Ах, если бы...

Алла Ильинична, дама бальзаковского возраста в чёрном шёлковом платье с кружевным жабо, элегантная и уверенная в себе, утром прилетела в Смоленск - город её юности, а    вечером  отправилась в парк, с которым  многое в её жизни  связано. Она шла по тенистой аллее к любимой скамейке, которая, к счастью, оказалась свободной.  Медленно опустившись на скамью, Алла Ильинична бережно провела рукой по шероховатой поверхности.

Он спустился по лестнице с четвёртого этажа… Она сбежала по этой лестнице с пятого… Оба вышли через одну дверь студенческого общежития с интервалом в три минуты... Каждый пошёл своей дорогой.

Она, блондинка, тоненькая, хрупкая в сиреневом платьице колокольчиком. В руках модная сумка клинышком, взятая напрокат у подружки. Фея…

Он далеко не в фирменных джинсах, в солнечной рубашке с пуговицами, застегнутыми доверху. Рыжеватые волосы -  ёжиком, горбинкой -  нос. Так,  ничего особенного…  Мимо пройдёшь - не заметишь…

Разные дороги привели их в парк Болонья,  где благодарные горожане поставили памятник известному земляку.  У пюпитра великий композитор М.И. Глинка с дирижёрской палочкой в руке. От внешнего мира маэстро отделяет оригинальная ажурная решётка, выполненная в виде нотных строк, на которых бронзовыми знаками записаны двадцать четыре отрывка из его произведений. Композитору нет нужды заглядывать в ноты, он знает их наизусть. Это его творение…

Была весна… Цвела сирень… Из открытых окон филармонии   лилась музыка… И какая музыка! Симфонический оркестр репетировал увертюру к опере «Руслан и Людмила».  Казалось, оркестром дирижировал сам Глинка. Музыка звала, взрывала, грустила, торжествовала… Хотелось жить на гребне эмоций, любить весь мир…

- Я не побеспокою Вас своим присутствием? - заговорил он несколько высокопарно.

- Нет-нет, нисколько… - улыбнулась она, положила сумочку рядом и подвинулась на край скамейки.

- Жизнь - это борьба, столкновение, - прошептала она, зачарованная музыкой.

-  Жизнь - это мечта, - он тоже был настроен  на патетику.

Несколько минут они молчали. Он заговорил первый:

- А не попробовать ли нам распознать  голоса музыкальных инструментов?

- Узнаю скрипки, -  захлопала она в ладоши. - Они в любом расположении духа голос
подать готовы. Им всё по нутру: мечтать или веселиться, или бурно негодовать… - Я вот думаю, хорошо быть первой скрипкой. Ей одной разрешается из общего хора выделиться, свой одинокий голос подать и личное мнение высказать...

- Согласен. А вот контрабасы очень редко себя напоказ выставляют. Держатся солидно и рассудительно...

- Флейта, флейта! - закричала она. - Голос льётся спокойно, ровно… А вот сейчас, прислушайся, журчит… А теперь искрящимися водопадами рассыпается…

- А вот  гобой заважничал…

- Ударные инструменты ждут - не дождутся пошуметь… Зашумели… Но  шум нисколько не раздражает, правда? - она внимательно посмотрела на него.

- Ты знаешь, в оркестр никакому инструменту путь не заказан… Лишь бы сумел с другими найти общий язык…

- Как? Мы уже на «ты»? - она не возражала. - Но мы до сих пор не познакомились…

Алла протянула Виктору руку и вдруг заметила, что модная сумка клинышком, только что лежавшая на скамье,  куда-то исчезла. Не оказалось её и под скамейкой, и за подстриженными акациями. Алла вопросительно посмотрела на Виктора...

Сумка не нашлась, и они, расстроенные, расстались без лишних слов. А через полчаса одновременно взялись за ручку двери общежития:

- Ты?

- Я здесь живу.

- А ты?

- Я тоже.

Через неделю он не мог представить, как жил без неё. Он был пажом при королеве, слугой при госпоже, курьером и поваром, затейником и шутом. О происшествии в парке они не вспоминали...

- Здесь  ты Богиня, других нет,  - нечаянно вырвалась у него однажды фраза,  решительная и веская, как у тромбона.

А она, как альтовая флейта, не спешила брать слово, берегла  голос для особого случая, когда потребуется произнести что-то негромкое, нежное, но со скрытой страстью. А пока Алла просто позволяла себя любить. Её беспокоила  его постоянная тёплая, светлая  грусть, причину которой она не знала, но предполагала: всему виной приближающаяся разлука. Через месяц она  уезжала по распределению в Сибирь. Виктор должен был учиться ещё год.

Как-то вечером Алла бурей ворвалась  комнату Виктора, чтобы поделиться нечаянной радостью. Её смутила темнота. Рука нащупала выключатель... Да будет свет! Сплетенье рук, слиянье губ, полуобнажённые тела…

Так же стремительно, как и вошла,  Алла выбежала из комнаты, захлопнув дверь, за которой растворилось в чужих объятиях её счастье. Видно, не судьба им играть в одном оркестре.

Виктор пришёл через несколько минут.

- Понимаешь, с Верой я был знаком раньше, до тебя… Она беременна… Это другое… Мне нужна только ты…

- «К несчастью, в жизни всё бывает…» - не узнавая свой голос,  прошептала Алла.

В душе надрывались скрипки… И невозможно было вырваться из этого скрипичного хора.

- Расстанемся… - это был приговор, который обжалованию не подлежал.

В обезумевшей от снега Сибири Алла много лет ходила по одной и той же дорожке  к школе, иногда получала от Виктора письма:

- «Как честный человек, я был обязан жениться…»

- «Вчера перед сном хотел повеситься…»

- «Ты тайком приведешь меня в рай, где вместе будем слушать Глинку…»

- «Ну,  разреши мне приехать, разреши…»

Письма она оставляла без ответа.  Постепенно утихла боль. Жизнь Алла строила, как могла. В конце концов поняла, что без манны небесной  счастье туманно.

Ах, если бы всё сначала…

- Мы с Вами нигде в жизни не пересекались? - спросил как-то мужчина её лет на страничке в социальной сети.

- Мне кажется, что мы учились в одном институте в Смоленске. Только, по-моему, на разных факультетах. Вы историк? Тогда, наверно, знакомы с Витей Кугаковым? - вопросом на вопрос ответила Алла.

- Нет, я учился на физмате. Но Витю Кугакова знаю. Я работал в Администрации Ельнинского района, а Виктор Фёдорович был директором музея-заповедника М.И. Глинки в Новоспасском. Кугаков умер.

Неисповедимы пути Господни! Случайно узнав о смерти Виктора, Алла  решила, что в память о нём мало ежедневно ставить в церкви свечи за упокой, мало бесконечно слушать увертюру к опере Глинки «Руслан и Людмила» … Мало! Надо к нему ехать…
 
Сидя в парке на знакомой скамейке, Алла Ильинична не замечала, что сумерки прикрыли  чёрной вуалью вековые деревья в парке, сделали уродливыми фигуры редких прохожих, алые цветы у памятника окрасили в лиловый цвет… Но  тусклый свет одиноких фонарей не позволял вечеру окончательно вступить в свои права…  Из динамика звучала музыка Глинки …

Ах, если бы всё сначала…

Уходить не хотелось.  Постепенно ночь чёрной краской закрасила всё. Потерялись деревья,  исчезли цветы, куда-то в темноту шагнул с пьедестала Глинка…  Смолкла музыка...

 Алла Ильинична вздрогнула от телефонного звонка.

- Я понимаю… Не волнуйся… Я возвращаюсь… - сказала она кому-то.

Раннее утро Алла Ильинична встретила в Новоспасском. Вдоль дороги узники обочин -  одинокие липы. Красавица Десна, спокойная, величавая... Родовое имение композитора - дом... В парке -   каскад из семи прудов, дубовые рощицы, цветущие поляны, Амурный лужок,  Святой родник…

Под малиновый звон колоколов местной церкви медленно выкатилось  солнце и  рассыпалось миллиардами огней  в каплях утренней росы... Мир многообещающе засиял!

- Витя слушал звон этих колоколов… - подумала Алла Ильинична. -  Он ходил по этой дороге, умывался чистой родниковой водой, дышал хрустальным воздухом вечности…

Ах, если бы всё сначала…

"В томленьях грусти безнадёжной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты…" - рвал душу голос Лемешева, звучащий  из динамика.

- А  что? -  леденеющими губами спросила Алла Ильинична экскурсовода,  надеясь на чудо. - Виктор Фёдорович Кугаков, Ваш директор, ещё работает?

- К глубокому сожалению, нет … Он умер от сердечного приступа два года назад….

- А его семья?
 
- Виктор Фёдорович жил один на территории музея.  Новоспасское - его родина.