Здравствуй, дверь!

Рассеянные лучи вечернего солнца проглядывали сквозь неплотно закрытые деревянные жалюзи, но этого света было вполне достаточно, чтобы осветить всю комнату. Около большого окна, тянувшегося по всей стене, стоял стеклянный стол с алкоголем и большим кальяном. В воздухе завис приторный запах сухофруктов, от которого во рту собирались слюни. Перед столом красовался черный кожаный диван, на нем спокойно спали трое студентов, позы которых вообще невозможно описать. По бокам от дивана находилось два кожаных кресла, развернутых в разные стороны.  В лучах солнца стены казались бледно-бежевого цвета, а пол – темно-каштанового. На стене весела плазменная панель и большие колонки, из которых доносилась тихая песня Боба Марли… Короче, атмосфера очень… ээ… уютная, что ли.
На кресле, в позе эмбриона, лежал парень лет двадцати, светлые волосы спадали на его лоб и глаза, легкая щетина уже тронула щеки и подбородок. Широкие скулы, прямой нос, дугообразные брови и тонкие губы, часто изгибавшиеся в самодовольной ухмылке, при которой появляются ямочки. Телосложение атлетическое, сказываются дни, проведенные в качалке, но при этом парень не такой уж и крупный, как могло показаться.

Первое, что я почувствовал – это жуткую головную боль. Не лучшее начало дня, не находите? Хм… хотя кто сказал дня? Черт, все-таки надо открыть глаза и оценить обстановку. Я, медленно и неуверенно, открыл правый глаз и, чуть сморщившись от света, открыл второй. Прекрасно, я дома, это уже радует.
Резко потянувшись вперед, я попытался сесть и сразу пожалел об этом. Все мышцы заныли и сжались от боли, перед глазами все плыло и танцевало. Схватившись одной рукой за голову, я зажмурил глаза. Боль все не утихала, разум требовал пива и минералки, а  душа -  продолжения пьянки. И последнее  не шутка. Попытка номер два? Я, на этот раз медленно, встал на ноги и оценил обстановку. Звездочки, пляшущие в глазах, явно не
хороший знак. Да и телевизор, волной плывущий по стене, тоже не всегда так делал.
- Пить надо меньше, - то ли с усмешкой, то ли с презрением, проговорил Разум. – Тебе бы душ не помешал.
- О, заткнись, - прорычал я, морщась от головной боли и медленно продвигаясь к двери, шаркая ногами.
- Иди воды попей, - все продолжал напутствия Разум. – Только не из туалетного бочка.
Жаль, что Разум – вещь нематериальная, уж тогда бы я показал ему туалетный бочок… Покачиваясь, я почувствовал головой новое препятствие – дверь. Цель достигнута. Но, после того как перед глазами снова потемнело, я пожалел, что вообще встал с этого чертова кресла.
- И в дверь не влети,  - меланхолично предупредил Разум. – О, вижу уже поздно… 
В мыслях покрыв благим матом Разум, я принялся дергать ручку двери и всем весом наваливаться на нее, чуть ли не буксуя на ковре.
- Кхе-кхе, - откашлялся Разум и безразлично добавил, - На себя.
Рыкнув что-то в ответ, я потянул дверь за ручку и ввалился в коридор. Свежий, прохладный воздух приятно наполнил легкие. Я пропустил волосы сквозь пальцы и убрал их с лица. Пол оказался холодным, по телу прошла волна мурашек, заставляя меня вздрогнуть.  В голове словно жужжала сотня пчел, глаза будто завесило непроницаемыми черными шторами. С трудом передвигая ногами, я поплелся  по коридору.
В горле пересохло как в пустыне Египта. Надо ж было так напиться! Как сказал Дэн: «Двадцать лет исполняется лишь раз в году, тьфу ты… раз в жизни! Это надо отметить!».  Ох, черт, мне же уже двадцать…
Где-то в районе пола послышалось противное, и даже возмущенное, мяуканье. Я почувствовал под ногой чей-то теплый хвост, а когда до меня дошло, что он принадлежит Пушку, я натянул на лицо довольную улыбку и сфокусировал свой взгляд на самом уродливом животном в Питере.
- И тебе привет, - прохрипел я, зевая.
Уши кота стояли торчком на маленькой голове, большие зеленые глаза с презрением глядели на меня. Нет,ну, вы представляете это зрелище? Главная особенность этого кота в том, что он был лысым, точнее, велюровым. Укусив меня за большой палец ноги, Пушок ускакал  в комнату Ани. Кот меня просто ненавидит, да чего уж там… он всех ненавидит, кроме моей сестры.
Толкнув дверь рукой, я ввалился в ванную и повис на раковине. Темно-зеленые настенные плиты прекрасно сочетались с серебристой мебелью. В комнате пахло цветочным мылом и хлоркой, которая обожгла ноздри и отрезвила лучше любого пива. Прильнув губами к крану, я включил холодную воду и начал жадно пить большими глотками. Пустыню, высыхавшую в моем горле, спас оазис, появившийся на горизонте.
Утолив жажду, я выключил кран и, раздевшись, залез в ванну. Холодные капли приятно скатывались по волосам и плечам. Намылив волосы шампунем, я заметил, что они уже нехило отросли. Но, в принципе, их длинна всегда была ниже уха, как у Курта Кобейна, солиста Нирваны. Смыв всю пену, я подставил лицо под прохладные капли и закрыл глаза, наслаждаясь появившейся легкостью. По телу прошла слабая дрожь. Пропустив волосы сквозь пальцы, и зачесав их назад, я выключил воду и вылез из ванны.
Наскоро протерев тело полотенцем, я взъерошил мокрые волосы, устроив на голове творческий беспорядок. Зеркало запотело, по нему скатилось несколько капель конденсата. Вытерев его локтем, я посмотрел на свое отражение: темная щетина украшала широкие скулы, золотистые волосы привычно взъерошены, а зеленые глаза нахмуренно смотрели на меня.
Я натянул темно-синие джинсы и, не обувшись, вышел из ванной, оставив дверь открытой. В коридоре пахло жареным беконом, от запаха еды закружилась голова. Видимо Дэн открыл в себе кулинарские таланты.
Спустившись по скрипучей лестнице, я зашел в кухню и возгласил с улыбкой:
- Всем доброго похмелья.
- Да, Алекс, если ты не помнишь праздник, значит, пьянка удалась!