Голубушка Губа

(Из серии "Рассказы старого замполита")

Конфронтация добра и зла есть добро. Компромисс между добром и злом есть зло.
 (В.А.Лефевр -  российский и американский психолог и математик)

 
В умных головах Генштаба что-то зашевелилось и нас сократили, потом через пол года снова зашевелилось и нас решили  развернуть. Имеется в виду наш полк. Полк был не маленький полторы тыщи штыков и сабель если считать в дореволюционном исчислении.
Нагнали военного народа со всего округа, преимущественно из строительных частей, короче из «стройбата»,  и сказали – это ваши солдаты, давайте делайте полк.
И начали мы его «делать».

Пока мы «делали» полк, солдаты стали его разделывать в смысле  - под орех,  в смысле  - «строить», то есть выстраивать свою вертикаль управления. А учитывая то, что офицеров в полку по разным причинам оставалось меньше половины, а взводных и вовсе по пальцам можно было пересчитать, работать с войском было некому, то неформалам многое удавалось.
Каждый день  счет по сломанным челюстям,  носам, рукам - ногам, даже пальцам, шел на десятки. Замполит уже сбился со счету сколько же чего сломано. Когда же одному солдату отбили это самое, в смысле наследственный запас, ну яйца, одним словом, командир не выдержал и… собрал "хурал", в смысле совет, если говорить языком Устава -  совещание  командно – политического состава.

- Что делать будем? - грозно спросил командир, - как бороться с этими, как их там, неуставными взаимоотношениями? 
Хотел, воинский начальник еще поорать на всех для острастки, но передумал в виду серьезности проблемы.

- Какие будут предложения, - обвев взглядом собравшихся, молвил полковник. 
Командиры тут же расписались в собственной беспомощности. Но потом один - самый старый ротный, который  в мыслях уже собирался на дембель, сказал: «А их «б***ей» можно взять  только через национальных лидеров. Других вариантов нет. Иначе «п....ц» полку!».
Командир проглотил неуставные выражения ротного, впрочем и сам он на этом языке разговаривал, но на совещаниях обычно себя сдерживал, только рвал подлокотник кресла. В связи с этим, в штабе был специально подготовленный солдат, который после таких совещаений, подлокотник быстренько новым материалом перетягивал.

А годы это были самые, что ни на есть веселые! Годы повсеместного  роста национального самосознания – самое начало 90-х!

На том и порешили, поставил командир всем командирам – политработникам задачу: «Вычислить национальных лидеров и … организовать с ними работу».

Вычислили, «организовали» эту самую работу! Толку никакого. Как били, так и бьют. Ничего командно-политические, комсомольско-партийные кадры сделать не могут. Как ломали челюсти-носы, так и продолжают ломать. Что делать?

Собрали опять "хурал", спросили "старого" ротного: «Ну и что, вычислили этих лидеров, ну поработали, а результата–то нет?! Что делать?»

Ротный подумал и сказал: «Лучше, конечно, их по-одному завести в каптерку и отдубасить хорошенько. Проверенный, в общем, способ воспитания.  Но это слишком просто! В данной ситуации может не сработать. Да еще и "воспитатель" сам от земляков по хрюнделю сработать может.»

И тут осенило начальника штаба: «А на что у нас «губа»!? (Для непосвященных – это военная тюрьма или гауптвахта).
- И то - правда,  -  сказал командир,  -  чего это мы раньше про «губу»-то не вспомнили!
- Так, закрыла ее военная прокуратура! - напомнил замполит,- вроде как  не соответствует она  уставным нормам. И вообще, - продолжил наследник комиссаров времен гражданской войны, -  представление вынесли, что там не так солдат воспитывали, не по  принципам соответствующим нормам «Кодекса строителя коммунизма».
- Какого, на хер, еще коммунизма!  – возмутился командир, - Коммунизма! Где начгуб? Начгуба ко мне быстро!

Оказалось, что начгуб, то есть прапорщик – начальник гауптвахты   с закрытием губы впал  в глубокую депрессию, как ребенок у которого отобрали любимую игрушку.
Закрылся дома и пьет! И никто ничего поделать не может.
Вообще-то начгуб у нас был зверюга! Даже начальник  штаба его побаивался, особенно когда тот на стакан наступал, в смысле больше бутылки выпивал …. спирту!
Кулак с голову средней величины  солдата. Силы необычайной – бойца в полном военном облачении: в каске, с вещмешком и автоматом  за ремень на вытянутую  руку поднимал… после стакана… спирту, ну а после бутылки к нему лучше не подходить.
Уважали и держали прапорщика за служебные качества… в смысле за знание организации «воспитательного процесса в гестапо».  Но об этом попозже, а сейчас!

Нашли начгуба еле живого, от былой мощи остался только взгляд!  Да еще немного ослабевший кулак!

Дверь была открыта, из мебели только железная кровать, на которой восседал прапор, да еще и ящик из-под снарядов к БМП в качестве стола.  Вокруг было полно всякой посуды, преимущественно из-под различного  рода спиртного,  на ящике одиноко высился стакан. Признаков продуктов питания обнаружено не было.

Вошедших в помещение сразил запах спиртного и прочих сопутствующих пьянству сильно пахнущих веществ.

«Я вас б***ей, по стенке размажу – стоять, сука!»,  - прикрикнул он  на начальника штаба, когда тот попытался ретироваться через дверь. Бедный подполковник так и пригвоздился к стенке безумным прапорским взглядом.

Хорошо, что тут на прапора нашло просветление, видимо после долгого удерживания  взглядом военнослужащего, он начинал его персонифицировать. Прапор попытался встать и принять строевую стойку перед лицом своего непосредственного начальника, но не удержался на ослабевших от алкоголя ногах, сел опять.

Тут уже и нач штаба пришел в себя.
 - Ты что ж скотина пьешь неделю и на службе не появляешься!, - сказал осмелевший офицер,  при этом держась на безопасном расстоянии.
- Так нету службы, товарищ подполковник, - жалостно промычал прапорщик,  - закрыли Голубушку.

Нач штаба понял, что речь идет о губе.
- Так, все! Хватит квасить – завтра на службу. Губу открываем! – провозгласил тоном римского патриция штабной руководитель.
- Спасибо родимый! – Прапор упал на колени и попытался лобызать сапоги своего руководителя.

Прапорщика отнесли в командирскую баню, которая находилась на складе учебных пособий, замаскированную под учебный блиндаж для занятий по военно-инженерной подготовке. Опытный банщик, не раз экстренно приводивший командный состав в чувство пред ясны очи начальников, оперативно вывел начальника военной тюрьмы из комы. И на следующий день губарь уже зловеще улыбался поступавшему пополнению.

Выработали несложную методику пленения национальных лидеров. Идет, скажем,  строй какой-то роты на обед – ужин (на другие мероприятия эти самые лидеры вообще не ходили). А тут и стоит один из полковых начальников (других начальников вожаки стай не признавали), останавливает строй и начинает присматриваться к личному составу, что же тут не так, к чему можно придраться.  А этих самых вожаков-то уже в лицо всех изучили и рентгеновский взгляд начальственного ока находил на них то, что требовалось.

Ну вот, чего тут долго  искать – ремень не затянут, пуговица не застегнута. «Трое суток ареста!» Из кустов выскакивает выводной из самой оставшейся боеспособной разведывательной роты с автоматом на перевес. «Сопроводить на гауптвахту!» «Есть!» И побрел родимый в военную тюрягу на неопределенный срок, продлевать–то срок можно до бесконечности за нарушение «режима содержания на гауптвахте». 

Через несколько дней после начала операции на «губе» не было лежачих мест – в смысле все стояли. А как тут лечь, когда воды по колено и ты стоишь на столбике из сложенных без раствора кирпичей, одно неосторожный движение и ты в воде. Вот так всю ночь!

А днем работы и занятия … Работы – так себе, а вот занятия – из учебника «Методы работы гестапо» (там СС, СД, ну, не знаю каких еще извергов фашистских,  и не фашистских).
Скажете, не было такого учебника? Может быть и не было а может  быть  его просто не все его читали. Есть же народный эпос – в нем все только устно веками передается, так и здесь – веками… от татаро-монголов!

Вот к примеру. 

Первое с чего начиналось – с приведение внешнего вида в соответствующее состояние. Изымались ремни, личные вещи, значки эмблемы, курительные и зажигательные принадлежности. (Это положено). И… арестованных, а они имели именно такой статус - стригли. Стриг лично начгуб! Зажимал голову между ног и стриг! После стрижки на голове оставались неровные полосы, как будто по голове проехал пьяный комбайнер!

Про его силу уже говорилось, поэтому всякое сопротивление пресекалось сразу же на корню. Для стрижки использовались тупые ножницы и механическая машинка с такими же тупыми стригущими элементами. Издавать звуки боли запрещалось. «Военнослужащий обязан стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы» - так написано в Уставе!

Да, кстати, прапорщик никого кулаком никогда не бил! Понимал, что удар будет стоить кому-то жизни!

Матом тоже почти не ругался! Ну разве, из уст начальника «губы» слово сказанное через слово «б***ь!» и другие, могут считаться какими-то необычными. Он говорил этим языком!
Например вот так он говаривал, находясь в расслабленно - блаженном состоянии, упивания собственной властью: "Вы, что ж раздолбаи думаете, старенький прапорщик  по ночам спит? Нет! Ни хера!Старенький прапрщик, вам - б***ям, разные пакости придумывает!"

Занятия по строевой подготовке заключались в отработке строевых приемов без оружия. Например, подходил солдат  к столбу и докладывал «Товарищ столб! Рядовой такой-то по вашему приказанию прибыл!» Потом говорил «Разрешите идти?»  и отходил строевым шагом на шесть шагов от столбового начальства. И так разов так тридцать.

Еще они ходили полчаса строем по кругу и орали песню, именно орали.

Потом наступал черед занятий по физической подготовке: отжимания по сто раз, переползание по-пластунски по асфальту, хождение «гусиным» шагом на корточках.  И так, пока не начинали «зэки» падать от бессилия.

А если что-то было сделано не так прапор говорил: "Молитесь, пидармоты, чтобы у меня под рукой оказалась малая саперная лопатка, а не БСЛ-110, которой я вас – гадов буду иметь во все дыры!"

В конце дня многие плакали! И это воины, которые держали в страхе весь полуторотысячный коллектив!

Как-то позвонил начгуб начальнику штабу и доложил о том, что на общем собрании посидельцев губы был  избран представитель, желающий довести мнение коллектива до руководства полка.

Солдат, один из самых отъявленных лидеров неформального национального формирования, став по стойке смирно доложил об исправлении  всего коллектива «единомышленников», при этом заявил, что до этого у них у всех отношение к службе было «так» и поставил метлу веником вниз, а теперь стала вот «так» – поставил ее веником вверх!

А ведь до этого именно из-за противоборства национальных группировок в полку происходили различные бесчинства!

Тут вмешался в разговор начгуб: «Дать им еще по 10 суток – исправились они!» Но видя полуобморочное состояние «главаря», смилостивился  и предложил еще трое суток до полного исправления.

Начштаба доложил командиру, командир принял решение всех воинов отправить в подразделения. Ситуация стабилизировалась. И если что-то негативное происходило, то  силами «коллектива» проходило «объективное» расследование, выявлялись виновные и причины произошедшего, что  докладывалось замполиту.

Даже когда из частей начали убегать солдаты в, создающиеся на осколках СССР,  государства, из полка никто не убежал.

Потом в мозгах Генштаба началось очередное шевеление и полк опять сократили до человек трехсот и вся масса «ставших на путь исправления» воинов была отправлена в другие части, разбежавшись по дороге по своим родным местам!