Казачка

                ПРОЛОГ

Это было недавно. Приблизительно через два-три года после распада союза. В одном из небольших и неприметных  городов Краснодарского края.

Долго иль коротко, но в одном из таких городков жила женщина. Красивая. Волосы чуть вьются, правильные черты лица, фигура немного пышная, но в самый раз. Она была совершенно обычной барышней казацкого роду. Сильная, волевая и бесстрашная. Там, на Кубани, все такими выросли. Все, кто жил в том маленьком неприметном городке.
Ничего удивительного: одноэтажные дома в округе,  центральный казачий рынок, и только в так называемом центре города стояли пятиэтажки. Детские площадки были давно переплавлены на орудия труда для оставшихся пролетариев. Но в этом городке никогда не было той боязни за детей, которая в столице. Все всегда могли абсолютно свободно и беззаботно гулять во дворе, не обращая внимания на внешнюю агрессию. Агрессии просто не было.
Замуж казачка вышла почти удачно. Муж лихим казаком оказался, причем красивый мужик был. Видный. И дочку она ему принесла. Очень он любил ее. Души не чаял.
Но недолго их счастье продолжилось. Муж-то на войне чеченской погиб. Худо совсем казачке стало – одна с дочкой маленькой осталась. Но такие испытания только закаляют кубанских женщин. Она отчаиваться долго не стала, и сразу устроилась на работу. Дочку свою в школу отправила, да так, что та от остальных детей не отличалась – и одета была хорошо, и материнской  любовью защищена и согрета.
И вот, когда дочке лет десять исполнилось, в Краснодарском крае начали появляться мелкие скопления кавказцев на казачьих рынках. Торговали кавказцы теми же продуктами, что и казацкие бабы, только не понятно было на что они живут, коли у них народ ничего не покупает. Да еще и на дорогих иномарках ездят.
Одним летом случай пришелся, когда казачке уехать надо было в командировку, так свою дочурку и решила у стариков своих оставить. Дедушка с бабушкой внучку любили, наверно, больше дочери. Баловали, конечно, не сильно, но и не особо чем было-то – вон, на рынке сладостей купят, да обновку какую-нибудь подарят. А больше в том городке и купить было нечего. Это в Краснодар ехать пришлось бы, а с постоянно трудящейся матерью и работающими пенсионерами в лице дедушки с бабушкой особо и не разъездишься.
Ну что ж, все вроде было хорошо. Дедушка работал с утра и до обеда лесником в охотничьих угодьях, а бабуля наоборот - с обеда и до вечера в одной из местных рабочих столовых. За внученькой всегда было кому приглядывать. И как-то раз внученька решила сходить на рынок – помочь дедушке и бабушке…
;
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


Дежурныйсидел в мрачной казенной комнате возле пульта. За окном уже было темно и прохладно, но в помещении все еще сохранялась духота. Стены были окрашены в синий цвет почти до самого потолка – дальше начиналась побелка. Лампа посреди потолка хорошо освещала комнату, позволяя понять, что ремонт делался достаточно давно. Пульт был очень старым, его краска давно выцвела, и казалось, что он остался еще со времен Феликса Эдмундовича. На коричневой деревянной тумбе, что стояла возле пульта, лежала тетрадь с надписью на обложке: «Уголовный процесс. Конспект курсанта 4 курса группы УР-89 сержанта Лапенко Игоря Константиновича».
Лапенко дежурил в местном управлении МВД уже далеко не первый год – ему оставалось всего ничего до конца обучения, и получения звания «младший лейтенант». И ему казалось, что работа в милиции состоит лишь из патрулирования улиц, задержания буянивших алкоголиков и пресечения школьного хулиганства. Иногда, конечно, его приглашали на места убийств, но в основном, это были не раскрываемые дела – так называемые «висяки». Такие дела любят отдавать молодым амбициозным курсантам, которые хотят самореализоваться.
Курсант неторопливо жевал бутерброд, дочитывая очередную книгу из учебной программы, потом, не отрываясь от чтения, тянулся к своей кружке с горячим чаем, делал оттуда глоток, после чего ставил ее на место. Так проходили почти все дежурства сержанта Лапенко. Но он не переставал верить, что скоро закончит учебу, получит лейтенантское звание, и ему доверят какое-нибудь очень важное и не менее интересное дело. Но это случилось именно в тот вечер.
В дежурную часть ворвалась женщина. Неразборчиво, сквозь слезы, она попыталась объяснить, что случилось -  все время твердила, что ее десятилетняя дочка пропала. Это было единственное, что смог извлечь сержант Лапенко из донесшихся рыданий.
Затем он попросил женщину успокоиться, и рассказать ему все по порядку. Через некоторое время женщина замолкла. На опухшем от слез лице появилась нотка натянутой сдержанности. Затем она спокойно, но все еще немного запинаясь, заговорила:
- Меня зовут Кондыбина Раиса Васильевна. Вот мои документы, - она протянула сержанту свой паспорт. – Сегодня приблизительно в четыре часа дня моя дочь, Кондыбина Ксения Ивановна, пошла на казачий рынок и не вернулась.
- Рост?
- Приблизительно метр двадцать пять, может метр тридцать.
- Возраст?
- 10 лет…
- Во что была одета?
- Белая маечка… шорты, кажется, джинсовые… и «вьетнамки».
- Особые приметы есть? – спросил сержант Лапенко, фиксируя на бумаге каждое слово Кандыбиной.
- Ну… - заволновалась Раиса Васильевна. – У нее темные, почти черные, волосы… длинные… она обычно заплетает их в косу. Нос прямой. Карие глаза…
- Ну может родинка есть или родимое пятно… может шрам какой-нибудь?
- Да… есть у нее родинка небольшая прямо на левой щечке… - женщина сглотнула. На ее лице показались слезы. – И шрамик маленький на подбородке. Она слетела с качели пару лет назад. Вот, возьмите! Это ее фотография…
- Как получилось, что ваша десятилетняя дочка пошла на казачий рынок одна? – нарицательно спросил Лапенко, и начал разглядывать фото ребенка.
- Я была в командировке. Ксюшенька была у моих родителей. Отцу стало плохо – сердце немного прихватило от жары. А мать еще на работе была. Вот дочка и решила помочь деду – за овощами на рынок сходить. Они ее ждали примерно час, а потом сами пошли искать. Весь рынок прочесали старые. Не нашли. У отца инфаркт, мать сразу позвонила в «скорую», у всех истерика. Позвонили ко мне на работу, затем начальство меня из командировки отзывает, и я через пару часов уже здесь. Слава богу, мой брат за стариками присмотрел, да и мне все рассказал. Он весь день рынок прочесывал – спрашивал всех, ругался. Но ничего. И вот привез меня сюда. Помогите, пожалуйста, - Раиса Васильевна зарыдала снова. – Я вас очень прошу, помогите мне найти мою Ксюшеньку…
На первый взгляд, дело было гиблое. Молодой курсант записал показания Кондыбиной, попросил ее расписаться в заявлении, чтобы подать ребенка в розыск.
На следующий день сержант Лапенко сидел дома после дежурства. У него был выходной, но поспать ему не удалось – никак не давала покоя мысль о ночном происшествии.
Особо заметной совестью Игорь Константинович не отличался, и человеком, страстно любящем закон, его тоже назвать было нельзя. Благо, что помимо окружающих, он и сам замечал за собой такие свойства. Только вот дело о маленькой пропавшей девочки не могло оставить его равнодушным – настолько вдруг его обычные свойства спрятались. Настолько он поставил себя на место Кандыбиной. Настолько в нутре его все горело от несправедливости.
Единственная отдушина в его мыслях была тем, что он имеет прямое отношение к милиции, и помимо долга службы, рвения помочь и наказать виновных по заслугам, у него еще и была легальная возможность это сделать.
Позвонив в управление, он выяснил, что облава на рынке уже была, но никаких следов пропавшей девочки никто естественно не нашел – да и никто особо не старался. Отношение милиции к таким происшествиям не лучшее, ведь дело, на первый взгляд, гиблое. Вот и решил Лапенко сам во всем разобраться. По крайней мере начать.
Одевшись по-граждански, он пошел на рынок. Прошелся по рядам, посмотрел на торгашей, но ничего необычного не заметил. Лица разные, а быт одинаковый. Всё равно, что искать иголку в стоге сена.
И так сержант повторял свои наблюдения каждый выходной. Он даже не заметил, как пролетел месяц. Хотя гражданка Кандыбина и приходила в управление почти каждый день, и давно уже стала именуемой просто по имени-отчеству, ей он старался ничего не рассказывать о личном расследовании. Всё время рассказывал официальную версию, что сотрудники милиции разослали фото и особые приметы по всему Краснодарскому краю, и сейчас заняты поиском девочки.
Прошло еще две недели. Был очень жаркий день. На рынке была тьма народу, и все что-то покупали, продавали, кричали друг на друга. Лапенко неторопливо шел в толпе, покуривая болгарские «Родопи». Он уже устал мелькать по рынку каждый час, и подумывал уже заканчивать свои наблюдения – почти сдался. Решил уже идти домой, как вдруг ему так захотелось покушать холодного сладкого арбуза. Такого сочного жаркий летний денек. На отшибе рынка сержант заметил огромную машину, кузов которой был завален арбузами. Там были какие хочешь: и полосатые, и просто зеленые, и большие, и маленькие. Было из чего выбрать.
В близи машины сержант увидел старого деда. Одет он был просто –белая в синюю полоску рубашка с коротким рукавом, серые брюки и сандалии. Но его усы и папаха на голове давали знать, что он имеет прямое отношение к казачеству. Его глаза были грустными, однако в них сразу появилась некая добрая искорка, когда Лапенко к нему приблизился.
- Добрый день, отец! Арбузы свежие? – сержант выбрал один. – По чём?
- Да по-всякому. Только этот не бери, - сказал дед и быстренько залез в кузов. Там немного покопошился, а потом спрыгнул обратно, держа в руках небольшой темно-зеленый арбуз. – Вот этот добрый!
- Ну давай этот! – Лапенко полез в карман за деньгами.
- Та погоди. Гляди, а давно здесь мелькаешь. Может ищешь кого, казак?
- Ой, батька! Не спрашивай! – он решил закурить, заодно и деду предложил, а тот с удовольствием угостился «Родопи». – Дело дрянь!
- Так ты меня спроси – авось и знаю что. Мы люди хоть и старые, но опытные, - дед зажег спичку и прикурил сержанту и себе. – Ты спрошай-спрошай!
Лапенко достал из кармана рубашки фото девочки. Старик пригляделся, и так посмотрел и эдак, а потом и говорит:
- Звать-то девку как?
- Кандыбина Ксения Ивановна… Ксюша, в общем…
- Ага… - дед сделал глубокую затяжку и сморщил лицо, выпуская дым. – А тебя как звать?
- Сержант Лапенко Игорь Константинович.
- А меня Антипом звать. Я посмотрю, Игорёк. Есть некоторые подозрения, но убедиться мне надо. Приходи завтра, и я точно тебе скажу.
- Спасибо, батька! До завтра! – Игорь развернулся уходить.
- Эй! Куда пошел? А арбуз как же?
Сержант вернулся, расплатился за арбуз и пошел на радостях домой. Это уже была хоть какая-то зацепка. Хоть что-то.
На следующий день с утра пораньше Лапенко наведался на рынок. Грузовик с арбузами только приехал, и старик Антип уже сворачивал брезент, накрывавший кузов. Сержант подошел поближе.
- Доброе утро!
- Доброе, служивый!
- Получилось чего узнать?
- Не поверишь, Игорёк! Нашел я то, что ты ищешь! Сейчас спущусь – поговорим, - старик спрыгнул на землю. - А сигареткой «Родопи» угостишь деда?
- Конечно! – сержант достал пачку и предложил старику. – Ну что, Антип, расскажешь?
- Только тихо говори, - сказал он закуривая. – Есть тут похожая девочка. Четвертый ряд, место двадцать пять. Там кавказцы торгуют овощами. Я видел девочку, которая помогает им торговать. В основном сидит  под прилавком, чтобы на глаза не попадаться. Она очень похожа на ту, что на фотографии.
- Я понял.
- Постой, Игорёк. Сначала не подавай виду, и аккуратно сам убедись, что это она, - Антип сделал глубокую затяжку, - а потом уже принимай меры.
- Спасибо тебе.
- Да пожалуйста! Арбуз не хочешь купить, Игорёк?
- Почему бы и нет.
Днем Лапенковызвал к себе Раису Васильевну Кандыбину, чтобы поговорить о девочке с рынка, которая возможно её дочь. Он начал издалека, о своих поисках и бессонных ночах, но потом плавно перешел к делу. И в это время в кабинет зашел старший оперуполномоченный капитан Черкашин, который был куратором Лапенко на время практики. В управлении его знали как честного и принципиального человека. Черкашин был худой и высокий, у него было слегка вытянутое лицо, поэтому с фуражкой на голове его образ напоминалсобою гвоздь. Лапенко повернулся к вошедшему:
- Здравия желаю, товарищ капитан!
- Привет, Игорь. Ну что там нового? – с улыбкой поинтересовался Черкашин.
- Иван Степанович, вот по поводу пропавшей девочки беседуем.
- Вы уверены, что это она? - Кандыбина заволновалась
- Я могу сказать, что очень уж похожа, - твердо произнес сержант. - Лицо у нее в грязи из-за работы на рынке, поэтому было бы неплохо, если бы вы ее опознали, Раиса Васильевна.
- Да! Давайте! Пойдемте сейчас…
- Нет! – отрезал Черкашин. - Сейчас мы с вами успокоимся, выпьем чаю, а потом вот как поступим…
План Черкашина и Лапенко был достаточно рискован, но прост: оперативная группа в гражданской одежде устраивает засаду на рынке, Кандыбина незаметно опознает девочку, и если это ее дочь, то кивает в сторону оперативников – начинается облава. Риск был только в том, чтобы Кандыбина вдруг не потеряла голову, потому что излишние эмоции в таком деле могут быть серьезной помехой. Поэтому было принято решение дать ей успокоительного перед делом и ехать на рынок. Затем Лапенко договорился со стариком Антипом, чтобы расставить оперативников возле казацких торговых мест. Все было готово приблизительно к трем часам дня, когда рынок потихоньку уже начал сворачиваться.
Кандыбина остановилась возле двадцать пятого места в четвертом ряду. Она увидела свою дочь. А та увидела ее. Девочка молча вышла, взяла мать за руку, и они вдвоем начали удаляться. На глазах Раисы Васильевны были слезы. И тут она повернулась в сторону засады и кивнула. Оперативники быстро положили на землю несколько кавказцев с того места на рынке, надели на них наручники и посадили всех в «бобик». Все случилось буквально за пять минут.
Раиса Петровна прижимала к себе Ксюшу и рыдала. То ли от горя, то ли от счастья. Девочка не произнесла ни слова. Она даже не плакала.
В тот же вечер Черкашин и Лапенко допрашивали арестованных. Допрос был похож на обычное избиение и унижение. Но кавказцы ничего толком не говорили. Тогда Черкашин достал пистолет, выбрал одного из допрашиваемых, и приставил к его лбу холодный ствол:
- Ну всё, гады! Вы меня вывели! Сейчас вышибем вам всем мозги и закопаем в посадке, а коль что, так скажем, что так и было! Правда, Игорь?
- Да, да… - спокойно сказал Лапенко, разгадывая кроссворд, затем тоже показательно достал свой табельный, протер его рукой и засунул обратно в кобуру.
- Будете со мной шутки шутить!!! – орал Черкашин. –Сейчас я с вами пошучу! В русскую рулетку будете сейчас играть! Причем, на пистолете!!!
Капитан пристально смотрел в глаза кавказца, и всё сильнее давил ему стволом на лоб. В комнате воцарился неприятный запах пота и еще чего-то. У одного из торговцев появилось мокрое пятно на штанах. Черкашин продолжал угрозы. Через пару минут нервы кавказцев сдали, и они начали рассказывать что и как.
Оказалось, что половина рынка подчиняется некоемуДато, который когда-то был связан с грузинскими преступными группировками. У него была пара квартир в городе, и постоянный доход от рынка. В грузинской общине его очень уважали, поэтому особо никто не мог высказать что-то плохое о нем. Еще проскользнула информация, что у общины есть свой человек в милиции. Вот почему Дато до сих пор рэкетирует рынок.
Потом кавказцы рассказали о девочке. В тот день, когда она сама пришла на рынок, Дато как раз собирал деньги с торговцев. Он увидел ее, и с улыбкой спросил сама ли она пришла за продуктами. Девочка ответила, что сама. «Ух, какая уже взрослая!» - рассмеялся он, и посоветовал ей купить овощи у торговца в конце ряда, мол, там самое свежее. А там Дато с двумя его подельниками схватили девочку и быстро затащили в машину. Никто почти и не заметил.
Где-то с месяц Ксюша жила у Дато на квартире. Она готовила ему, стирала, убирала, а по вечерам он ее насиловал. Если она не подчинялась, то он ее бил и запугивал. А потом, когда уже милицейские облавы закончились, он привез Ксюшу на рынок, чтобы ее там научили торговать, потому что она ему немного надоела, и он захотел, чтобы она еще и деньги зарабатывала – естественно для него самого. А самим кавказским торговцам он пригрозил, чтобы молчали, не то языки отрежет.
После такой истории Черкашин и Лапенко несколько минут сидели молча. Они не могли себе такое даже представить. Затем переглянулись, и Лапенко запротоколировал показания кавказцев. Черкашин сказал им, чтобы расписались где он скажет. Потом он вызвал дежурного, и вместе с ним отвел их в камеру. Когда дверь закрылась, он бросил в окошко:
- Пока будете сидеть здесь. Если мы не найдем Дато, то вы все пойдете под суд. Учитывая ситуацию, сядете надолго.
- За что??? – завопил тот, что с мокрыми штанами.
- За бездействие, - холодно ответил  капитан и ушел.
В кабинете Черкашина было звеняще тихо. Только звук глотков с интервалом в несколько секунд прерывал тишину. Лапенко пил чай, отходя в мыслях от услышанного ранее. Тут в дверях появился Черкашин, и предложил выйти на перекур. Они вышли во двор перед управлением.
- В общем, - начал Черкашин закуривая, - надо собирать группу и ехать на квартиру этого Дато.
- Сейчас еще есть время. Но мне кажется, что он уже знает, что его ищут.
- Вот-вот! Поэтому заедем в общину для начала.
- У нас сейчас есть пара сержантов в управлении. Сами понимаете, половина людей в отпусках.
- Ну, ничего, Игорёк! Зато мы с тобой всё еще здесь. Когда там у тебя практика заканчивается?
- Еще месяц есть.
- Вот и чудно.Может потом к нам пойдешь? Ко мне в распределение, что скажешь?
- Я думал об этом. Было бы здорово, конечно…
- Я тоже так думаю.
Они докурили, вернулись в отделение, взяли с собой пару ребят и поехали в грузинскую общину. Там милиционеров встретили холодно, и глава общины, старик Астамур, особо ничего говорить не хотел и остальным в общине подавал с себя пример. Но после нескольких минут разговора с Черкашиным, даже если ничего не знаешь - сказать захочешь. Тем более, что капитан сделал акцент на том, что дело очень серьезное, и с Дато поговорить надо в любом случае. Иначе его объявят в розыск, да и общине-то зачем проблемы? Начнет еще милиция наведываться постоянно. Потом налоги начнут проверять, чтобы хоть за что-то зацепиться. Кому это надо!
Астамур посмотрел на Черкашина, и пригласил его в отдельную комнату. Через несколько минут они вышли. Попрощались. Черкашин сказал сержантам, чтобы они собирались – надо было ехать на квартиру к Дато. Старик Астамур был мудрым человеком, поэтому сказал милиции, что он отдает им Дато, чтобы они просто с ним поговорили. То же он сказал и в общине.
Прошло всего полчаса, и Дато был арестован. В его квартире были найдены вещи девочки, а еще через час эксперты обнаружили повсюду ее отпечатки пальцев.

;
                ЧАСТЬ ВТОРАЯ


В кабинете Черкашина стены были выкрашены в светло-зеленый цвет, в тот же цвет были покрашены и выключатели света, да и дюжий железный сейф, который стоял в одном из углов. Сейф, по-видимому передвигать было трудно, поэтому кусок стены за ним покрашен не был, как в принципе и за шифоньером, стоящим напротив. Удивительно, как только можно было все это уместить в небольшой кабинет на втором этаже! Мебель в основном была темно-коричневая, и только стулья были орехового цвета. Создавалось впечатление, что все было обставлено чем попало. Хотя, наверно так оно и было.
Лапенко с Черкашиным сидели за столом, составляя протокол. Дато сидел на стуле напротив, на руках его были наручники. Капитан задавал вопросы, а сержант все записывал.
- Закуришь? – Черкашин предложил кавказцу сигареты без фильтра.
- Нет.
- Итак, расскажи-ка нам, пожалуйста, каким же образом вещи и отпечатки пальцев похищенной девочки оказались в твоей квартире? – наигранно спросил Черкашин, положив пачку сигарет без фильтра в ящик стола. – Кстати, за дачу ложных показаний предусмотрена статья уголовного кодекса, так что будь внимателен за своей речью.
- Что?! – возмутился Дато. – Да вы, мусора, совсем охренели! Вы знаете кто я такой?!?!?
- Так поведай нам! – улыбнулся Лапенко.
- Я – неприкасаемый!!! За мной тут такие люди стоят, что вам и ни снилось!
- Да мне плевать!!! – Черкашин встал из-за стола. –Ты знаешь, что девочке всего десять лет!!!
- Не ори, начальник! – нагло заявил Дато. – Я свои права знаю! Понятия не имею ни о каких девочках, ничего не видел и не слышал!
- А отпечатки и вещи?
- Вещи вы подкинули! А отпечатки потом сделали: сами девку привели – она все облапала!!!
- Ах ты гад!!! – капитан накинулся на кавказца. – Я с тебя три шкуры спущу!!!
- Иван Степанович, не надо сейчас! – спохватился Лапенко. – Может его посадить в соседнюю камеру с торгашами, которые его сдали?
- Неплохая идея, сержант! Пусть там и посидит - подумает! Авось и чистосердечное признание придет в голову!
Через пару минут дежурный закрыл Дато в камере. Начались перекрикивания и угрозы. В коридоре воцарился шум.
Черкашин стоял в вестибюле управления, и общался с неким подполковником. Лапенко не был знаком с последним, но по-видимому ему это предстояло. Подполковник ругался и жестикулировал руками, сжимая кулаки. Черкашин хмуро все выслушивал, изредка бросая некоторые грубые фразы. Наверно объяснял что и почему. Потом он подозвал сержанта.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! – прозвучал голос Лапенко.
- Привет, сержант!!! – нагло ответил подполковник.
- Это сержант Лапенко Игорь Константинович, который проходит у нас практику, - сказал Черкашин, представляя их друг другу, - а это подполковник Сафонин Эльдар Назарович.
- Будем знакомы! – сказал старший по званию. – Так это ты помогал Ивану Степановичу в поимке преступника?
- Так точно, товарищ подполковник! Я!
- Похвально конечно, но дело-то из пальца высосано, - Сафонин сделал паузу и переглянулся с черкашиным, - поэтому придется его отпустить…
- Но как же, товарищ подполковник?!.
- Отставить вопросы! Выполнять! Капитан, введете молодого в курс дела!
- Хорошо,  Эльдар Назарович! – ответил Черкашин. – Только Дато пусть посидит как задержанный пару дней! Или на пятнадцать суток за хулиганское поведение и сопротивление задержанию!
- У вас есть пара дней!!! На меня уже давят!!! – подполковник покраснел от злости и направился к выходу.
- Пошли, Игорек! – бросил сержанту Черкашин, презрительно глянув вслед уходящегоСафонина. – У нас с тобой есть о чем поговорить.
В своем кабинете капитан начал рассказывать о том, что сказал подполковник. Дело запахло жаренным: оказалось, что у Дато действительно большие связи, и что он является двоюродным племянником одного из местных чиновников городского совета. Вот почему подполковник Сафонин приехал в столь поздний час. На него давили сверху, угрожая проводить на пенсию.
Оказалось, что глава грузинской общины, старик Астамур, сразу после милицейского визита позвонил в городской совет. Именно тому чиновнику, который приходился Дато двоюродным дядей. Естественно к делу сразу же был приобщен начальник городского управления МВД, которым и является подполковник Сафонин. И конечно, за все отвечает в итоге командир оперативной группы, обязанности которого возложены на Черкашина.
- Иван Степанович, но ведь у нас улик полно!
- Да! Но ты сам должен понять, что Союз уже распался, и теперь все не так просто! – ответил Черкашин, открывая окно на улицу. Закурил. – Я уже в своем кабинете не курил наверно лет пять! Короче, Игорек, сейчас наш край снова вернулся к тому, что в Индии называется «кастовость»! Есть каста кавказцев, есть казачество, есть еще кто-то… А мы с тобой застряли между ними!!!
- Чушь какая-то! Нас в институте учили по-другому! – возразил сержант. – Есть закон! А панибратство осталось в прошлом!
- И СССР тоже в прошлом! – ответил Черкашин. – Ты молодец, Игорек! В тебе еще осталась идея, как и во мне. Таких как ты сейчас почти не осталось. А мысли нового поколения мне даже страшно представить! Пойми, сейчас нам с тобой может светить увольнение или повышение, и никак мы не выкрутимся – нужно сделать выбор.
- В смысле «увольнение или повышение»? – удивился Лапенко, включив в розетку старый алюминиевый электрочайник.
- Подполковник сказал, что если мы отпустим Дато, то он инициирует и мое и твое повышение. Мне даст должность командира оперативной группы, и исполняющего обязанности заместителя начальника городского управления, а ты, после защиты диплома, из института выйдешь сразу старшим лейтенантом. После этих его слов мы и начали ругаться.
- Так, а если мы его не отпустим? – сержант передал капитану кружку с горячим чаем, и стал рядом.
- Дай-ка мне свои «Родопи», а то у меня закончились сигареты. – Черкашин сделал глоток чаю и снова закурил. – А если мы не отпустим Дато, то его через пару месяцев оправдают в суде, и он все равно выйдет. Только шуму и недовольства будет много. Сафонина отправят на пенсию, меня уволят, а ты после института сможешь устроиться разве что юрисконсультом за три копейки на каком-нибудь разворованном заводе.
- Вот влетели! – тут закурил и Лапенко. – Паскудство! С одной стороны и карьеру ломать себе не хочется, а с другой – как потом людям в глаза смотреть! – Они оба вздохнули.
За окном был уже поздний вечер. Легкая морось появилась на прохладной улице. Сверчки замолчали в зловещей тишине зеленых кустов.
- Позвони-ка Кандыбиной, - холодно произнес Черкашин, глядя куда-то сквозь уличную темноту, - встреться с ней и обрисуй ситуацию. Думаю, что она и с постели поднимется, услышав тебя. Если что, то придется нам с тобой совершить самосуд.
- Товарищ капитан, я не ослышался? – вздрогнул Лапенко.
- Нет, Игорек! Ты все правильно понял. – Черкашин повернулся и обратил взор на него. – Если не хочешь брать в этом участие, то я пойму. Ты еще молод.
- А если я хочу поучаствовать, то как мы собрались это сделать?
- По старинке: отпустим, тихо уберем и прикопаем где-нибудь в поле. Просто, мы не должны допустить, чтобы закон потерял свою силу! А если все же преступник остается безнаказанным, то какой тогда в нас толк!!!
- Не могу не согласиться, Иван Степанович. Но если мы пойдем на этот риск, то возврата не будет. Я читал, что были случаи, когда заключенные в тюрьме вешались…
- Это не подходит. Нас могут заподозрить.
- Но в случае с тихим исчезновением подозрение упадет на Кандыбину.
- Тогда мы обеспечим ей алиби. Например, пусть посидит с ребенком у психиатра в поликлинике. Там лица не заинтересованные, поэтому их показания будут неопровержимы.
- Я согласен, товарищ капитан!
- Я знаю. – Черкашин снова угостился сигареткой «Родопи», прикурил и невозмутимо посмотрел в глаза Лапенко. –Иначе я бы и не заговорил с тобой на эту тему. – Капитан снова затянулся. – Только не вздумай никому рассказать об этом. В особенности Кандыбиной. С ней поговори только о том, что в ближайшие два дня мы будем допрашивать Дато, но потом все равно нам придется его отпустить. Пусть Кандыбина соберет вещи, и пробудет у родителей. Просто кавказцы могут ее напугать, а это нам ни к чему. Задача ясна?
- Так точно, Иван Степанович!
- Ну беги, звони, договаривайся о встрече! А сигаретки мне оставь. – Капитан положил пачку себе в карман, и протянул сержанту несколько смятых купюр. – Купи мне заодно пару пачек таких же «Родопи».
- Хорошо. Я пошел.
- Жду тебя здесь. Чувствую, что сегодня придется нам и заночевать в этом кабинете.
- Согласен, - ответил Лапенко и выбежал из кабинета.
На улице была неприятная морось. Старая телефонная будка блестела от влаги. Внутри горела желтым светом лампа, а силуэт за запотевшим стеклом пытался набрать телефонный номер.
- Алло! – послышался женский голос.
- Добрый вечер! Раиса Васильевна?
- Да. А кто это? – заволновалась Кандыбина.
- Это сержант Лапенко. У меня есть важная для вас информация, нужно срочно встретиться.
- А почему так поздно? Я только-только Ксюшу спать уложила.
- Извините, но дело серьезное. Это не телефонный разговор.
- Я… я поняла. Вы знаете мой адрес. Приезжайте.
- Буду через минут десять.
В трубке таксофона послышались короткие гудки. Лапенко быстро выбежал из телефонной будки, и устремился полумрак улицы. Через несколько кварталов бега трусцой, сержант серьезно задумался о вреде курения. Но мысль немедленно покинула его в свете витрины сигаретного киоска. Лапенко купил три пачки «Родопи» по «ночной цене».
В дверь квартиры постучали три раза. Потом еще. Кандыбина подошла в прихожую. Стук в дверь снова повторился. Раиса Васильевна посмотрела в «глазок»: на лестничной площадке стоял промокший Лапенко и высказывал бранные словечки, пытаясь мокрыми руками вытащить из кармана удостоверение.Кандыбина не стала дожидаться пока он это сделает, и открыла дверь.
- Заходите! - тихо сказала она, впуская сержанта. – А почему вы стучали, а не нажали на звонок?
- Не хотел будить Ксюшу. Вы же сами сказали, что уложили ее спать…
- Разувайтесь и проходите на кухню. Сейчас я чайник поставлю.
- Спасибо, Раиса Васильевна.
- Куртку повесьте на спинку стула – так она быстрее высохнет.
Кандыбина закрыла входную дверь. Затем заглянула в комнату, где спала ее дочь и пошла на кухню. Поставила чайник на плиту, и быстренько сделала бутерброды. Сержант попытался отказаться, но женщина настояла на том, чтобы он перекусил, глядя на его уставшую и  промокшую физиономию.
- Давайте начнем, - предложил сержант после чашки чая с бутербродами.
- Погодите, я прикрою дверь. – Кандыбина закрыла дверь на кухню. – Говорите.
- Дело в том, Раиса Васильевна, что этот Дато оказался непростым «фруктом»…
- Что вы имеете в виду?
- У него родственники в горсовете и… сегодня у нас был неприятный разговор с начальником городского управления по этому поводу. На нас с капитаном Черкашиным давят сверху… Можно я закурю?..
- Курите, пожалуйста, - Кандыбина достала с полки стеклянную пепельницу и открыла форточку. – Вы пришли мне сказать, что его не посадят?
- Я пришел вам сказать, что мы с капитаном будем его допрашивать завтра и послезавтра. Но дольше мы его держать в управлении не сможем. Тут такой расклад…
- Какой еще может быть расклад? – перебила Раиса Васильевна. – Он преступник! Его арестовали и должны посадить в тюрьму! Я бы поняла, если бы дело касалось мелкого жульничества, но это же педофил и похититель детей! Рэкетир в конце концов!
- Я знаю! Но если мы его не отпустим через два дня, то нас с капитаном уволят! А через пару месяцев будет суд, на котором Дато оправдают! Он все равно выйдет, вы понимаете! У нас руки связаны!
- Да что ж творится!! – Кандыбина достала из кухонного шкафчика небольшой графин и две рюмки. Поставила все на стол, начав наливать. – Выпейте со мной, а то я одна не пью.
- Я не могу. Я на службе.
- Выпейте, - настояла женщина. Лапенко опрокинул одну рюмку и закусил бутербродом. Кандыбина выпила не закусывая. – Я прошу вас, дайте мне хотя бы в глаза этой сволочи посмотреть!
- Вам нужно сейчас залечь на дно. Берите Ксюшу, и отправляйтесь к вашему отцу. Позвоните брату, чтобы он был с вами. – Лапенко закурил еще одну сигарету. – Я знаю, что они у вас охотники, и у них есть охотничье оружие…
- Я прошу вас, – на ее глазах появились слезы. – Я прошу тебя, Игорь! Пожалуйста, дай мне посмотреть ему в глаза…
- Не могу… - у сержанта стал ком в горле. – Рая, не надо оно тебе…
- Надо, Игорь, - она налила себе еще одну рюмку и сразу выпила. – Я сделаю, как ты говоришь: уеду к родителям, вызову к себе брата, буду там тихо сидеть. Но я прошу тебя, дай посмотреть ему в глаза…
- Эх… - сдался Лапенко. – Я сегодня уговорю капитана. Завтра с утра будет допрос. Часов в девять придешь. Я предупрежу дежурного…
- Спасибо, Игорек! – женщина со слезами обняла сержанта. – Я прямо сейчас позвоню брату и мы все поедем к родителям…
- Хорошо. Мне пора, - сержант надел куртку и пошел обуваться. – Завтра твой вызов к нам будет аргументирован тем, что твоя дочь будет участвовать в опознании преступника, а тебя мы вызвали предварительно, что бы ты могла подготовить ее. Нашей встречи сегодня не было. Тебе все ясно?
- Да-да! Я все поняла!
- Вот и отлично. До свидания!
- Всего хорошего, Игорек!!!
Лапенко пришел в управление через полчаса. Он рассказал Черкашину все подробности разговора с Кандыбиной. Капитан дал добро на ее присутствие при допросе, но только при строгом соблюдении схемы с опознанием, и если у нее начнется истерика, то ее придется выпроводить на улицу. Дежурного они предупредили. Потом немного перекурили, попили чаю и легли спать на диванах в комнате отдыха.

;
                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


- Алло! Виталик, это Рая!
- Ооой… - в трубку послышался сонный мужской голос. – Что случилось? Почему так поздно?
- Я сегодня общалась кое с кем… Этого подонка не посадят…
- Что?!?! – брат Кандыбиной сильно возмутился. – Как это?!?!
- А вот так!!! – твердо сказала Рая. – Мне посоветовали взять Ксюшу, и уехать к нашим родителям. Посидеть там немного. У папы были охотничьи ружья, так вот надо бы их зарядить на всякий случай.
- Ружья у меня… Ладно, я возьму их. Через час я за вами заеду.
- Виталька, жду тебя!
- Салют!
В большом родительском доме любое дитя чувствует себя защищенным. Там и сыт будешь, и весел, да и всегда тебе рады. А чего ж не радоваться, когда все целы и здоровы - вместе соберутся искреннюю беседу поддержать! Да только разговоры недобрые велись в казачьей семье в ту ночь. И ведомо почему. Лихо-то какое! А чтоб печально не было, все спать легли.
Одна только Рая уснуть не смогла. Пошла в сарай, прихватив с собой двустволку и ножовку по металлу. Тихо-тихо там сидела. Полночи из сарая не выходила. Затем спать пошла.
Пасмурное утро было разбавлено неприятным ароматом растворимого кофе. Лапенко с Черкашиным давились горячим напитком отвратительного вкуса. Хотя и никому из них не нравился растворимый кофе, но чувство бодрости пришло необыкновенно быстро.
- Уже половина девятого, - хриплым голосом сказал капитан. – Игорек, сейчас перекурим, а потом уже начнем допрос.
- А не рановато еще? – спросил сержант, пытаясь рукой уложить волосы на макушке.
- Я думаю, нет. Пока покурим, пока усадим здесь этого Дато… То на то и выйдет.
- Ууух! Как звенит в голове! Ну идемте.
Через минут двадцать Дато снова сидел в кабинете Черкашина, и снова грубил капитану при допросе. За что в принципе и получил парочку оплеух. Лапенко томно записывал каждое ругательное словечко в протокол, изредка делая глоток из чашки с невкусным кофе. Черкашин ходил туда-сюда перед кавказцем, и издевательски рассказывал о том, что делают с насильниками в тюрьме. Сонный голос капитана добавлял допросу нотку глубокого безразличия о судьбе преступника. Затем Лапенко встал из-за стола и открыл окно нараспашку. Свежий прохладный воздух немного разбавил духоту кабинета. Черкашин достал «Родопи» и закурил, сделав паузу в бессмысленном допросе.
Старый дисковый телефон на столе капитана издал жуткий звуковой сигнал, похожий на звонок. Черкашин повременил с ответом на вызов, сделав еще одну затяжку, но потом снял трубку – как раз после второго сигнала. Послышалось шипение, среди которого пробивался голос дежурного.
- Капитан Черкашин! – со вздохом в трубку произнес Иван Степанович.
- Товарищ капитан, тут пришла Кандыбина на предварительное опознание… - сказал дежурный.
- Запускай! – Черкашин повесил трубку.
Затем капитан сделал еще пару затяжек, и посмотрел на Лапенко. Сержант сидел за столом, глядя на Дато. Черкашин потушил сигарету в широкой и полной окурков пепельнице, потом подошел кавказцу.
- Короче, сейчас ты увидишь мать этой девочки! Она пришла в глаза твои посмотреть! – взяв Дато за воротник сказал капитан. - Так что без глупостей!
- Пусть смотрит – мне-то что!!! – нагло ответил Дато.
Буквально в этот же момент, предварительно постучав в дверь, в кабинет вошла Кандыбина. На ней был плащ до колен, слегка намокший от мороси.Лапенко встал из-за стола, и оказался рядом с Черкашиным. Сержант рукой указал на кавказца в наручниках, сидящего на стуле. Кандыбина молча посмотрела в наглые от безнаказанности глаза Дато. Лишь секунду.
И вдруг женщина откинула край плаща, из-за которого она достала двуствольный обрез. И сходу выстрелила Дато в живот. Почти в упор. Сила выстрела была такая, что хребет Дато вылетел к стене вместе с щепками от спинки стула. Не теряя времени, Кандыбина решила бежать. Растолкав остолбеневших от неожиданности Лапенко и Черкашина, Раиса Васильевна выпрыгнула в окно… Но под окном был навес, и женщина плюхнулась на него грудью, выронив обрез. Кривясь от боли, она решила развернуться на спину. Идея была тоже неудачная –Кандыбина сорвалась с навеса и упала на ступеньки, прямо на крыльце управления. Попытавшись встать, она потеряла сознание.
Она очнулась уже в больничной палате. Старая железная койка поскрипывала под спиной. Белый потолок в комнате был богат на трещины, а по его углам висела паутинка. Зато покрашенный коричневой краской пол был выдраен до такой степени, что местами можно было увидеть свое отражение. Обои на стенах, казалось, были поклеены еще при дедушке Ленине - на их бледном фоне были нарисованы непонятные узоры, а от старости по швам поклейки была видна желтизна. У окна, сидя на тумбочке и опершись одной рукой на подоконник, дремал Лапенко, одетый в милицейскую форму.
- Игорек… - тихо произнесла Кандыбина.
- Ой! – проснулся сержант, и подошел к кровати. – Ну добрый день! Проснулась, значит! Как спалось?
- А сколько я спала?
- Два дня… Но это не важно. Ты понимаешь что ты натворила?!? – вмиг обозлился Лапенко.
- А что я натворила? А как бы ты поступил?
- Я тебе говорил как можно было бы поступить! А ты все испортила! Черкашин от начальства получил, а я – от него! Дежурного чуть не выгнали из-за тебя! Меня могли выгнать! Слава богу, что Иван Степанович договорился с подполковником Сафониным!
- А кто это?
- Начальник городского управления МВД… Но это тоже пока не важно! У тебя сломана ключица и два ребра, а еще тебе сейчас светит лет двадцать тюрьмы!
- Датомертв? – спокойно спросила Раиса Васильевна.
- Черт!!! Конечно мертв! Ты его почти на две половины разорвала!!!
Кандыбина закрыла глаза и медленно потеряла сознание. Лапенко еще долго ругался, но она его уже не слышала. Сладкая песня мести убаюкивала как колыбельная.
В тот же день в городе начались массовые беспорядки. Кавказцы решили придать убийству Дато некое националистическое ущемление, устроив погромы на рынках и в других общественных местах. Началась паника – люди стали бояться выйти из дома. Милиция оказалась меньше по численности, поэтому прекратить происходящее не удавалось целую неделю.
К радости горожан, в тех краях всегда много казаков было, да и много тех, кто считал себя таковыми. Слухи о Кандыбиной разошлись по всем селам и городам в округе еще в день убийства Дато. Это было неизбежно. Поэтому в городе стали аккумулироваться многочисленные казацкие группы. Они были поражены действиями Раисы Васильевны, а так как она была казацкого роду, казаки посчитали, что погромы в городе – это вызов всему казачеству.
Кавказцы не могли себе даже представить каков будет ответ. Казаки, не церемонясь, взяли контроль над городом всего за пару дней. Кавказские места на рынках опустели. Община была разогнана, а возле помещения, где она находилась стоял казацкий конвой. На протяжении недели каждый день для кавказцев был «комендантский час»– казаки их ловили и избивали до полусмерти прямо на улицах города.
Затем началось давление на милицию, когда стала известна дата суда Кандыбиной. Казаки устраивали митинги под стенами суда и возле управления милиции. К акции протеста охотно присоединилось и местное население.
Новость об этом дошла до Москвы. В Министерстве внутренних дел это восприняли со всей серьезностью и опасностью сложившейся ситуации. Звонок подполковнику Сафонину последовал незамедлительно.
В управлении было тихо. Лишь за стенами стояла разъярённая толпа, требующая свободу для Кандыбиной. Черкашин с Лапенко курили в кабинете и вели разговор о своем предположительном не очень светлом будущем. Раздался звонок телефона. Их вызвал Сафонин.
- Ну что ж, орлы, у меня для вас новости, - сказал подполковник, глядя на сидящих перед собой Черкашина и Лапенко. – Мне из Москвы позвонили, и сказали, чтобы мы порядок в городе навели пока это все не попало в СМИ. А если не наведем, то пришлют сюда военных. А они, уж поверьте, и живого места от города не оставят. Поэтому, сегодня после звонка из Москвы ко мне заходил прокурор, а потом мы были у председателя горисполкома, и у председателя судебной комиссии. Они нас выслушали, и поняли, что придется кое-как поднапрячься и решить вопрос по спокойствию в городе.
- Эльдар Назарович, - тут же спросил Черкашин, - что от нас требуется?
- Значит так,  вы сейчас пойдете в кабинет, и откроете дело Дато и дело Кандыбиной, а потом сделаете в документах некоторые изменения, - Сафонин протянул капитану небольшое письмо, сложенное пополам. – Здесь написано что и как должно быть в обоих делах.
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться? – сказал Лапенко.
- Говори, сержант.
- Вы предлагаете нам изменить информацию по уголовным делам? За это могут не только из милиции выгнать, но и под суд отдать!
- Игорь, кажется? – спросил подполковник глядя на Черкашина. Тот кивнул. – Послушай, Игорек, сейчас на кону лежат не только мои погоны, но и погоны Ивана Степановича, и твоя дальнейшая жизнь. Пойми, что если мы сейчас не сделаем то, что я говорю, то нас всех попросят написать «по собственному желанию»! Ну я-то пенсионер, меня вряд ли будут трогать, а вот на капитана могут «повесить» халатность! А когда эта информация дойдет до твоего института, то тебя просто выгонят, и не работать тебе в милиции никогда! Я понятно объяснил?
- Так точно, товарищ подполковник!
- Ну тогда за работу! И сегодня же вечером дела должны быть готовы! Мне еще судье их надо отвезти!
Черкашин с Лапенко изрядно попотели в тот день. Они изменили несколько протоколов, подделали несколько подписей и дат свидетельствований, а также сами составили и добавили в дела ряд совершенно новых документов. Некоторые новые сведения были настолько абсурдными, что Лапенко даже пару раз засмеялся при их переписывании. Черкашин перепроверил все к вечеру, и убедившись, что все сделано по рекомендациям Сафонина, забрал оба дела и вышел из кабинета.
На следующий день, после судебного заседания,в местных СМИ было объявлено, что гражданка Кандыбина Раиса Васильевна осуждена за непреднамеренное убийство на пять лет условно. То есть, лишения свободы не будет – лишь надзор со стороны милиции. Вроде бы резонанс! Но именно такого исхода и ждал народ.
Беспорядки и забастовки прекратились в течении пары дней. В городке опять началась спокойная и безмятежная жизнь. Большинство казаков разъехалось по своим деревням и колхозам. Кавказская община со временем сформировалась вновь, и продолжила свое существование.
Чиновник горсовета, который покрывал действия Дато, уволился по собственному желанию, и больше не захотел занимать должность при государственной службе. Понятное дело, что его попросили уйти. Слава богу, что человек разумный  оказался, и не стал пререкаться. Наверно сыграла свою роль возможность попасть в места не столь отдаленные.
Сержант Лапенкозакончил институт через два месяца после событий, получив при этом звание старшего лейтенанта, и был направлен в распоряжение Ивана Степановича Черкашина. Дел в управлении было немного, и раскрывались они как семечки, поэтому карьера молодому бойцу была обеспечена. Да и командир всячески этому способствовал.
Приблизительно в тот же период капитан Черкашин получил повышение до майора, и занял должность заместителя начальника управления. Повышение было инициировано его руководителем. Важным моментом оказалось быстрое выполнение необходимых инструкций по «редактированию» дела Кандыбиной.
За проявленную оперативность в резонансном деле, а также за удачную схему возврата контроля над городом, Эльдара НазаровичаСафонина наградили благодарностью и дали звание полковника. Через три года его место занял Черкашин, а Лапенко стал командиром оперативной группы. Самого же Сафонина пригласили работать в Москву, выделили квартиру и государственный автомобиль. Столичная жизнь оказалась по нраву полковнику и его семье.
Не меняя работу, Раиса Васильевна Кандыбина продолжила жить в той же самой квартире и в том же самом городке. Казачку совершенно ничего не пугало, да и народ ее уважал. Чуть ли не национальным героем стала.
Ее дочь Ксения прошла годовой курс психотерапии, забыв об отвратительном прошлом. После окончания школы, Ксения поступила институт внутренних дел, и на время практики была в следственной группе. После окончания института, работала под руководством Лапенко.



Эта история основана на реальных событиях.
Имена героев вымышлены, и любое сходство
с реальными людьми является чистой случайностью.