Исчезающая во тьме

      Город задыхался от своей вечной и неумолимой суеты. Тяжким грузом на него ложилась вся атмосфера разочарованных в смысле своих дней людей. Была уже середина недели. Половина людской вечно куда-то спешащей массы уже выполнила свой рабочий план на всю неделю и с нетерпением ждала приближения выходных, чтобы со своими родными поехать на природу и сбросить накопленный негатив в ближайшее озерцо, всегда готовое поглотить все зеленой пеленой рясы и отправить таиться это на илистое дно, готовое при удобной ситуации всегда отмстить своему создателю. Оставшейся половине повезло куда меньше, и они все также вязли в осознании своей убогости и жизненной неприспособленности.
      Он не принадлежал ни к той половине, ни к другой. Всегда старался держаться особняком, не смешивая себя абсолютно ни с кем. Всегда считал себя совершенством и говорил лишь про себя: «Я!» Многие его за это осуждали, но он все также их не слушал в боязни стать одним из них. Сказать, что он был один по этой простой причине – нет, это было далеко не так. Было множество тех, кто хотел быть как он. Спешили за ним, хотели ухватиться, но не получалось – вязкая жидкость в озере с каждым движением затягивала в себя их еще больше и больше. Они вечно за ним бежали, были рядом, но никогда не касались, у них все время не получалось зацепиться за него крючком взаимного понимания. Он сам забрался на верхушку дерева, с которой спуститься было уже боязно, но внизу все слышны были призывы спускаться. А он просто не мог преодолеть свой животный страх.
      Этот день выдался на удивление даже таким, каким и тысячи дней в его жизни. Ничего особенного, он вновь возвращался с мелочью в кармане, которую он тщательно откладывал на протяжении всего дня для оплаты проезда на общественном транспорте. Было уже поздно. В окнах соседних домов мелькали лица незнакомых людей. Но это никак не привлекло внимание его, которое полностью было обращено к двум вещам: мысли внутрь себя и мысли, порожденные взглядом себе под ноги, ступавшие на ступени подземки. Знакомые колонны, знакомые узоры на стенах и все такая же холодная плитка под ногами – все так знакомо, ничего постороннего и лишнего. Та же кассирша, забравшая мелочь, что и вчера, тот же полицейский, который обеспокоен мыслями о проходящих мимо девушках в весенних нарядах больше, чем мыслями о всеобщей безопасности. Все тот же триплет, высвобождающий людей от оков этого города, но в то же время заключающий их в свой плен, крепко связав их переплетеньями веток городского метро.
      Поезда метро все время ходят с одной и той же периодичностью – он заметил, это еще едва появившись в этой мрачной и душной урбанизированной обители. 13 минут – время, разделявшее направления туда и обратно, 40 секунд – разница между двумя путями. Место, уже достаточно натоптанное и грязное от пыльных подошв – он точно знал, куда надо встать, чтобы быстрее толпы забраться и занять свое место. Ему никогда многого не требовалось – то небольшое кресло в углу вагона – единственное, что ему надо было. Но он лишился и его из-за своей же обходительности и глупых навязанных правил. Он всегда умел уступать окружающему обществу, потому, что это было единственное, чем он мог помочь догнивающему миру.
      Занял свое место у противоположной двери в надежде, что здесь хоть он никому не помешает. Но не тут-то было, он был окружен и сдавлен в тисках безумной оравы, которая всецело думала лишь об одном – как отхватить лакомый кусочек своего пирога на этом празднестве человеческого хамства и неуважения друг к другу. Двери закрылись. И вагончик отправился в мрак вечно темных тоннелей метро. Здесь ему было как никогда не по себе, он просто хотел выпрыгнуть в форточку, которой не было. Его пульс учащался с каждым новым поворотом. Его полностью пожирали взглядами окружающие люди, которым почему-то он казался цирковым зверьком, на которого можно было бесплатно пялится. Не тут-то было, он тут же придумал для них цену расплаты. Он ответил тем же, и он оказался сильнее в своих доводах – псевдотупой томительный взгляд – ну, кто может перед ним устоять? Думаю никто, разве только такие, каким он был сам. Но таких единицы. И он всегда говорил себе – ты одинок, но ты не виноват.
      Пару минут ему пришлось провести в аду, и он готов был покинуть его раньше срока. Но вдруг в открывшуюся дверь зашла она. Зашла столь плавной и мягкой поступью, новая станция, на которой сейчас находились, просто отпустила ее, а мы приняли. На прощание ветер попрощался с ней и нежно погладил ее по волосам, немного растрепав их. Она вошла не просто в вагон, а она вошла в его сознание и жизнь так легко, что он сам не понимал, как ей так просто удалось это сделать? Он не понимал, темнота сомнений вновь погрузила его в небытие, в мир между двумя соседними станциями метро. Она встала рядом. Ухватилась за рядом находившуюся рукоять, и сжимала ее так сильно, что каждая даже самая незначительная мышца и вена ярко выступала на ее маленькой руке. Светлые, обычные туфли, не на высоких шпильках, как это стало в последнее время модно. Платье, украшенное не бессмысленным узорами, а цветами, придающими ей однозначность. Серая кофточка, длинная, скрывающая всю красоту ее платья.
      Она стояла рядом, но разглядеть ее ангельское лицо ему мешала манера, выбранная ею. Как и многие в этой жизни, она повернулась к нему спиной. Сложно было разглядеть ее истинное лицо в этом ракурсе. Он всеми своими силами пытался сделать шаг вперед и повернуться к ней. Стоять лицом к лицу с этим божественным, иначе не сказать, созданием – единственная в тот момент мечта и желание, ютившиеся и поддерживающие друг друга в своих стремлениях. Один шаг, и прозрение равносильное божественному откровению. Сердце говорило: «Да, сделай его!» - но ноги отказывались идти на поводу временных порывов. Радость жизни ускользала с каждой новой рельсовой шпалой. Но внезапно, она сама лишь на мгновение повернулась к нему, чтобы оглядеть своего нового «друга», пожиравшего ее глазами. И тут он увидел те самые очертания ее лица, которые являлись ему лишь во снах: тонкие как гитарные струны темные брови, ясные голубые девственные глаза, прямой правильной формы носик, несколько пухленькие губы, горевшие и сверкающие как солнечный свет, готовые в один миг растопить все льды и снега замерзшего континента при одном лишь прикосновении к ним. Более всего его поразили алые щеки, на которых не было даже ни намека на присутствие так полюбившихся современным девушкам ярких искусственных красок. Все было естественно в ней. Верной формы овал лица – не круглый, а именно стройный и не содержащий прямых линий, которых так сильно не любил использовать Создатель, сотворивший все вокруг. Фигура ее стройна. Все это как отпечатком  отложилось на его разрозненном и обезображенном людской порочной моралью сердце. Одно мгновенье, одна секунда, а может и меньше – немного времени для знакомства, но и этого стало достаточно, чтобы он запомнил ее. За это мимолетное видение у него в голове не пронеслось не одной искушающей мысли, что так в последнее время стало типично для потомков Адама при виде свободной колышущейся юбки. Его разум в эти секунды был чист, никаких мыслей: ни о себе, ни о ней. Вроде бы закономерные вопросы должны были возникнуть – кто она? куда идет? что она здесь делает? Но нет, ничего этого не было. Он просто не отводил глаз от ее стана, просто созерцая ее красоту, словно перед ним был очередной его рассвет.
      «Отвернулась», - подумал он вдруг, и упал на землю, словно яблоко с яблони, выращенное в переливах солнечных лучей. Но вдруг он заметил на стекле двери напротив ее блик, который терялся в игре света внутри вагона и тьмы тоннеля снаружи. Жизнь вновь обрела нелепый смысл, ради которого стоило смотреть в эту близкую даль напротив. Он смотрел и не мог отвернуться. Борьба света и мглы, порожденные движением поезда, искажали черты ее лица наяву, но не в нем. Он достраивал недостающие элементы ее в своей голове. И вот она вновь перед ним, и не беда, что образ неясен и неточен. Главное, что он ее вновь видел и мог наслаждаться тем же мгновением, что и несколько секунд назад. Он не знал, о чем она думала, может она смотрела на него, на его отражение в стекле, а может… К чему это «может», когда вот она перед ним во тьме увядающих дней. И солнце осталось где-то там снаружи, но сейчас она стала его источником тепла, счастья. Да, именно это он чувствовал в тот момент.
      Люди сегодня стали мешать это светлое понятие, как счастье, с грязью своих грязных мыслей. Порочные алчные животные сегодня – это те же самые, которые только вчера отвернулись от Бога и забыли его имя, люди. Сегодня они думают, что счастье – это наполненность своей квартиры безделушками из разных стран, а карманы, чтоб были набиты зелеными бумажками. Нет, это псевдосчастье, которое они подменяют истинному состоянию души, чтобы мирок их стал полным куда быстрее, чем того требует жизнь. Рациональность – как это скучно. «Время – деньги» - так сказал Б.Франклин. Чем больше денег, тем человек свободнее? Нет, отнюдь это не так. Человек всегда свободен, но не стоит ограничивать свою свободу позвякиванием монет в карманах. Кто это придумал, что если человек станет богатым, то он станет свободным? Свобода не в наших мыслях, а она в наших поступках и делах. Нас создали, чтобы мир был полней, но дело полноты наших сердец – не дело мира.
      Его тянуло к ней, как метал к магниту, и с этим он не мог поделать ничего. Это не его станция. Но поезд стал мерно притормаживать. Она поступилась к выходу. У него в голове промелькнула мысль – а что, если она сейчас уйдет? Нет, этому не бывать. Он решал, проснуться ему и отправиться в путь, или так и остаться прозябать в своих снах. Колебался. Кто бы мог представить, что сегодня вдруг выпадет ему сделать свой выбор? Никто, даже он сам. Тем временем он потянулся к ней. Она сделала шаг вперед, прочь от него. Он сделал еще один, она, ведомая своими мыслями лишь, не ставя перед собой самоцель, насолить ему, последовала его примеру. Шаг за шагом он становился ближе к ней, но она отдалялась. Двери вагона открылись, она ступила на платформу станции метро и последовала к выходу. Он так и остался на линии между двумя жизнями, так и не прикоснувшись к ней. Двери еще были открыты, и она была в досягаемости его взора. Колебался. И вновь этот его животный страх овладел им, ему не хотелось спускаться с его ветки, но и делать шаг вперед тоже не хотелось. «Что за бред?» - он подумал. И только его нога поднялась, чтобы сделать навстречу его новой судьбе, как двери вдруг захлопнулись прямо перед его носом.
      Вагончик тронулся. Он все так же стоял, уткнувшись лицом в стекло, где когда-то видел ее. Вдруг, он увидел ее, поднимавшуюся по ступеням к заветному выходу. Она его нет. Видел, как она легкой поступью отдалялась от него. Вздохнул, и стекло покрылось белой пеленой, судорожно протер пот его души рукой, но было уже поздно – снаружи лишь мгла, за которой проступали кабели и трубы подземки.
      И вновь ни одной мелькавшей до этого мысли в его голове, словно все его чувства и разум забрала так девушка с собой, оставив только один образ о себе взамен. Как же эти девушки любят нарушать правила игры, не придуманной никем, но в которую играют каждый день миллионы. Он стоял все также у двери, сам не зная, от чего. Дыша в стекло в надежде, что там промелькнет она. Но, увы. Поезд все также стремительно мчался к очередной станции, неся его по тому же темному коридору, одного, но со всеми.