она всегда рядом

«Письмо длиною в жизнь, оно написано моей слабеющей рукой. Слова опять танцуют вист, неосторожно отбиваются от ритма. И вроде бы стихи красиво сейчас надо уметь писать, но меня не беспокоит вещь, та, которая не дает возможности почувствовать себя свободным. И от усталости кружится голова, ничто не может остановить медленно гниения и разрушения маленькой души.
Протягивая руки вперед, я не понимаю, что происходит вокруг. Это вселенская катастрофа скоро погубит нас всех. Может быть, останутся самые стойкие, сильные, хитрые, жестокие, а сочувствующие уйдут. Их время уйдет навсегда. Нам ничего нельзя будет вернуть.
Страшное безмолвие кружится над головой. От слабости дрожат ноги и руки. Мозг уже ничего не соображает. Давайте попробуем остановиться, и у нас ничего с вами не получится, потому что движение набрало свои обороты, колесо ненависти давно было запущено чьими-то заботливыми руками. Попробовать убедить себя в том, что все наладится, что те дни надо только пережить. И самое плохое должно забыться, а хорошее, может быть, останется с нами, будет сопровождать нас в будущем. Я стараюсь не терять контроль над собой, но как-то плохо получается. А все от страшных мыслей. Плакать хочется. За окном снова дождь. Нет, это не погода влияет на мое состояние. Это от воспоминаний. Это от того, что помнится и не хочет забываться. Это то, что когда-нибудь будет рассказано одному, а узнано многими, остальными, окружающими. И последнего сначала уже не будет, потому что завтра-сегодня все найдет свой выход и помашет ручкой на прощание. И никогда уже будет не вернуть того, что было.
Оставаться уже не имеет смысла. Давно все потеряно. Почему я не могу заплакать? Неужели мне страшно, что заложит нос? Неужели так можно дальше? Почему? Рваться, метаться, бороться, лишаться, начинать и бросать, а вечером твердить себе тихонько: «Я смогу. Я попробую снова». Завтра будет новый день, а значит, будут новые свершения. Под кожей бьется пульс. Он там есть. Нет, ничего не будет. Все остановилось, прекратило свое движение. Зачем вы позволяете мне плакать? Зачем все вот так вот происходит?»
И с этими мыслями она часто выходила на берег моря и звала тех, кто оставил ее. На это уходило много сил, но она старалась не сдаваться. Она продолжала жить-существовать. Ей никто не мешал, потому что она была всем безразлична. Люди проходили мимо, не замечая, что она стоит на коленях и плачет, что она в безмолвном жесте протягивает к ним свои исхудалые руки, а люди, бесчеловечные животные, проходили мимо, с отвращением и ужасом отдергивая свои «чистые» рукава пиджаков от погибшей, исчезнувшей.
И не найдя отклика в душах прохожих, она с трудом поднималась со своих исцарапанных коленей и, понурив взлохмаченную голову, медленно брела вдоль берега глубокой реки. Ее плечи были ссутулены, одежда порвана, а руки вяло, еле-еле держались в карманах. Она шла и не оставляла за собой никаких следов. Она не отбрасывала даже жалкой тени. Она вроде бы была, но в то же время ее не существовало. Она почти не касалась земли: одно прикосновение к чему-то твердому вызывало судороги.
Но, несмотря ни на что, она продолжала свой нелегкий путь, сопряженный с лишениями, потерями, отчуждением, непониманием, отвращением в свою сторону. Она вызывала брезгливость у людей, от нее шарахались в разные стороны, а она лишь беспомощно смотрела на толпу, втягивала голову в плечи и сутулилась еще больше, что делало ее похожей на дряблую старуху.
Она шла в те давние заветные места, где была с дорогими для нее людьми. Усердно переставляя ноги, она хватала воздух ртом, останавливалась, чтобы отдышаться и не упасть. Кричать и звать на помощь она не имела права. Это было путешествие в один конец. Она должна была сама преодолеть то расстояние, которое неизвестные оставили после себя. Она шла, собирая саму себя воедино, но ничто уже не могло остановить разрушения. Тихого, медленного, но точно рассчитанного, жестокого и беспощадного. Нельзя было дернуть стоп-кран.
Медленно, шаг за шагом, она продвигалась к галерее известного художника. Маленький камушек попался на дороге, и она упала. Послышались смешки. Все тут же посмотрели на это уродливое, грязное создание, и злобные ухмылки начали появляться на лицах прохожих. А она опираясь на свои худенькие ручки, старалась держать равновесие, чтобы совсем не упасть и остаться лежать навзничь. Жизнь потихоньку сжимала свои руки кольцом вокруг ее горла. И дышать было нечем.
Опять поднялась, шатаясь. Сил больше не было. Они оставили ее, но она упорно продолжала бороться. Вот она почти уже добралась до ступенек. Люди расступаются: им страшно и противно. Охранник с подозрением посмотрел на вошедшую, но ничего не сказал, лишь только нахмурил брови.
Минуя первые два этажа, она в силу своих возможностей и способностей поднимается на последний этаж здания, отведенного под произведения искусства. Она, шаркая ногами, не распрямляя спины, идет в самый дальний зал. Робко заглядывает внутрь комнаты. Мало людей. Хорошо. Хотя сейчас это уже не так важно. Ее занимают лишь две фигуры, которые стоят у самого большого полотна в этой зале.
Ей даже как-то не по себе. Она чувствует внутри сильное жжение - оно становится комом в горле, а потом вырывается наружу в виде чистых, прозрачных слез, которые тоненькими струйками стекали по ее щекам. И эти слезы смывали всю пыль дорог с ее измученного лица. Они нежно бежали по шее, сверкая бисерными бриллиантами. Дрожь уходила с этими слезами. Легкие избавлялись от наросшего слоями никотина, из крови исчезали токсичные вещества, загнанные туда насильственным путем. Шрамы сами по себе затягивались, оставляя после себя небольшие синяки. Сладостная истома разливалась по всему телу, залезая в самые неожиданные уголки ее существа.
Что она увидела? Кого? В этом не было ничего особенного. Два человека: девочка и женщина. Плечо к плечу. А на картине тоже вроде ничего особенного: всего лишь Пушкин с ясными голубыми глазами. Тот Пушкин, который будет потом сниться в ярких снах. Вот и все. Ничего необычного.
И тогда она подумала: «Меня ведь зовут Любовь. И я еще пока существую. И буду существовать до тех пор, пока на земле будут такие художники, такие девочки и такие женщины. Ради одного этого мне уже стоит быть. И я буду продолжать бороться. Бороться за то, чтобы не умереть… Любовь ведь тоже умирает».
Каждый смотрел ей вслед, восхищаясь ее гордо поднятой головой, величественной осанкой и счастливым блеском в глазах. И пусть даже кто-то подумал так: «Любовь никогда не умирает, она всегда жива, пока есть мы и пока мы живем. Она всегда рядом».
И Любовь улыбнулась, ответив подумавшему: «Да, я всегда где-то поблизости. Только позови».
19.05.2012 год
Е.М.Р.