Просека. Почти по Брему

        Это был совершенно новый и очень трудолюбивый бульдозер. Сияла в лучах солнца свежая краска, блестели, отливающие небесной голубизной, стёкла. Его не успели спустить с конвейера, а он уже рвался в работу, мечтая сделать какое-нибудь большое, полезное дело. Проверяя мощный, замечательный мотор, он ещё на сборке, представлял свой первый трудовой подвиг: разровняет разделяющую соседей гору или проложит сквозь непроходимые дебри широкую дорогу, в крайнем случае - засыплет какую-нибудь бездонную пропасть.
Все сразу увидят, как много он сделал, и, конечно же, скажут: - Ах, какая нужная у нас машина. Ну, просто замечательная машина. - И обязательно наградят; например, свежим машинным маслом.
Но время шло, а великие стройки почему-то не начинались. Дела вокруг происходили большей частью мелкие, незначительные: перетащить мусорный бак, срезать кочку, засыпать ямку. Так себе работа, совсем даже не героическая. Одно успокаивало: перетрудиться на такой работе было трудно, практически невозможно; зато горючим снабжали регулярно, так что жизнь шла не хуже, чем у других.
Понемногу наш бульдозер успокоился, заматерел, краска на кабине потускнела, а местами и облупилась. Стёкла стали серого цвета, и их приходилось постоянно протирать.
И всё же, однажды, молодость напомнила о себе. В тайгу, для прокладки магистрали, набиралась автоколонна. Правда, условия обещали далеко не курортные; солярка, говорят, стыла на морозе, да и выходные частенько отменялись. Наш бульдозер хорошенько подумал и решил остаться дома, мудро рассудив, что нет смысла отправляться к чёрту на кулички заниматься тем же самым. Кроме того, по его мнению, здесь он единственный тащил на себе основной груз забот, и считал себя незаменимым. Найти причину, оправдывающую и объясняющую твои действия, всегда очень легко. Ещё легче в неё поверить.
А тут ещё один пустячок. Во время очередного ремонта, по ошибке, ему поставили слишком большой нож. Теперь он плохо видел, что срезает. По бокам и далеко впереди всё лежало как на ладони, а посмотреть вниз, прямо перед собой, - никак. Знать-то, что делает, он знал, но конкретно видеть, на что наезжает, увы, не получалось. Лишь в зеркале заднего вида отражалась широкая чёрная полоса, которую он оставлял за собой, и которой очень гордился.
Время мечтаний давно прошло, и теперь Бульдозер каждый день ровнял, планировал, сгребал, чётко следуя планам и указаниям, ни на сантиметр, не отступая в сторону, а если что-нибудь постороннее, случалось, и попадало под его гусеницы, так-то были, по его убеждению, издержки производства. 
Конечно, он признавал, иногда случались мелкие неприятности: то забор зацепит, то собачью будку раздавит. Один раз ехал прямо, не заметил клумбу, и где росли цветы, получилась красивая ровная дорога. 
Его попытались переделать, но он не дался:
- Большие дела делаются большим ножом!
- Под тобой гибнут бабочки, цветы, ломаются деревья. Ты делаешь всё это, походя, даже не замечая.
- Моя задача, идти прямо, прокладывая дорогу, по которой всем будет легко и весело шагать. Да, кому-то не повезёт. Я не могу ради одного цветка делать петли или подпрыгивать, если какой-нибудь дурной воробей вздумает купаться в пыли перед моим носом. Во всём должен быть порядок. Кому-то это не нравится. Ведь всегда найдётся защитник анархии и бездорожья. Это их проблемы, - ответил, как отрезал Бульдозер и завёл мотор.
Он получил новое задание, проделать в лесу просеку для лесорубов, и ожидал, что теперь-то его оценят по достоинству.
В самый разгар работы закончилось топливо. Пока ожидали подвоза нового горючего, пришёл приказ – лесорубам выйти из леса. Зелёные лёгкие планеты оказались важнее дров. За бульдозером решили вернуться попозже, но в круговерти новых дел о нем вспоминали всё реже и реже, а потом и окончательно позабыли. А он стоял посреди леса, окрашиваясь в грязно-коричневый цвет, ожидая продолжения работ и недоумевая, почему за ним не приходят. Постепенно накапливалась злость и обида на судьбу, загнавшую его в эти дебри.
Тем временем лето закончилось. Зима сменила осень, а по весне, сначала робкая, а затем всё более разошедшаяся, молодая поросль рассыпалась по просеке, возвращая лесу первозданный вид.
Молодежь не знала, что такое "бульдозер"; застывшая на месте ржавая железяка своим видом никак не тянула на грозу леса, а рассказы вековых елей вызывали у них усмешку.
- Нынче другое время! – горячились молодые деревца.
Ведь они собирались укрыть чудесным зелёным одеялом весь мир. Заставить расцвести седые верхушки самых высоких гор. А времена длинных пил и острых топоров, это история, далёкое прошлое, и к настоящему никакого отношения не имеет.
- Молодо, зелено, – снисходительно перешёптывались старые, покрытые мхом, лесные пни. – Вот и высовываются, вверх лезут. 
Но у каждого в глубине души теплилось: - А вдруг...
Зелень, тем временем, буйно разрасталась и всё плотнее обступала застывшего металлического монстра. И вот, однажды утром, тот увидел, как прямо у него на капоте, расцвёл цветок.
Бульдозер хотел накричать на наглеца, но цветок неожиданно улыбнулся и смущенно спросил.
- Здравствуйте. Извините, я вам не помешаю?
От этого незатейливого вопроса, и робкой улыбки, в железной логике механизма, привыкшего всю жизнь проводить прямые линии, произошёл сбой. Пробурчав в замешательстве нечто нечленораздельное, он вдруг осознал, что никогда не видел так близко цветов.
Внезапно сверкнула молния и прогремела первая, весенняя гроза. Сильный ливень смыл с остатков стёкол грязь, и они снова засияли небесной голубизной, и цветок многократно отразился во всех этих осколках.
Бульдозер смотрел на этот разноцветный хоровод, на бездонное, ослепительно голубое небо, и пытался понять, почему же он раньше не замечал этой красоты.
Постепенно подросшие деревца и высокая трава совершенно скрыли следы чужого вторжения, ярким покрывалом накрыв землю.
Где-то здесь находился и наш бульдозер со своим новым другом, и их неспешный разговор вплетался в тихий шум леса.