Встречи из второй части Если любишь

Говорят, что язык до Киева доведет, – так и я нашла домоуправление. Добрый управдом, почти друг человека, старательно объясняла, что мастерские художников не обслуживают:
– Не положено! Нам художники не платят за мастерские.
Я не отступилась. Растолковывала, уговаривала, упрашивала:
– Легко ли сидеть без света; приехали из другого города, с ребенком, ничего не знаем, некому помочь.
– Я еще раз вам говорю, – сделала она ударение, – «не по-ло-же-но»! Если хотите, разговаривайте с электриком, он у нас сговорчивый.
Электрика на месте не было, я терпеливо ждала. Вскоре «сговорчивый» электрик явился. В моем представлении он выглядел иначе. Вмиг задумался, как индюк, толком ничего не понял. Но, услышав о деньгах, он оживился, и как человек, знающий себе цену, тут же согласился. Его глаза постоянно что-то искали, и я подумала, что так, наверное, ищут неисправность проводки.
Вместо того чтобы заменить пробки, он рассматривал картины, топчась по мастерской в обуви.
– А где сам-то художник?
– Нет его, уехал.
– Ничего, умеет рисовать!
Его оценка сейчас раздражала меня. Сообразила поскорее вручить ему деньги и прервать его любопытство.
– Да будет свет, – сказал он обрадовано.
Свет или тьма – светить или не светить? – из его уст Шекспировские страсти и вопросы вдруг перешли на «солнечный лозунг»: – светить всегда, светить везде! За что мы и заплатили последние деньги. А испорченные продукты все же пришлось выбросить, и мы сидели голодные. Помог нам сосед по мастерской Владимир. И денег дал, и разрешил пользоваться его плиткой. Мы готовили лапшу, на завтрак поджаривали хлеб на пахучем подсолнечном масле. Было это все не совсем удобно, но ничего не поделаешь, так уж устроен мир, где по крупицам собирается счастье.

Володя, уезжая, предупредил нас, как «семерых козлят», без него никому не открывать. Но, несмотря на обещание, как только раздался оглушительно громкий звонок в дверь, я вылетела на площадку. С высоты, через витые прутья перил, вижу женщину, спрашиваю:
– Вам кого?
– Володю Лапина.
– Его нет, он уехал.
– Я по делу, передать пригласительный, откройте, пожалуйста.
Иду вниз, открываю дверь, пропуская молодую женщину вперед по лестнице. Она как бы, между прочим спрашивает:
– Вы кто Володе будете, сестра?
– Жена! – отвечаю просто, как само собой разумеющееся.
– Очень интересно! А я – художник! – представилась она.
Мы с Катей напоили бы ее чаем, даже если бы она художником не была. После чая она разоткровенничелась.
– Вы, Вера, не можете понять, чего мне стоил этот шаг. К кому бы я ни пришла, меня так не принимали, вы как-то особенно приветливы.
Встреча была, по меньшей мере, странной. Гостья откровенно разглядывала нас с Катей и между тем понемногу стала рассказывать о своих отношениях с Володей. И в конце сделала вывод:
– Вы, Вера, молодец, не ревнуете. А то Галина приревновала Володю ко мне. А чего, собственно, ревновать, мы с ним спали вместе, но у нас ничего не было.
Не прошенная гостья удалилась, оставив приглашение на персональную выставку и смешанные впечатления о себе. Положение мое было затруднительно, тут были шансы на драму или интригу. Кто должен был стыдиться и злиться? Каким путем дойти до разбирательства прошлого дела, чтобы не испортить горячностью отношений? И как мне расценивать неожиданный или, может статься, проверочный визит дамы.
Наконец Володя приехал – ранним утром, без телеграмм и каких либо сообщений. Дверь отворилась, и он явился передо мной с опухшими глазами. Второпях объяснил:
– Деньги украли, то есть даже не украли, сам отдал, в метро приперли к стенке четверо рослых бандюг, поставили нож к горлу. Паспорт вернули за выкуп, самого чуть не утопили в Москва-реке.
Мне показалось, он был излишне встревожен и смущен. А в глазах я прочитала растерянность и печаль.
– Слава тебе, Господи, живой, здоровый! – кинулась я к нему, обхватила руками за шею. Меня слегка насторожил какой-то запах, смешанный с табаком. Но это списывалось на то, что он ехал поездом.
Да дело было и не в запахе и не в деньгах, а в том, что приехал Володя из Москвы совсем другим человеком. Смерть сына, непоправимая беспощадная утрата, будто что-то надломилось в нем.
Столько нежности и любви было предназначено для него в моем сердце. Чувства просто переполняли меня. Даже не знаю, как это назвать – я жила его жизнью, и его боль была моей болью. Но он совершенно не умел владеть собой и чувствами. Чем более узнавала Володю, тем больше, меня поражал его нрав, расчет и азарт, как у шахматиста. Уверенность, за которой, как за китайской стеной, рождались сомнения, и невозможно было понять, чего он хочет. Я иногда, шутя, останавливала его в тех ситуациях, которые он повторял, как непреложную истину:
– Я помру – ты меня похоронишь. Я – художник, и только после смерти меня признают.
– Почему же после смерти? Какое место занимает смерть в нашей жизни? Рождаемся, чтобы умереть, или живем ради будущего?
– Сказка про белого бычка, – отмахивался он.
– Почему же сказка!
– У нас в стране, когда жертва, тогда и цель.
– А если жертвовать без цели или целиться без жертвы? – не унималась я.
– Это игра слов. Гоголя до сумасшествия довели, Пушкина убили, Есенина повесили – так можно бесконечно перечислять.
Я не очень-то прислушивалась, думая, что он не маскирует свой максимализм. А теперь закрываю глаза и вижу, и слышу, и воображаю Володю с вполне реальным сознанием его правоты.
После Володя предложил съездить к моему брату для знакомства. А мне будто сердце подсказывало, не хотелось ехать.
– Выпей еще глоток, – советовала моя проницательная невестка, Володя от чистого сердца и напился, слишком скорбела душа его, и сердце искало понимания.
Напоила, а сама, радуясь, как дьяволица-искусительница, продолжала:
– Где ты такого мужа себе откопала, – торжественно смаковала невестка. – Вот я же говорила, что он законченный алкаш-одиночка, а еще и блудень… – выискала она в своем разговорном словаре слово, как мне показалось, ей самой очень даже подходящее.
– Ты о страстях или пороках, я что-то не пойму? И как ты можешь так выражаться? С кем он развлекался? Ты моя невестка, жена моего брата, а не проявляешь вообще никаких чувств. У человека горе, а ты меряешь все своей меркой.
– Чувств не проявила! Какие чувства, если у меня и слов-то нет, кроме отвращения, распустил слюни, слюнтяй, – ее брань еще долго слышалась из кухни.
Я бы сказала ей, что из нее может получиться хорошая свекровь, но промолчала, потому, как сына ей бог не дал. Она не только шуток не понимает по отношению к себе, но и добра. У меня была на душе тяжесть несказанная. Я устала до изнеможения. Появилась мечта отделаться от нее поскорее. Она еще пробовала нести что-то несуразное. Больше я не могла слушать ее, а говорить с ней тем более было выше моих сил. Язва! – думала я. Подлое издевательство, да и только. Умеет сказать гадости, пользуясь преимуществом хозяйки. Вот и говорят, родственников бог дал. Ага, искать будешь, днем с огнем не найдешь. А бог дал, вот и радуйся тому, что имеешь. Друг может предать – это больно. Но когда не понимают близкие люди – это хуже предательства. Да спасет же нас кто-нибудь! Не может же так вечно продолжаться!
Широкий багряный закат догорал за окном. Да, печальный выдался день, подумала я. Но ничего, завтра будет другой день, лучше, чем вчера.
Володя заснул, вскоре вдруг очнулся. Что-то томило его в тяжком пьяном сне. Когда он открывал глаза, они были безумны. Я всем своим нутром пыталась понять глубину горя, забравшего у него сына, прекрасного, молодого. Он говорил о сыне, я брала его за руку, он поворачивал ко мне бледное в лунном свете лицо, мокрое от слез. На лице без кровинки были ужас и тоска. Он был как будто в другом мире, а не во сне; то мягко, спокойно, как спящий ребенок, то скрипя зубами, шумно дыша, погружался в тяжелый сон. «Сын мой, он должен был жить», – повторял Володя, точно бредил.
Я плохо спала, ворочалась, думая и передумывала, как же мне помочь мужу пережить эту боль. Но чем поможешь, если не заросла еще рана. А от горя не отгородишься стеной.
К утру моя невестка подобрела – ей надо было поправлять здоровье после вчерашнего застолья. А для начала, одной ей ведомой хитростью, получить денег на «лекарство». Как это сделать, она, плутовка, знала, и Володя выложил деньги, какие у него были.
– И налью, и спою, и денег дам, раз такое дело, – болезненно и солидарно улыбался Володя.
Вот тут-то уж она посочувствовала Володиному горю. И печалилась, и улыбалась, и била себя в грудь, что поможет родителям устроиться в нашей квартире и ремонт сделать:
– А родителей переманим, нечего им там одним куковать, – изощрялась в обещаниях, и в этот момент она была обворожительно хороша, добра и приветлива. Умела, чертовка, уластить своей широкой улыбкой.
Пришла Оксана, старшая племянница, очень сильно похожая на брата и на меня, радушно пригласила в бабушкин дом, натопила баню.
Зная, что баня для Володи как бальзам на душу, я думала, что оттает Володина душа. Но вместо того чтобы выходить из тяжелого похмелья, он снова выпил водки и в баню не пошел.
Там я уже стала тревожиться не на шутку. Одна в бане вдруг представила пьяного мужа. Меня начало морозить в жарко натопленной бане, стало темнеть в глазах. Ах, вот оно что! Вот откуда эти запахи застарелого перегара. Э! Да тут, кажется, дело нечисто. С тяжелыми предчувствиями, вспомнив ночные наставления невестки, я решилась на крайние меры:
– Завтра же уеду в Новокузнецк, если ты не перестанешь пить.
– Ты что такое говоришь, – сильно заикался он, – мы же собирались покрасить полы в квартире, все приготовить для приезда родителей.
– Тогда прекращай, выпили и хватит, устроил тут пьянку.
– Какую пь-ян-ку? Я здоровье поправил, – оправдывался он.
– Поправил на другой бок! – жалела я его опыт.
– Ладно, ладно, Веронька, пошли красить полы. Вы мне самые родные, и не смей так говорить. Договорились ехать в новогодние праздники за родителями, так надо квартиру приготовить для них, все честь по чести, – заверил Володя. От такого разговора, похоже, он протрезвел.
– По Еремке – шапка, – вымучено пошутила я, расчесывая и приглаживая непокорные волосы на его лохматой голове
– По ядреной матери – колпак, – продолжил Володя. Взяв ведро с краской, приготовленное подобревшей невесткой, мы, примирившиеся, пошли в свою квартиру красить полы.