Девушка по имени Смерть Глава 4 Часть 1

Глава 4

  - Куда меня переводят?! – мой стекловыбивающий вопль громом пронесся по всему дому.
  Буквально пять минут назад мой телефон пискнул, принимая новый вызов. Как ни странно, позвонила Ника – откуда у нее мой номер!? – и довольно сообщила, что в наш институт приезжает группа студентов из другого института, который недавно ушел под землю, и в связи с этим половину нашего курса переводят на учебу во вторую смену. Во вторую смену!
  - И что, ничего нельзя сделать? – убито опустившись обратно на диван, с которого я вскочила несколько минут назад, спросила я.
  - Ты что, дура? – голос на том конце провода недоуменно замолк. – Это же классно! Сама подумай – не надо вставать по утрам, да и наш курс будет учиться с той, приезжей группой! Ну, а это, по крайней мере – новые парни!
  Голос Ники восторженно пискнул, а я устало выдохнула.
  - Да? А работать мне когда? – прошипела я в трубку, и откинулась на спинку дивана. – Ладно, я поняла. Спасибо что предупредила.
  С этими словами я нажала на кнопку сброса вызова, и угрюмо уставилась в потолок. Не найдя там ничего нового я попробовала вновь улечься спать. Нет, бесполезно. Уже разбудили. Всего час поспала. Что ж мне теперь делать?
  Решение пришло в голову мгновенно – нужно побегать, чтобы все ненужные мысли выветрились. Схватив свой черный рюкзак, я вытряхнула из него все институтские учебники, и засунула туда кроссовки, джинсы и футболку. Подумав, сунула еще и куртку, и, прихватив куриную голень, захлопнула за собой дверь квартиры. У подъезда кивком поприветствовала пожилую соседку, и на ходу жуя курицу, быстро ретировалась в лес. На проспекте меня чуть не сбила машина, и, не обращая внимания на ругань водителя на ходу скидывая куртку, прямо с дороги прыгнула в какие-то заросли, приземлившись на мягкие волчьи лапы. Миг – и огромная белая волчица с черным рюкзачком за плечами уже мчится по заросшему деревьями участку.
  «Так, я еще и белая теперь. Замечательно!» - подумала я, саркастично оглядывая себя. Дело в том, что цвет моей шерсти был все время разный. В прошлый раз я была пепельная, в позапрошлый – серебристо - серая. А теперь – белая. Моя лапа пополам переломила сухую ветку акации, и я загнав в лапу что-то вроде занозы, даже не взвизгнула. Рюкзак за плечами очень мне мешал, заноза ужасно колола мягкие подушечки лапы, но я бежала. Встречный холодный воздух приятно холодил уставший разум, и я полностью отдалась на волю ветру, а желтым волчьим глазам открылось непередаваемое буйство красок ночной природы. 
 Я бездумно бежала вперед, пока до моего сознания не дошло, что я стала задыхаться. Черный нос уже почти не ощущал запахи, а широко распахнутая волчья пасть почему-то не давала нужного объема воздуха, как раньше. Едва я поняла, что бегу, как раз на причину нехватки кислорода, я шарахнулась от можжевельника, как черт от ладана, и, споткнувшись о корень многолетнего дуба, сбила покрывшуюся коричневатой корочкой рану.
  Задержав дыхание, я постаралась убраться как можно дальше от можжевельника, но от недостатка кислорода лапы уже заплетались, и благодаря этому я перепачкала белоснежную шерсть в свою же кровь. Лапы вынесли меня на какую-то поляну, и, убедившись, что можжевельника здесь нет, я осторожно вдохнула. Голова очень сильно кружилась, мои лапы подкосились, и я упала животом на молоденькую траву, уже начавшую пробираться из-под тающего снега.
  «Дурацкая аллергия! Ненавижу можжевельник!» - подумала я, наслаждаясь возможностью дышать. Я прикрыла глаза, и стала слушать звуки леса. Вот, где-то невдалеке, сломав по пути ветку, пролетела неосторожная птица. Немного в стороне от моего уха маленькие муравьи тащили в муравейник отчаянно брыкающуюся сороконожку, а чуть дальше с ветки сорвался перепуганный ворон, чей крик утонул в гоготе сорок, сидящих на том же дереве.
  Я лениво приоткрыла левый глаз. Темная кровь, вытекшая из ранки на правой лапе, окрашивала в красный цвет перепачканную шерсть, и несколько травинок. Опять неизвестно, сколько с бинтом на руке ходить! Я подняла взгляд к темному небу, и попробовала встать. Надо же, получилось! Дышалось уже гораздо легче, но все еще проблематично. Спину что-то потянуло. О! Рюкзак! А я и забыла про него. «Скоро рассвет» - подумала я, и не обращая внимания на кровь рванула на север, тщательно принюхиваясь, чтобы проверить наличие можжевельника по дороге.
  Я бежала на свое любимое место в лесу – оттуда я могла спокойно любоваться рассветом, без страха, что меня увидят. Это был невысокий обрыв, с трех сторон окруженный деревьями. Оттуда открывался великолепный вид на  рассвет. Ну вот. Я на месте. Чуть не опоздала. Небо на востоке слегка просветлело. Тонкая граница земли и неба стала отбрасывать на голубой свод светлые желтоватые лучи. Тучи, с одной стороны уже освещенные встающим солнцем стали розоветь на глазах, и выглянувшее из-за горизонта солнце на мгновенье ослепило меня своими лучами. Потянувшись, я улеглась на мокрую глину, прищурила желтые глаза, и вдохнула свежий утренний воздух.
  Желтый сияющий круг стремительно восходил над спящим городом, и, заглядывая в уютные детские комнатки, ласкал своими теплыми лучиками сморщившиеся от света наивные и милые лица детей. Ощутив усталость от ночной беготни, я отправилась к городу, за которым наблюдала еще пять минут назад.
  … Щелкнула «собачка» и я, уже в человеческом обличье, проскользнув в дверной проем, сбросила с себя на пол надоевший рюкзак. Странно, но на душе было так… спокойно, будто все проблемы разом растворились в предрассветном мареве. Я улыбнулась, провела рукой по темно-синим обоям, посмотрела на рану, которая уже почти перестала кровоточить, зато дико пекла  и, присев на диван задремала.
  Мне снилась какая-то белиберда в лесу, шел проливной дождь, и я, промокшая до нитки, отчаянно проклинала капли воды, мечтая увидеть солнце. И потом, сразу же, почему-то я оказалась перед прилавком, по-прежнему, поливаемая дождем. И, почему-то тот парень из магазина. Он просто стоял и смотрел на меня с той же кривоватой усмешкой, пока я выбирала себе шоколад. Потом мне это надоело, и мокрая я подошла к нему.
  - Почему ты на меня так смотришь? – возмущенно спросила я, готовясь дать красавчику в нос.
  - Дождь не может быть вечным, волчица. – Ухмыльнулся он, и, развернувшись, ушел. Только призрачный запах его одеколона остался витать в воздухе, и я, потерянно сжимающая шоколадку. Странно, но его голоса я не запомнила – запомнились только слова.
   - Ларина… - Чей-то знакомый голос позвал меня, я слышала это сквозь сон. – Ларина, вставай!
  - Геб? – пробормотала я – Ты мне снишься?
  - Неа! – послышался довольный голос моего братишки.
  - Тогда пошел к чертовой матери – я спать хочу! – снова буркнула я, мечтая вновь погрузиться в ту сладкую дрему, из которой меня столь бесцеремонно выдернули.
  - Ах, ты, значит, так? – в голосе моего брата проскользнула нотка обиды – Я ради нее у начальства в отпуск пол дня отпрашивался, чтоб к ней на день рожденья успеть, а она меня обратно отправляет! Ла-адно!
  Я шумно выдохнула. И как Ия с ним справляется?!
  - Ладно, не дуйся!
  Я с трудом приоткрыла один глаз. Тут же под нос мне сунули букет благоухающих подснежников. Улыбаясь, я как маленькая девочка схватила букет двумя руками, тут же приняв вертикальное положение. Вернее, сидячее. Вдохнув умопомрачающий цветочный запах, я подняла взгляд на довольно улыбающегося Габриеля.
  - Геб, а с какой радости букет? – улыбнулась я – День рожденье у меня только через 3 дня – сегодня восьмое.
  Геб, хитро ухмыльнувшись, заправил мне выбившуюся прядь волос за ухо, и встал с дивана, с важным видом расхаживая по комнате.
  - Именно. Именно восьмое! Восьмое марта. – Повернувшись ко мне тоном нашего лектора в институте сообщил он. Надо же. А у меня и из головы вылетело!
  - Геб, не мог бы ты сделать мне кофе? Я что-то после можжевельника не очень хорошо себя чувствую. – сказала я, и тут меня осенило. – Слушай, а что ты здесь делаешь? Ты же в канцелярии должен быть. Что Ие надоело твое нытье, и она пожаловалась начальству?
  -Не-е! – голос моего брата донесся до меня из кухни – Я в отпуске. На четыре дня.
  Поставив букетик в вазу, я отправилась в ванну, где не без раздражения отметила, что зубной пасты почти нет. Закончив чистить зубы, и выбросив пустой тюбик пасты, я расчесала волосы, и завязав их в строгий «конский» хвост, вышла на кухню, сосредоточено разглядывая две дымящиеся чашки кофе и рядом лежащую шоколадку. Благодарно взглянув на брата, я села за стол.
  - А при чем тут можжевельник? – демон уселся рядом со мной, созерцая мой утренний аппетит.
   - Чего? – я подняла голову, и встретившись взглядом с Гебом, принялась разламывать шоколадку на две равные части. Еще с детства привычка осталась все с ним делить. Не знаю почему, но у нас, в отличие от большинства братьев и сестер были очень хорошие отношения. Мы всегда, сколько я себя помню, крепко дружили, защищали, и заботились друг о друге.
  - Ну, ты сказала: «после можжевельника плохо себя чувствую». Что, опять какой-то ухажер что-то из можжевельника подарил? – Геб, усмехнувшись, отпил кофе.
  - Да нет, вчера, перекинулась в волка, и, когда в лесу бегала на можжевеловый куст нарвалась!
  - Зачем ты вообще бегаешь? Зачем учишься в институте? Зачем тебе все это!? – Геб повысил голос. Странно. За все мои 899 лет он никогда себе не позволял повышать на меня голос. Ну, ладно, позволял, но не с такой же интонацией!
  - Мне это нравится, я это люблю. Я люблю этот институт, привязалась к этому городу.… А бег – это свобода, способ избавления от ненужных мыслей. С ветром вся дурь из головы вылетает. Я же оборотень. Наполовину. - пробормотала я, не понимая чего он от меня хочет.
  Брат посерьезнел, и отставил чашку. Ой, как мне это не понравилось! И не зря.
  - Ларина, ты моя единственная родственница, любимая младшая сестренка…
  Я отставила свою кружку, и отодвинула шоколадку.
  - А все так хорошо начиналось! Что тебе нужно? – откинувшись на спинку стула, угрюмо выдохнула я. Геб поспешно замотал головой.
  - Да нет, же! Я не о том. Ты знаешь, как умирает смерть? И как умерли остальные, до тебя? Миру больше лет, чем тебе. Как же до тебя-то люди умирали?
  Признаюсь, он меня заинтриговал. Легким кивком головы я попросила его продолжить.
  - Были и другие девушки и женщины, исполняющие роль смерти в этом мире. И есть и другие, только ты их никогда не найдешь. А знаешь, как умирает смерть? Помимо смертельного поединка с одним из демонов без возможности переродиться? Они умирают редко – раз в несколько тысяч лет, но все же. Без звука, без скрежета, без крика… Она просто растворяется. Ее разрывают изнутри противоречия. И я боюсь, что ты можешь стать одной из «бывших» смертей.
  Грозная маска на моем лице сменилась недоуменной гримасой.
  - Что ты… Почему я? – Нахмурилась я.
  - Умереть может только та смерть, которая живет человеческой жизнью. Как правило, других смертей не тянет испробовать сладости человеческой жизни, но ты – исключение. И, предугадывая твой следующий вопрос, я отвечу: потому что ты – полукровка. Ты же еще и оборотень.
  Дождавшись моего нерешительного кивка, демон усмехнулся.
  - Ну и что, что я живу как человек? Ну и что, что учусь? Какое это имеет значение? – я искренне не понимала, а следующий ответ Геба вообще заставил меня вжаться в стул.
  - Любовь. – Буркнул он, уперев свой взгляд на мою кружку с кофе
  - Чего-о!? – сказать, что я была в шоке, значит не сказать ничего. У меня складывалось впечатление, будто он чего-то переел… или перепил…
  - Да, ты все правильно услышала, и не нужно так кривляться! Рано или поздно, смерть, живущая человеческой жизнью, может влюбиться, и очень плохо будет, если ее возлюбленный – человек!
  Я посмотрела на него, как Ватсон на Шерлока Холмса. У меня от его болтовни уже голова разболелась. Устремив взгляд на стол, я подперла ее кулаком.
  - Почему?
  - Как «почему»?! Ты меня вообще слушала!? Потому что человек – смертен!!! И рано или поздно ей нужно будет его убить, а из-за своих чувств она не сможет этого сделать. А чувства смерти гораздо сильнее, чем у смертных, в том числе и чувство долга. Не обижайся, но все смерти – ужасно правильные работники канцелярии, и их просто разрывает на части любовь и долг. И я не хочу, чтобы это случилось с тобой, понимаешь?
  Вместо ответа я молча сунула Гебу в рот кусок шоколадки, и наслаждаясь произведенным эффектом, махом выпила полчашки все еще теплого кофе.
  - Геб, ты меня знаешь с момента моего рождения. Со мной такого не случится, особенно, если учесть то, что все парни от меня буквально шарахаются. – Я улыбнулась краем рта, и заглянула брату в глаза. Он и, правда, очень обо мне беспокоился.
  Демон что-то пробурчал, но из-за приличного куска шоколада я ничего не услышала. Геб быстро прожевал шоколадку, и сказал уже внятно:
  - Это был мой кофе. – Хмуро глядя на меня, буркнул Габриель, а я облегченно рассмеялась. Узнаю старшего братишку!
  - Знаешь, у тебя сейчас такое же лицо, как тогда, тридцать лет назад, когда Ия случайно пролила кофе на твои бумаги! Помнишь? – сквозь смех выдавила я. На лице инкуба появилась сдержанная улыбка.
  - Такое забудешь! Я ее потом чуть не убил! – Геб захохотал вместе со мной.
  …Я повторяюсь, но, как же я его все-таки люблю!..
  Часа два спустя, моя надежда пойти пройтись с братом по улице разлетелась осколками – наглый демон, гадко ухмыльнувшись, сообщил мне что он «проголодался». На мое предложение перекусить в кафе, он ответил:
  - Боюсь, меня неправильно поймут.
  На что я тихо застонала, и, откинувшись на спинку дивана, страдальчески закрыла лицо руками. Ну конечно! Геб – инкуб, и иногда ему… нужно есть. Шаги стали отдаляться от дивана.
  - Геб, стой! – я вскочила с жесткого дивана. – Давай как-нибудь… поаккуратнее, ладно?
  - В смысле? – довольная физиономия демона, перепачканная шоколадом, вновь заглянула в комнату.
  - В смысле – не оставлять за собой высохший труп! – фыркнула я – Оставь девушку в живых хоть раз!
  Демон пожал плечами.
  - Не волнуйся, некрофилией не страдаю! – его улыбающаяся рожа скрылась в дверном проеме, а я вновь упала щекой на диван мирно захрапела.
  Сон мне приснился очень реалистичный. Я потерянно стояла, и смотрела вперед, на открытую книгу, лежащую на каменном постаменте шагах в трех от меня, из которой бил ослепляющий свет, а вокруг не было ничего, только пустая темнота сомкнулась вокруг меня и книги свои черные объятия. Я сделала один шаг вперед, и оглядела себя. Я была в белом платье в пол, немного старомодного покроя, однако, с большим вырезом на спине и груди. Рукава скрывали запястья – они были заужены в плечах, и расширены ближе к кистям. Золотая ниточка тонкого пояса обвивала талию. Черные волосы темным каскадом спадали на плечи.
  На мое плечо упала капля. Коснувшись мокрой ткани, я подняла лицо вверх, но кроме темноты там ничего не было. Вторая капелька упала мне на щеку, и скользнув по подбородку, оставила мокрый след на шее. Третья упала на мои волосы.
  Сверху на меня обрушился ливень, и я подбежала к книге, но замерла, увидев стоящего по другую сторону постамента парня, которого встречала ранее в магазине… и во сне.
  - Дождь не может быть вечным, волчица - шепнул он, и ушел в темноту, больше не оборачиваясь.
  - Вы правы. – В тон ему проговорила я.
  Я потерянно подошла к книге, и провела пальцами по пожелтевшим страницам. Волна жара прошла сквозь меня, накрыв мое сознание. Глаза стали закрываться, руки и ноги тяжелеть, а кровь в венах закипела.
  Я закричала, и в следующий момент, повстречавшись с полом, резко открыла глаза. Вся моя комната была заполнена ярким светом, противно режущим глаза. Яркий солнечный круг за окном уходил за горизонт. Закат. Весной его иногда можно было увидеть.
  - Я пришел!!! – раздался вопль Габриеля из прихожей, и входная дверь с негромким хлопком закрылась.
   В комнату просунулась его ухмыляющаяся рожа.
  - Завтра понедельник. Ляг сегодня спать пораньше – может, не проспишь! – Геб закрыл окна шторами.
  - Мне во вторую смену. – Я вскочила с пола – Вот! Хотела показать тебе один интересный момент в учебнике по психологии!
  Я дернула ящик стола. «Заказы» посыпались на пол, весело захламляя паркет. Я посмотрела за окно, слегка отодвинув штору. Солнце зашло. Подняв одну бумажку, Геб продемонстрировал ее мне.
  «Харитонова Мила Андреевна. В момент смерти будет находиться в магазине на ул. Гагарина. Причина – решай сама. До рассвета. Гебу привет. Ия»
  Вздохнув, я ухмыльнулась. Все, выходной закончился.