Площадка 1. Инварианты российской истории

Неистовые

Миг власти
5 ноября 1796 года, "императрицу Екатерину II нашли без чувств на полу в гардеробной" (Андреев, с.16).
Видимо, императрица осталась одна.
Она лишилась сознания и речи, еще живая, но уже бессильная. Впрочем, это было неизбеж-ное. У нее сын, наследник? Тотчас послали за ним, он не поверил! Не поехал, стали прибывать но-вые посланники. Сочувственные речи, кто бы их слушал, но "всеобщее заискивание" убедило. Па-вел поверил, помчался в Зимний дворец. Основания для спешки были.
"… здесь в кабинете матери, будто бы по подсказке Безбородко, нашел и бросил в огонь па-кет, перевязанный лентой – указ, лишавший его престола в пользу любимого внука умирающей императрицы Александра Павловича. Вечером того же дня Екатерина, не приходя в сознание, скончалась. По свидетельству одного из очевидцев, тотчас после ее смерти раздался голос Павла: «Я ваш государь! Попа сюда»" (Андреев, с.16). Мнение одного человека, но никакого другого че-ловека и не было.
Смерть и голос.
Почему же не послали за Александром?
В России не могут "одновременно здравствовать два императора". Павел понимает, отсюда его мгновенная реакция. Ему сорок два года, из них тридцать он рядом с властью. Единственный из Романовых он пропадал столь долго в тени власти. Его ощущение, собственные слова: тридцать лет бездеятельности, он задыхается. Власть рядом, но она далека. Страстно желая власти, Павел вынужден "упражняться в терпении". Все что он может, – это Гатчина, там в его распоряжении «три батальона и три эскадрона» (Дмитренко, с.267). Невелика Гатчина, но она "обращена им в идеальный образ будущего правления" (Андреев).
Далее ждать, целых тринадцать лет.
Власть наконец-то в руках, "… неукротимая энергия опрокинулась на страну. На смену пав-ловской Гатчины должна была прийти гатчинская Россия" (Андреев; курсив автора – В.Л.). Вот такая несложная инверсия, если говорить ученым языком.
Изливался этот поток 4 года, 4 месяца, 4 дня. Бывают же совпадения.
Кратковременность правления и неистовое рвение самодержца.

Когда-то первый император России распоряжался всего двумя полками.
Всего два полка, потешные.


"В этих условиях незаурядный специфический талант проявили леворадикальные элементы, уловившие момент (буквально, исто-рический миг!)" (История России / Дмитренко и другие, с.169).
Осень 17-го.
Ленин требует, поскольку соратники сомневаются, чтобы возглавляемая им партия, захвати-ла власть. Ему сорок семь лет. Позади те же тридцать лет ожидания, интриг, ненависти. Он не пре-бывал в тени власти, напротив, он противостоял власти. Ради власти, власти для себя. В этом со-стояла его жизнь, смысл жизни. Жажда власти, отсюда  "неукротимая энергия", она требует выхо-да. А потому нужны враги, "он бешено их всех ненавидит" (Валентинов. ДГ, 91, 8).
Все? Нет, главное – Организация, партия. Как утверждал Мартов "Ленин не политик, а лидер организации, напоминающей мафиозную структуру внутри социал-демократической организации, мало того, склонный к установлению собственной диктатуры" (Улам, с.320). Павел тринадцать лет провел в Гатчине, недалеко от Зимнего дворца, но вдали от власти. Для того, чтобы осуществить "миг власти", ему нужно было всего лишь примчаться в Зимний дворец.
В отличие от Павла Ленин почти столько же лет провел не только вдали от Петербурга, но и вдали от своей партии. Февраль 17-го, далее пломбированный вагон, и вот он не просто во главе партии, партия идет за ним. Июль, попытка захватить власть провалилась, "бегство Ленина".
Лидеру большевиков удалось, подобно первому императору, найти свою Троице-Сергиеву лавру, то есть Разлив. Помогли рядовые партийцы. Он по-прежнему во главе партии и вместе с партией, но он "вдали от Петрограда". То есть вдали от того, места, где находится власть.
Странная приверженность к символам.
Партия слышит и слушает его голос, но должны слышать и массы. Чтобы не терять время, Ленин решил популярно объяснить (самому себе?) устройство будущей власти (= общества), вы-ражаясь современным языком, разработать модель. Очередной парадокс, он снова оказался вдали, на этот раз от тетради, в которой сделал первые наброски по данной теме. По его требованию "тет-радь проделала путь из Швеции в Петроград, оттуда в Разлив, а затем через озеро к шалашу! Можно впопыхах устроить революцию, но марксистский трактат не терпел приблизительности и неточности!" (Улам, с.323).
Ленина "всегда отличала особенность причинять другим беспокойство".
Зачем он бросился писать, ведь у него уже была модель – его партия. Он бросился в бой, по-тому что "не променял бы сей судьбы на мир с пошляками» (Ленин). И это был его собственный способ – "из далека" – вести борьбу с бесчисленными врагами; "сражаться на баррикадах, быть под пулей? Это могли и должны были делать другие люди, попроще, отнюдь не он" (Валентинов). В борьбе он «делался бешеным», вернее беспощадным.

Смерть и голос.
Временное правительство, "угасающий режим", шло навстречу своей политической смерти. Голос Ленина надрывался. Финансовый кризис? Мы напечатаем столько денег, сколько потребу-ется. Нет аппарата управления? Любой рабочий сможет справляться с обязанностями министра, обучение займет несколько дней. 7 октября Ленин выехал из Финляндии. 10 октября состоялось заседание ЦК, "возобладало мнение одного человека". 24 октября Ленин, "подвязал щеку платком, надел парик" и пришел в Смольный.
25 октября "Ленин появился на втором, вечернем заседании съезда, шумно встреченный де-легатами. Теперь он был главным олицетворением власти. Его доклады на съезде дали основу для принятия знаменитых Декретов о мире и земле. На съезде было сформировано и первое прави-тельство: Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным" (Волкогонов, с.293). Миг власти со-стоялся чуть ранее, когда они с Троцким, лежа, беседовали в одной из комнат Смольного.
На смену партии Ленина должна была прийти ленинская Россия.
Судьба предоставила Ленину, если исключить бремя болезней, четыре с половиной года "для управления социалистическим государством".

"Это был тот случай, когда власть была доступнее всего народу, это какой-то миг в истории народа" (Г. Пряхин, РГ, 2001, № 184).
Вызовы времени
Павел, четыре года "несуразного царствования". Оценка кажется очевидной: "если и есть в этих четырех годах какой смысл, то незначительный, не могущий быть признанным «даже пере-ходным между двумя смежными царствованиями Екатерины II и Александра I», – писал  в начале девятнадцатого столетия А. Корнилов" (Андреев, с.17).
Переходное время, есть ли нечто общее в любом переходном времени?
Экстравагантное поведение Павла, равно ли оно "вызовам эпохи"?
Перед Павлом встала, центральная для самодержавия, "задача обновления связи между госу-дарем и подданными" (Андреев). А значит, нужны новые идеи, новые ценности. Надо привлекать и увлекать за собой подданных, а еще надо противостоять новым веяниям.
Их несла Французская революция.
Со времен Петра прошло сто лет, сам Петр "исчислял свое служение Отечеству" с Азовских походов. К 1796-му "здание государственности" устарело безнадежно, "центральные органы вла-сти" были дезорганизованы Екатериной. Императрица предпочитала "править не через строго вы-строенные учреждения, а через доверенных лиц" (Андреев). Как всякая система личных связей, система управления, выстроенная Екатериной, держалась на личности первого руководителя, ко-торый должен был лично контролировать все и всех. Поскольку это невозможно даже чисто фи-зически, характерными становились фигуры временщиков, то если лиц, пользовавшихся безгра-ничным доверием императрицы. Те, обзаводились своим кругом доверенных лиц, и так до послед-него столоначальника.
По мере того, как императрица старела, начали возникать и накапливаться сбои. Они "были тем болезненнее, что в сознании современников … ассоциировались с беззаконием и произволом, которые творили молодые фавориты. Последнего фаворита, Платона Зубова ненавидели уже так, что в Павле готовы были находить избавителя от унизительной тирании" (Андреев, с.17).

Две эпохи, промежуток между ними.
Рубеж 18 – 19 веков. Долгое, в течение 34 лет, правление Екатерины. Хаос короткого правле-ния Павла. И снова долгое, 24-летнее правление Александра, именно ему пришлось реорганизо-вывать петровские коллегии. Общая длительность периода, с 1762-го по 1825-й, 63 года. Теперь рубеж 19 – 20 веков. Долгое, почти 23-летнее правление Николая II. Затем Ленин, фактически он стоял во главе государства менее пяти лет. И снова долгое, 30-летнее правление Сталина, именно ему мы обязаны завершением ленинского проекта «единой фабрики». Общая длительность перио-да, с 1894-го по 1953-й, 59 лет.
Переходный период нельзя вызвать, можно лишь пройти.
В советское время переходные периоды имели некоторые особенности.

Октябрь 17-го, революция началась. Если говорить о вызовах того времени, то главные из них просты: мир и земля, следом шли фабрики. Вся земля тем, кто ее обрабатывал. Все фабрики тем, кто на них работал. Мир – всем без исключения. Впрочем, одно исключение было, дворцам объявлялась война. Всеобщее требование, в подтверждение которого всеобщая демонстрация си-лы. Но Ленину этого было мало, сгодится как первый шаг. Если перед Павлом стояла задача ре-формирования государственного аппарата, то Ленин замахнулся на нечто грандиозное: дать наро-дам совершенное общественное устройство, всем народам. Без эксплуатации, без угнетения. А значит, без государства вообще.
Иначе говоря, Ленин решил ответить не на вызов времени, каким он был перед Россией на-чала 20-го века, а на вызов самой Истории. Суть его ответа, он полагал, завершить предысторию, на самом деле он вознамерился завершить Историю. Ленин высокомерно полагал, что если введет в Историю «права рук и желудка» (Ф. Мэньюэл), то тем самым история выпрямится. Станет не просто предсказуемой, но и управляемой.

Между Павлом и Лениным каких-то сто двадцать лет.
Остановить историю или завершить?
Первый полагал, что надо стать и быть «державным тружеником», а подданные оценят да-руемые блага, и в их числе главное, порядок (= справедливость). Второй рассчитывал, что когда все станут государственными служащими, то само собой исчезнет неравенство (= несправедли-вость). Нужно лишь перевернуть вектор усилий (= борьбы).
Воля Автократора – сила Государства.
Где гарантия? В идеалах, которые молодой Павел обнародовал в записке, направленной Ека-терине, новые ориентиры позволят ему обновить «потускневшую идею самодержавия». В партии, которую молодой Ленин решил создать в качестве инструмента, обладание которым позволит ему, так он видел, завершить Историю.
«Перекрестки встречаются в истории не так часто» (Оболонский, с.5).
На каком перекрестке стояла Россия в 17-м? На мой взгляд, важнее, кто стоял на перекрестке в 17-м? Тех, кто мучился выбором, было на самом деле немного. Но кто бы ни совершал тогда вы-бор, только не Ленин. Он свой выбор сделал за двадцать лет до 17-го. И что самое удивительное, не изменил своему выбору. Все что не укладывалось в рамки сделанного выбора, тут же отверга-лось. Просто отметал, сдабривая бранью в адрес оппонентов. Все, что казалось, подтверждало его оценки, возносилось. Все, что соглашалось, одобрялось. Последнее относится к людям. Им отво-дилась роль сознательных исполнителей. В этом и состоял выбор Ленина: он знает и решает. Дис-циплинированная партия проводит в жизнь. Сознательные пролетарии отвечают ударным трудом.
"Срочно требуются седые человеческие волосы" (Нагибин).
"Ленин был мозгом революции, он думал за нее, она жила только его идеями и мыслями" (Валентинов, с.55).
Ельцин, "явно не оратор и не мыслитель" (Ольшанский, с.50).
В 17-м Ленину удалось преодолеть разрыв между "сознанием и действием", его лозунги стре-мительно обретали материальную жизнь. Нечто аналогичное сумел достигнуть и Ельцин: "В еди-ном порыве тысячи людей бросились на баррикады, в очередной раз, показав миру, что развитое демократическое сознание неразрывно связано с поведением, направленным на защиту демокра-тических преобразований. Защитники российского «Белого дома» продемонстрировали полное единство сознания и действия. Особенно существенную роль сыграли мужество и решительность признанного лидера демократов Б.Н. Ельцина и его ближайших сподвижников" (Психологический журнал, 1992, № 1, с.3).
Какие баррикады? Если у Ельцина не было потешных полков, то пусть будут потешные бар-рикады. Масса требовала героя, поскольку антигерой уже был. Герой – антигерой, условие поли-тического действия. Решительный сильный, уверенный в себе Ельцин был наиболее подходящей кандидатурой. Никсон: "Ельцин может многое внушить людям, у него животный магнетизм, и он достаточно безжалостен, чтобы претворить все это в жизнь" (Ольшанский, с.48). Что он претворил в качестве народного депутата, члена Верховного Совета СССР? "Ничего сколько-нибудь значи-тельного. Но для массового сознания он делал огромное дело именно тем, что не делал ничего ре-ального, конкретного, конструктивного" (Там же).
Ленин сознавал, что надо действовать.
Ельцин сознавал, что не надо действовать.
Ленин сам формировал свою "массу подданных". Ельцина, как «героя» формировала сама "масса подданных". Но это различие не разделяет, а объединяет их. Действием или бездействием, но необходимо "встать" в фокус массового сознания. Высветить своей яркостью "серость предше-ственников", обрести неформальное "человеческое доверие со стороны масс", показать своим по-ведением "доступный и понятный массам" средний уровень. Одним словом, скромно пойти на-встречу психологии верующих.
А что же Павел?
Гордый Павел не пошел навстречу психологии верующих.
Разлив нашей странной символики.

"Скудость нашего политического небосклона такова, что на нем редко бывает больше двух хотя бы примерно равных по силам «звезд» – лидеров" (Ольшанский, с.46).
К власти в отдельно взятой стране Ельцин пришел в 1991-м. Его "миг власти" – обошел все газеты и экраны. Ельцин стоит на бронетранспортере (Ленин огласил свои знаменитые тезисы, стоя на броневике). Перед ним соратники держат нечто вроде броневого щита. Он зачитывает об-ращение к России. Врагов рядом нет, но они есть. Наше массовое сознание реализовало себя мгновенно. Во 1-х, все должно быть персонифицировано: государство, история, недовольство,  даже проблемы сельского хозяйства. Во 2-х, борьба немыслима без антагонизации: "красное и бе-лое", "плохое и хорошее", в 91-м, соответственно, "тоталитарное и демократическое".
Ленин: а разве есть третье?
Возможно, Ельцин представлял баррикаду бронемашиной.
Ленин стремился завершить историю, а Ельцин?

Смерть и голос.
Когда и как начинался Ельцин? В октябре 1987-го, на пленуме ЦК КПСС, он был в числе вы-ступающих (см., Яковлев). И каким же был «первый блин»? "С одной стороны, ведь прав был Гор-бачев: действительно, путаная речь, неконкретная, непонятная, явно неконструктивная критика – некое глухое недовольство на уровне бормотания чего-то себе под нос" (Ольшанский, с.50). Явно не герой. "Но с другой стороны, как же не прав оказался Горбачев, когда не услышал за этим глу-хого недовольства масс, еще не могущих толком формулировать свои претензии, но уже готовых возвысить свой голос" (Там же).
Своим бормотанием Ельцин выделился, обозначил себя как символ народного недовольства, и появился герой. Никто из присутствовавших тогда на пленуме не понял, что существующая по-литическая система двинулась навстречу своей смерти. Ибо никто не заметил рождения героя. Вернее, никто не заметил, что на властных вершинах обозначилось присутствие народного недо-вольства. И для этого Ельцину не требовалось делать что-то особенное, просто быть самим собой.
Разумеется, Ельцин имел свой голос, но ему не требовалось надрываться.
Караул не устал, устала масса.
Как мы теперь знаем, на смену команде Ельцина не могла прийти ельцинская Россия.

Школа унижения
Павел, тридцать лет ожидания, из них тринадцать лет в Гатчине. Чего он ждал? Он ощущал себя «правнуком Петра Великого», подражал ему, возвышенные мысли посещали его. В двадцать лет он пишет записку Екатерине, что предлагает? Он предлагает императрице отвергнуть порядки, которые она же и установила. Ему дали понять, какой он неловкий. Он настойчиво просился  в армию, хоть волонтером. Подвернулась война со Швецией. Все обернулось дрязгами. Надежда быть полезным в делах потерпела крах. К этому добавилось разочарование в людях, унижение как человека. Можно понять его, когда он писал – «задыхается».
Ленин, где ему пришлось испытать горечь унижения? Изменение отношения к семье Улья-новых после казни старшего брата. Но семья не бедствовала.
Ельцин, известный своим самолюбием, можно представить его ощущения.
Зачем же им школа унижения? Воспитание безжалостности? По структуре своего характера все эти акторы уже были безжалостны.
Что же дала им школа унижения?

Как водится, должны обнаружиться хотя бы два основания.
Первое. Накануне «мига власти», то есть фактического перехода власти, всегда возникала «потребность в справедливости, в утверждении правды». Об «этой всеобщей мечте монархов» вспомнил Павел, его первые манифесты суть «яростное осуждение мздоимства» (Андреев, с.18).
Как ни странно, школа унижения, одновременно мучительного ожидания, становилась спо-собом приобщения претендентов на власть к этой всенародной потребности в утверждении спра-ведливости и правды. Мигу власти предшествовал своеобразный миг единения будущего диктато-ра с народом. Хотя бы в страстном стремлении к справедливости. Для истории России вообще ха-рактерна удивительная периодичность, с которой возникала данная потребность.
Возникала и декларировалась.

Второе. Такая школа позволяла претенденту повышать свой уровень готовности. То есть рас-ти, он обучался. Но главное, он словно заряжался энергией, необходимой для бурной деятельно-сти. Это был своего рода фильтр, посредством которого проводилась селекция. Остаться должны лишь способные выдержать такую селекцию.
Хотя бы просто дожить.
Были и результаты. Самый печальный из них, для страны, разумеется, все они становились чрезвычайно закрытыми личностями.

Вместо заключения
Миг власти состоялся, что дальше? Петр вернулся к "любимым занятиям: военным играм и строительству кораблей", на любимые игры ушло пять лет. Павел первым своим распоряжением, пусть символически, после смерти, но воссоединил своих родителей. Ленин объяснил первому ча-совому, как он должен охранять его первый официальный кабинет. Но «настоящим образом» он институализировал самого себя лишь после переезда в Москву. А Ельцин? Он исчез, почему? Просто потому, что он и его окружение не знали, что делать дальше.
В переходном времени нельзя застрять, его можно только пережить.
Больше всех повезло Петру, он пережил его подростком. Повзрослев, тут же положил ему конец. Павлу, напротив, не повезло. Он не понимал, что являет собой переходный период, что он "пришел" на престол временно. Переходное время Ленина завершилось вместе с ним, что стало его предсмертной драмой. "Он победил Сталина" (Л. Мозговой), но плоды победы достались именно Сталину. Парадоксально, Сталину для победы требовалось собственное поражение. Ель-цин? После 1996-го он быстро дошел до состояния, когда живо напоминал маразматика Брежнева, это его и остановило.
Они уходили, дальше начинала свою жизнь идея, его Величество Идеал.
Петр познакомился с ней на Кукуе, "заморские технические диковины", то есть иноземная наука и ремесло. Павел обнаружил ее в Пруссии Фридриха, порядок и дисциплина. Ленину ее подсказал Маркс, диктатура пролетариата. Ельцин? Он, вполне в духе 90-х, объявил всероссий-ский поиск национальной идеи.
Перефразируя Ф. Рузвельта можно сказать, что все они стремились встретиться с будущим. Как они это делали? Они сталкивали страну в глубокое прошлое. После чего начинали заклады-вать основания для ответов на вызовы настоящего. Каждый из них полагал, что располагает «уни-версальным рецептом» для решения всех проблем. И личность каждого принимала "крайне одно-стороннее направление".
Всякий раз поиск заканчивался одной идеей – идеей власти.
Когда же мы, наконец, покончим с проклятьем переходного времени!

И в конце
Гатчинцы
Павел и Гатчинцы.
Ленин и "тончайший слой".
Партии у Ельцина не было, зато у него была "семья".



Литература:

1. Андреев И.Л. Павел неистовый // Мир истории, 2001, № 1 (февраль).
2. Валентинов Н. Неизвестный Ленин //  Демократическая газета, 1991, № 8.
3. Волкогонов Д. Ленин. Политический портрет. – М. НОВОСТИ, 1997.
4. История России. XX век / А.Н. Боханов, М.М. Горинов, В.П. Дмитренко и др. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2001.
5. Оболонский А.В. Драма российской политической истории: система против личности. – М.: 1994.
6. Ольшанский Д.В. Б.Н. Ельцин на фоне массового сознания (политико-психологический портрет) // Психологический журнал, 1992, № 4.
7. Улам А. Большевики. – М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2004.