Рассеянный вор - Глава 10

Глава 10

– Конечно, заезжай, Игорёк! – воодушевлённо ответил деревенский учёный. – Я как раз обед готовлю.
Искреннее тепло и радушие в его голосе вызвали у Игоря целую гамму приятных эмоций.
«Как всё-таки не похожи друг на друга те, кто живёт на природе своим личным трудом, и те, кто целыми днями сидит в конторе, за деньги выполняя чужие приказы», – подумал он.
Хотя, с другой стороны, в этом положении дел не было ничего странного. Жадность, лицемерие, расчётливость и эгоизм Игорь всегда расценивал как производные качества. Их даёт человеку не Бог – каждый из нас рождается невинным, и лишь больной этими недугами социум программирует нового человека по своему образу и подобию. Живущий среди трусов начинает бояться, попавший к скрягам делается чересчур экономным, видящий много лицемерия вокруг себя учится лицемерить. Можно ли стать добрым, когда нет ни одного примера доброты? Можно ли верить, что мир полон изобилия и в нём более чем достаточно всего на всех, когда с младенчества только и слышишь: этого нет, этого не хватает, а это скоро кончится?
Живя в городе и общаясь с другими наёмными работниками, их начальниками и бизнесменами, человек впитывает мировоззрение этой среды, и в результате становится жадным, скупым, говорит больше неправды, чем правды, боится потерять то, что имеет, боится завтрашнего дня, чурается близких отношений и не может быть собой, не может проявить себя таким, какой он есть на самом деле.
Затёртое и во многих смыслах перевёрнутое с ног на голову слово «свобода» имеет мало отношения к материальному достатку. Обладая приличной суммой денег, человек может оставаться жадиной, трусом, обманщиком. А это значит, он по-прежнему будет не свободным и никогда не поймет, что щедрость может сделать его жизнь гораздо полнее и приятнее, чем скряжничество. По-прежнему не будет видеть, что вера в неограниченные возможности человека и вселенной – намного более удачная платформа для счастья, нежели страх. По-прежнему будет считать, что только при помощи лицемерия и обмана можно получить то, в чём нуждаешься, и избежать того, что полагаешь нежелательным для себя.
Размышляя на эту тему, Игорь сам не заметил, как приехал в Талгудино.
Вольный художник, Дмитрий Исаакович Федоренко, вышел ему навстречу в рыжей, чуть потёртой дублёнке и тёмных джинсах, штанины которых были наспех заправлены в короткие сапоги. 
Игорь выбрался из машины, обнял хозяина и проследовал за ним вглубь участка.
После того как обувь и верхняя одежда были отставлены в прихожей, хозяин предложил гостю сразу идти на кухню.
– У меня сегодня на обед рагу из зайчатины, – сообщил он доверительно. – Надеюсь, тебе понравится. Выпить не предлагаю: во-первых, ещё день; а во-вторых, тебе потом снова за руль.
– Из зайчатины? – искренне удивился Игорь, выдвигая табурет и игнорируя замечание о спиртном. – Вы, что же, аномальный зверинец потихоньку отстреливаете?
Интел засмеялся, отложил в сторону очки, поморгал глазами и ответил:
– Эти твари плодятся невероятными темпами, Игорёк. Если их не отстреливать, они завтра, не ровён час, в поля и на дороги выползут и людей убивать начнут. Ты же сам видел: хищники. И веса в каждом, что в добром телёнке.
Игорь кивнул головой.
– А на вкус, между прочим, весьма оригинально.
– Заинтриговали, Дмитрий Исаакович. С удовольствием попробую вашу стряпню.
Интел открыл чугунный котёл, стоявший на печке, взял большой деревянный половник и начал раскладывать овощное рагу с хищной зайчатиной по тарелкам.
– Божественно! – восхитился Игорь, едва проглотив первый кусочек тушёного мяса. – Даже не знаю, на что это похоже. Кролика абсолютно не напоминает.
– Это отдалённо похоже на медведя: у него мясо такое же плотное. Видимо, если травоядное в результате действия климатической аномалии превращается в плотоядное, его мышечная ткань заметно уплотняется. Но, почему так происходит, я не знаю.
– Вам простительно, вы не биолог. Я тут недавно в эпицентре был, у учёных, так они про аномалию вообще ни сном ни духом. Что, как, почему? – ни на один вопрос ответить не могут.
Интел криво улыбнулся.
– Ответят, Игорёк, не беспокойся. Главное, чтобы не опоздали. А то кому их ответ понадобится, если ничего исправить уже будет нельзя?.. Ты ешь, ешь, остынет рагу, будет не вкусным.
– Вы имеете в виду расширение КА и то, к чему оно может привести: таяние полярной шапки?
– Не только. Поверь моему слову, аномалия – это не простое чудачество климата.
Игорь взгляул на бывшего учёного с подлинным интересом.
– Я догадываюсь, – заметил он осторожно. – Но в инопланетян, если честно, не верю.
– И я не верю.
– Но у вас, очевидно, есть какие-то соображения? Лично меня во всем этом деле смущает то, что наши капиталисты оценили КА сугубо положительно: одни плюсы, а негативные стороны, если и есть, то незначительные.
– Эх, Игорёк. Хочешь, я объясню тебе в двух словах, что такое капитализм? Это примитивная экономическая система, базирующаяся на массовом производстве товаров и услуг сомнительной необходимости с параллельным искусственным раздуванием их ценности путём рекламы и пиара. Нечто вроде детской игры «купи кирпич». Помнишь?.. Капиталистический менталитет живёт только сегодняшним днём: подобрал на улице кирпич, нашёл человека, которому он на хрен не нужен, но которого можно убедить в необходимости покупки, продал кирпич, дождался пока человек его выкинет за ненадобностью, подобрал «товар», и дальше по кругу.
– Сложная аллегория. Это вы к чему?
– В данном процессе отсутствует конечная цель, у него нет никакого смысла. Почти все мы вынуждено занимаемся «торговлей кирпичами». Объём трудозатрат, необходимый для производства всего, что человеку необходимо для жизни, в несколько раз меньше, чем количество часов, по факту вырабатываемых людьми во всей мировой экономике. Условно говоря, если бы на земле трудился один только Китай, но трудился эффективно, без «торговли кирпичами», а все остальные били баклуши, у нас было бы достаточно полноценной еды, хорошей одежды, надёжных и удобных транспортных средств, бытовой техники и так далее.
– Вы так считаете?
– Я в этом уверен!
– Ну, хорошо, а какое отношение всё это имеет к КА?
Интел опять усмехнулся.
– На первый взгляд, казалось бы, никакого. Но это только на первый взгляд. Ты же наверняка слышал о разного рода толках и предсказаниях. И в Библии это есть, и в Коране, и у Нострадамуса, и у индейцев, и ещё много у кого: в начале 21-го века должно что-то произойти с нашей цивилизацией.
– Конец света?
– Конец, не конец, но что-то глобальное.
– Вы связываете аномалию с этими предсказаниями?
– Я не верю в случайности и совпадения, Игорёк. Сейчас мы веселимся, радуемся жизни и свалившемуся на нас изобилию, но часы тикают…
– Расширение аномалии можно остановить, только найдя её источник, вы же знаете, Дмитрий Исаакович. Но даже в этом случае нет никакой гарантии, что мы окажемся способными что-либо изменить.
– Всё когда-то начавшееся можно остановить. Это вопрос только лишь веры.
Игорь был по-настоящему удивлён.
– Веры?.. – спросил он тихим, чуть растерянным голосом.
– Да, веры. Не знаю, будет ли для тебя новым то, что я хочу сказать, но мир, в котором мы  живём, нами же и создаётся.
– То есть, как это «нами же»?
– Не согласен? Ты, конечно, скажешь, что вселенная обходилась миллиарды лет и без нас. Но я тебе отвечу: у вселенной всегда было то, что её создавало, в каждой конкретной точке пространства и в каждый момент времени. Точнее, первосоздатель у неё всегда был и остаётся один, а вот рук у него могло быть сколько угодно.
– Хотите сказать, человек – рука Бога?
– Это не я говорю. В Библии чёрным по белому сказано: «человек есть образ и подобие Всевышнего». Только что это, по-твоему, значит? Наши малоцивилизованные предки воображали могучего деда на облаке и наивно полагали, что это Бог. Они думали, что коль уж «образ и подобие», то физически Бог непременно должен походить на человека. Теперь у нас есть более современная концепция, и мы знаем, что визуально Бога представить себе нельзя. Но до сих пор мало кто понимает, какой смыл заложен в библейской фразе о подобии.
Игорь уже доел свою порцию и теперь внимательно слушал.
– Я закурю, ты не против? – осведомился бывший учёный и, не дожидаясь ответа, сунул руку в карман, чтобы достать мешочек с папоротником и полоску бумаги.
Игорь молчал.
– Основная функция Бога – создавать мир. И, если каждый из нас – Его образ и подобие, мы так же, как и Он, должны иметь эту способность. Логично?
– Но ведь мир был создан очень давно…
– Ну, и что же? С тех пор он изменяется каждую секунду. Кто, по-твоему, привносит эти изменения? Откуда они берутся? Все эти мелкие и крупные события, из которых состоит наша жизнь, – как они происходят? Сами собой?
– Каждое событие вытекает из цепочки предыдущих, обыкновенные причинно-следственные связи. Или вы что-то другое имеете в виду?
– Причинно-следственные связи, говоришь? Допустим. Вот я ставлю на плиту чайник с водой.
Интел действительно взял старый эмалированный чайник, налил в него воды из-под крана и поставил на огонь.
– Через пять минут он закипит, и мы сможем попить чайку. Этот процесс, наше чаепитие, будет, как ты говоришь, следствием. Но только следствием чего? Нагревания воды на огне, которое, в свою очередь, является следствием разжигания этого огня? Или всё-таки нашего желания побаловаться чайком?
– Хотите сказать, что за всякой причинно-следственной связью должно стоять чьё-то желание?
– А ты сам разве этого не видишь?
Игорь задумался.
– Ну, а в местах,  где людей нет, – там ведь тоже что-то происходит.
– Отсутствие людей ещё не значит отсутствия желаний. Любое зверьё умеет желать гораздо лучше человека. Растениям и тем нужны свет и вода.
– А камню? А безжизненной планете? А огромному количеству звёзд и галактик?
– И камни, и планеты, и звёзды, и галактики со временем изменяются.  Они эволюционируют. Неужели ты полагаешь, что эволюция может происходить сама по себе? Даже квантовая физика почти согласилась, что вселенную невозможно понять без привлечения разума в эту картину. У животных есть разум, пусть далеко не такой совершенный, как у человека. У растений есть разум, хоть и ещё более примитивный, чем у животных. И у так называемой «мёртвой материи» есть разум, мы просто не внимательны и не можем различить его проявлений. Физическая вселенная, в которой мы живём, наделена разумом. Этот разум и есть Бог.
Интел сделал короткую затяжку, выпустил облако пахучего дыма и улыбнулся.
– Я не спорю, – ответил Игорь. – Вот только насчёт аномалии мне не совсем понятно. Чьё желание могло к ней привести? И чьим желанием её можно остановить?
–  А как ты полагаешь, Игорёк, если здоровый человек будет всё время думать о том, что он болен, долго он сможет оставаться здоровым?
– Скорее всего, не долго...
– А если кто-то на войне будет уверен, что его убьют, сможет ли он пройти её до конца?
– Очень маловероятно. Но, Дмитрий Исаакович…
– Ещё один вопрос, и потом можешь говорить: чем, на твой взгляд, отличается наше общество, уверенное в своей порочности и несовершенстве, от того человека, который собственными мыслями вызывает у себя болезнь? И чем это общество, живущее в страхе перед будущим, отличается от того, кто сам навлекает на себя смерть во время войны?
– Ах, вот вы к чему клоните: аномалия – порождение нашей умственной деятельности. Реальным фоном всего, о чём мы думаем, являются хроническое неудовлетворение собой и перманентный страх – отсюда и угроза?
– Вот видишь, ты сам это сформулировал.
– Для меня такое объяснение звучит как-то очень сложно. Притянуто за уши, если хотите. Я, конечно, понимаю, что выход из сложившейся ситуация в вашей схеме напрашивается сам собой: поменяйте мысли, и аномалия исчезнет. Но мне кажется, не всё так просто.
– Что ты сказал? «Просто»?! Это мысли-то изменить просто? Да ты хоть понимаешь, о чём идёт речь?
– Если говорить откровенно, не понимаю.
– То-то и оно! Попробуй-ка не думать о синей обезьяне…
Интел хитро улыбнулся, взял чайник с плиты, вытащил из шкафчика заварку, насыпал её в стеклянный заварочный чайник, стоявший на подоконнике, залил в него кипяток и накрыл металлической крышкой.
– Ну как, получилось? – спросил он через несколько мгновений.
Игорь потупил глаза.
– А знаешь, сколько таких «синих обезьян» впечатывается в мозг человека за первые десять-пятнадцать лет его жизни? Поставили чувствительного ребёнка в угол, повысили голос, дали затрещину, и на всю жизнь подарили ему чувство вины. Бедняжка тех инцидентов, скорее всего, и помнить не может, а виноватым будет себя ощущать, когда вырастет, сплошь и рядом, по поводу и без повода. Или взять, к примеру, комплекс неполноценности. Многие люди уверены, что их удел – бедность, что они обречены на провал в семейной жизни или, вообще, на одиночество, они говорят: «богатым мне никогда не стать» или «кому я такой нужен», а, спрашивается, откуда у них эта уверенность? Чем они хуже своих собратьев, у которых есть деньги и есть хорошая семья?
Игорь почувствовал, что краснеет.
– Но вы же не будете отрицать силу обстоятельств, Дмитрий Исаакович?
– Буду! Ещё как буду! Ты хочешь спихнуть всё на внешние факторы: мол, я не виноват, фортуна повернулась ко мне задом, так вышло. А кто, позволь спросить, эту фортуну задом к тебе поворачивал? Господь Бог? Злой рок? Сатана?
Игорь вспомнил, что утром, когда он ехал на восточное КПП, ему первый раз в жизни пришла в голову мысль, что за его непутёвую личную жизнь несёт ответственность только он сам, и что у него как раз есть этот комплекс неполноценности по отношению к женщинам, про который сейчас говорил Интел.
– Я понимаю вас, Дмитрий Исаакович, – ответил он вслух. – И даже почти согласен: человек сам творит свою жизнь и судьбу. Виноватых нет. Претензии могут быть только к себе.
Интел широко улыбнулся.
– Вот когда ты будешь согласен не «почти», а на все сто, ты поймёшь, насколько важно иметь правильные мысли. И когда станешь наводить порядок у себя в голове, тогда и скажешь, просто это или нет.
– Постойте, вы же сами только что говорили: комплекс неполноценности человек приобретает в детстве, из-за плохого воспитания. Какая тогда разница, о чём он думает сейчас?
По отеческой улыбке Интела можно было догадаться, что последней фразы Игорю лучше было бы не произносить.
– Эх, Игорёк, Игорёк... Комплекс неполноценности – программа. Однажды её зашили в мозг, и она действует. Но в любой момент времени эту программу можно обезвредить и, в конечном итоге, стереть.
– Как именно?
– Отмечая её конкретные следы и тут же зачищая их один за другим.
– Бить себя по рукам, если возникает мысль о том, что ты чего-то не достоин или чего-то не можешь?
– Не по рукам, а по голове. И, если уж на то пошло, не бить, а останавливать. Любая мысль, что в тебе что-то не так, даёт программе команду «старт» и выделяет оперативную память для её работы. Знаешь, что делает антивирус, когда натыкается на сложного трояна и не может его сразу удалить?
– Что?
– Он сажает трояна на карантин и гасит любые попытки вируса что-либо изменить на компьютере.
– Предлагаете сажать комплекс вины и неполноценности на карантин? Что-то я не очень верю, что такое возможно.
– Никогда не пробовал, вот и не веришь. Но, даст Бог, и на твоей улице будет праздник...
Интел снова вытащил папоротник и начал делать новую самокрутку.
– Будда как-то сказал: «Всё, что мы есть, – результат наших мыслей». И это было не ради красного словца, поверь мне.
– Верю, – честно ответил Игорь и поглядел на часы. – Большое спасибо за угощение, Дмитрий Исаакович, и за более чем интересный диалог. Но меня ещё ждут сегодня на работе, вы уж извините.
– Ничего, лишняя пара минут погоды не сделает. Чайку выпьем, и поедешь на свою работу. Что ж я зря его кипятил?
Игорь решил не обижать хозяина и стал молча наблюдать, как тот выкладывает из холодильника на стол орехи, мармелад, печенье и сухофрукты.
– Угощайся! – по-домашнему сказал Интел, возвратившись на свой табурет.
Игорь взял крупную инжирину, надкусил её с одного бока и пригубил чай из гранёного стакана в железном подстаканнике. Только сейчас он заметил небольшую написанную маслом картину на стене кухни, изображавшую цветной футуристический пейзаж: высокие шпили небоскрёбов, опутанные бледной паутиной не то воздушных струй от летательных аппаратов, не то реальной сетью, наброшенной на сонный город чьей-то недоброй волей.
– Дмитрий Исаакович, это ваша картина? В смысле, это вы её написали?
– Я, – скромно ответил Интел. – Гадаешь, что на ней изображено?
– Ага.
– Это комбинированный символ нашей хвалёной свободы, техногенного развития и фактических путей эволюции.
Игорь несколько мгновений сохранял молчание и не спеша прихлёбывал чай, поглядывая на странное полотно.
– Про свободу и техногенное развитие понятно. А вот насчёт эволюции не могу сказать, что вижу вашу идею?..
– Эту идею вообще мало кто способен увидеть, Игорёк. Так что не переживай. Сейчас я не могу её тебе растолковать, но когда-нибудь, возможно, ты поймёшь…
– Загадками объясняетесь, Дмитрий Исаакович. Но я на вас не в обиде. Знаете, какой вопрос меня иногда мучает? Если аномалию не остановить и конец света придётся на наш век, что нужно делать грамотному человеку в настоящий момент, чтобы не сгинуть за зря потом, когда всё это начнётся?
– Экое ты словечко употребил: «грамотному», – усмехнулся Интел. – Грамотный, по-твоему, – это тот, который институт окончил или диссертацию защитил? Нет, Игорёк, учёная грамотность здесь никому не поможет. Не этим «зёрна от плевел» и «агнцы от козлищ» отличаются.
– А чем?
– Я думаю, агнцы – это люди, способные предвидеть то, что случится. И большинство из них данное качество развило путём внутренней работы. До того, как начнётся катастрофа, многие зрячие сумеют найти убежище. А из козлищ спасутся лишь жалкие единицы, да и те по обыкновенной случайности. В общем, примерно как у старика Иоанна.
Слова деревенского художника прозвучали для Игоря неожиданно.
– Естественный отбор? – задумчиво полюбопытствовал он.
– Что-то вроде того, – спокойно ответил Интел. – Но ты раньше времени не пугайся, может, всё ещё и образуется.
Допив свой чай, Игорь опять извинился по поводу работы и на этот раз действительно вышел из-за стола. Бывший учёный не стал его задерживать.
Посадив гостя в машину, Интел сказал на прощанье:
– Всё, о чём мы сегодня говорили, суть одна большая тема, Игорёк. Способность к предвиденью начинает развиваться у того, кто умеет контролировать мысли. Ему в любой ситуации ничего не грозит. А нашедший спасение для себя может спасти и других. Подумай об этом.
– Дмитрий Исаакович, – вдруг спохватился Игорь. – А вы не могли бы оказать мне одну услугу?
– Мной ты всегда можешь располагать, Игорёк. В чём проблема?
– У вас в деревне есть магазин сотовых телефонов? Мне нужно купить два аппарата.
Интел, не говоря ни слова, обогнул машину и сел на переднее сиденье.
– Поехали, – уверенно сказал он, копируя холодные манеры голливудских суперменов.
– Только мне надо, чтобы телефоны были зарегистрированы не на моё имя, – опасливо предупредил Игорь.
– Сделаем, – услышал он короткий и спокойный ответ.
Ни в магазине, ни на улице Интел не задавал лишних вопросов.
– Будь осторожен, Игорёк, – сказал он, выбираясь из машины у калитки своего дома. – Ты – человек рисковый, я знаю. Но иногда внутренний покой бывает ценнее внешней смелости.
Что за покой и что за цена имелись в виду, Игорь не понял, но уточнять не стал.
По дороге в Слепурин он много думал над тем, что сегодня услышал. Дмитрий Исаакович Федоренко был человеком далеко не простым. Когда титулованный физик и способный художник соединяются в одном лице, два полушария мозга начинают работать более гармонично, и появляется то, что люди называют мудростью.
Какой-то резон во всём этом был. «Создание конкретных обстоятельств жизни начинается с контроля за мыслями». Любопытное утверждение. Ни дать ни взять субъективный идеализм, но похоже на правду.

Тихвинский Дом, как выяснилось, уже был готов к встрече героя. В большой переговорной накрыли стол. Мэр лично поставил три бутылки Реми Мартена и ящик импортного шампанского. Женщины намазали огромное количество бутербродов, наполнили две корзины спелыми фруктами и положили на блюдо традиционный яблочный пирог.
Алина и шеф сидели во главе стола, празднично одетые и весёлые. Коллеги встретили Игоря шумными овациями и радостным гиканьем.
– По законам военного времени капитан Чевелихин приговаривается к штрафному наказанию в виде ста граммов коньяка! – заявил мэр остолбеневшему Игорю. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Лёва мигом плеснул штрафную дозу Реми Мартена в свободный стакан и отдал её вновь прибывшему.
– Орден показывай! – крикнул Женька.
Игорь достал золочёную коробку и вытащил из неё орден. Весь рабочий коллектив захлопал в ладоши.
– Второй раз мочить в спиртном не буду, – на всякий случай предупредил Игорь.
– Пей давай! – сказал Ковылкин. – Закусывай и садись.
Работать в этот день уже никто не собирался, и пьянка начала развиваться по обыкновенному сценарию. Пользуясь общей суматохой, типичной для конторских сабантуев, Игорь не выпил до конца дня больше ни капли. От Алины он держался на расстоянии и только один раз, когда мэра отвлёк разговором кто-то из отдела соц. помощи, а внимание других коллег было изрядно притуплено алкоголем, он незаметно подмигнул девушке. Алина ответила чуть растерянной улыбкой, но в следующий миг Игорь был вынужден оторваться от её лица, так как поймал на себе взгляд неожиданно обернувшегося мэра.
Ковылкин смотрел на него изучающе, хотя, может быть, Игорю это только показалось.
Окончился праздник довольно сумбурно, так как после Реми Мартена откуда-то появилась водка, и мужчины ушли домой в серьёзном подпитии. Женщины, впрочем, тоже в грязь лицом не ударили, потому как из ящика шампанского уцелели всего три бутылки.
Мэр, Алина и Игорь покидали Тихвинский Дом в числе последних.
– А знаете, мои дорогие, – сказал вдруг Ковылкин, садясь в машину. – Такое событие я бы даже позволил вам отметить наедине друг с другом. Спаситель и спасённая, тихий вечер, уютный ресторан, отменная кухня, шикарное вино – по-моему, очень мило и романтично.
– Спасибо за доверие, Олег Евсеевич, – тут же нашёлся Игорь.
Алина была явно испугана.
Мэр то ли узнал о «Весёлом Роджере» и теперь издевался над ними, то ли дразнил подчинённых, намекая, что лишний раз оказываться у него под подозрением им вовсе ни к чему. Хотя, в обоих случаях, это было всего лишь предупреждением, никакого вещественного компромата шеф пока ещё не имел и иметь не мог.  Да и что, собственно, такого произошло в «Весёлом Роджере»? То, что коллеги решили поужинать вместе, ещё не доказывает амурную связь. И даже картинный поцелуй в щёчку, скорее, мог выглядеть шутовством, нежели проявлением чувств.
– Ладно, чего нахмурились? Шуток не понимаете? – засмеялся мэр. – Отдыхайте, завтра снова рабочий день. Ваш суверен без повода не обижает верных слуг.