Малиновое вино

Посвящаю Александру Севастьянову

Дождь не унимался: лил и лил, большие пузыри вздувались в глубокой колее от велосипеда, в следах, оставленных людьми, даже - в собачьих. Плащ пропитался водой насквозь, ноги в сапогах хлюпают, только сейчас заметил, что джинсы заправлены в них, а вода по ткани ручейком льется внутрь. Ну, и ладно, в гостинице тепло, а на ночь обязательно чаю напьюсь.

Глина расползается под каждым из моих сапог, приклеивая их к себе, и когда вытаскиваешь ногу, раздается смешной звук – чвак, чвак, чвак.

- Молодой человек, вы не ко мне случайно? - остановился передо мной, идущий навстречу в таком же, цвета хаки, полупрорезиненном плаще, и капюшоне, спрятавшем до самых глаз голову мужчина. – Вы же, Иван? Точно, точно, уж извините меня, ждал вас, смотрю,  хлеба нет, в магазин побежал. Ну, как всегда в жизни бывает, когда торопишься, что-то да задерживает по дороге.

Оба рассмеялись.

- Да, все равно сегодня уже ничего не получится, - пожал руку Александру Михайловичу. – Давайте, если завтра погода успокоится, то созвонимся…

- А разве вы куда-то торопитесь?

- Да нет, - начал ломаться я.

- Тогда ко мне, - и, отворив калитку, ухватив за рукав, потащил меня к своему дому.

В горнице на вешалке уйма вещей – дубленка, плащи, комбинезон. Моему плащу  место нашлось отдельное, у двери на гвозде, носкам – над печью, а в комнате – теплынь. Половые доски хрустят под ногами, оставляющими на них мокрые следы от стоп. Тапочки, которые вот-вот надену, хозяин подвесил над печью, а пока, прячу ноги в шерстяные носки, выданные добрым человеком.

- Ой, извините, что так получилось. Только без стеснения, хорошо, это моя дача, и сюда жена с дочерью ни - сегодня, ни – завтра, не придут.

- А что так?

- Да у меня ж здесь хозяйство, свиньи, куры, утки, с ними работы невпроворот. Пусть отдохнут.
 
Разговорились. Душевный он человек, простой. Все у него в руках ладится, с печи достал казан, из которого идет приятный мясной запах. Два половника плова на тарелке вызывают мощнейший поток слюны, и рука невольно тянется за ложкой, другая за куском хлеба. А Александр Михайлович посередине стола поставил кастрюлю.

 - Давайте с ухи начнем, - предложил он. – Старался, может, догадаетесь из чего она? - и ставит передо мной глубокую глиняную тарелку с супом, в который тут же крошит мелко нарезанный зеленый лук с укропом. – Все свое, - хвастается он.

- Дача, вы даже представить себе не можете, как это здорово.

- Да, да, - соглашаюсь я, и в ложку набираю сверху юшки, темно-коричневой, с крупными жирными пятнами. Пробую. Вкус, мясной, и с удивлением смотрю на хозяина.

- Во-от, осетрины, видно, никогда не пробовали?

«Да уж, осетрины, - открыто улыбаюсь Александру, - откуда у нас она в речках не шире десяти метров, да глубиною по колено».

- А там ещё язь с окунем.

- Ну-у! – и с голоду, кусая побольше хлеба, смакую его с юшкой.

А Александр, затаив дыхание, наблюдает за мной, за самым голодным человеком в мире.

Так, сяк и разговор пошел. Каждый о своем. А, что там в городе, как у всех все одинаково, с работы домой, телевизор, дети, уроки, сон, и с утра – на работу. О работе, как-то неудобно рассказывать, не за этим с Александром мне знакомство устроили. Хочется рыбацких историй послушать, охотничьих, о том, как живут здесь люди, в далеком поселке на Оби.

- А может, вина моего попробуете? Выбирайте, шиповниковое, брусничное, есть и черничное, и клюквенное, - улыбается человек от души и прижимает палец за пальцем к ладони, называя вина, - смородиновое и э-э, - смотрит в потолок, вспоминая, какое еще вино не назвал. - А крыжовниковое. Но лучше из шиповника, там витамина «це» много, в самый раз.

А привкус у вина шиповникового с кислинкой. Выпил рюмочку, вроде и не вино, а морс. Отодвинулся к стене, сытость успокаивает, на плов, кажется, и сил нет уже.

А рецепты изготовления вин у Александра простые. Ягода, немного сахара для крепости, бродит оно недельки три, фильтрует, потом – еще немножко держит в тепле и всё. Вторая рюмка, рябинового тоже понравилась. Не вино виноградное, конечно, но очень приятно пьется, а запах, запах, видно мяты добавил и еще чего-то знакомого по запаху, скорее смородины. Да уж. А те ягоды, которые сами не забраживают: брусничка, клюква, в них он виноградинку добавляет, всего несколько ягодок или изюминок. А-а-а, вот как.

Хм, и аппетит заново проснулся, да еще и какой, но - сдерживаюсь, приглаживаю горячий рис вилкой, цепляю его верхний слой и - в рот кладу. Жую медленно, чтобы не сорваться, а-то и не распробую плова Севастьяновского. Вкус изумительный, м-м-м-м, да. Рис рассыпчатый, крупа от крупинки отстают, и с легкостью раздавливаются зубами. Да, Сан Михалыч повар-мастер.

Но, все же остановились на шиповничном вине, после холода оно кровь хорошо греет, и не пьянит…

Утром проснулся. В кухне у Сан Михалыча чистота, на столе стакан с квасом. О-ох, хороший какой, аж до слезы пробивает. А хозяин  во дворе, в канистру бензина набирает с бочки. О-о, солнышко-то светит как, значит, рыбалка не срывается сегодня.

…Моторку пристроили в ручье, вытянули лодку наполовину на берег. Мне досталась пайва, в которую Александр уложил немножко снеди, а сам взял с собой небольшую пластмассовую канистру:

- Малиновое! – говорит он. – А-то вчера все никак не мог вспомнить, какое вам вино не назвал.

- А-а, - смеюсь ему в ответ, - крыжовниковое раз пять называли.

- Вот-вот.

- Саш, а может без вина, - поморщился я, - пусть в лодке остается. Все-таки на рыбалку приехал, а у потом и его попробуем.

- Ну, что ж, - глубоко вздохнул Сан Михалыч, - но капельку для приличия, взять с собою все же нужно, так сказать, для аппетита.

- Не против, - согласился я.

Пайва на плечах от пол-литровой бутылки тяжелей не стала. Шли по бережку ручья не долго, остановились на мысу, где, по словам Саши, чебак крупный ходит, жирный, по вкусу не хуже хариуса.

И действительно, еще поплавок не успел коснуться воды, как леска заходила, напряглась. Чебак сопротивлялся хорошо, бамбуковое удилище согнулось наполовину, но все же выдержало рыбу и вытянуло её из воды. А чебак красавец, грамм на триста, если не больше. Солнечные лучи играют на его серебристой чешуе, а рот, какой у него огромный, как у окуня, и водит не слабее его.

Второй чебак был не меньше первого, а за ним – и следующий. Каждая рыба вровень, видно с одного выводка. А душа как радуется! Когда еще такое удовольствие можно получить?! У нас-то, такого красавца рядом не возьмешь, до Оби за триста километров ехать, а в местных речках мелкая сорожка с ершом. Иногда подъязок берется, окунек, шурогайка… 

Сашка что-то рассказывает, но слушать его и некогда, азарт, есть азарт. Поплавок – гусиное перо больше секунды-двух, на воде не задерживается, легонечко дернется и тут же на дно. А после этого начинается борьба, чебак крепко держится в воде, пытается за корягу зайти. Да так водит, что с опаской посматриваешь на старый бамбук, выдержит ли. Но, к счастью, пока, выдерживает.

Не заметил, как Сан Михалыч «стол» накрыл, закусили малиновку варенным яйцом. А оно, нужно сказать, к сладкому вину не очень идет. А вот куриное мясо, варенное, прекрасно. Но, извините, Сан Михалыч, я на рыбалку приехал, а не обедать. Хотя, удивительно, прохладый ветерок гуляет, заглядывает тебе под ворот, а все равно жарко телу. Видно вино греет, а как улыбаться охота и... петь, петь!

… Так вот, - улавливаю его рассказ, - а медведь на нас-то и не хотел нападать, а только попугать, представляешь? Пугнул, Колькину лодку всю выпотрошил, рыбу пожрал и – хрюкнув, ушел. Я самый храбрый из мужиков оказался, к лодке подбежал, стащил её в воду. Нормально, смотрю, дыр наш грабитель в ней не наделал. Мужики ко мне бегом, отчалили и домой. Потом сюда только после весны приплыли.

- Что, здесь еще и медведи есть? -  спрашиваю я с искренним интересом, вытаскивая очередную рыбину.

- О-о, так их здесь с десяток. Мы уже примирились с ними друг к другу, за лето мешка три-четыре рыбы у нас утягивают к себе, бывает и больше. Ну что ж, с хозяином лесным лучше мирно жить, а то ведь не пустит сюда. А по осени стараемся на ручей с компанией и с ружьями приезжать. Мало ли что, мишке в голову придет.

- Да уж, - холодок по спине прошел.

- Вань, а ты утащишь на себе то, что наловил?

Смотрю в пайву и, с удивлением на Сан Михалыча:

- А сколько в ней ведер-то?

- Шесть.

- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! Что ж ты сразу не сказал?

- Да думал, помогу тебе, а смотрю, рюкзак-то в лодке оставил, так что некуда рыбу выкладывать.

- Тю-ты!

- Вот и я о том, же, - смеется Сан Михалыч. – Давай так, устанешь, я понесу.

Вот как бывает, вроде не далеко от лодки ушли, а пайва от своей тяжести совсем уже плечи выворачивает. А Сан Михалычу стыдно об этом сказать, упросили же его знакомые свозить меня на рыбалку, а тут еще и рыбу ему за меня таскать. Нет, уж как нибудь, сам вытащу пайву, нужно еще и с ним поделиться, куда мне столько рыбы. Еще и засолить бы ее сразу, обский чебак знатный на вкус.

А вот уж и совсем чуть-чуть до Оби осталось, ручей петляет по глинистому берегу, глина мокрая и скользкая, сапоги не так и легко из нее вырвать. Вон, наконец, и лодка, а Сан Саныч что-то недоволен, руки развел, головой качает:

- Ну, наделал, ну, наделал! Ах ты пьянь!

О чём это он?

С трудом стащив с себя пайву, с размаху поставил ее в лодку. Плечи отходят, в висках давит. У-у-х, наконец свободен! смотрю в лодку, а грязи в ней, ё-ё-ё. Там же и пластмассовая канистра, разодранная на части, валяется. Вот это да!

- Что, бензина нет? - с тяжестью в голове пытаюсь осознать, какую беду нам медведь оставил, пока рыбачили.

- Нет, - и Сан Михалыч тыкает в разломанные весла. – Блин, с таким трудом их сделал, а он, во-от…!

- А мотор-то?

- Вроде не тронул. Вина, видишь ли, ему мало стало, весла стал ломать!

- Что, что?

- Так вон же, смотри, - и показывает мне на разорванную канистру. – Пятилитровая, вон смотри на дне, ни капли, все вылизал, а потом давай с пьяну дебоширить.

- Во-от как, - наконец дошло и до меня, что медведь здесь натворил. Погоди-ка, так это же медведь?! Медведь?!

Сан Михалыч сталкивает лодку в ручей:

- Ваня, притащи вон те палки, - указывает он мне на середину глинистой поляны и торчащие в глине два не толстые дубины, - а то, от берега и нечем будет оттолкнуться.               

Иду за ними, с трудом вытягивая сапоги из глины. А палки-то, целые бревна, да еще и скользкие, без коры, и тяжеленные, скорее всего, осиновые. Волоку их за собой, и слышу, вдруг, рыкнул кто-то.

- Медведь! Медведь! - кричит Сан Михалыч. А может и - я!

Кто это кричал, так и не понял. Через секунду влетел в лодку, как могу, отталкиваю ее ногой от берега, Михалыч завел двигатель и, мы на скорости устремляемся из узкого ручья в Обь. Только через несколько минут, когда метров на пятьдесят ушли от берега, Севастьянов притормозил лодку, вырвал у меня из рук бревно и бросил ее в лодку.

- А в чем ты бежал, а? – вопросительно с улыбкой смотрит на меня.

- Что?

- Да посмотри, в чем ты бежал.

Гляжу на свои ноги и никак не пойму, что он мне этим хочет сказать. Ну, ноги без носков, в глине по колено. И, что? Кто по мокрой глине будет бежать и ног не испачкает. Я ему что, птица? О, а, где сапоги-то? Теперь уже я на него вопросительно смотрю. А он смеется все громче и громче, прямо навзрыд. И я - за ним.

- Ничего, завтра за твоими сапогами вернемся, - успокаивает меня Михалыч.

Вот тебе и малиновое вино.