегая кодами. Их  намедни, усевшись на травку,  все писали под диктовку шифровальщика из оперативного отдела дивизии. Каждую боевую единицу, звание и должность требовалось обозначать в эфире группой цифр.  На деле все, дружно наплевав на инструкции, прибегали к  своей и доморощенной кодировке. Как-то снаряды назывались «огурцами», танки «коробочками», самоходки «суками»… Это имело свои плюсы и минусы. Враг давно уже разобрался в полевых переговорах и нередко вызывал огонь нашей артиллерии или налёты нашей авиации по нашим войскам, вклиниваясь в эфир. Правда, и сами арийцы грешили тем же. Против всех ожиданий, аккуратностью и дисциплиной в радиосвязи не отличались. Свои пикировщики «Ю-87» называли «штуками» или «чёрными гусарами», самоходки «гвоздями», а танки «роликами».

   Несмотря на это, оперативщик дотошно требовал: «Товарищи командиры! Все коды вызубрить от «ать» до «ять». Знать как Отче наш и тому подобное. Вам ясно? Ни черта, я вижу не ясно. Вот потом и попадаете под огонь своей же артиллерии да под бомбы штурмовиков. Расселись тут, понимаешь…» «Товарищ майор! Да как их столько выучить? Голова, знаете ли, пухнет». «Это кто у вас такой разговорчивый, товарищ политрук? Записать фамилию! Вот из-за таких вот лоботрясов и балаболов доблестная Красная армия понесла в начале войны серьезные потери.   Плачет по таким штрафная. Ох, плачет!» И присоветовал в довершении: не писать в шифровальных блокнотах или тетрадях напротив цифр никаких названий. «…Выдумайте условные пометки вроде «А», что значит САУ, или «3» или «4», что значит Т-34 и тому подобное. Враг, знаете ли, обыскав вас убитого или раненого… гм, хм…  Зачем нам это нужно, товарищи командиры? Военную тайну надо хранить даже после ухода из жизни. Понятно, говорю я вам?» Все мрачно закивали. А политрук батальона лишь натянул губы, чтобы не разорвать их в хохоте. Он заметил, как Виктор, незаметно для оперативщика, свёл на лбу глаза, подражая манере последнего говорить. Тот, правда, сводил их, адресуясь всё больше к небу. Особенно, говоря про сохранение военной тайны, что останется в планшетах усопших.

-   Не звени понапрасну! – Виктор орал в микрофон, тупея от звона, что издавали гильзы от» выстрелов». Корпус бронерубки, и без того раскалённый, наполнился пороховой гарью, которую не успевала отсасывать вентиляция: - Что там на флангах?

  У него начинало привычно слезиться в глазах и перхать в горле. Хотелось страшно, для облегчения выматериться, но воспоминания об иконе в сморщенных руках старушки, её ласковый и добрый взгляд в окружении морщин, а также вкус святой воды, не давали даже думать об этом.

-   Десяток   «коробочек» на правом пытаются совершить обходной. Атакуют боевые порядки «четвёртой». С левого пока ничего – стоят на дистанции пол километра, пускают кольца из выхлопных. На башне у командирского номер 302-й со штандартом на двигателе вращается командирская. Оп-ля, нижний лючек раскрывается - появляется головка с биноклем. Вот бы снайперу появиться в наших рядах!

-   Говорю тебе, не трынди!

-   Говорили по другому, что б не звенел!  Ого! Пуляют из соседнего в направлении «четвертого». Два выстрела. Наши, стервецы, молчат.

   Виктор тут же вызвал командира 6-й, старшего лейтенанта Давыдова, что и был политруком батальона, что был родом из Изюма. Воевали с ним на «тридцатьчетвёрках» и «валлентайнах» в тех же краях с июня 1942-го, продолжили под Сталинградом в составе Степного фронта, затем уже в составе тяжелого бронетанкового батальона на КВ домолачивали группировку Паулюса. Оказалось, что соседний с командирским панцер пристреливался по самоходке самого Давыдова. Вторым выстрелом у 85-мм пушки заклинило гидравлику, что лишило возможности устанавливать угол прицеливания. «Ну и мудон же ты!» - сорвалось у Виктора. Нечаянно, как говорится – что ни скажешь в пылу сражения!

   Снова и снова он выходил на связь со штабом полка пока его не оглушил в эфире своим криком «сороковой»:

-   Не ори, комбат! Сам всё знаю – «соколы» доложили! Жди подкрепления. Минут сорок. Держитесь как черти, братья славяне.

-    Есть держаться! Правда, от нас через пятнадцать минут рожки с ножками могут остаться. В колечко нас берут с флангов. У трёх «сук» повреждения. Ох, твою мать! Смотреть же надо! Это я не вам, товарищ «сороковой», - Виктору наводчик попал локтем по лбу. Спасибо, что не гильзой: - Одну потерял в ходе авианалёта. Обстановка понятна, «сороковой»? Какие будут указания?

-   То и приказываю: умри, но продержись. Свои разговорчики паникёрские живо кончай. У меня здесь товарищ из СМЕРШа – живо ему… Всё понятно?!? Слюнтяй, размазня…

   С этими словами комполка отключился.  Тем временем, САУ, задевая яблони ныряя в воронки, что оставили «штуки»,  отползала в облаке золотисто-коричневой пыли под защиту церковной кладки. Машина отходила к перекрестью четырёх дорог, в середине которых и по центру деревни, как в лучах солнца, находилась церковь.  Туда же, повинуясь команде Виктора по внутренней волне, отползали и другие самоходки. Выбрасывая языки пламени из зелёных жерл, они посылали бронебойные остроголовые снаряды, оставляющие дымно-фиолетовый трассер, по вражьим «коробочкам». Те, пользуясь ограниченной манёвренностью (мешал избыточный вес бронеэкранов на корпусе и башнях), пытались уходить от прямых попаданий. Шесть панцеров уже застыли дымными кострами. Давыдов докладывал, что на его фланге атаки нет. Враг лишь перестреливается. На левом фланге, где вела бой 4-я под командованием лейтенанта Тевосяна из Сочи, было обездвижено прямыми попаданиями три САУ. У одной уничтожен двигатель, две другие лишились гусениц.  Тевосян сбивчиво (тоже принял командование после училища) докладывал: вражеские танкисты действуют шаблонно, но умело.   Именно: сосредотачивают огнь нескольких машин по одной или двум нашим. За час боя «шестая» обездвижила лишь два панцера, каковые, впрочем, не загорелись. Видно, в баки залито искусственное топливо, о чём их «просвещали» ещё в училище.

-  Веди только прицельный огонь, четвёртый! Только наверняка! Перенимай у фрица тактику. Отсекайте огнём две или три коробочки. Зажигайте их кинжальным. Либо держите на дистанции удаления. Приказ ясен? – в свою очередь «просвещал» комроты Виктор.
-   Есть, товарищ тридцать девятый.

   Самоходка комбата, наконец, встала.  С дистанции 300 метров она врезала в пятнистый борт панцера, что вращался на гусеницах в узком перекрёстке меж двух изб. В перископ Виктор увидел, как борт с сорванным бронеэкраном на мгновение провалился вовнутрь. Затем из него хлынуло ярко-оранжевое пламя взрыва. C него сорвало и бросило наверх башню. Следующие взрывы (рвался БК) разворотили корпус и заволокли улицу чёрно-красной шапкой дымного пламени. Со свистом, оставляя за собой кометные хвосты, проносились сигнальные патроны, что были у каждого танкиста-командира или самоходчика. (Перед атакой на Михайловку, из   командирского Pz.Kpwf. III в направлении «штук» вылетели три синие ракеты, что означало: «Здесь свои!»)