Святая равноапостольная царица Елена

Святая Равноапостольная царица Елена.
Она вышла из задымленного туалета. Курили и внутри, и в коридоре. Казалось, что в помещении стоял туман: так было дымно. В ноздри бил навязчивый дешевый противный запах курева. На диване в белом платьице - темноволосая девушка. Она улыбалась своими белыми зубками и темными глазами. Рядом с ней на диване - двое парней, сидели, широко расставив ноги и откинувшись на спинку дивана. У всех раскрасневшиеся лица и явно веселое расположение духа. К ним подходит еще один, без пиджака, но довольно приличный, затянутый галстуком. Один из тех, на диване, кидает ему пачку сигарет. Быстро прошмыгнула через коридор, не привлекая к себе внимания, подругу вела за руку.
     И вот он, жаркий, душный, такой веселый зал ресторана. В полутьме отчаянно пляшут подвыпившие выпускники. Долбит, долбит, долбит басами бессмысленная музыка для тела, а не для разума. В воздухе пахнет духами и потом, душно, нечем дышать, от громкой музыки звенит в ушах. Где-то послышался звон стекла: это разбился бокал. Она прошла за свое место, попутно извиняясь и перешагивая через девчат, спрятавшихся за столом и переодевающих колготки, по которым поползла стрелка.
     Между колоннами в центре зала – бесформенная толпа танцующих. Трудно различить в ней отдельного человека: какие-то руки, ноги, летящие подолы платьев, не сразу разберешь, кому и что принадлежит. Танцующие сливаются в одно большое многоголовое, многорукое, многоногое нечто, которое волнуется, колеблется под  тяжелую, давящую, сотрясающую музыку. На полу шпильки, блестки, бантики от чьих-то туфель. В воздухе вдруг всплывают светящиеся и переливающиеся в разноцветных огнях мыльные пузыри. Танцующее нечто восторженно вскрикивает, поднимает руки, начинает ловить, лопать пузыри, смеяться и колыхаться еще сильнее от радости.
    Ведущие вечера попросили всех занять свои места. Танцующая толпа разделилась на отдельных людей, рассыпалась по стульям вокруг бесконечно длинного, извивающегося по залу стола. На  танцпол вышли две танцовщицы в варварских костюмах, украшенных искусственными мехами и кожаными лоскутами, в унтах, так похожих на настоящие. Заиграла какая-то вновь веселая, варварская музыка, которая напомнила нечто древнее, что было даже до русского народного, что-то пещерное народное, но одновременно такое современное, такое близкое сегодня, что все  притопывали ногами под столом, слегка кивали головой в такт музыке.
 В глазах блестело и темнело от всего происходящего. Это торжество, пир, праздник. Воздух  искрился от чрезмерного веселья, где-то в углу собралась толпа. Все они с танцпола перетекли к столу, на котором выставили свежие, приятно пахнущие и привлекательно выглядящие пирожные к чаю. Но внимание привлекали вовсе не они. В центре стола, глянцево поблескивая в полутьме, стоял шоколадный фонтан. Все стали пробиваться к нему, брать с тарелок нарезанные фрукты и протягивать руки к сладкому водопаду. Теплый жидкий шоколад разбрызгивался на стол, капал на пол с кусочков яблок, бананов и чьих-то губ. Она стояла в стороне и подошла последней. Вот он, этот непревзойденный элемент роскоши, который приходилось ранее видеть только в кино. Она взяла виноградину, нанизанную на зубочистку, и протянула руку. Шоколадная стена всколыхнулась, поползли коричневые прожилки по винограду.
    Рядом многие уже шутливо ругали фонтан, вытирая губы влажными салфетками и возясь с коричневыми пятнами на платьях и рубашках. В центре зала уже вновь плясали. Было душно. Блестели разноцветные огни, блестели покрасневшие лица, помутневшие глаза.
     Она вернулась за стол и вдруг заметила их классную руководительницу, Софью Филипповну, которая на протяжении всего праздника то мелькала где-то, то вновь пропадала. Это была невысокая пожилая женщина. Хотя даже пожилой ее назвать было как-то стыдно и неудобно. Она была именно женщиной. И паутинки морщин вокруг глаз, и желтоватая кожа делали ее скорее какой-то неземной, бессмертной, чем пожилой. У нее были светлые, соломенного цвета волосы, аккуратно уложенные в прическу по поводу выпускного, белое с синими цветами платьице. Небольшие умные глаза смотрели на мир сквозь толстые стекла очков, которых у Софьи Филипповны было двое: для дали и близи, потому что ни так, ни этак она хорошо видеть уже не могла.
     Софья Филипповна присела на место одной из учениц и,  опустив очки на кончик носа и прищурившись, стала разглядывать что-то, что держала в руках. Издали это могло напомнить маленькую колоду стилизованных карт. Но карты в руках Софьи Филипповны? Да никогда.
      Она, перебирая заламинированные цветные карточки, что-то искала и наконец нашла. Посмотрев на сидевшую по соседству девушку, которая была уже явно навеселе, она сказала:
- Это твоя святая, возьми, пожалуйста, пусть она тебя хранит… - и передала девушке карточку. Та широко улыбнулась Софье Филипповне и, сжав карточку обеими руками, поблагодарила ее.
   Наконец дело дошло и до нее. Софья Филипповна посмотрела на нее с улыбкой:
-  Это твоя святая… - сказала она и добавила слова поздравления. Она улыбнулась и, кивнув, приняла карточку. На ней была икона. Женщина с суровым, аскетичным, чисто средневековым лицом. Все, как объясняла учительница МХК: на иконе святых изображали с миндалевидными глазами, прямым носом с горбинкой, маленьким ртом. А Софья Филипповна уже вспорхнула и улетела, стала искать других одноклассников, подходила к ним, улыбалась…
  Стало грустно. «Святая равноапостольная царица Елена» - прочитала она и, перевернув иконку, стала тихо-тихо, себе под нос читать текст молитвы. Музыка как будто бы даже утихла.
-  Величаем тя, святая равноапостольная царице Елено, и чтим святую память твою, ты бо молиши о нас Христа, Бога нашего…