И старшины бывают разные

И СТАРШИНЫ  БЫВАЮТ  РАЗНЫЕ
(или  немного  философии)

3лые языки утверждают, что каждого проработавшего старшиной свыше трёх лет
можно наказывать, даже без следствия.  Это, конечно, шутка. Но старшина играет большую роль в подразделении, и хозяйственную, и воспитательную, и старшиной быть не просто. Надо быть не просто фельдфебелем, как в старой армии, где фельдфебель выезжал на крепком кулаке, способным сокрушить самую крепкую челюсть солдата, чтобы угодить его высокоблагородию. В нашей армии старшина не только  хозяйственник, но и наставник, особенно для молодых солдат. Поэтому хороший настоящий старшина пользуется большим уважением среди солдат, даже, может быть, не смотря на его отдельные недостатки. И он, старшина, личным примером показывает бойцу свою стойкость, мужество, любовь к Родине, и повседневную заботу о своих подопечных в любых условиях, в любой обстановке.
Я никогда не забуду нашего старшину второй Пушечной батареи 44-го  артиллерийского полка Северина Шевчука, или, как мы его называли, Казбека, за его бравый вид, подтянутость, стройность юношескую, не смотря на довольно солидный возраст. Всегда подтянутый, одетый по форме в гимнастерке с белым воротничком, видимо, пришиваемым каждое утро, крепко подтянутый ремнем, в кавалерийских брюках с кантами, в высоких кавалерийских сапогах, всегда начищенных до блеска, сияющий на них, как серебро, шпорах, с лихо заломленной фуражкой или папахой, он являлся образцом. Его седые усы подкручены, как у Кайзера Вильгельма, с которым он воевал в мировую войну, его выправка - предмет зависти нашей молодёжи. В разговорах длинных речей не держал. Несколько слов и наглядный пример. Помнится, как первый раз он быстро зашел в нашу палату, сказав:
- Кто старший?
- Я - отозвался ему Алёша Остроумов.
- Выделите двух человек на кухню?
- Хорошо, я скоро зайду, чтобы были!
И буквально через пять минут забегает, и сразу к Остроумову:
- Где люди на кухню?
- Пока не выделили, мы ещё собрания не проводили, чтобы выделить.
- А! Собрание?.. Это чтобы рабочих на кухню, картршку чистить... Хорошо!.. А ну становись! - крикнул он, показав рукой направление шеренги.
Построились.
Он сразу указал двоих и скомандовал:
- Шаг вперёд! На кухню, шагом марш! Ну, а собрание после проведёте, там и поговорим, когда время будет! Так  то… А пока приведите всё здесь в порядок. Постели заправьте по-настоящему, как положено. Вам здесь укажут, как их заправлять. Делайте!
Вспоминалось, как он проводил тренировку по подъёму, отбою и заправке коек, и главное - подъём обязательно по тревоге. Следил по часам. Нам казалось невероятным, что можно сократить сроки сборов.  Тогда он на наших глазах провел эту манипуляцию с группой старослужащих. Мы были удивлены. Для нас это показалось необычайным цирковым трюком. Стали разбирать, в чем секрет такого успеха. Оказывается, было много вещей, которых мы не учитывали в нашей работе. Поняли, что многое зависело от того, как мы ставим обувь и кладем одежду при команде “отбой” Это особенно отражается при команде “подъем” или “тревога”. Тут мы путались в одежде, то гимнастерку схватишь, то брюки, портянки теряешь, сапоги сразу не находишь, сплошная толкотня. Время уходит, а толку нет. Тут то мы научились, как и в каком порядке ставить сапоги, класть на них портянки, как укладывать гимнастерку, потом поверх неё брюки. Постоянная тренировка, раз по пять за утро и примерно столько же за вечер стали давать результаты. Правда, кое-кто пытался сократить время, прибегая к обману. Но оказывается, и это было предусмотрено опытным старшиной. Построив всех, он отдаёт команду "Снять  левый (или правый) сапог". Вот тут-то и выявляется, что кто-то второпях сунул в сапог босую ногу, а портянки сунул под матрас. Таким босоногим старшина разъясняет, что может получиться, если с места и сразу в поход, что бы тогда делали? Это сразу же вас в госпиталь. А ведь могут подумать, что вы это сделали, чтобы избавиться от выполнения задания, пролежать в госпитале, когда ваши товарищи будут выполнять поставленную перед ними партией и правительством задачу. Это уже не просто симуляция - это уже государственное преступление!
Многое внушал он нам, правда несколько грубовато, без особой дипломатии, но и без обиды. Понятно, ясно, толково.
А как он относился к чистке коней. Всё время около станков, и быстро появлялся там, где затихала эта работа. Мы скоро привыкли к нему и ценили его, зная, что он действительно предан своему полку, воинской службе. Мы  уважали его, а потом, когда узнали, что он ветеран полка, воевал с немцами в первую империалистическую мировую войну, провоевал в Гражданскую войну, награжден именным оружием. А он уже не мыслил нигде работать, как в армии, и продолжал верно служить, выполняя воинский долг и воспитывая молодых воинов служить так, как положено каждому гражданину Советского Союза.
Мы знали, что он имеет жену, но никого больше из близких родных у него не было.
У меня с ним с самого начала произошло недоразумение из-за "Ашхабада". Я просто неприязненно выразился об этом трудолюбивом строевом коне, который так же привык к воинской службе, как и наш старшина Шевчук. Но ведь я был оторван от молодого, горячего, резвого коня как "Орлик". Это обидело нашего старшину, и взамен он дал мне "Амазонку" ,которую считали потерянной для полка неумелым обращением с ней людей, пытавшихся бичом приручить к себе коня, и только озлили гордую ,непокорную лошадь, не знавшую ни уздечки, ни седла.
Мне удалось приучить "Амазонку", этим я реабилитировал себя перед старшиной, и он стал относиться ко мне хорошо. 0б этом свидетельствует хотя бы то, что он рекомендовал меня при вступлении в кандидаты, а затем и в члены партии.
Когда я был назначен в Учебный дивизион, вскоре туда же на должность старшины дивизиона был назначен наш Шевчук, это было вроде помощника командира дивизиона по хозяйственной части, так как в каждой батареи у нас были старшины.
0днажды я был при штабе дивизиона дежурным разведчиком, вернее, дежурным рассыльным. То есть бежал, или ехал, куда пошлют. И вот командиру дивизиона  Саниксену потребовался Северин Шевчук. Я знал, где находится его домик. Это было почти рядом, и я побежал пешком. Время летнее. Жара. Везде всё открыто. Я забегаю в домик и вижу - наш грозный "Казбек" в кавалерийских сапогах со шпорами, в кавалерийских брюках с хромовыми леями, но в нижней рубашке с засученными рукавами, с плешивой головой, обвисшими усами, с тряпкой в руках "драит" пол своего "вигвама", а его жирная "Мегера" сидит на табурете, расставив ноги, и указывает ему, где надо больше поднажать... И так мне жалко стало этого  старикашку.
 Правда, он тут же бросил тряпку, принял грозный вид, что-то крикнул мне строгое.  Я вытянулся и доложил ему по уставу, зачем я послан к нему. Он тут же стал собираться, принимая всё более грозную осанку. Но мне то ясно было, что бедному старику тяжело, что эта жирная тумба  обращается с ним, как он с только что брошенной на пол тряпкой.
Вот и пойми поэтому, что в человеке свое и что чужое, напускное, и чем это вызвано.
А вызвано, мне кажется тем, что "Казбек", будучи помоложе, женился, как и многие в то время, на " благородной". Он пытался этим доказать свое превосходство.   "Благородные" вначале побаивались своих отчаянных сожителей, мирились и даже радовались своей судьбе, что эти сиволапые мужланы поступали не как "благородия, господа офицеры", которые, опозорив девчонку, бросали её, представляя ей отвечать за последствия, а сами хвастались своими победами над неопытными, иногда запуганными девицами, а эти сиволапые красные оказываются очень порядочными людьми. Их отношения чисто человеческие. Они берегут их как женщин. Умные поняли это, и создались хорошие семьи. Но были и такие, которые пользовались простотой и добротой своих сожителей, и к старости бра¬ли верх и начинали командовать ими. Вот к таким то жертвам я бы мог отнести и нашего "Казбека" и командира  арт. парка Акинина.
Когда мы со старшиной пошли в штаб дивизиона, дорогой он мне говорит:
- Старуха пол начала мыть, и что-то с ней приключилось, заболела, видать. Вот и пришлось за неё домывать, вот она и сердится. Ты уж там не говори об этом.
 Я пообещал. Надо сказать, вспоминаю об этом эпизоде только здесь. Когда уже стариков, конечно, нет.
Был в нашей батарее учебного дивизиона старшина Агапевич. Сверхсрочной службы. Он не имел такого грозного вида, как "Казбек". И у него совсем другой характер. Он стремился выслужиться. Он старался подлаживаться к людям, от которых мог бы поживиться, которые пользовались привилегией командного состава. Это замечательные портные, как  Брацлавер, или сапожник Кулик, или пред которыми вот-вот откроются двери к политической деятельности, в полку это Алёша Остроумов, не смотря на то, что ровесник нам, но уже коммунист со стажем.  Его перевели на политическую работу. Агапевич со всеми льстил, навязывался в друзья, прощал им мелкие дисциплинарные нарушения. Но он злобно преследовал всех, кто плохо отзывался о нем. У него не хватало доброго чувства на остальных бойцов, потому что он его растратил полностью на удачников, а на остальных осталось нерастраченное чувство злобы и ехидного издевательства. Поэтому его одинаково не любили как те, так и другие. Первые за приторный подхалимаж, вторые за неприкрытую злобу. Поэтому грозный на вид "Казбек" пользовался действительной любовью солдата, а хитрый как лис  Агапевич - нет.
"Казбеку" прощались его ошибки и просчёты, потому что они не были его натурой, а допускались порой из-за недостатка общего развития, когда в стремлении создать порядок он допускал ошибку, стремясь достичь этого порядка. Вот хотя бы тот случай, когда он при товарищах делал выговор  двум бойцам, перерубившим веревку, чтобы спасти повесившегося: "Зачем верёвку рубить? Она же с конюшни верёвка. Вас двое, один бы его попридержал, а другой мог снять петлю". Так будете рубить, верёвок не напасешься".  Комиссар Чурсин взял его под руку и отвёл, и заговорил о чём- то другом. Нужно было учесть слабость старика, переживавшего за каждую веревку. По его выходит, что самоповешение чуть ли не ежедневное явление, хотя за три гола моей службы это был единственный случай в нашем полку. Ворчанию старика никто не придал значения, а наоборот, после все от души хохотали над его предложением осторожно поддерживать и снимать, а не портить верёвку.
Был и в нашем подразделении 76-ой кав. дивизии старшина из Башкирии, из Мелеузовского района, фамилия его - Добренький. По этому, гоняя нас, он часто упоминал об этом. “Это только фамилия у меня Добренький но не думайте, что я такой”. Он только что с действительной службы и гонял нас во всю. Всё-таки против него мы были старики. Он службист. Особенно старается угодить начальству. Добренький тоже особый тип старшины. Как-то не лежало к нему сердце бойцов, а старики относились к нему просто враждебно. И он это чувствовал, и то, что он всегда напоминал, что его Фамилия не отражает его действительной натуры. Ему говорили, нам нужна не доброта, а справедливость. Мы чувствовали, что этот человек с двойным дном. Так оно и случилось.
Это было перед отправкой на фронт. Добренький, с серьёзным ранением руки попал в госпиталь. Время было горячее, никто не подумал, как и что случилось, как получилось ранение. Ездовой, который был с ним, когда они за чем-то ехали, рассказывал, что он в руках держал какую то светлую трубочку, говорил, что сделает из неё мундштук. Стал ковыряться в ней, а она у него взорвалась. Ранило серьёзно, покалечило руку. Его в госпиталь, а мы на фронт. Так мы расстались с  Добреньким. Как он там прошел по всем статьям?
Но только в 1947 году, будучи в Мелеузе, как-то зашёл на Мелеузовский молокосушильный завод, или как иначе называли, завод сухого молока, там я встретил этого старшину Добренького, инвалида Великой Отечественной войны, раненого в руку. Он там начальником охраны завода.
Увидел его. Он этак, мелким бесом. Но чем докажешь, когда нашу дивизию всю расколошматили, когда после этого я побывал в другой кавалерийской дивизии и, наконец, в пехоте, и демобилизовался только в январе 1946 года. Когда толь¬ко фамилию командира батареи нашей я только недавно вспомнил. А жив ли он? И если бы не поспешная отправка дивизии на фронт, пришлось бы Добренькому отвечать за членовредительство. А сейчас ему ветер в зад.