Андрей. Глава 4

   - Андрюшка! Оглох, что ли, ты? Иди сюда, паршивец! Пойдём к фельдшеру, рожать буду.
   С печки свесилась смешная физиономия пятилетнего мальчугана.
   - Ну, чё уставился? Не порола тебя давно, что ли? Одевайся.
   Андрей спрыгнул с печки, натянул зипунишко. Руки утонули в рукавах, которые были на несколько размеров больше, чем надо. Сунул голову в шапку.
   - Да валенки-то на кой ляд напяливаешь, олух! Там слякоть кругом.
   Она турнула его в угол, где стояли резиновые сапоги. На все случаи жизни.
   Вторая половина декабря мало походила на зимний месяц. Жиденькие снегопады сменились дождями. Кое-где на полях чернели проталины. Серое небо отражалось в льдистой корке, покрывшей землю, словно в зеркале.
   Вот уже несколько дней Андрей не выходил из дома - в резиновых сапогах  холодно, в валенках сыро, а другой обуви у него не было. Он сидел на печке и одержимо кричал "Ура!"
   Его мать, одутловатая, низкорослая, с поблёкшими глазами и обвисшими щеками, была женщиной импульсивной, но не злой, не грубой и не жестокой. В свои тридцать с небольшим выглядела она на все пятьдесят. Красные руки с короткими пальцами, загрубевшими от тяжёлой работы на ферме, были покрыты мелкими узорчатыми трещинками. Смерть мужа сломала её. И приятная пышнотелая хохотушка с искрометным взглядом превратилась в грузную сварливую тётку.
   Андрей не помнил своего отца, ему было года два, когда тот умер от сердечного приступа. Поначалу на стене между окнами висел портрет в чёрной рамке, но однажды мать запустила в него стаканом и забилась в истерике, изрыгая проклятия в адрес покойного мужа. Маленький ребёнок не испугался и не убежал, а лёг рядом с мамой, обнял её и долго смотрел в глаза человеку за треснувшим стеклом. Он запомнил эти глаза навсегда: добрые, чуть смешливые. А потом портрет исчез, и Андрей больше никогда его не видел.
   Ноги скользили в разные стороны. Мальчик крепко держал маму за руку, боясь,  как бы она не упала. Платок сполз ей на плечи, волосы растрепались. Она шла медленно. Очень медленно. Одной рукой поддерживала живот, другой опиралась на сына.
   - Ничего, ничего, милый, дойдём. Вот так, потихонечку, помаленечку.
   Алкогольные пары постепенно улетучились, женщина протрезвела.
   - Ох, тяжко мне, душно... Ты прости меня, Андрюша, коли что не так. Не серчай на мать-то.
   Они добрели до какого-то стожка. Она присела на заледеневшее сено, притянула к себе Андрея.
   - Мама, пойдём, холодно. Ребёночка простудим, - он взял её за рукав.
   ...Они шли уже целую вечность. Временами женщина останавливалась, хватаясь обеими руками за живот, потом двигалась дальше.
   Врач - молодая симпатичная женщина, завидев их, заспешила навстречу, помогла взобраться на крыльцо, провела в светлую комнату, пахнущую стерильностью и лекарствами, выговаривая при этом матери Андрея:
   - Говорила же я вам, в город надо ехать, а здесь как же...
   - Ничего, я и здесь рожу. По больницам валяться не собираюсь. Ты у нас тоже учёная, не хуже городских...   
   Так у Андрея появилась сестрёнка Анечка. Маленький, красненький, крикливый комочек с крохотными ручками-ножками и водянистыми глазками. Примерно с месяц мать не пила, бережно ухаживая за дочкой, баюкая её по ночам. Но однажды вечером она ушла. Всю ночь Андрей качал Аню на руках, поил из бутылочки с соской. Мать появилась утром, еле держась на ногах. Молча перепеленала девочку, закутала в ватное одеяло и исчезла. Пришла, когда уже смеркалось. Одна. Без дочки. Поставила на стол бутылку и стала заливать свою совесть мутноватой жидкостью.
   Андрей не на шутку перепугался, пожалуй, но всё же выдавил мучавший его вопрос:
   - Ты убила её?
   Женщина дико захохотала.
   - Нет, я отдала её в дом малютки. Там ей будет лучше.
   Мальчик проплакал всю ночь.