Новое Житие - по страницам49

Возразить было трудно – почти невозможно. Да и не нужно. Однако многие тайны становились явными. И роль Сашки была в их числе.

-   Серьёзный малец, - философически изрёк Неустроев.  Видя, что Виктор закручинился, хлопнул его по левому плечу. – Да, поколение…  Здравствуй племя молодое, незнакомое. Ты вот что, капитан, побудь пока здесь, но никуда не отходи. Ладно? Вот и ладушки. Не тужи. Всё путём идёт.

   Он соскочил с брони и направился к вездеходу «додж», что поставлялся англичанами по ленд-лизу. Вездеход оказался надёжно укрыт за PzIII. Потому как Неустроев ловко и уверенно шёл, танкисты до сих пор беззаботно болтавшие, стали кидать на него вопросительные взгляды. Но вскоре изумлённо потупись, заговорили с новой силой. Неустроев одним махом пересёк площадь и вскоре о чём-то говорил с солидного типа майором, что смотрел на него из кабины. Затем дверца вездехода плавно раскрылась, и майор вынес своё широкое, почти квадратное тело наружу, опираясь рукой о подлокотник кожаного сидения. Оправив гимнастёрку с орденом Славы, он трусцой направился к группе, что не сходила с Т-34. Изобразив на лице недоумение, майор порывисто махнул рукой. Тогда  всех дружным горохом ссыпало вниз – неведомая сила приказала… Собака застыла у ног вожатого, обернув вокруг себя хвост. Расставив уши и вывалив розовый язык, она взирала на мир своими умными, карими глазами, готовая на всё ради своего хозяина, ради своих друзей.   А группа особого назначения контрразведки ГУКР ОО СМЕРШ казался в своих бело-зелёных пятнистых комбинезонах со стальными панцирями существами из былинных сказок. То ли богатырями, призванными сокрушить древнего змия с перепончатыми чёрными крыльями, то ли марсиан на треножниках из романа Герберта Уэллса «Нашествие марсиан». И девушки-зенитчицы, и раненые с санитарами бросали на них самые удивлённые, порой нелепые взгляды. И на Виктора с Джульбарсом тоже. Одна медсестра в окровавленном белом халате было помчалась к нему, держа на полусогнутых руках бинт и пузырёк йода. Но, встретившись с невидимой преградой, прошептала что-то себе под нос и повернула обратно.

-   Ребята, всех благодарю за службу. От хозяина отдельное спасибо. Всем передавал самые искренние, самые лучшие пожелания, - сказал майор со знаками различия артиллериста. У него было широкое курносое лицо и большие, навыкате глаза, что делало его похожим на артиста Симонова, сыгравшим роль Петра Первого. – Персонально благодарят вас, товарищ капитан.

   Он кивком указал на Виктора, от чего приятно захолостнуло душу.

-   Служим трудовому народу! – только и смог сказать Виктор со всеми, потому что всё вокруг осветилось новым, фантастическим светом…

***

…Сталин медленно сощурился. Заученным, автоматическим движением он принялся крошить папиросы «Герцеговина Флор». Когда он набил табаком трубку, его рябое с седыми усами лицо приняло успокоенное, домашнее выражение. Поскрёбышев, его секретарь и глава одной из засекреченных разведслужб, стоял перед ним навытяжку.  Скрывшаяся под вывеской Секретариат ЦК,  она помимо деятельности советских и зарубежных коммунистов, контролировала всех из живущих, что когда-то и где-то вступил в сношение с Коминтерн и работал на «мировую революцию» по Троцкому (иные, из национал-большевиков осели в НСДАП, стали сотрудниками СД и гестапо). Поскрёбышев только что доложил о результатах контрудара 5-й гвардейской армии генерала Ротмистрова, что состоялся под Прохоровкой. Из 5оо панцеров и штурмгещюц, что насчитывал 2-й танковый корпус СС, нашим силам противостояло до 400 боевых машин. В ходе боестолкновения из них было выбито триста. Около сотни не подлежали восстановлению и были брошены на поле боя. Но до двухсот единиц бронетехники противник уволок с собой и, надо полагать, вскоре поставит их в строй. Кроме того, по данным наземной и авиаразведки а также докладу маршала авиации Голованова, что поддерживал прямой контакт с ведомством Джуры, в результате эффективного применения ПТАБов, огня артиллерии и танков, а также пехотинцам с сапёрами, что установили километры минных полей, около половины гитлеровских танков и штурмовых орудий не считая прочей техники, требовали ремонта. Так называемое, «возгорание двигателя» стало обычным явлением. Кроме того больше половины танков «Пантера» вышли из строя прямо на поле боя из-за неполадок в коробке передач. (Сталин усмехнулся. Он вспомнил, как при личной встрече предлагал Фердинанду Поршу, их создателю, место наркома тяжёлой промышленности. Не зря отказал…)

   У Ротмистрова и, следовательно, его армии дело обстояло похуже, чем в корпусе Хауссера. Из 800 танков  было потеряно 400. Правда, всего 100 с небольшим не подлежали восстановлению (преимущественно лёгких Т-70, которых было 200 к началу боёв). Но более чем 300 повреждённых «тридцатьчетвёрок», около половины САУ и КВ подлежали среднему и капитальному ремонту. Давала себе знать возросшая броня гитлеровских танков. Так, 88-мм пушка «тигра» в 60 калибров позволяла вести огонь на дистанции 3-х км, а прицельный – с  2-х км. Такую роскошь могли себе позволить лишь расчёты СУ-85 и СУ-152, коих в 5-й гвардейской армии Ротмистрова насчитывалось 49 единиц. Кроме того, командующий, обладая почти 2-х кратным перевесом в авиации всех типов, умудрился не обеспечить  с ней взаимодействие в ходе боя. Штурмовики и пикировщики отбомбились  и отстрелялись за час до атаки. Тем самым они позволили гитлеровцам привести в порядок расстроенные части и даже частично отремонтировать повреждённую технику и оружие. Во время сражения Пе-2 и Илы пару раз прилетали. Интенсивно нанеся удары по наступающему врагу, они тут же улетали. Принцип «карусели» был нарушен. В результате вражеская авиация буквально висела над нашими боевыми порядками. Модернизированные «штуки» и «хеншели» с 37-мм пушками наловчились заходить со стороны двигателя. Оттуда они атаковали наши танки и САУ, не опасаясь угодить под огонь ДШК.

-   Расстрелял бы этого Ротмистрова, - в сердцах сказал Верховный, смахнув рыжую табачную соринку  с рукава белоснежного кителя. – Потерять 400 машин из 800! Чем думал этот унтер Пришибеев!?! Головой или одним местом, как говорят русские люди! Как вы считаете, товарищ Поскрёбышев?

   Поскрёбышев высоко держал свою обритую, сверкавшую как биллиардный шар голову. Он чувствовал, что Хозяин не на шутку рассвирепел, хотя и держит себя в руках. Поддаваться гневу и идти на поводу у своих чувств было бы глупо.

-   Вот и я также думаю, - усмехнулся Сталин, пробормотав что-то по-грузински. – Но что за человек, что за полководец этот Ротмистров? Как он мог выйти из боя с такими потерями? Ему что, наплевать на своих солдат? Значит он никчёмный полководец. Значит, его не заботит любовь к своим подчинённым. Зачем нам такие нужны? Он не проходил по делу военных 37-го года? Вы запрашивали…

-   Таких данных нет, товарищ Сталин, - мотнул головой лысый секретарь. – Всеми характеризуется как толковый полководец, дельный офицер. Всеми, то есть в генштабе, товарищ Сталин, - тут же поправился он, зная, что Хозяин не любит неопределённостей.

-   Говорите в генштабе… Так, так, - Сталин покрутил в руках трубку, положил её на край пепельницы, что знаменовало дурное расположение духа. – Не следует верить всем характеристикам из генштаба. Мне отрекомендовали Жукова, - тяжело вздохнул он, - как дельного и толкового командующего. Как раз накануне войны. Он прекрасно показал себя на Халхин-Голе. И я обязан был верить Георгию Валентиновичу, - тактично назвал он Шапошникова, которого единственного в своём ближнем круге называл по имени и отчеству. - Но что потом? Позор первых дней… Не следует верить характеристикам до конца, пока не убедитесь в них сами. Не проверите лично, каков человек. Много у нас ещё, очень много военноначальников, которые не ценят жизни солдат. Им наплевать на простого человека. Лишь бы дослужиться до очередного звания, получить звёздочку на погоны и крест на грудь, как при царе-батюшке. Один царский генерал во время империалистической, когда ему доложили, что «снарядный голод» уносит многие тысячи жизней, ответил: «Бабы других народят. На всё воля Божья». Мне говорили, что это был Брусилов. Но дело,  ни в этом. Так мыслили современную стратегию Тухачевский с Уборевичем, за что наше правосудие подвергло их суровому наказанию. К сожалению, и такие невиновные, действительно талантливые генералы как товарищ Рокоссовский пострадали от «ежовых рукавиц», - Сталин неуловимо скривился: вспомнил маленького услужливого наркома НКВД, что уже канул в Лету. По вине этого коротышки было расстреляно вместе со шпионами, диверсантами, уголовниками  и вредителями немало случайных людей, а вместе с верхушкой военного заговора едва не начали сажать в лагеря достойную, подготовленную Георгием Валентиновичем Шапошниковым смену. – Товарищи Василевский,  Антонов вместе с товарищами Рокоссовским и Баграмяном заботятся о наших солдатах и офицерах. Они умело создают стратегию войны, планируют боевые операции на основе передовых тактических приёмов. Доказательство тому – настоящая битва! – Сталин вознёс руку с дымящейся трубкой к лампе в стеклянном плафоне: -  Но, ни все так мыслят как товарищи Антонов с  Василевским и товарищи Баграмян с Рокоссовским. Не все…  А потом удивляются, отчего солдаты неохотно шли в бой и кое-где идут до сих пор, как это было в 1941-м и 1942-м. Почему лётчики истребительной авиации неохотно сражались на максимальных скоростях и даже не атаковали немецкую авиацию! Очень странные вещи творились вначале, товарищ Поскрёбышев. Вы не находите? Я нахожу.

    Поскрёбышев улыбнулся своими узкими, монгольского выреза глазами.

-   Отправить бы таких генералов, не думающих о простом человеке, в один большой штрафбат, - откровенно сощурился Сталин, - да некем пока заменить. Не вырастили ещё кадры. А ускоренными темпами подготовки ничего путного не добьешься. В армии шутят про таких  - «инкубаторские». Правильно шутят – метко. Да, много потеряла Россия достойных людей. Многие должны родиться и прейти им на смену. Но нужно время.

-   Так точно, товарищ Сталин. Согласен с вами. Но, думаю, списывать всё на время… не совсем так. Во-первых, время сейчас работает на нас. Этим необходимо воспользоваться. Поднимать с народных глубин новые, свежие кадры. Народ нас в этом поймёт и поддержит. Как делал это в своё время Иван Грозный и Петр Первый, - здесь Поскрёбышев не льстил, хотя и знал, что Хозяин не равнодушен к этим двум царям, считая их выдающимися историческими деятелями. – Во-вторых…

-   Во-вторых, товарищ Поскрёбышев, проверьте по своим каналам все детали по Ротмистрову, его армии и самой битве под Прохоровкой. Мне нужно знать всё, потому что толковый и дельный Ротмистров оказался не на высоте. И сколько офицеров он рекомендовал на повышение. Они могут занять высокие посты и сослужить нам плохую службу. Кроме того, пускай ваши сотрудники в Разведуправления Красной армии проверят, какую информацию поставляла о противнике накануне разведка 5-й гвардейской армии. Не говоря уже об оперативных разработках Разведуправления Воронежского фронта. Ведь им руководит товарищ Ватутин, не так ли? Товарищ Ватутин этой зимой под Харьковым также оказался не на высоте. Это нужно учесть с тем, чтобы ошибок не повторять. Вам ясно, товарищ Поскрёбышев?
-   Ясно, товарищ Сталин.

   В довершении секретарь передал Верховному и Хозяину, которого командующие фронтами знали как «товарища Иванова» и «товарища Васильева», конверт с уже известными ему фотографиями «юлы». Всё может свестись к тому, что это новое оружие или «оружие возмездия», к которому немцы ещё только подступают, испугало наших бойцов и командиров под Курском. Заметив хоть раз этот странный, парящий или проносящийся на страшной скорости диск, они почувствовали себя либо сумасшедшими, либо возможными жертвами, что и явилось причиной паники на Воронежском фронте.  Но диск видели, по данным Рокоссовского, и на Центральном фронте, где немцы имели лишь небольшой тактический успех. И никакой паники там не наблюдалось. Многие даже поверили, что это наше новое оружие. И у немцев, как докладывают наши агентурные источники, появилось то же допущение. Мол, русские Иваны запустили свою «шляпу». Капут…  Не должно быть так! Красная армия, пусть и на одном участке фронта, взяла да и наложила в портки. Пусть при виде нового и неизвестного. Пусть даже от  нового, страшного оружия.  Страх  это великое оружие всех времён и народов. А нам ещё с 20-х навязывалась жизнь по законам страха.

***

-   Так… Огромное спасибо, - начал было Виктор, чувствуя, как подсохшая кровь на бинтах больно оттягивает ему кожу. – Мне надо связаться со штабом полка. А потом…

    Он хотел заикнуться про «сорок восьмого», но понял, что им всё известно.

-   Вас прекрасно доставили по назначению, - мягко оборвал его здоровенный майор-артиллерист. – Но с этого момента вы поступаете в моё распоряжение. Так приказано.

-   Приказано… Кем приказано? – нахмурился Виктор.

   Через несколько мгновений он распрямился от вспышки света, что сработала во лбу. И окончательно всё понял. Вскоре вместе со своими новыми знакомыми он трясся на заднем сидении «доджа». Рядом сидел капитан с голубой каймой на погонах. Он улыбался двум затылкам, что маячили на передних сидениях. Первый принадлежал суровому на вид майору с внешностью артиста Симонова. Без фуражки, которую он держал на коленях, его крупная голова оказалась стрижена под бобрик с артиллерийскими полубаками, что, впрочем, были заметны и прежде. Второй затылок в пилотке набекрень имел отношение к водителю с сержантскими красными лычками, что время от времени извергал «о, ё!», когда машину встряхивало на колдобинах. Майору следовало бы вставить ему за это «фитиля», но он проявлял поразительную беспечность.

   Зато один раз не выдержал улыбчивый молодой капитан со знаками различия авиации:

-   Замолкни, слышишь?  Ничего другого окромя своего «ё» не знаешь?

-    Виноват, товарищ капитан. С языка сорвалось, - оправдался водитель скороговоркой, но тут же что-то прошептал на развороте, пропуская разогнавшийся мотоцикл.

-   И немножко прикорнул… - виновато заметил Виктор, сжимая в руках танковый шлем. Он сложил его вдвое и сунул за пазуху, где саднило под засохшей повязкой у левого бока. – Виноват, а куда мы едем, товарищи командиры?

-   Виноват… Так при царе Горохе низшие чины говорили, - укоризненно заметил капитан, молодой и франтоватый человек с родинкой на щеке, а также смеющимися синими глазами. – Советскому офицеру так говорить не позволительно, товарищ майор.

-   Капитан, а не майор, - выпрямился на сидении Виктор. Потянул в стороны ноги, а потом с хрустом развёл руки. – Да здорово я это… Чуть было совсем не отрубился, товарищи.

-   Это ничего, - проговорил почти нараспев майор, оглянувшись. – Это даже полезно, если своевременно. Во всяком случае, для майора, а не для капитана. Понятно?

-   Что-то не очень, - насупился Виктор, посчитав, что над ним смеются. – Потрудитесь объяснить.

-   Вот, опять старорежимные замашки, - встрял капитан. – Что-то вас тянет на них. А из какой семьи будете?

-   Из самой что ни на есть, - буркнул Виктор. – Вы, наконец, объясните, товарищи офицеры, куда…

   Внезапно рука капитана (лицом тот улыбнулся ещё шире) залепила ему лицо куском влажной марли с едким, сладковатым запахом. Что там было, Виктор не понял. Махнув руками и взбрыкнув стопами, он тут же отключился. Успел поймать глазами лишь колонну армейских «зисов» и «студдеров» справа от кромки леса, где высился массивный шест с дощатыми табличками-указателями «хозяйство Петрова», «хозяйство Иванова», «хозяйство Сидорова» и т.д. До уха долетел задорный голос майора: «Несговорчивый, видать? Молчать будет?» «Ничего, они все поначалу несговорчивые. Хранят военную тайну и тому подобное. Пока не попадут в перекатку, герр…» - начал было капитан или тот, кто выдавал себя за капитана ВВС Красной армии, и всё сразу же потонуло в стремительном вихре.

  Во тьме с белыми и цветными всполохами пронеслась битва под Михайловкой, где все САУ батальона почему-то стояли по периметру площади. По его команде они мгновенно перестраивались в форме креста, когда с окраин донеслось рычание вражеских моторов. Он кинул взгляд на купол церкви, который сверкал новой позолотой. «Огонь! Именем Христа, Господа нашего, товарищи славяне! – скомандовал он в мембраны наушников и осенил себя крестом: - И не славяне тоже», - тут же добавил он, вспомнив про Тевосяна: - За товарища Сталина и Великую Советскую Родину! Не посрамим Отечества!» Последнее он уже хрипел, подражая не то Петру Первому из одноимённого фильма, не то Александру Васильевичу Суворову из фильма «Суворов», не то Михаилу Илларионовичу Кутузову из фильма «Кутузов», которые успел пересмотреть в компании и с девушками до войны. Самоходки тут же принялись палить, но делали это необычайно быстро. С вражеских танков слетали квадратные башни с готическими крестами. Их бронированные корпуса разносило в клочья, но из них почему-то целыми и невредимыми спасались вражеские танкисты с эмблемой  черепа и кости на пилотках. Некоторые из них становились на колени или совершали земные поклоны. Облако пламени покрывало этих кающихся фашистов – рвался боекомплект и горючее в баках. Они горели, но даже в таком состоянии продолжали совершать подобие покаянной молитвы.

    Хотелось разрушить этот дурацкий сон, но Виктор не мог. Он стал орать «Смерть немецко-фашистским захватчикам!» и почему-то душить в объятиях Хохленко, называя его Попандопуло (по аналогии с забавным бандитом из пьесы «Свадьба в Малиновке»). Но тот очумело отпихивался от него и виновато улыбался. Затем в блестящей лаком машине с орлом и свастикой на капоте подъехал некий человек в сером кителе и фуражке с выгнутой тульёй. Вскинув левую руку, он без посторонней помощи распахнул дверцу и выскочил наружу. На левой стороне груди у него висел чёрно-серебряный крест и какой-то значок, а сквозь пуговицу была продета чёрно-серебряная ленточка. Лицо с усиками и неистово-смеющимися глазами казалось страшно знакомым.  Гитлер, мама родная… Хотелось скомандовать Хохленко «газ!», чтобы раздавить этого поганца, но язык прилип к нёбу. Хлопнув свою левую коленку,  «бесноватый фюрер» критически осмотрел свои пылающие боевые машины. «Пфруй, ферфлюхт! – заявил он брезгливо, пнув лакированным штиблетом одного из обгоревших, мёртвых танкистов СС. – Шайз! Я стал невысокий мнений об арийский раса. Они не мочь воевать, когда фюрер не выступапайт перед ним с речам и не приезжайт на фронт., - оборотившись к СУ-85, крикнул Виктору: - Пусть храбрый русски командир выходить ко мне! Я будет награждать его орден Железный Крест! Это есть корошо, когда враг такой храбрый».  В его маленькой руке мановением волшебства появилась коробочка чёрного бархата. Но Виктор, что не мог оторваться от Хохленко, поразился другому. Вместо немецкого водителя за рулём «даймлер-бенц» сидел майор Груздев. Из-под мешковатого, распахнутого на груди комбинезона на гимнастёрке чётко вырисовывался уже прилаженный Железный крест. Широкая физиономия майора довольно ухмылялась. «Слышь, капитан! Вылазь, кому говорят, из своей бандуры!  - заорал он, призывно махнув ручищей. – А то все награды профигачишь. Фюреру ты понравился, сукой буду. Он так мне и говорит…» Тут он что-то присоветовал фюреру. Тот, улыбаясь своим неприятным лицом, пошёл прямо на Виктора. На вытянутой руке он держал коробочку с наградой. Виктору внезапно захотелось пойти ему навстречу . Отдирая от себя Хохленко, который что-то вещал про солдатский долг, штрафную и товарища Сталина, он достал руками верхний люк. Оторвал его со скрежетом и болтами, выбросил наружу. Высунулся по грудь.

    Лучше бы он этого не делал. Через площадь от яблоневых деревьев, высоко поднимая ноги в начищенных сапогах, маршировал Иванов. Его синевато-зелёные глаза весело светились, а усики подпрыгивали в такт шагам. За ним семенила босыми, потрескавшимися ногами красавица-молодка по имени Настасья. В руках её, крепких и загорелых, был ухват. Глаза, обведённые усталостью, лучились то ли ненавистью, то ли презрением. «Я ведь полюбила тебя, командир! – внезапно крикнула он Виктору. – А ты… Каким гадом оказался! А ну, марш в особый отдел! – внезапно приказала она детям. Сашка и Оксанка, что шли следом с иконами, в чистых белоснежных рубахах, стелющихся по земле, и не думали идти к особистам. «Не хватало, чтобы тоже изменниками стали! Вот придёт отец из плена – мигом ухи вам…» А с противоположной стороны шла старуха в синем домотканом платье, повязанная платочком. Она крестила пространство над головой Виктора и одобрительно улыбалась ему своим коричневым, морщинистым лицом. «Крепись, соколик! Праматерь Всего Сущего, Пресвятая Дева София, послала меня оберегать тебя, - проговорила она необычайно громко. – И Архистратига  Михаила…» Он тут же увидал над собой юношу в доспехах, с золотисто-синим сиянием  вокруг головы, что называлось по-православному нимбом.  Из руки его било пламя  в форме меча.