Проект дельта вторжение деструктов по страницам28

После того как связь отключилась, Александр Андреевич торопливо встал. Аккуратно похлопав по плечу своего сотрудника (Миша заметно съёжился), он вновь налил им обоим «серебряной» воды. Шумно испил её до дна. Затем задумчиво посмотрел на икону. Что-то прошептал. Повернулся к Михаилу и с суровой укоризной заглянул ему в душу своими лучистыми, в обводе морщин, глазами:

-   Молодой человек! По возрасту своему вы мне во внуки годитесь. Но я, знаете ли… Не перебивать! – он предупредительно, как весомый аргумент, выставил свою массивную ладонь. – Цыц… Так вот, сбил меня, о, Господи… Не тебе, не тебе я, Миша… Вот! Послушайте меня внимательно, вьюнош. Да, именно вьюнош, - он, несмотря на свою грузность (впрочем, живота как такового не наблюдалось) прошёлся по мягкому ворсистому ковру, потирая огромные руки так, будто вознамерился дать тумака или погладить кого-то. – Что вы думаете о девушке у меня, в приёмной?

   Он неожиданно остановился. Замер в пол-оборота. Выпустил ослепительные пучки, что заставили Мишу задуматься если не обо всём, то о многом. Всё, начинается…
-   Я понял вас, Александр Андреевич. Всё понял, - плечи сами собой распрямились. Подбородок молодого человека резко вскинулся, но замер на строго горизонтальной линии: - Оч-ч-чень хорошего я мнения. О ней я очень хорошего…  Поддерживаем очень хорошие,  я бы даже сказал,  дружеские отношения. Знаете, любовь и дружба… они, так сказать…

-   Вот что, молодой человек, - Александр Андреевич едва прятал улыбку, - я вас сейчас бить начну, - он похлопал обоими кулаками: - Преимущественно ногами и по мягкому месту. Так… Отвечайте мне по существу. Как на духу, как говорили на Святой Руси. Ну?

-   Ну что… Нравится она мне. Кто спорит? Но вот насколько – вот в чём вопрос? –Михаил, казалось, провалился в преисподнюю, но Ангел-Хранитель тут же выволок его в светлые чертоги. – Согласитесь, шеф, что это немаловажно. Это даже очень важно, Александр Андреевич, - спешно выправил он ситуацию, видя, как полушутя-полусерьёзно сдвинулись редкие седые брови начальника.

-   Нет, бить пока не буду, - усмехнулся шеф. – Пощажу… Но девушку эту я вам настоятельно советую беречь как зеницу ока. Я уже кое-что прожил на этом свете. Немало видел, - он легонько постучал себя по лбу. – Видно, когда человека занимают пустые или мимолётные увлечения, и видно другое. А именно: когда человек встречает своё счастье, подступившее к нему…

-   Слушайте, – внезапно зашептал Миша, окрылённый догадкой: - Слушайте… Он сказал, что Нагорная проповедь лишь отголосок свершившегося. Миллиард лет назад произошло отпадение ангелов, что теперь стали демонами. Образовали армию тьмы, прости Господи… - он размашисто перекрестил себя и Александра Андреевича. – После этого – назвал меня этим… ну, Тэоллом. То есть, вы понимаете? Верштейн? – не отдавая себе отчёта, спросил он. – Всё происходящее сейчас это – следствие случившихся миллиарды лет назад событий, которые только сейчас предстоит понять тем, кто их планировал и совершал. Они… то есть мы только сейчас осознаём их смысл. Кто-то бросается во все тяжкие, кто-то…

   Он обошёл по оси то место, где стоял. Александр Андреевич лишь поцокал языком. Затем внушительно улыбнулся и показал ему кулак:

-  Ну-с, молодой человек! Не знаю до конца, кем вы были в прошлом, но если были в СС…

-  Вы так не шутите, пожалуйста, шеф. Я ведь могу и обидеться. Что же касается девушки… Я никому не клялся в любви, но сердцем принадлежу другой.

-   Сердцем-сердцем… Ну-ну, - шеф прошёлся по кабинету. Заложив левую руку за спину, а правую, ладонью к себе, возложив на грудь. Этим он то ли копировал актёра Весника, то ли ещё кого: - Я нахожу, Миша, что ты используешь элемент самопожертвования. Приносишь - частично, конечно! – в жертву своё личное счастье, так сказать, на пользу общего блага. Общему делу, так сказать. Негоже, молодой человек! Всё должно быть равномерно и закономерно. Иначе человек после грандиозных своих побед на глобальном уровне как бы остаётся ни с чем или неполностью удовлетворённым. Начинаются самокапания и самоедство, через которые стоящий пред тобой пожилой господин уже прошёл. Вот! – он остановился и провёл большой, массивной ладонью по морщинистому кадыку. – Накушался. Ты тоже хочешь отведать этой манной кашки? Что ж… Фюрер, он же Гитлер, определён рядом специалистов в области психопатии как идеалист-аскет. Безумно, между прочим, любил свою матушку. Вот именно – до безумия. Чем это обошлось для одной шестой части суши и для всего человечества – ни мне тебе объяснять. Сам, я вижу умный. Я ни на что не намекаю, успокойся, - он предупредительно подмигнул, - но смысл тебе, я надеюсь, ясен. Когда иные и прочие громко начинают кричать о своём самопожертвовании, надо ждать беды. Это как минимум элемент неудовлетворённости в личной жизни.

-   А монахи? – неуверенно протянул Миша. – А, извините за настырность, наш Спаситель?

-   Монашество это больше лечение самоё себя, а затем уже земных язв. Духовных, да и физических, - шумно выдохнул из себя шеф. – Это я тебе со всей ответственностью заявляю. В1940-м мне довелось жить с неделю, в феврале, в Сергиево-Троицкой лавре. Вместе с послушниками в одной келье. В то время партия уже окончательно повернула на путь возрождения православной церкви. Гонения почти прекратились. Восстанавливались монастыри и церкви. Уже Сталин на одном из заседаний Политбюро открыто заявил: а не пора ли нам, товарищи, ввести патриарха? Без патриарха, знаете ли… Так вот, я наблюдался в лавре нашими спецами и там, и в Главном управлении политпропаганды.  Происходил большой отбор или отсев. Ну, как в Евангелии: зёрна отделялись от плевелов, чтобы последние… Иными словами, надо было доказать, что я это я. То бишь уцелевшее зёрнышко, которое даст свои ростки, побеги… Всяких там людей я видел. Особенно поразил меня старец Зосима. Сам сухонький, бородка как лунь, а глаза живые. Синие и пронзительные. Такой человек… - шеф в лёгком волнении заходил взад-вперёд. – Иной раз спускается во внутренний дворик, где его дожидаются прихожане, что за помощью пришли. Подойдёт к такой группе. Посмотрит и люди без слов всё понимают. Становится легче, и они уходят. Знают, что им делать, чтобы себя спасти и своих родных, близких. Одна женщина к нему ходила, колдовка. Наводила порчу на невестку и сына, потому что первую не принимала. Достала её под конец её же нечистая сила. Но… - шеф легко усмехнулся. Размял большие, пригожие руки: - Она вознамерилась её на святого старца скинуть. Навесить, так сказать, своих собак. Пришла такой тихой сапой. Завернувшись в пёстрый платочек, с заплаканными глазками. Всё причитала: меня дома забижают, мол, жизни от них, охальников, немае. Один раз пришла, другой. Отец Зосима будто её нарочно не замечает. В упор не видит. Затем… Рухнула она ему в ножки: «Прости меня отче  за мои грехи смертные! До гроба буду каяться». Губами его руку ловит, пальцами хватает. А он мягко так свою руку из её пальцев высвобождает. И говорит с улыбкой: «Сестра моя! Ты кусок масла вчера, прейдя вечером, на блюдце  увидала у себя на кухне?   Удивлена, поди, была, откуда оно взялось?» Та заохала, заахала. Слезами обливаться перестала. Но испугалась пуще прежнего. Вскочила и убежала. Он же её следом перекрестил и молвил: «Братья и сестры! Сам я грешник и охальник великий».

-   Понятно, - кивнул Михаил. – Он колдовство её сокровенное увидал, в котором она и в мыслях боялась себе признаться. Гостинчик от нечисти… Избавиться от него следовало ей, чтобы снять с себя проклятие и встать на путь искупления.

-   Так да не так. Не только это, сыне. Он себя с ней, особой этой греховной, чуть ли не в один ряд ставил. Сравнивал… в мыслях, как говорится, чего не попустишь? Кроме всего, всё старцы святые так же о себе мыслили. Писали и говорили пастве. Грешниками себя великими полагали.

   В ту же минуту на выключенном телемониторе пульта охраны замигала красная лампочка. Александр Андреевич немедленно включил его. В тесной комнатушке КПП двое охранников, один спиной, а другой ликом к пульту, подавали в разные стороны почти одинаковые знаки. Шеф переключился на пульт видеонаблюдения двора. Там стояла чёрная «десятка» начальника отдела «собственников». В ту же секунду по бетонному покрытию бункера, где стояла пронзительная тишина, застучали поразительно-знакомые, торопливые шаги. Кто-то бежал, почти летел…

-   Извините, Александр Андреевич! Здравствуйте… о, Михаил Николаевич! И вам мои пять, - маленькая, как у пианиста, рука Павла Фёдоровича захватила в свои железные объятия ладонь парня. Радостно сверкая голубыми глазками, он продолжал: -  Спешу вас порадовать, товарищи. Только что по категории «экстра» пришла информация. «Наставник», он же «чёрный» нами установлен, - он вынул из-за клетчатой подкладки своей куртки прозрачную файловую папку с аккуратно подшитыми листиками. Сдержанно, скрывая эмоции, потряс ею перед своим лицом: - Им оказался гражданин ФРГ Ральф Вильсберг. В ходе той войны служил в войсках СС. Воевал на московском направлении в 41-м, затем под Курском, в Венгрии и так далее. В преступлениях против человечности не замечен, посему отсидел пол срока в ФРГ за членство в преступной организации и выпущен. Приехал к нам по туристической путёвке. Был в СССР неоднократно, по легенде БМД. Одним словом, казачок засланный.  Но в этот раз…

-   Ну, понятно, - шеф незаметно подмигнул Мише, принимая из рук Павла Фёдоровича папку. – Установлен, значит.

-   Есть информации из ГИЦ. Фээсбэшники тоже к этому делу подключились. Из СВР также пришла подтверждающая… от их источников. Там, правда, смотрят со своей колокольни. Пытаются свести к шпионству. Однако не могут объяснить факт исчезновения объекта по пути из Шереметьева и его, так сказать, образования в Сочи. Причём, менее чем за сутки. Вот такая вот телепортация, товарищи.

-   Ничего. С телепортациями разберёмся, - подмигнул шеф поочерёдно всем присутствующим.