Император Максимин Фракиец 236г

        В правление императора Александра Севера, с 221 по 235 годы, римское государство, наконец, вздохнуло относительно спокойно. Череда из императоров-деспотов, непрерывно занимавших собой престол в течение нескольких десятилетий, оборвалась. Прекратились террор, преследования, казни, конфискации в отношении честных людей. Напротив, жуликам и прочим злодеям пришлось несладко. Самые крупные казнокрады, проворовавшиеся чиновники и судьи лишились постов и отправились в ссылку. Евнухов, заполонивших Палатинский дворец, и советников Элагабала удалили от двора. Дураков, карликов, продажных женщин и мужчин, которых Элагабал посадил на государственное обеспечение, новый император подарил народу.
           Зрелищ, ради экономии казны, стали устраивать гораздо меньше, но зато стало лучше с хлебом. Когда же однажды римский народ стал просить Александра Севера о снижении цен, император велел спросить через глашатая, какой вид товара люди считают дорогим. Все в один голос закричали:
- Говядину и свинину.
        Тогда император, не снижая цен, запретил убивать свиноматок, поросят, коров и телят. Не прошло и двух лет, как оказалось такое изобилие свинины и говядины, что, если прежде фунт продавался за восемь мелких монет, теперь цена того и другого вида мяса дошла до двух и даже до одной монеты за фунт.
     Позаботился Александр Север и о снижении налогов, которые при предыдущих императорах уже начинали превращаться в неподъемную ношу для основной массы населения. Многим бедным людям он давал деньги без процентов для покупки земель, чтобы уплата производилась из доходов. Городам же он передал часть налогов с тем, чтобы они пошли на их собственные постройки, приходившие в ветхость за последние годы из-за безденежья ободранных налогами муниципий. 
           В связи с запустением пахотных земель и сокращением урожайности, Александр Север издал указ, согласно которому каждый всякий желающий мог использовать необрабатываемые земли в Италии и в провинциях, причем, освобождался на десять лет от уплаты налогов, хотя раньше издавна платился поземельный налог — десятая часть от доходов с земли. Кроме того, как и в столице, Александр Север отменил введенные Элагабалом многочисленные подати и всевозможные повинности для провинций.
    В общем, за эпохой монаршей разнузданности и сумасбродства настало время осмотрительной сдержанности. Популярность Александра Севера была велика во всем народе. Имелись у императора и пороки, хотя и непохожие на пороки предшественников: август был скуповат, подозрителен, замкнут и упрям. Во многом, это правление было похоже на правление Тиберия (1) за двести лет до этого, но без проявления жестокости последнего. Александр Север был человеком мягким и холодно-равнодушным. Он выслушивал любое мнение и любую критику, но поступал всегда по-своему.
- Ты сделал свое правление скучным и излишне мягким, - упрекали, порой, Севера придворные и друзья.
- Зато продолжительным, спокойным и безопасным, - отвечал император-флегматик.
             В этом он был прав – носить пурпур четырнадцать лет в неспокойном III столетии не удалось почти никому. Как бы то ни было, жить в эти годы римлянам стало и лучше, и богаче, и сытнее, и спокойнее.    
             Однако, от чужих посягательств на престол, столь обычных в те времена, Александр Север тоже не был гарантирован. Во время персидской войны брожение в восточных легионах породило узурпатора Урания Антонина. Впрочем, он был так же быстро и низложен войсками же. Еще раньше, до этого, в Риме Овиний Камилл, сенатор из древней фамилии, вдруг, по собственной причуде, задумал поднять против Севера восстание, несмотря на явную абсурдность такого предприятия. О гротескном заговоре было донесено Александру, который пригласил потенциального узурпатора к себе в Палатинский дворец, поблагодарил его за все добрые и полезные дела, что сенатор оказал государству. Затем отправился вместе с ним в сенат и, ко всеобщему удивлению, назвал его там соучастником верховной власти, между тем как Камилл, поняв все, был в ужасе и уже воображал себе собственную казнь. Север же вернулся с ним обратно во дворец, устроил пир и наделил вдруг знаками императорского достоинства, причем еще лучшими по сравнению с теми, какие носил он сам. После пира побелевшего от страха Камилла, как ни в чем не бывало, отпустили домой. Наверное, то был самый страшный день в его жизни.
              Однако, вскоре император снова о нем вспомнил. Когда был объявлен поход против персов, Север велел сенатору отправляться с ним. Так как сам он совершал путь пешком, то и Овинию Камиллу тоже предложил потрудиться. Изнеженный патриций, пройдя пять миль, стал отставать. Тогда Александр Север приказал ему сесть на коня. Когда же, после двух переходов, тот устал и от верховой езды, император посадил его в крытую повозку. Потом предложил пообедать по-походному — мясной похлебкой с чечевицей и сушеными оливками. Камилл отказался и от обеда, и от пересадки, и вообще от продолжения похода.
- Теперь ты понял, что нет на свете ничего сложнее, чем управлять государством? - спросил Север.
               С тем, он отпустил Камилла, приказав ему спокойно отправляться в свои имения, где тот еще долго прожил, не помышляя более об узурпациях. 

         Однако, одну большую проблему для государства Александр Север породил – он не оставил наследников, и это послужило потом исходной точкой многих общественных бедствий. Император был женат, но недолго. Скаредность и эмоциональная холодность Севера и скучная безвылазная жизнь в Палатинском дворце, в итоге, разрушили этот брак. Трудно представить для женщины что-либо худшее, чем муж – скряга и зануда, даже если при этом он император Рима. Детей у них не было. Расставшись с женой, Александр Север более не делал попыток заново построить брак, а окончательно обособился у себя во дворце, и многим скоро стало казаться, что император вовсе не дышит, не спит, не ест, не пьет, не вращается среди людей и вообще, представляет собой некоего полубога, таинственного и лишенного обычных человеческих черт.

         По прошествии четырнадцати лет безупречного и бесцветного правления, император Александр Север направился с войсками на верхний Рейн, где начали сильные нападения алеманны. Приведя в Германию большое войско, император, несмотря на позднее время года (стоял ноябрь), начал готовиться к действиям против варваров. Но неожиданно заболел, и вскоре умер в Ахене, (2) в военном лагере.
- Я бы всем, и все это ни к чему, - говорят, что именно этой исполненной горечью фразой Александр Север завершил свой путь на этом свете.
         Он был умен, и предвидел все те бедствия, что были готовы обрушиться на римское государство в ближайшее время.
         Императорский пурпур стал яблоком раздора. За неимением законных наследников, претендентами стали военачальники армии, собранной Александром Севером в Германии. Самым удачливым был фракиец Максимин, префект лагеря, которого выдвинули войска, прибывшие из Иллирии, из дунайских провинций, а также новобранцы. Быстро избавившись от соперников, Максимин объявил себя императором.
          Это была полная противоположность Александру Северу. Полуварвар, родом из пограничных областей Нижней Мезии, Максимин прошел все ступени военной карьеры. Начинал он со службы в коннице, командиром вспомогательной алы, еще при Септимии Севере. Максимин отличался огромным, свыше двух метров, ростом, и громадной физической силой. В состязаниях он запросто валил наземь до десятка человек, мог одним ударом кулака выбить зубы лошади, а однажды в поединке поборол двухгодовалого медведя.
          Максимин сделал хорошую карьеру в войске при Септимии Севере и Каракалле, Макрина же он ненавидел как убийцу своего благодетеля (Каракаллы) и, с его воцарением, задумал уйти со службы и поселиться у себя на родине, в Мезии, где он имел поместье на самой границе с варварами. Правление Макрина, однако, заняло чуть больше года. Когда к власти пришел Элагабал, Фракиец захотел вернуться на службу,  но с новым августом у него отношения не сложились. Император-извращенец принялся всячески издеваться над неотесанным военным. Он шутил с ним самым неподобающим образом.
- Говорят, Максимин, что в былое время ты одолевал и шестнадцать, и двадцать, и тридцать воинов, - спрашивал Элагабал, - А можешь ли ты тридцать раз закончить с женщиной?
             Раздраженный таким обращением, Максимин передумал возвращаться на  службу и снова отправился к себе домой, пока Александр Север, сменив Элагабала во дворце, не призвал его. Фракиец, скучавший в своем захолустье, откликнулся охотно. В войне с персами он получил должность префекта лагеря – фактически, второй пост в армии, который он сохранил и в походе против алеманнов. А после неожиданной смерти Александра Севера стал императором.
             Это был человек неотесанный и суровый, чистый варвар. Он совершенно не выносил роскошь, часто надевал самую простую одежду, перевязь его меча не была украшена ни золотом, ни серебром, застежки были без драгоценных камней, только его палаш заканчивался рукояткой из слоновой кости. Говорили, что она была ему дорога, как трофей, захваченный в Персии. К моменту восхождения на престол Максимину было уже шестьдесят три года, но он был здоров, как медведь, а еще точнее, как циклоп. Ни огромный рост, ни нечеловеческая силища, ни выносливость с годами никуда не делись. Равно как и суровый нрав. У Максимина был менталитет центуриона, а государство и граждан он расценивал, как некое подобие солдат, капризом судьбы попавшее в его распоряжение. Правил он соответствующим образом, но об этом потом. Первоначальным делом для Максимина стала война с алеманнами.    

           Проведя зиму в Ахене, первый истинно солдатский император укреплял свои силы, и, несмотря на то, что отовсюду ощущалась угроза нападений германцев, не покинул зимние стоянки. Максимин тренировал воинов, лично осматривал их снаряжение, мечи, панцири, шлемы, щиты. Раздавал и награды, хотя причин к тому пока не было. Собирались новые подкрепления, десятитысячное войско прибыло из Британии.
          Алеманны свирепствовали пуще прежнего и предпринимали далекие грабительские походы.  Максимин решил взять их с обоих флангов двумя армиями в тиски и перебить. Когда римляне уже приступили к выполнению этого хорошо разработанного плана, варвары, умевшие поймать момент для грабежей, прошли незаметно между лагерями той и другой армии и напали на город Новиомагус, (3) который они едва не захватили внезапным нападением, но ворота успели закрыть. Алеманнам пришлось ограничиться разорением того, что можно было найти вне города.
        Получив известие об этом, Максимин сразу отрядил три алы легкой конницы для наблюдения за тремя дорогами, по которым, как он предполагал, должны были прорываться назад грабители. И этот план удался. Все те, кто пошел по тем дорогам, были перебиты, добыча отобрана вся полностью. Первый успех ободрил томившееся в бездействии всю зиму войско. 
          В то же самое время варвары, оставшиеся на восточном берегу Рейна, напуганные приходом римских войск, нарубив огромных деревьев, загородили дороги, и без того труднопроходимые и от природы крутые, а сами заняли позиции и, по своему обычаю, подняли зловещий вой, понося римлян и их императора. Возмущенный этим, Максимин ночью выслал легковооруженные отряды, переправившиеся через реку на челноках и плотах. Те незамеченными вышли на берег, напали на беспечно спавших варваров и перебили столько, сколько смогли убить. Остальные германцы, узнав об этом, наутро покинули берега Рейна и отступили вглубь своей страны.
        Максимин занялся восстановлением укреплений, которые ранее были разрушены нападениями варваров. Он закончил работы быстрее, чем предполагал, и оставил там запасы продовольствия на целый год для гарнизонов, которые намеревался оставить, чтобы обезопасить свои тылы во время будущей войны.

       Фракиец жаждал отомстить алеманнам за грабежи и бесчинства, которые они произвели на римских землях. Вступив в зарейнскую Германию, он разорил поселки, угнал стада, перебил множество варваров и еще больше взял в плен. Руками солдат был собран с полей варваров хлеб, причем дело не обошлось без столкновений с врагом. На варварской земле возводились временные лагерные укрепления, на развернутых в линию постах солдаты несли караульную службу. Везде, где только можно, Максимин разрешал войску грабить, и воинам это нравилось, ведь прежде Александр Север такого не позволял, даже в варварской стране, и сурово карал мародеров. Банды (4) солдат разъезжали и расхаживали повсюду в земле алеманнов, захватывая себе все, что хотелось. Германцы, не решаясь вступить в сражение против огромной римской армии, отступили на север, в глухие леса и болота. Император, не колеблясь, направил свое войско в дебри, вслед за варварами. Тут начались стычки. Германцы, прячась среди лесов и болот, совершали неожиданные нападения, пользуясь тем, что римляне не были знакомы с местностью. Здесь сам император весьма отважно начал битву. Когда около большого болота, к которому в бегстве отступили алеманны, римляне не решались преследовать их и остановились, Максимин, первым бросившись в болото вместе с конем, стал убивать стоявших против него варваров. Остальное войско, будучи увлечено личным примером императора, воспрянуло духом и тоже вступило в болото. С обеих сторон пало большое число людей: много из римлян, из варваров — почти все тогда участвовавшие; особенно отличился сам император. Так была одержана победа, надолго усмирившая алеманнов.
           Захватив в плен множество германцев и угнав добычу, Максимин отправился с войском на Дунай, в Паннонию, где расположился в Сирмии, (5) провинциальной столице. Император был совершенно равнодушен к Риму, где, как он предполагал (и не беспочвенно), его презирали за варварское происхождение. Он так никогда и не вступил в столицу, будучи императором. 
         Провинциальный Сирмий стал его местом пребывания. Здесь Максимин проявил весь свой дикий нрав, и все его дальнейшее правление стало жестокой военной диктатурой.
          
         Однажды на пиру у наместника соседней Далмации, в городе Салона, некоторые гости, выпив лишнего, не стесняясь, ругали Макисимна за притеснения, не догадываясь о присутствии доносчиков. Другие утверждали на основании каких-то примет о близости государственного переворота; некоторые фантазировали о том, что бы такой переворот повлек для них и предсказывали сами себе повышение. Доносчик же среди собравшихся нашелся. Немедленно он поспешил в главную квартиру императора и, при большой склонности Максимина к такого рода подозрениям, так ему все передал, что тут же приказано было привлечь к суду всех участников того злополучного собрания. За это доносчик получил в награду право остаться в своей должности еще на два года, как он того и желал. Арестованных, невзирая на их ранги, заковали в цепи и направили в Сирмий, где под пытками они сознались, что вели за столом дерзкие речи. Всех их Максимин велел обезглавить. После чего он без суда распорядился убить в Паннонии около четырех тысяч человек – военных и гражданских из разных сословий, которых заподозрил в подготовке заговора против него. Императорские легаты бесчинствовали, обрушив на провинцию вал репрессий. Нисколько не разобравшись в деле, не различая правых и виноватых, одних они казнили, других приговаривали к ссылке, после предварительного наказания палками и пыток, третьих разжаловали в низший военный чин, остальных повергли в ужас и постоянный страх за свою жизнь. Оставив после себя груды трупов, они, торжествуя, доложили о своих деяниях Максимину, который в подобных делах выказывал всегда неумолимую суровость.
        Подобное происходило и в других областях империи. В Галлии Нарбоннской какой-то негодяй был приглашен на богатый и роскошный пир. Там он увидел два покрывала на обеденных ложах с такими широкими пурпурными полосами, что они казались пурпурной нитью. Такими же скатертями был покрыт и стол. Оттянув снизу обеими руками переднюю часть своего плаща, один из пьяных гостей в шутку драпировался так, что оказался словно облеченным в императорское одеяние. Последовал донос, и этот случай столи жизни хозяину и всему его семейству.
       Такой же коварный поступок совершил другой императорский агент в Лузитании, будучи также приглашен на пир. Подобные случаи становились тем более часты, что Максимин, со своей чрезмерной подозрительностью, постоянно грезил покушениями на свою жизнь.
      В дальнейшем императора охватила настоящая паранойя, и заговорщики стали ему мерещиться повсюду. Доносчики получили самый широкий доступ к августу, причем, их доносы чаще всего даже не проверялись, а немедленно принимались меры к указанным в них лицам. Дальше – больше. К Максимину пришло понимание, что можно не просто казнить или ссылать подозреваемых, но и, при этом, конфисковывать их имущество. Эта идея императору понравилась, и вскоре он принялся ее реализовывать, да так увлеченно, что и перестал утруждать себя обвинениями, даже формальными и надуманными. Казнил и отнимал – просто и незатейливо, почти по обычаям фракийских разбойников-скамаров, в стычках с которыми в далекой юности отличился будущий император.
         Сирмий превратился в самое проклинаемое место в империи. Ежедневно, днем и ночью, со всех концов государства сюда везли под охраной на телегах или гнали пешком людей, которые еще совсем недавно были знатными и богатыми, а теперь превратились в нищих. Отнимая у них все, Максимин приговаривал их, по произволу, к смерти или изгнанию, а отнятое забирал себе. Когда, действуя таким образом, он довел до бедности множество знатных домов, он перешел к общественному имуществу. Отыскивая повсюду государственные деньги, собиравшиеся для благодеяний и раздач простому народу или отложенные на театральные зрелища и всенародные празднества, он силой присваивал их себе. Итак, с хлебом и зрелищами для простого народа стали возникать проблемы. И, если покойного Александра Севера плебс, случалось, поругивал за прижимистость, то Максимина возненавидел.
     Царственный фракиец, между тем, уже совершенно потерял всякие границы дозволенного. Посвящения в храмы, статуи богов, любое убранство общественных мест или украшения города, либо материалы, могущие быть превращенными в монету, — все отнималось, захватывалось и переплавлялось. Именно это огорчило народ и вызывало народную скорбь. Некоторые из простых людей простирали руки и охраняли храмы, готовые скорее быть убитыми перед алтарями, чем видеть их ограбление. Поэтому по городам и в провинциях настроение народных масс было чрезвычайно угнетенным. Максимин стал настоящим общественным бедствием для Рима, как за триста до него другой фракиец – Спартак. Все эти причины возбуждали массы к ненависти и мятежу.

1. Тиберий — римский император (14-37гг.), второй после Августа; согласно источникам, недоверчивый, лицемерный и жестокий.
2. Римское название этого города — Акве-Грани.
3. Новиомагус — город Неймеген (Нидерланды).
4. Банда — изначально: отряд солдат, высланный для разведки или фуражировки, (лат. banda — знамя). 
5. Сирмий — город Срем (Сербия).

иллюстрация: император Максимин Фракиец с телохранителями (www.roman-glory.com)