как в жизни

У нее были железные нервы и принципы. Она не плакала при просмотре грустных фильмов, не умилялась при виде котят и не впадала в панику и обморок порезав палец. Она была независима, умна и знала, чего хочет от жизни. Все было у нее по плану и чего не было в ее планах, то и не происходило в жизни. В этой аксиоме она была уверена как в себе.
Он был романтик. Нет, не из этих с туманным взглядом и задыхающейся восторженностью. Его романтичность была спокойной, выношенной и выстраданной, преодолевшей врожденный цинизм и пробившейся через все неудачи. Это была очень ненавязчивая романтичность. Он читал добрые книги и верил написанным в них историям. Обожал детей, выращивал на окне орхидею и мечтал завести собаку.
В идеальном мире они не должны были встретиться.
Они столкнулись в прямом смысле этого слова по дороге на работу во вторник. Был май, жарко цвела весна, и люди сталкивались друг с другом, одурманенные намеками чего-то неведомого и прекрасного.
Собрав с нагретого ранним солнцем асфальта  свои вещи, они виновато кивнули друг другу и разошлись. Она не вспоминала о нем до самого вечера, когда нарезала салат на ужин. Было в нем что-то очаровательное, невозможное. Недоступное. Но его не было в ее планах, и она быстро забыла о нем.
Он не мог вспомнить ее лица. Перед глазами вставали тонкие пальцы, быстро складывающие разлетевшиеся бумаги в идеально ровную стопку. Всплывали черные туфли на невыносимо длинной шпильке. Прядь волос, необъяснимо выбившаяся из идеально гладкой прически. Эта прядь касалась ее щеки. Чистой и гладкой кожи ее лица, которое он не мог вспомнить.
Прошло два года. Он забыл и пальцы и туфли и прядь волос. Помнил только что был вторник , когда он столкнулся с девушкой на улице. Остальное стерлось за ненадобностью. Да и этот вторник в памяти не был ему нужен, просто почему-то не забывался.
Второй раз они столкнулись в четверг. И снова был май и, казалось, сама судьба ведет их навстречу друг другу. Но этого не было в ее планах, а он был романтиком, а не идиотом. Они узнали друг друга и посмеялись над собой и удивились стечению обстоятельств. Он припомнил, что в прошлый раз был вторник, а она приглаживала непокорную прядь и прижимала к груди идеальную стопку бумаг.
И снова разошлись, не назначая встреч, не обещая взглядом. У нее были другие планы, он не верил в судьбу.
Май подходил к концу. Воздух стал гуще и тяжелее. Люди не сталкивались на улицах в предвкушении чудес и счастья. Люди шли мимо, не замечая друг друга, погруженные в свои маленькие несущественные банальности.
Она нарезала салат на ужин. Вечер вливался в кухню через раскрытое окно, не принося сквозняка, и лишь гуще делался воздух. У нее не было планов на вечер. Она никому и ни за что не призналась бы в этом. Но у нее никогда не было планов на вечер. Только салат и дальше тягучая ноющая пустота. Она заплакала.
Он стоял у окна и глубоко вдыхал раскаленный воздух. Мутное беспокойство расползалось от сердца к кончикам пальцев и он не мог успокоиться. Далеко внизу шумел город, растекались узловатыми реками улицы. И где-то там, в этих бестолковых связках и перекрестках, засело его беспокойство. Он пристально вглядывался в желтоватый вечерний свет, словно мог разглядеть в нем причины своего состояния.
Июнь не предвещал чудес. Он был изнурительно жарким и бессонным. Он затекал вместе с воздухом в кровь и вызывал отчаянье.
Она перестала записывать в ежедневник планы на день. Он перестал ухаживать за орхидеей. Они ходили на работу одной дорогой, ежедневно пересекая путь друг друга, но ни разу не встретились, не увидели.
Был сентябрь. Она уволилась и похудела. Он выбросил диски с хорошими фильмами и мертвую орхидею. Он каждый день приходил на то место, где они уже дважды нашли и потеряли друг друга. Но она ходила на работу по другой улице.