Цена улыбки лейтенанта

                Из книги «Судить нельзя помиловать».

               
               
                «Овца стоит барана, а баран – овцы».
                (Пословица)


    Заканчивался декабрь, вместе с которым истекал и срок действия автобусного проездного билета.
Следуя принципу экономности, (не пропадать же добру!) Эльза Яновна Ямпольская пожалела свои варикозные ноги, хотя до её жилища оставалось всего ничего.
   Зимний вечер опустил шторы. На остановке пассажирского транспорта темно, пусто и зябко.
График движения не соблюдался. И женщина одиноко прохаживалась, размышляя:
   - Ждать у моря погоды или отправиться пешочком?
Флегматичная, в любой ситуации она с принятием решения «поспешала медленно».
   Уйдя в себя, даже не заметила, как возле неё очутился «молодой человек приятной наружности».
Статный, экипированный в приличную одежду, он источал запах «Шипра», модного в ту пору одеколона для интеллигентных мужчин.
   И вдруг «пришелец» кивнул ей, будто давней приятельнице, и расплылся улыбкой, применяемой в воинских частях при встрече начальства, – на ширину приклада ППШ (пистолета-пулемёта Шпагина).
   Неподалёку расположено здание ведомственной гостиницы для военнослужащих.
Поэтому Эльза Яновна резонно предположила:
   - Вот фрукт! Званием не более, чем лейтенантик, снял форму и вышел на гражданскую разведку.
Уличные знакомства – не амплуа солидной замужней дамы. И она отвернулась, чтобы исключить самую ничтожность установления контакта.
   Однако парень оказался не промах и попытался привлечь к себе внимание хитроумным способом.
   Голосом столичного радиодиктора он зачитал содержание указателя интервалов движения автобусов и приятным баритоном пропел:
   - У нас ещё в запасе четырнадцать минут, - после чего начал фланировать вдоль остановки и мурлыкать мелодии из популярных кинофильмов.
  «Меломан», - мысленно окрестила его невольная слушательница.
Поравнявшись с ней, исполнитель попурри вновь изобразил на своей физиономии улыбчивое движение губ и глаз, показывая искреннее расположение к неформальному общению.
   Оценив поворот головы женщины в его сторону как одобрительную молчаливую реплику, тотчас не преминул поэтично восхититься:
   - Брови-радуги у вас – соболиные!
Это породило у Эльзы Яновны скабрезные мысли: «Бабник! Но – хорош! Изящно зомбирует и зондирует, мечтая приласкать пышечку в постельке!»
   Её бацилла женского самолюбия тут же дала о себе знать: «А что? Пускай, я не Анастасия Вертинская или Ирина Алфёрова. Но и под 40 лет не дурна без макияжа!
   Maquillage – словечко французское. Означает – гримирование. А мне ни к чему маскировка с помощью красок, помады, пудры, лосьонов. Достаточно карандашика.
   И о бровушках моих с детских лет похвалы наслушалась не из таких уст.
Даже в Москве!
   С мужем ходили в ГУМ. В отделе головных уборов глянул на меня  и растаял на его языке пломбир лести:
- Бровочки у вас – эксклюзив! Воистину – с о б о л и н ы е!!! Густые, шелковистые, с оригинальным голубоватым оттенком. Под стать им вот эта шапочка. Купите, не пожалеете!
   Соболь! Самый ценный из всех сибирских мехов! Дороговато, но…
   - Мы за ценой не постоим!- словами из песни откликнулся супруг и раскошелился по-купечески.
(Кандидаты наук (он тоже из них) тогда ещё не относились к категории «ББ»: бедных бюджетников)».
   …Однако вернёмся к нашей истории.
¬   - По миллиону долларов – каждой вашей бровушке моя цена! - сподхалимничал «лейтенант».
   При слове «цена» негодование Эльзы Яновны взметнулись лавой из кратера вулкана:
   - Что вы себе позволяете! - и, пылая от возмущения, она решительно бросилась прочь!

   В студенческие годы на семинарах по политэкономии её учили не путать стоимость и цену.
   Закон стоимости впервые сформулировали англичане Адам Смит и Давид Рикардо.
   Товары обмениваются на рынке в соответствии с количеством и качеством труда, вложенного в их производство. А о цене родная бабушка, вернувшись с рынка, говаривала:
   - Базар цену скажет!
   Надо же! Какой-то солдафончишко «оценил» её в иностранной валюте как товар.
Или – гулящую девку!
   Ямпольская прибавила шагу, спиной чувствуя: наглец увязался за ней крокодильим хвостом.
Остыв, отчего-то пожалела его и отругала себя: «Может, дурачок влюбился с первого взгляда? Я же его излишне грубо отчихвостила».
   Но как странно «стремительно влюблённый» повёл себя!
Буквально чуть ли не наступал ей на пятки, пока вблизи никого не было. Оглядывался по сторонам.
   Протягивал к ней руки, однако, при появлении прохожих создавал впечатление извиняющегося.
И отставал на некоторое расстояние, изображая из себя участника семейной ссоры.
   Чтобы избавиться от преследователя, Эльза Яновна заскочила в гастроном.

   Идя вдоль больших витринных окон, заметила, что снаружи, параллельно ей, движется незваный ухажёр… с несмываемо-ослепительной улыбкой.
   Ошарашенная его причудами, она принялась рыскать глазами по магазину в поисках кого-либо из знакомых.
   Зачем?
Нет, не из опасения, не из страха. Ничего подобного она не испытывала.
   Ей просто не терпелось рассказать о забавном приключении и вдоволь вместе похохотать над неудачливым ловеласом.
   Знакомых не нашлось и, затерявшись в гуще покупателей, Ямпольская вышла на улицу через другую дверь.
Сгустившиеся сумерки, позволяли незаметно проскользнуть мимо маячившей у дальнего входа фигуры опостылевшего «влюблённого».
   Перешла на другую сторону улицы. До своего подъезда ей оставалось совсем чуть-чуть. И тут бегунья увидела, что «агент» вычислил её, бросившись вслед.
   Эх, флегматичка! Опять замешкалась с принятием решения. Спешила бы напрямую. Там её ждал муж. Так нет. Призадумалась, как та ворона, что у Крылова на дереве сыр во рту держала.
   Подумала: «Чего доброго благоверный, узрев «улыбальщика», сочтёт его за моего воздыхателя.
 Нырну-ка в соседний двор. Там заборчик – что Тришкин кафтан не заштопанный. И фонари у подъездов еле дышат. В полутьме через дырку юркну мышкой в свою ограду».
  Так и поступила. Только не успела «юркнуть», ибо перед ней возник тот самый «молодой человек приятной наружности».
   Подпрыгнув, как пинг-понговый шарик над теннисным столом, он сорвал с головы Ямпольской заветную соболью шапку, и резвее спринтера исчез в темноте.
- А – а – а! - крик отчаяния пострадавшей взорвал окрестную тишину.
- Чё орёшь? - подвалил сердобольный пьяненький мужичок.
   Узнав соседку, выслушал её истерическое пояснение и заключил:
- Легко отделалась, что не оплеушил. Он же тебя пас. И не на красивые глазки пялился, а ты, как овечка, не убереглась от барана.
…Преступление осталось не раскрытым, ибо страдалица из всех примет преступника запечатлела в памяти лишь его улыбку, стоимостью и ценой в женский головной убор из меха соболя.