Рассказы из напёрстка - 20
/с политическими отклонениями/
БРЕМЯ ВЛАСТИ
Тема, вынесенная в заголовок, не может быть исчерпывающе рассмотрена в пределах небольшой публикации, да и не моя это задача.
Далёкий от философии и политики / а ведь именно философия и политика служат своеобразным наполнителем для любого вида власти/, я пытаюсь оценить сей феномен исключительно с практической, то есть бытовой, точки зрения. Такое сужение темы /разумеется, вынужденное/ полезно хотя бы потому, что даёт шанс более настойчивым последователям продолжить мои попытки с той черты, где сложность проблемы поставила предел моим возможностям. Это вовсе не означает, что я и они — первые на этом пути. Но те, кто был до нас и придёт после, всегда будут ощущать себя новичками на стадионе политики, где вчерашнее не похоже на нынешнее, а завтрашнее будет связано с прошедшим такой тонкой ниточкой, что разглядеть её впору только опытному взгляду.
В некотором смысле, каждый из нас в какой-то мере обременён властью. Ребенок — властью над игрушками, домашними животными и часто над родителями. Тогда как родители не имеют ни малейшего представления, как лучше всего распорядиться властью над детьми.
Власть мужа над женой и жены над мужем — без сомнения, тоже является частью этой проблемы. Не говоря уже о власти начальника над подчинённым, инспектора ГБДД над автовладельцем, судьи над подсудимым.
Однако, настоящая власть и, следовательно, настоящее бремя, таится в сферах, совершенно недоступных пониманию обывателя. Его воображение наделяет лиц, обременённых властью, могуществом библейских апостолов. Разумеется, они не лишены недостатков, возможно, даже пороков, но указывать на них / не говоря о том, чтобы карать/, имеет право лишь сын божий Христос, а кто из нас, даже находясь в состоянии неподконтрольного нервного возбуждения, примет на себя эту миссию?
С другой стороны, люди, взвалившие на себя это бремя, по сути своей счастливые неудачники: им все завидуют, но никто не знает почему. Такая беспредметная зависть тем более неуместна, что власть делает человека совершенно непригодным к практической жизни. Посудите сами, можно ли думать о судьбе близких, когда на тебе лежит ответственность за всё человечество?
Сами того не сознавая, мы относимся к властителям, как к прокаженным из лепрозория. Мало того, что страшимся переступать границы их владений, но, показывая на них пальцем, не решаемся пожать руку даже тогда, когда протянута нам навстречу.
Бремя власти ответственно и утомительно: от тебя ждут всего, а взамен получаешь лишь то, что способен взять сам. При этом приходится соблюдать такую же деликатность, какую проявляешь, находясь в гостях, когда в чашку кофе кладёшь сахара на ложку меньше, чем того требуют приличия. Только душевно чёрствый человек способен насмехаться над такого рода предосторожностью.
ПРЕДВЫБОРНАЯ ОБЕЗЬЯНА
– Все мы вышли из обезьяньего питомника!
– Прошу без намёков! – возмутился Дуплетов.
Озабоченный собственным в политике процветанием, Дуплетов слыл яростным противником того, чтобы научные сенсации, соотнесённые с известными личностями / а в известности своей он не сомневался/, обнародовались накануне выборов.
Чтобы предвыборные страсти не поглотили Дуплетова, как океан щепку, в качестве спасателей были задействованы лучшие политтехнологи в авральном порядке призванные под знамёна Спасителя отечества. Каждому вручили мобилизационное предписание не на одну тысячу евродублонов и страховой полис, гарантирующий в загробной жизни все преимущества, оставленные не по своей воле в жизни земной. Именно поэтому, никто не жалел ни себя, ни противников. Все трудились в поте лица и интеллекта, попирая нравственные нормы и покушаясь на великие тени.
Одно только перечисление имён способно было внушить суеверный трепет любому, но не Дуплетову. Он отвергал даже историю, считая, что она начинается с него.
– Цезарь, Наполеон, Сталин? – вопрошал он, опасно наклонясь с трибуны к столпившимся вокруг него сторонникам.– Таких не знаю и не желаю знать! Пускай сначала их изберёт народ, тогда и поговорим. Придя к власти, я закрою слишком открытые рты и наполню желудки. Друзей возвышу, а врагов не замечу, и они от огорчения обратятся в политическую пыль. Мужчин заставлю быть добродетельными, а женщин любвеобильными. Взрослые будут у меня петь и смеяться как дети, а дети — по взрослому относиться к жизни. Я перестрою, переиначу, переосмыслю, переверну, а всё, что не перестроится, не переиначится, не переосмыслится и не перевернётся, пускай пеняет на себя, потому что пеня будет выше суммы задолженности. Как видите, я не внушаю избирателям того, до чего они сами не могли бы додуматься.
– К избирателям следует относиться избирательно, – осторожно напомнили политтехнологи Дуплетову,– даже при том, что у них нет иного, кроме вас, выбора, Пока они не ведают, чего хотят, лучше не напоминать им о желаниях. Надо заинтересовать их процессом, чтобы не думали о результате. А уж мы постараемся, чтобы процесс не отвлёк вас от результата. Наша задача вырвать вас из привычной среды обезьяньего питомника, а уж тому, кому повезёт взобраться на крышу политической кухни, откроется пугающе прекрасный вид на мир и его окрестности.
Уступив под напором объединённых усилий спасателей, Спаситель согласился, что предложения дельные и вполне могут быть реализованы в предвыборной драчке, но не в ближайшей...
– В этой, – признался Дуплетов, – у меня всё схвачено.
Борис Иоселевич
Свидетельство о публикации №212070600418