Дети рынка

КО № 31 (82) 30 июля 1997 г.

Дети рынка

Семилетняя Наташа, худышка с карими глазищами, часто коротала время на рынке — квартира выходила окнами на городскую толкучку. Девчушке было неинтересно на загаженной собачьим пометом детской площадке во дворе, где единственной достопримечательностью была песочница с искривленным столбом без «зонтика». А ступать по мусорным развалинам рынка было делом занимательным. Высматривать на земле необычный цветной фантик, невиданную обертку от сладости или иностранную коробочку от товара. Иногда попадались и более ценные вещи. Еще не научившись читать, малышка с закрытыми глазами могла узнать по запаху фантики от «баунти», «сникерса», «марса». Не хуже эксперта-парфюмера разбиралась в оттенках запахов из пузырьков-подделок и фирменных флаконов. Память консервировала запахи, раскладывая их по полочкам. Мусорную энциклопедию запахов и вкусов девчонка изучила досконально по оберткам и огрызкам, которые можно было нюхать, лизать и потом доесть. Вкус банана узнала по объедку с рынка. Жвачки подбирала только с чистого снега, когда резинка еще сохраняет аромат. Закрывала глаза и представляла себе их только что купленными за деньги. Чего-чего, а фантазии хватало. Избыток воображения с лихвой компенсировал маленькую зарплату родителей на производстве. Собирательство запахов постепенно превращалось для первоклашки в коллекционирование.
Женский праздник 8 Марта 1996 года Наташка встретила за скромным домашним столом, полакомилась куском торта. Потом родителей пригласили в гости и после обеда девчушка выбежала во двор. Соседский Коля предложил отправиться на рынок, она не возражала: пусть будет лишний экспонат в коллекции... Толкучка заменила детям песочницу, игру в куклы и машинки. После полудня площадь быстро опустела. В заборную щель (сквозь прутья решетки могли протиснуться только очень маленькие человечки) Коля пропустил «даму». С конца рыночной площади навстречу ребятишкам торопливо махали метлами уборщики мусора: в праздничный день рыночные дворники спешили набить целлофановые мешки добычей — в представлении фантазерки это были неряшливые скупые рыцари, которые могли не заметить драгоценный маленький запах. Наташка добросовестно перекопала носком сапожка банановую чешую на снегу, но не нашла достойного объедка.
Вдвоем они уже заканчивали прочесывать территорию владений, отме¬тив взглядом все ценное. От мелочевки топорщились карманы, там шуршали обертки с яркими картинками, бряцали блестящие железки и отдельно от остального лежала мелкая купюра, надорванная посередине.
Подметальщики вынесли мешки с мусором, просочились сквозь запертые ворота и растворились.
В «пустыне» стало буднично и не романтично: как в городе. Но попрежнему интересно. Дети спрятались за угол коммерческого магазина, который представлял опасность в сумерках, но сейчас было еще светло. С вечера здесь заступал на дежурство злой дядька. Балбес не только пугал шаливших детей милицией мог и отвести в отдел, если догонял.
Двадцатидвухлетний парень вырос будто из-под земли, схватил Наташу за воротник пальтишка и встряхнул. Колька повис в другой его руке.
-- Чего высматриваете, малявки? Небось, лампочку замыслили кокнуть, зачем камень?
Этот камешек Наташка подобрала просто так. Если раскрасить, на пасху будет похоже на яйцо.
С проявившимся интересом балбес уставился на девчоночью прядь, выбившуюся из-под шапочки, взгляд стал маслянистым:
— Надо бы сдать в милицию, да ладно. С тобой, сучка, будем на месте разбираться.
И поволок Наташу за руку через пустую площадь. К общественному туалету. Колька плелся сзади канючил:
— Отпусти нас, дяденька...
Парень втолкнул малышей в туалет и закрыл дощатую дверь на крю-чок.
— Малышка, давай-ка помогу пальтишко снять, здесь тепло, — по-высил голос. — Кому говорят, раздевайся!

Обмершая Наташка чувствовала приторно-сладкий запах нечистот. От дядьки пахло водкой, он казался ей грозным и самым страшным из всех взрослых. Она боялась ручонками отвести от себя дрожащие лапы, которые обрывали пуговки пальтишка. Грозный сторож сорвал с девочки одежду и бросил под ноги.
— Ма-алчи, кому говорю!
Рванул книзу трусики и приказал животом ложиться на горку из одеж-ды. Сам покрылся гусиной кожей от волнения, волосатыми лапищами шлепнул Наташку по попе и подвинул так, как в извращенном сознании представлялось ему лучше.
Колька, отодвинувшийся в дальний конец туалета, с ужасом ждал наступления непонятного наказания.
Опешив, он наблюдал, как дергается на Наташке дядька. Через некоторое время насильник поднялся:
— Эй, ты! Твоя очередь раздеваться!
Он с распаренным лицом отпихнул Наташку в угол, где недавно переминался с ноги на ногу пацан, притянул к себе Кольку.
— Руки дрожат, пацаненок, так я помогу. Вместе снимем штанишки, ляжешь животиком вниз... На живот, падла, я сказал!
Когда все было кончено, он поднялся и умиротворенно процедил:
— Одевайтесь и дуйте домой. Пошли оба вон!..
Противоречит здравому смыслу реакция родителей, в этот же день узнавших из детских уст о насилии. «Я не придала значения...» — сказала одна из мам на суде.
Только в июне, через три месяца, семилетний Колька додумался, как может он отомстить дядьке. Подговорил Леху-одноклассника составить компанию или хотя бы сопровождать себя. В карманы штанишек набрали камней.
Три лампочки освещали территорию вокруг магазина. Сторожа нигде не было видно.
Начали на счет три: раз, два...
Через минуту две из трех лампочек разлетелись. Послышался топот бегущих ног. Сторож на ходу примерился, как отрезать малолетним хулиганам путь к отступлению, и ему это удалось:
— Не дергайтесь, подонки, — разъяренный взрослый за шиворот волочил по улице двух шкетов. — С предков в милиции сдерут штраф за лампочки. Мне, что ли, платить хозяину расход?
Отвел и сдал в отдел милиции, не узнавая Кольку. И родителям при-шлось раскошелиться на возмещение ущерба. По милицейскому акту.
Лешка-подельник попался вновь на глаза сторожу во дворе своего дома в июньских сумерках. Около десяти вечера.
— A-а, это ты, сопляк, что лампочки на магазине побил? Пошли теперь со мной разбираться...
Ручонка утонула в жесткой ладони, от всесильного дядьки несло водочным перегаром, Взрослый втянул ребенка по ступеням в подвал дома. Он, очевидно, не опасался, в который раз показывать власть над маленьким существом.
Встал перед Лешей, растегнул ширинку... В тусклом свете, пробивающемся в подвал с улицы, дядька казался горой. Он взял Лешку рукой за ухо, крутнул:
— Значит так: берешь это в рот и сосешь, пока я не скомандую хватит.
Он подчинился. Потому что был совсем мал. Потому что не мог сопротивляться силе. Потому что было страшно.
.. Дома мать отмахнулась от рассказа сына, прилипшего с повествова-нием о случившемся в подвале. Она не хотела вникать:
-- Где ты наслушался о подобной мерзости? Прекрати гнусные фанта-зии. Марш в ванную мыть руки и ложись спать...
В полдень 11 июля Лешка попался на пути сторожа среди бела дня. На рынке, возле магазина. Подвыпивший дядька цепко схватился за плечо.
— A-а, это опять ты, щенок? Мне понравилось. Пошли, сделаешь как на прошлой неделе.
Возбудившись, изверг опрокинул ребенка на пол и раздел. Навалился сзади...
Ошарашенная новыми подробностями Лешкина мама на этот раз насторожилась.
В тот же день были сданы анализы для биологической экспертизы и получены заключения судмедэксперта. Они легли в основу обвинения, и с них началось уголовное дело против сторожа, охраняющего порядок на рынке.
Весь материал записан в томах дела со слов детей. Ведь только они могли подтвердить виновность преступника.
Насильник не сознался в содеянном даже на суде, наверное, это его форма защиты. Педагог-психолог так прокомментировала позицию детей.
— У Наташи, Коли и Леши общее развитие соответствует возрасту. Их показания можно считать полностью достоверными, поскольку даже при фантазировании в этом возрасте нельзя выйти за пределы когда-либо виденного и пережитого...
То, как рассказывали дети о насилии, уверило меня в одном: они стали взрослыми.
— Насильника — его имя должно стать известно: Корнюшко Павел Геннадьевич — суд приговорил к восьми годам ИТК усиленного режима. Знатоки посоветовали не пенять на гуманность закона: тюрьма добавит, возможно, до «вышки»...