Ко мне идут учиться

КО МНЕ ИДУТ УЧИТЬСЯ

Наша дивизия создалась в Башкирии. Многие меня знали по газетной работе. Кое-кто из старших читал мои выступления в газете "Красная Башкирия", а кто просто слышал от других обо мне. Таким образом, я стал пользоваться некоторой популярностью среди наших бойцов и командиров. Видимо, и парторг полка, тов. Устюгов, когда внушал нашему Переведенцеву, сказал кое-что командирам. Так что  они не стали относиться ко мне, как с первых дней.
И вот мы формируемся, но время терять нельзя, предстоят бои и, вероятно, в недалёком будущем. Не будем же мы отсиживаться в тылу. Начали учиться. У нас артиллерийское  подразделение, батарея 76 миллиметровых пушек. В коннице они несколько облегченного типа,  народу (номеров) к пушке больше, так как у нас все номера на конях и у каждого орудия есть коноводы для отправки коней в укрытие вместе с передками.
И вот  однажды ко мне пришли сначала два младших лейтенанта из нашего подразделения - Игошин и Симбирцев. Оба молодые, высокие, хорошие ребята.  Выпустили их младшими лейтенантами за каких-то три месяца и их назначили командирами  взводов. Нас на действительной службе, чтобы выпустить командирами  орудий, учили девять месяцев. Учили и теории, и практике. Учили заменять друг друга и у орудий, и на конях. Мы учились вести стрельбу и прямой наводкой, и с закрытых позиций.
Вот и пришли ребята кое-чему поучиться у меня. Они плохо знали карту, топография была барьером, который они ещё не взяли.
Я показал и объяснил им вообще о географических картах, о градусной сетке, о масштабах, о наших военных картах, условных знаках, и много другое. Они зачастили ко мне каждый вечер, к ним присоединился и Переведенцев, который был очень любознателен.
Когда они уходили, тут ко мне подступал мой хозяин старик:
- Ты мне разъясни, я никак не могу понять. Ты солдат?
- Да, говорю, солдат.
- Рядовой?
- Рядовой.
- А они офицеры?
- Офицеры.
- Так как же это выходит, что они у тебя учатся?
- Очень просто. Они ребята молодые. Наступила война. Враг напал неожиданно. Их призвали и быстро испекли, второпях могли и недопечь. Дальше они приобретут навык. Из них будут хорошие командиры. Но сей¬час у них полных знаний нет. А я уже побыл в армии достаточно на действительной службе, видел кое-что, правда мало, и в гражданскую войну, помню, пришел я мальчишкой, в первую батарею лёгкого артиллерийского дивизиона, 24 железной  дивизии. Там командиром был Адамович. Стал меня наводчик, Васька Румын, обучать стрельбе с закрытой позиции по точке отметки. Никак не пойму. Да он ещё по-русски очень плохо говорит. Еле-еле общими усилиями они мне объяснили, как это так, в панораме сучек дерева, которое находится, чуть ли не сзади нас, я должен на¬водить в этот сучек очень точно и верить, что снаряд, выпущенный из моей пушки, должен попасть в белогвардейский пулемёт или пушку. Наконец, мне это объяснили. Ну, я был тёмным мальчишкой. А эти то товарищи живо всё поймут.
- Но ведь, как говориться, офицер – "голубая косточка". Как же с рядовым? Ведь как говорят, гусь свинье не товарищ!
- Не прав ты, дед. Ну какая же "голубая косточка". Я, например, знаю Симбирцева. Он с Белорецких заводов металлург, и родители у него на заводе работали. Какая же косточка? Так же и о других. А помочь им я обязан, отдать им всё, что я знаю. Вот сообща то мы быстрее справимся с врагом. А видишь, ребята они отличные. Ну, кто из солдат может обижаться на них. А по службе они требовательные, и это тоже так должно быть. Наша армия сильна сознательной дисциплиной.
 И вот он снова стал вспоминать, как было прежде. Как над ними, кузнецами, издевался хозяин "титулованной  кузницы".
- А вам от этого  "титула" не перепадало?
- Какое!  Вы, говорит, за честь должны считать, что работаете в такой знаменитой кузнице. Ну, тогда я сбежал от него к другому, не титулованному, но зато подходящему человеку, который знал, что мы работаем, чтобы заработать.
- Времена и интересы были совсем другими. У нас всё это понятнее и больше зависит от характера людей, как они переломят свою гордость. Тоже ведь молодые люди. У каждого свой гонор есть. Как бы неудобно будто было спрашивать совета у рядового. Но Игонин этот такой. Шутник и балагур, он с каждым живо сойдется, и надо сказать, он первый затеял дело с учёбой. Сначала пришёл поговорить, потом вроде проконсультироваться, не знаю ли я то или другое, а потом просто выложил просьбу. Ну его друг Симбирцев, человек скромный, может быть и кажется таким тихим и скромным, потому что бывает всё время с Игониным, который просто затмевает его. А вот у Переведенцева характер  другой. Он много думал, прежде чем воспользоваться моей помощью.
 На самом деле Переведенцев, младший лейтенант невысокого роста,беленький, с лицом, слегка царапнутым оспой, не так быстро сходился с людьми. Он переоценивал себя, как носителя офицерского звания. Но его угнетало недостаточность знаний. Он долго присматривался, приходил с товарищами, наблюдал, как бы со стороны наши занятия, в которых принимали участие человека два рядовых, которые жили со мной на квартире. Это, может быть, ещё более действовало на него отрицательно. Ну а потом всё активнее и активнее стал вникать в это дело и увлёкся им. Это  благотворно подействовало  на его отношение к людям. Для него  рядовой не стал представлять какую-то безликую массу, заполняющую строй. Он стал видеть индивидуальные особенности каждого бойца, спорил с ним при решении каких-нибудь задач в нашем небольшом коллективе.
Интересно было, что наш хозяин, лёжа на печке, наблюдал за нашими занятиями и очень жалел, что он плохо слышал. К этим занятиям он относился благосклонно. Они ему нравились. Он говорил:
 - Другая  молодежь пошла. Ведь вот молодые люди, жалование получают. Скоро, может быть, и в бой пойдут, а они вместо того, чтобы пьянствовать, как говорят, веселее прожить, целыми вечерами просиживают, учатся. Совсем другие люди пошли!