Птицы вольные. повесть

                Наш корабль не в добрый миг отчален,
                И плывёт по воле всех ветров!
                Марина Цветаева





УТОЛИ ВСЕ ПЕЧАЛИ, ОПАЛИХА

                Чья сила, того и воля
                Русская народная пословица


Глобальное потепление обрушилось на Опалиху в конце ХХ века внезапно и безо всякого предупреждения подобно Всемирному потопу, который затопил когда-то нашу многострадальную Землю в наказание за людские прегрешения. С тех пор мир не изменился – преступлений, провинностей и проступков в обществе не стало меньше, - поэтому на этот раз (для разнообразия) возмездие за грехи наступило в виде температурного катаклизма в природе. Зимы стали переменчивыми: в декабре часто накрапывал дождь, а настоящие большие снега выпадали только после новогодних праздников. Зимние денёчки перепутывались с весенними ночами, весна замещала лето, летняя жара устанавливалась в сентябре, а осень длилась чуть ли не до последних чисел декабря.
Продолжил эту традицию и наступивший недавно ХХI век.

Вовсе не суровая, а вполне умеренная зима 2001 года удивляла москвичей и жителей Подмосковья, а некоторых из них необычайно радовала. К этой категории радостных людей можно было отнести живописную группу, которую с руганью и пинками высадили из последней электрички «добрые» контролёры. Собрав по вагонам безбилетников, принципиальные сотрудники Российской железной дороги вытолкали их в одну, уже закрывающуюся дверь. Поезд тронулся, оставляя на тёмном перроне трёх мужчин и одну женщину.

Молча взглянув друг на друга, «зайцы» поняли, что они – одной крови и масти, одного полка отставные драгуны, в общем, – одного поля ягодки.
Весь облик этой четвёрки (мрачные лица, мятая одежда, грязные клеёнчатые сумки в мелкую клеточку) красноречиво указывал на то, что эти люди стоят на краю, возможно, на последней ступени социального падения, хотя, если присмотреться, можно было заметить, что они ещё пытаются сопротивляться накрывшей их с головой житейской буре.

То были - изгои общества, опАльные и опалённые тяжёлой судьбой люди, заклеймённые добропорядочными гражданами общим прозвищем «БОМЖ», то есть некто - Без Определённого Места Жительства. В советские годы их называли поблагороднее - «БИЧами» - пусть Бывшими Интеллигентными, но всё-таки Человеками, а в стародавние времена подобных скитальцев именовали просто и без затей – «бродягами».
Внешние признаки их общности, до некоторой степени похожести, были, безусловно, ими самими узнаваемы («рыбак рыбака видит издалека»):гнетущее одиночество, неприкаянная бесприютность, отчуждённость - говорили, вопили и даже вопияли сами за себя.
А внутренняя их схожесть – тайная и мистическая, им самим неведомая, - заключалась в том, что у каждого из этих людей сумма цифр года, месяца и дня рождения (так называемое - Число Судьбы) и сумма цифр дня рождения (Число Души) равнялись одному и тому же числу - «8».

Как толкует нумерология : за каждым числом скрывается тайна, в числе – зашифрован персональный код Судьбы и заключена мудрость видимых и скрытых явлений. У членов нашей неожиданно собравшейся команды этим таинственным и вещим знаком явилось число «8».
По всем внешним и внутренним приметам свёл вместе этих бедолаг господин Случай не так уж и случайно: ведь для «людей числа 8» главное в жизни - стремление к свободе и независимости, а также нежелание подчиняться установленным нормам и правилам. И не зря гонит их студёный ветер по тропинкам и дорогам в поисках призрачной стихийной вольницы без всяких законов, пределов и границ.

Встретились эти странствующие люди в тёплый январский вечер Рождественского сочельника (было на улице около  двух градусов мороза) на платформе с многозначным и многозначительным названием - «Опалиха».
Как в музыкальной шкатулке хранилось в этом слове несколько вариаций его произношения. Меняя ударение, интонацию голоса, можно было услышать и разгадать новый смысл, заложенный внутри этой комбинации букв, внимательно разглядывая сочетания слогов - угадать условные подсказки, намёки на что-то важное:

 - Опалиха, - мол, Опа, люди добрые, хвАтите здесь лИха с избытком и лихвой!

Слышалось опасение и предостережение:
 - О… пали… ха, Опали… ха,- О (вскрик)… не пАли бы вы здесь, голубчики, не ОпалИ ла бы вас злая судьбина, не посмеялась бы она над вами: «ха-ха-ха…».

Присматриваться, прислушиваться к магическим сигналам внешнего мира, разгадывать его ребусы и расшифровывать грозные предвестия уставшим людям было незачем и не к чему. Ехали они ехали, ни о чём себе серьёзном не думали, и на тебе: здрасте, приехали - станция Опалиха, вылезай, бухарики!

Витёк, Серёга, Толян и Люсьена – эти одинокие до сего момента «восьмёрки» - стояли на пустынной платформе и молчали. Видимо, уловив и почувствовав сходство своих непростых жизненных обстоятельств, высаженные из поезда странники поняли, что им следует объединиться, сгрудиться в общую кучу и приспособиться к новым предложенным условиям существования.
Провести ночь в нагретой печками и людским дыханием электричке, дождаться утра где-нибудь на запасных путях - эта перспектива им сегодня «не светила». Нужно было устраиваться на ночлег в тихом укромном местечке здесь - в Опалихе, - благо погода была не морозная, можно было переночевать даже на улице. Для этих горемык подобные ночи превратились в нечто обыденное и привычное. Бродяжья жизнь давно открыла им старую истину: существовать в этом мире безопаснее, сплотившись одним гуртом, нежели мыкаться каждому поодиночке. Они были, в сущности, как бездомные собаки, выброшенные на улицу по разным извинительным причинам и благовидным предлогам, и сбившиеся подобно псам в стаю.

Новоиспечённые члены этого вынужденного сообщества, спрыгнув с платформы, направились в сторону дачного посёлка. На ходу перезнакомились, скороговоркой сообщив друг другу имена и количество прожитых лет: Серёге с Виктором было под сорок, Анатолию – 53 года, а Люсьена по-Шульженковски с загадочностью пропела: «Сколько мне лет? Сколько мне лет? Столько же, сколько и зим…».
Выждав эффектную паузу, она в прежнем игривом тоне нараспев (слегка задыхаясь от быстрого темпа ходьбы) произнесла имя: «Люсь-е-на».
Анатолий удивлённо спросил:
 - Что за имя такое – импортно-заковыристое? Ты что - француженка, что ли?
 - Да нет, русская я – Люсьена Ивановна Голубева. Матушка рОдная (царствие ей небесное) решила назвать меня на заграничный манер, чтобы будущая жизнь стала такой же красивой и необыкновенной, как имя. Вот и придумала – Люсьен. А в ЗАГСе объяснили, что имя это – мужское французское. Посоветовали добавить буковку «а», так и получилась - Люсьена. Вообще-то, меня знакомые Людмилой, Люсей или Людахой кличут. Хотя самой мне больше нравится – Люсьен.
 - Как пожелаете, - расшаркался на ходу Толя, - можем и Люсьеном величать. Так лучшее и красившее, - хохотнул он, нарочно для смеха коверкая великий и могучий русский язык.
Впервые за весь этот безрадостный и не очень удачный день все рассмеялись (на безрыбье и … такая нелепица - шутка).

Анатолий галантно подхватил девушку под руку и на ушко стал нашёптывать ей то ли комплименты, то ли анекдоты. Люсьена в темноте зарделась. Кавалер, почувствовав её смущение, повнимательнее присмотрелся к незнакомой пока ещё даме.

Женщина не выглядела старой - 17 октября прошлого года ей стукнуло всего 48 лет. О таком женском возрасте иногда милосердно говорят: «Баба ягодка опять», подразумевая переспелую, примороженую «зимнюю вишню» - поблёклую, примятую, но всё ещё вкусную. Низенького роста, малышка-птичка-невеличка, но с крепкой и ладной фигурой, выглядела она немного старше своих лет (сказывались последствия неустроенности и скитаний).
Сумрак позднего вечера делал лицо довольно миловидным, услужливо ретушируя глубокие складки на лбу и около губ и скрывая сеть мелких морщинок возле глаз. В длинном чёрном кожаном пальто с капюшоном выглядела она прилично. На голове возвышалась мохнатая шапка из огрызков лисьих (или собачьих) хвостов. Из-под неё выбивалась прядь светлых, нетронутых сединой волос.
Обозвать эту женщину «бомжихой» язык не поворачивался.
Но, как известно, внешность – обманчива.

Усталые путешественники неприкаянно блуждали тёмными улочками по посёлку и, наконец, где-то на самой его окраине к общей радости наткнулись на старый и, как показалось, заброшенный сарай.
Что нужно усталому путнику, попавшему в беду зимней порой в глухом месте или на чужбине? Совсем немного – крыша над головой да спички, чтобы развести костёр и обогреться.

Дощатый сарай покосился набок и цеплялся за землю, чтобы окончательно не упасть, широкими воротами, створки которых закрывались на массивный амбарный замок, Этот раритетный экземпляр запирающего устройства выполнял чисто декоративную функцию, так как был попросту прикручен к ушкам створок ржавой проволокой, раскрутить которую не составило особого труда.
Внутри сарая громоздились штабеля наваленных досок, валялись связки старых книг и газет, ветошь, большие картонные коробки от бытовой техники и прочий хлам. В дальнем углу громоздилась целая гора пластмассовых канистр: пустых и заполненных тёмной жидкостью, вероятно, отработанным маслом. Рядышком стояли использованные или поломанные газовые и кислородные баллоны. Тут же валялись «лысые» автомобильные шины.

Утомлённые люди быстро устроили себе некое подобие кровати-настила. В куче тряпья нашли старое ватное одеяло, которым и накрылись, сбившись в общую кучу. Люсьену, как единственную даму, положили в середину, чтобы ей не поддувало с боков.
В крепкий без сновидений сон провалились одновременно, оглушив сарай дружным храпом.



С ПРАЗДНИЧКОМ!

                А в праздник – и у воробья пиво
                Русская народная поговорка


   В эту предпраздничную ночь только один человек из всей компании никак не мог уснуть. Болезненного вида, тщедушный Сергей лежал, вытянувшись в тревожную струнку, и чутко прислушивался. Ему слышались подозрительные звуки: шорохи, шуршание шагов и даже стук копыт. Вглядываясь в темноту сарая, он угадывал мятущиеся силуэты и мелькание неясных теней, горящей кожей щёк чувствовал чьи-то отвратительные прикосновения (то ли мокрых лап, то ли холодных липких хвостов).
«Не к добру эта катавасия, не к добру», -  стучало молоточками в голове узника бессонной ночи.

 …В последнее время вопреки своему желанию Сергей вёл, так называемый, «здоровый образ жизни»: пару недель ни капли не употреблял спиртного из-за полного отсутствия денег. В этот невыносимо трудный для Серёги период, случившийся незадолго до их принудительного десанта в Опалиху, к нему нежданно-негаданно повадились ходить два карликовых чертёнка в грязно-зеленоватых шкурках. Откуда они взялись и почему привязались именно к нему, бедный парень не мог понять. Чувствовал он себя неважно: его постоянно знобило, временами охватывал жар, сердце било в набат и казалось вот-вот выскочит из груди. А тут ещё эти мелкие копытные прицепились (самое противное, что уж не в первый раз мучили они Сергея бесцеремонностью и наглостью).

«Неужели, эти мерзкие чертенята меня снова нашли?.. И здесь отыскали, гады!.. Вот же, принесла их нелёгкая.… Теперь от этой нЕчисти так просто не избавишься», - всплывали в воспалённом сознании беспокойные мысли.
Маленькие взлохмаченные существа проявлялись в дальнем углу и мгновенно исчезали. Их мохнатые рыльца с узенькими близко посаженными глазками высовывались из-за горы автомобильных покрышек сначала поодиночке, потом враз все вместе и хором выкрикивали страшные дерзкие угрозы в адрес Серёги.

 - Нет, врёшь, мы ещё посмотрим, чья возьмёт, - шептал Сергей, пытаясь разглядеть во тьме ненавистных врагов и грозя им кулаком.
Он замер, затаил дыхание, а потом резко шикнул на них. Две тощие фигурки бесовского отродья скрылись за горой канистр, простучав по каждой из них костяными копытцами.
 - Вот и катитесь восвояси – к родной чёртовой бабушке, - пробурчал он им в след.

Всё тело несчастного страдальца вздрагивало от гадливости и омерзения. Его била мелкая дрожь, по спине и лицу катились струйки горячего пота. Сердце колотилось в груди с безумной скоростью, и удары его отдавались барабанной дробью в висках. Голова разламывалась на куски. Сергей перекатывался с боку на бок, сворачивался в клубок, зажмуривался, тщетно пытаясь уснуть, но так и не смог провалиться в спасительное забытьё. Неясная внутренняя тревога бередила его и не позволяла уснуть - по всем симптомам «белочка» была совсем рядышком.
Так он и промучился всю ночь, с завистью поглядывая на остальных крепко спящих и оглушительно храпящих. На исходе ночи бедняга встал, вышел на улицу, некоторое время послонялся вдоль проулка, но быстро замёрзнув, вернулся под крышу сарая.


 Рождественское воскресное утро 7 января не торопясь наступало на Опалиху. Ночные волнения и страхи постепенно растворились и куда-то пропали.
Часов около пяти измученный долгой бессонницей Серёга хрипло заголосил: «Па-а-а-дъём, вставайте лежебоки!» Когда люди, зевая и потягиваясь, зашевелились, он, встав напротив настила по стойке смирно, взмахнул правой рукой в пионерском приветствии и зычно крикнул:
 - С воскресеньецем и Рождеством вас, дорогие господа-товарищи! Бог в помочь! Хватит дрыхнуть, леший вас побери! – после чего нервно захихикал. Настроение его резко изменилось: угнетенно-тревожное состояние перешло в нервно-весёлое возбуждение.
 - Не богохульствуй, дурила. С какой радости ты всё в одном котле замесил - и товарищей с господами, и Бога с пионерами? ГОспода не беспокой понапрасну и нам праздник не порть! Рождество - праздник светлый и тихий. Не шуми, уймись и заткнись! - урезонил глупого шутника Виктор, присаживаясь на лежаке.
 – А у бога, что ни день, то и праздник, - с дурацкой настойчивостью продолжил Серёга, - кто празднику рад, тот дО свету пьян! А мы, почему-то, ещё трезвы как стёклышко. Не пора ли нам отметить красный день календаря? - закончил он свою тираду, нервно потирая потные ладони.
 - Ой, мальчики, сегодня такой праздник, когда и в аду грешников не мучают, - подала голос Люсьена.
 - Не путай, кума, праздники: это на Пасху и Благовещение не мучают, а у Рождества собственные особые признаки и приметы, - со знанием дела вновь вставил своё слово в строку Виктор, который провёл немало времени в беседах и спорах со священнослужителями и другими умными людьми. – К примеру сказать, в день Рождества хозяину не годится со двора идти: овцы заблудятся.
 - А я много разных примет знаю, - продолжила познавательную беседу женщина, но договорить ей не дали, прервав на полуслове.
 - Хватит болтать, православные, нет у нас ни дома, ни скотины, чего тогда переживать о чужих овцах. Давайте-ка подыматься, однако, - отчеканил последнее слово и завершил этим дискуссию Анатолий (он был самым старшим по возрасту, поэтому сразу же ощутил себя вожаком).

Народ окончательно проснулся: потягиваясь и позёвывая, встали, поправили смятую одежду, в карманах и котомках поискали остатки съестного. За завтраком пришла идея пойти на разведку, если повезёт, то и «надыбать»  (как выразился Толян) что-нибудь существенное. НАскоро перекусили чем бог послал, и отправились на дело.

Люсьена перед выходом на улицу передёрнула плечами и встряхнула головой в примятой шапке, напомнив этим движением собачонку, отряхивающую с мокрой шкурки воду после плавания.
По коже пальто прошла волна, выпрямляющая складки и помятости, хвосты на шапке распушились веером, и почти прекрасная Люсьена стремительно выпорхнула из сарая, где её нетерпеливо поджидала мужская братия.

На улице было ещё темно. Погода не обрадовала и оказалась промозглой, слякотной и совсем непраздничной: с неба сыпала замерзающая на лету морось, дул противный, влажный, пронизывающий до костей ветер. Пытаясь согреться, Люсьена без лишних слов подхватила под руку Толика и затрусила мелкими шажками рядом, плотно прижимаясь к нему боком.
«Мущина - ничего себе, подходящий. Мой кадр», - решила она про себя.

 Этот суровый человек привлёк Люсино внимание ещё вчера, там на платформе. Она  отметила его рослую крепкую фигуру, уверенный подбородок, прямой взгляд тёмно-карих глаз, каштановые с лёгкой сединой волосы, которые непокорными прядями торчали в разные стороны. Вязаная спортивная шапочка - «петушок» не справлялась с этими мальчишескими вихрами и смиренно лежала на макушке, сморщив шерстяной гребень.

Сначала шли молча, угрюмо нахохлившись, потом, слегка согревшись от ходьбы, разговорились и размечтались, какую добычу они сегодня поимеют. В пустующих дачных домиках надеялись раздобыть что-нибудь съестное или полезное для появившегося совместного хозяйства. Тут же вспомнился фильм «Джентльмены удачи»: как киношная четвёрка налаживала быт в выселенном московском доме, как после пожара повезло героям с дачей и добрыми её хозяевами. Захотелось найти подобный уютный домик с угощением.
Тело требовало – тепла, а душа – праздника.

Разбрелись по сторонам парами: Витёк и Серёга, – по левым аллеям-улицам, Анатолий с Люсьеной, – по правым.
Эта вторая парочка быстро сблизилась: слово за слово, выяснили, что оба любят смотреть кино, читать книги, журналы, но особенно увлекаются кулинарией. Возрастная разница была не слишком велика: Толя с Люсей - люди одного советского поколения, рождённого в первые послевоенные годы. Прожитое и пережитое хотя и давило тяжким грузом, но, тем не менее, ещё оставляло слабую надежду на отдалённое будущее.
«Будет и на нашей улице праздник, - мечтательно рассуждала Люсьена, - известно, что голубь и ласточка – любимые Богом птицы. А я – Голубева, птица-голубка, значит и меня Господь не оставит своею милостью!»
Женщина радостно приободрилась и тихонько замурлыкала песенку всенародно любимой певицы Клавдии Ивановны Шульженко: «Ты – голубка моя, как тебя я люблю…».



ТОЛЯН

                Чист молодец: ни коз, ни овец,
                Был со всем, а стал ни с чем
                Русская народная пословица


История того, как Анатолий оказался без определённого места жительства, похожа на сотни других человеческих историй: она была проста и типична для времени распада Великого советского государства.

Толя родился 26 июня 1947 года в знаменитом на всю Москву роддоме имени Грауэрмана. В те далёкие времена замечательное родовспомогательное учреждение размещалось на Большой Молчановке. В дальнейшем адрес его неоднократно менялся, превращаясь то в «Проспект Калинина», а то в «Новый Арбат». После этих адресных изменений (в том числе и метаморфоз с номером дома), в результате купли-продажи шикарного особняка, славный роддом перестал существовать по месту своего создания, и был переселён куда-то подальше от Арбата и перегруженной автомобильной трассы.
Детство и первые школьные годы Толика прошли на Смоленском бульваре во дворе дома №13, имевшего под этим счастливым номером несколько корпусов. Толина семья жила в коммунальной квартире на первом этаже дома, который выходил окнами на проезжую часть. Жили многотрудно, весьма небогато и не ахти как весело. Но так жили многие советские люди. Бедность не бросалась в глаза: народ (в основной массе) одевался скромно, предпочитая в фасоне – практичность, а в цветовой гамме – не маркость. Привычная скудность еды заставляла умелых экономных хозяек из ничего делать нЕчто.

Родители Анатолия трудились с утра до вечера: мать - уборщицей в поликлинике на две ставки, отец, одноногий инвалид войны, - дома по хозяйству и разнообразному ремонту одежды, обуви и мебели. Многие соседи приходили к нему с просьбами и надобностями, никому отец не отказывал, помогал, чем мог. Как ни крепился, как ни хорохорился старый солдат, но военные раны, блуждающие осколки в голове уложили его в постель. Матери пришлось отказаться от дополнительной второй ставки, чтобы ухаживать за лежачим больным. Денег катастрофически стало не хватать. Вот и пришлось пойти родителям на крайние меры – отдать сына на государственное обеспечение.

В третий класс Толя пошёл не в свою школу, что была в соседнем дворе, а в школу-интернат на улице Усачёва неподалёку от метро «Спортивная». Всю рабочую неделю проводил он в стенах этого общего казённого дома, лишь в воскресенье возвращался в родительское гнездо.
К двадцатилетию Победы над фашисткой Германией отцу дали небольшую двухкомнатную квартиру в новом доме рядом с киностудией «Мосфильм». Семейная радость совпала со знаменательным этапом жизни Анатолия – он закончил школу.

Пролетели как стрела одиннадцать лет сложной, противоречивой, временами опасной жизни (мальчишкой он был хулиганистым, отчаянным и бесшабашным). Момент настал ответственный - время выбора – куда идти дальше?
Сомнений не было – нужно идти работать, чтобы помогать родителям. Устроился на киностудию в столовую разнорабочим, откуда осенью его призвали в ряды Советской Армии. Эту школу мужества и становления мужчины он проходил три года, получил там профессию повара и полюбил кулинарное дело всей душой. После армии вернулся на «Мосфильм» и стал работать в той же столовой, но не рабочим, а помощником повара. В скором времени Анатолий стал настоящим профессионалом в искусстве приготовления пищи.

Отец скончался от ран и болезней в середине 80-х годов. Мать через год ушла за ним следом, и Толя остался один как медведь в берлоге.
Он не унывал: любимая работа, встречи с интересными людьми (артистами и режиссёрами) наполняли жизнь Анатолия большим смыслом. Он пропадал на киностудии с утра до вечера, ходил на просмотры фильмов, при удобном случае снимался в массовках. Радовался, что не нужно тратить драгоценные часы и минуты на дорогу: до его «берлоги» было рукой подать – пройти до перекрёстка и перейти улицу.
Толя возрадовался: жизнь – удалась!


Когда в стране прогремели революционные перевороты 91-го и 93-го годов, и начал устанавливаться странный, непривычный капиталистический строй с каким-то совершенно диким лицом, в жизни Анатолия произошли кардинальные перемены. Работу он потерял: столовую сдали в аренду новорусским хозяевам, кажется, под казино, или японский ресторан - старые повара перешли в разряд балласта, от которого быстренько избавились. До пенсии было ещё далеко, есть хотелось каждый день и пришлось крутиться в новых экономических условиях на свой страх и риск.
Блатных связей у Толяна не имелось, заводить дружбу с нужными людьми он не умел, да и не хотел быть у кого-то в долгу. Он ненавидел принцип: «Ты - мне, я - тебе». Людям он помогал, как и отец, бескорыстно и никогда не ждал в ответ благодарности. Одинокий и холостой – он привык рассчитывать исключительно на себя. После недолгого размышления надумал стать бомбилой, то есть заняться частным извозом на стареньких «Жигулях», купленных у соседа в благословенные восьмидесятые годы.

В одной из поездок к нему подсели молодцеватые крепкого телосложения субъекты, видно, что деловые и бывалые люди. Одеты они были как на подбор: в чёрные кожаные куртки «Пилот» и спортивные брюки с белыми лампасами. Распахнутые настежь воротники позволяли любоваться цепями из оранжево-жёлтого металла якорного плетения и с палец толщиной. У сидящего на переднем сидении молодца Анатолий заметил на руке массивный браслет из того же благородного металла, а на среднем пальце поблёскивал литой перстень. «Да, этих голыми руками не возьмёшь - основательные граждане»,- рассудил Толя.

 - Мы - крутые бизнесные мэны, - бойко представились они, - работаем в солидной фирме.
Сначала компания громко обсуждала торговую сделку с фантастически высокой и скорой выгодой. «Вот, уж, подфартило, так подфартило», - искренне радовались парни. Будто бы ненароком, невзначай они вовлекли в разговор Толю и, в конце концов, соблазнили таксиста-самоучку поучаствовать в «челночном» бизнесе, пообещав немыслимые и лёгкие барыши.

 - Не тушуйся и не боись, - убеждали они, - у нас серьёзные партнёры с серьёзными деньгами. Всё схвачено и под контролем! Твоё дело – поехал в загранку, закупил в указанном месте товар, доставил в условленное место и скинул его нашим людям. Через полгода купишь себе приличную телегу – «Бэху», там, или «Мерина» , да ещё на цепочку из голды , как у нас, останется. Фурычишь?  У нас проколов не бывает!

Неопытного в торговых делах Анатолия ничто не смутило, не насторожило и не озадачило. Он был далёк от нарождающегося русского бизнеса, странных необычных терминов – «бартер, маржа, откат». Эти новые люди, явления, слова вызывали искренний интерес и детское любопытство у неискушённого и наивного экс-советского служащего.
 - Берём тебя, земеля, к себе в экипаж, - сказал на прощание главный (тот, что восседал на переднем сидении), когда ударили по рукам.

«Мэны» тотчас без промедления помогли взять солидный кредит у знакомого банкира. Дали нужные адреса, пароли, явки и отправили Анатолия в Китай за товаром. В поезде, по дороге в Поднебесную, молодого предпринимателя подпоили и элементарно ограбили. Пришлось возвращаться налегке. Хорошо, что небольшая сумма денег была припрятана в футляре для очков (на всякий пожарный случай), а его обыскать воры не догадались. После возвращения Толю навестили «деловые партнёры» и потребовали возвращения кредита. Методы выбивания долгов несчастный испытал в полной мере: квартиры, машины и всего имущества - лишился, спасибо, что жив остался!

Так бывший повар и неудавшийся бизнесмен очутился на улице – ни крова, ни пристанища, ни работы.
Но и в этом отчаянном положении Анатолий не терял оптимизма и поддерживал более или менее аккуратный внешний вид. Он пытался устроиться на работу, предлагал услуги повара небольшим ресторанчикам, барам, кафе, но его навыки специалиста общепита не были востребованы новыми хозяевами ресторанного бизнеса. Теперь в чести были утончённые знатоки национальных кухонь (японской, индийской, кавказской) с сертификатами, дипломами и аттестатами, желательно, иностранных кулинарных академий или курсов. У Анатолия, кроме тоненькой трудовой книжки с тремя благодарностями ко Дню Советской Армии и 7 Ноября, за душой ничего не было.

Пару раз его брали в частные заведения на испытательный срок. Использовали на полную катушку, гоняя по разным загородным виллам. На тех банкетах заставляли работать даже по ночам.
Проходил месяц или два - ему обещали выплатить зарплату и взять в штат, но, когда до окончания испытательного срока оставалось несколько дней, администратор сообщал, что больше в услугах Анатолия фирма не нуждается. Отказывали под разными предлогами: солидный возраст, отсутствие нужной квалификации, прописки, рекомендательных писем и прочее.
 - Гуд бай! За деньгами обращайтесь на следующей неделе, - говорили ему с вежливой улыбкой.
Пролетала неделя, другая, третья…
На телефонные звонки надоедливому повару отвечали, мол, закончились платёжные бланки, или - бухгалтер заболел, а хозяин в Париж уехал, - причин для отказа находилось много, а денег не было.
Куда и кому пожалуешься? Работал ведь без официального оформления трудового договора, на доверии - по устному соглашению. Без бумаг – ничего не докажешь, тем более что жил Анатолий в столице давно на птичьих правах. Даже не на птичьих – просто безо всяких прав!
Птицам, какая печаль? Не понравилось здесь, взмахнул крылами, и ты уже - там… или ещё дальше: за границами, пределами, горизонтом…

Неунывающему Толяну пришлось расширить поле трудовой деятельности – он охранял автостоянки, метался по улицам в жёлтом жилете парковщика, выскакивая из-под колёс лихих водителей, одно время готовил шаурму на Черкизовском рынке. Но эта неквалифицированная, абсолютно нетворческая работа под руководством людей, которые не то что писать-читать не умели, говорить-то вразумительно были не в состоянии, быстро надоедала. Толик уходил сам или его выгоняли за строптивость и умничанье.

Шли годы. Попытки найти достойную интересную работу он оставил, а любой другой заниматься больше не хотел. Болтался без дела и стал постепенно входить во вкус этой свободной от обязанностей и обязательств вольготной жизни.
За годы скитания он разузнал адреса приютов для попавших в беду людей и местА на вокзалах, где молодые волонтёры кормили нищих и оказывали помощь бомжам. Он периодически наведывался в эти «богоугодные заведения», жил там какое-то время, отсыпался, отъедался, отмывался, а потом вновь уходил на волю. Жил, в основном, в подвалах, выселенных пятиэтажках, пока их не сносили. Во дворах находил пустующие гаражи и обретал там временное пристанище.

Толик научился ценить эту вынужденную свободу и уже не желал возвращаться в трудовое рабство. Деньги у него водились редко - по каким-нибудь счастливым случайностям.
Например, незадолго до этой злополучной высадки в Опалихе одна старушка подошла к нему, уныло сидящему на корточках в начале перрона, и сунула в руку какую-то бумажку со словами: «Сынок, купи себе хлебца». В электричке развернул бумажку и глазам не поверил – вот удача, так удача - целая тысяча рублей!

Да, сердоболен русский народ и добр, особенно к пьяницам, сирым и убогим. «Не оскудеет рука дающего», - повторяют люди, помогая из сострадания тем, кто живёт подаяниями. Газеты, радио и телевидение настойчиво предупреждают о том, что многочисленная армия нищих, болящих, нуждающихся в операциях и отставших от поездов занимается промыслом по сбору милостыни не всегда из-за настоящих жизненных несчастий и подлинных трагедий. Об этих предостережениях тут же забывают, если видят опустившегося попрошайку с протянутой рукой и скорбным выражением лица. Он начинает канючить и выпрашивать: «Подайте, Христа ради…». Совестливый и жалостливый человек тут же открывает кошелёк и вкладывает в нечистую ленивую ладонь денежку, думая про себя: «Это нужнее нам самим - дающим, чем просящим».
Расстаются оба счастливые и довольные: один - совершил благой поступок, другой - получил то, что выпросил.

Минувшие годы Анатолий вспоминал часто. Он любил поделиться с окружающими невероятными историями и интересными эпизодами особенно из мосфильмовского, самого любимого периода трудовой деятельности. В той прежней жизни доброжелательный работник общепита бывал на закрытых просмотрах фильмов в залах Мосфильма, водил шапочное знакомство с актёрской братией.
 - Слушай, Людок, помню один случай, - с задумчивой улыбкой начал очередную киношную байку Толя, когда они на минутку присели отдохнуть на замшелую скамейку, притулившуюся у дачного забора. – Как-то вечером (мы уж кухню закрыли и собирались уходить) открывается дверь и заходит сам Евгений Леонов. Простой такой, страшно усталый человек. Присел за столик и говорит мне: «Анатолий Сергеевич, а нет ли у вас картошечки?». Что за вопрос?! Плиты снова включили, девчата-поварихи стол накрыли, и через 20 минут я подавал дымящуюся рассыпчатую картошку!
 - Вот это да, - воскликнула Люда, и глаза её округлились от удивления, - неужели сам Евгений Леонов?
 - Понятное дело – сам! Я никогда не вру, - обиделся рассказчик. Брови его насупились, лицо посерьёзнело, будто он говорил о чём-то самом главном в его жизни. - Евгений Палыч заходил ко мне потом не раз. На одну из своих премьер как-то билетик подарил...

После приятного путешествия в приснопамятные времена Толику показалось, что та встреча «с картошечкой» произошла как раз во времена съёмок кинокартины «Джентльмены удачи» (неспроста сегодня утром припомнился именно этот фильм). Да, замечательных встреч с артистами и режиссёрами было множество, жаль, что осталось всё в безвозвратном прошлом.
А сегодняшняя жизнь… как её определить? Слов нет – одни междометия…



ЧТО ВЗЯТО, ТО И СВЯТО

                Тёмна ночь вору - родная мать
                Русская народная поговорка


 - Толя, а я в районе «Мосфильма» тоже бывала, - глубоко вздохнув произнесла Люсьена. – Знаешь рядом с Троицкой церковью гаражи и голубятню? В доме напротив моя приятельница жила, а я гостила у неё изредка. Может, мы с тобою встречались на улице или во дворах, да прошли мимо? А нынче вновь столкнулись? Что бы это значило?
В голосе её зазвучали давно забытые игривые нотки. Она кокетливо поправила прядь волос, выбившуюся из-под съехавшей на бок шапки, и придвинулась ближе к кавалеру.
Анатолий не ответил, быстро встал со скамейки, взял за руку Люсьену и еле слышно буркнул: «Пошли».

За рассказами и воспоминаниями парочка немного отвлеклась от основного дела – поиска пустующей дачи. Они ходили по Опалихе и натыкались на отдельные домики с горящими окнами. В них заглядывать было нельзя – там зимовали люди.
 После долгого и безрезультатного хождения по улочкам и проулкам посёлка они забрели в тупик. Здесь стояли, по большей части, заколоченные досками постройки. Они были явно пустые и нежилые, надо полагать, их готовили к продаже.
Иногда встречались дома с плотно закрытыми ставнями, ничем не заколоченные. Можно было догадаться, что летом эти участки обитаемы: не станут же рачительные хозяева портить наличники и ставни окон, уродуя их досками и огромными гвоздями, чтобы потом весной с трудом отдирать приколоченные тесины. Летом на этих дачах жили, а зимой, вероятно, там никто не появлялся.
Договорились идти наугад и наудачу, выбрав два обитаемых летом участка.

 - Люсьен, идём на правую дачу. Видишь, грядки чем-то укрыты, кусты в мешковину завязаны? Уверен, - здесь живут хозяйственные люди, и в доме полно съестных припасов. Сарынь на кичку! Два сизых голубя займут сейчас это гнездо глухаря!
Соседний домишко на левом участке казался таким же пустым и временно нежилым. Грядок там не было, везде чувствовалось запустение. Вряд ли там можно было разжиться чем-то полезным.
 - Слушай, Толь, мы воровать, что ли будем? - озаботилась Люсьена, которую даже бродяжья жизнь не научила брать чужое.
 - Грех воровать, да нельзя миновать, - успокоил её напарник (приближённый в своё время к искусству и знающий множество крылатых словечек и цитат из кинофильмов, Толик любил козырнуть эффектной фразой или прибауткой). - Не украл, а нашёл и просто взял. Удача, она нахрап любит! - с нарочитой уверенностью продолжил он, чтобы уничтожить последние сомнения и утвердиться в правильности выбранного пути.

Нужда свой закон пишет и заставляет порой совершать неблаговидные поступки. Мысленно оправдывая себя тем, что воровство – не их ремесло, а вынужденная необходимость, Анатолий приступил к делу.
Он перелез через забор, стараясь не скрипеть засовом, открыл калитку и галантно пригласил даму пройти внутрь участка. Они бесшумно подошли к дому.
Из прошлого жизненного опыта парочка знала, что запасной ключ от жилищ наши люди хранят «под ковриком» или в известном для всех тайнике - над входной дверью. Так и вышло: ключ от веранды нашли под крыльцом в жестяной банке из-под растворимого индийского кофе, а ключ от «хаты» - за притолокой входной двери.

Чужая обитель встретила их покоем, умиротворённостью и тишиной. По-хозяйски включили свет. И тут им одновременно показалось, что вошли они в собственное жильё, но только после долгого отсутствия.
Наконец-то здесь можно будет отогреться, отдохнуть и вновь окунуться в «мирную» жизнь. Не будет впредь сердитых милиционеров, несправедливых контролёров и ожесточённых сотоварищей по бесприютному существованию. Снова начнётся настоящая человеческая жизнь, а не борьба за выживание.

Анатолий и Люсьена стояли на пороге и, как заворожённые, вглядывались в убранство комнаты, переводя взгляды с одного предмета на другой.
У окна дремал старый кованый сундук, накрытый домотканым ковриком. На нём возвышалось нелепое тело спортивной сумки из кожзаменителя с яркой надписью «SPORT». Рядом в углу стояла самодельная этажерка с книгами, статуэтками и вазочками. Вдоль стен разместились: резной пузатый буфет и трёхстворчатый полированный шкаф. В центре комнаты полноправным хозяином расположился большой овальный стол, заваленный кипами старых газет и толстых журналов.
Картина домашнего уюта заворожила и слегка расслабила непрошеных гостей.
Первым от сладкого наваждения очнулся Толян.
 - Хватит любоваться, подруга, - весьма жёстко прервал он молчание, - займись-ка делом, пошарь на предмет пожрать-выпить.

Сказать по совести, для Анатолия грубая речь и нецензурные выражения были не характерны. Оказавшись на улице, он, чтобы не выделяться и быть своим в уличном братстве, принял суровые правила игры – забыл про деликатность и культурный тон, стал употреблять ненормативную лексику, используя отдельные словечки из уголовного жаргона. «БОтать по фене»  он, конечно, свободно не научился, но что такое «амба»   и «крантЫ»  он знал хорошо и прочувствовал значение этих слов на собственной шкуре.
 Толян специально коверкал свою речь непристойными и грубыми выражениями, оправдывая себя подходящим к этому случаю общеизвестным утверждением - «С волками жить – по-волчьи выть».

Люсьена засуетилась, поспешно распахнула дверцы буфета и принялась шарить по полкам и ящикам. Нашла пачку чая, макароны, банку тушёнки и свёрнутый из старой газеты кулёк с карамельками «Раковые шейки».
Боже, как давно она не ела, да что там ела, даже не видела эти любимые с детства конфеты. Люда развернула фантики и торопливо засунула в рот сразу две карамельки. Но насладиться вкусом и вспомнить прежние ощущения ей не удалось.
Толик вновь заворчал, торопя подельницу-сладкоежку, опасаясь, что на дворе наступил день.

Благостное Люсино настроение улетучилось, сладость во рту загорчила и перестала радовать. Женщина бросилась к сундуку, резко дёрнула на себя спортивную сумку и вытряхнула на пол всё её содержимое. Сосредоточенно нахмурив брови, она начала укладывать туда продукты. Из буфета достала четыре гранёных стакана, аккуратно завернула каждый в газету и уложила стеклянную посуду сверху съестных находок.

Анатолий, как охотничья собака, принюхиваясь и подёргивая ноздрями, рыскал по дому в поисках спиртного. Нюх его не подвёл. На кухне в шкафчике он обнаружил початую бутылку водки, из которой, не медля ни минуты, отхлебнул пару глотков. Рот охватило огнём, и перехватило дыхание. В бутылке оказался чистый медицинский спирт.
Повеселев, Толян вернулся со своей находкой в комнату и продолжил поиски. Порывшись в трёхстворчатом шкафу, он обнаружил в коробке из-под сапог спрятанные в молочные пакеты девственно целенькие две бутылочки «Столичной». О! Это был – «подарок Судьбы, просто – именины сердца»!
Заветные сосуды Толя заботливо уложил в сумку, где кроме продуктов и стаканов обнаружил несколько журналов «Новый мир» и «Иностранная литература».
 - Для чего ты макулатуры набрала, дурёха, читать, что ли, будешь? – продолжил брюзжать Толик.
 - Да нет, журналы я для растопки костра приготовила, - оправдываясь, пролепетала Людмила, хотя первоначальным её порывом была мысль: «Почитаю на досуге». Она напрочь забыла, что в сарае валялись связки газет и журналов.

Утреннюю тишину за окном внезапно нарушил страшный грохот, сопровождаемый громкими криками.

 - Эх, зря мы свет включили, - переходя почему-то на шёпот, произнёс Анатолий, - надо делать ноги, пока бдительные соседи нам эти ноги не повыдёргивали.

Воришки стремительно ретировались, не забыв прихватить с собой наполненную провиантом сумку.
Выбегая с участка, они увидели торчавшую над соседним забором седую голову старика, который с остервенением стучал по нему палкой и ругался на чём свет стоит, задыхаясь от бессильной злобы.

Пулей долетела парочка до ставшего почти родным сарая. Люсьена, несмотря на зрелый «бальзаковский» возраст, не отставала от представителя сильного пола. Оба горе-спортсмена пересекли финишную ленточку в виде старой верёвки, болтавшейся на воротине сарая, одновременно.
Тяжело дыша, женщина радостно заголосила: «Погоня, погоня, погоня в горячей крови!». Спортивная сумка, ставшая невольно участницей забега, тоже ощутила вкус победы, когда Люся на радостях попыталась подбросить её со всем содержимым вверх.

 - Эй, красавка , уймись, - недовольно пресёк победный клич Толян, - смотри, не кОкни бутылькИ, а то я тебя догоню и награжу грамоткой.
Ощущение радости тут же улетучилось, с лица сползла улыбка, и оно приняло привычное выражение хмурости и обеспокоенности. Люся, бережно прижимая сумку к груди, подошла к лежбищу и начала выкладывать на одеяло общие трофеи.

 - Не прошло и года, а мы тут как тут, - послышалось за стеной сарая. Ворота приоткрылись, и на пороге появились Витёк с Серёгой.




ВИТЁК

                Дай себе волю, заведёт тебя в лихую долю
                Русская народная пословица


Витёк – среднестатистический гражданин: среднего роста, среднего возраста (тридцати шести лет от роду), нервный, порывистый человек, с виду незаметный, не бросался в глаза особыми приметами.
Редкие светлые волосы, сквозь которые просвечивали большие залысины, белёсые брови, глубоко посаженные серые глаза с коротенькими светлыми ресничками – этот невыразительный образ абсолютно не вязался с его ярким и бунтарским внутренним миром.

Он родился 8 июля 1964 года, который по восточному гороскопу именовался годом Дракона, от которого Витя и получил неординарные, огненные и взрывные качества своего характера.
Виктор стал бомжем по убеждению. Он с детства болезненно реагировал на любые ограничения личной свободы и, бывало, страдал из-за чрезмерного желания быть независимым. Его своевольные поступки шли наперекор общественному мнению. Он никому не хотел подчиняться (ни родителям, ни учителям в детстве, ни начальству, когда повзрослел), категорически не желал плясать под чужую дудку.

Родители развелись, когда мальчику было лет пять. Отец (по слухам) уехал в Канаду или Австралию, а мать (с горя) постоянно выходила замуж, меняя спутников жизни как перчатки.
Витя не успевал привыкнуть к одному «дяде Вове», как вскоре появлялся следующий претендент на мамины руку и сердце - «Николай Николаевич», а после него - «зови меня просто Жора». В начале 80-х годов мать познакомилась с югославом, который через год увёз её к себе на родину, в тёплые края - навсегда.
Так Виктор избавился от родительского гнёта и остался один как верста в поле.

Свобода была его навязчивой идеей, воля - фетишем. С детства он любил много читать, записался сразу в три библиотеки, где проводил всё свободное время. В старших классах увлёкся философскими трудами Гегеля, Канта и Руссо. Глубоко в смысл этих учений он не вникал, но кое-какие формулировки и мысли усвоил.
Для себя он выстроил индивидуальную систему ценностей и представлений о воле и свободе (как истинно русский человек, он шёл особым, исключительным и тернистым путём).

Витя - бунтарь по натуре, у которого непреодолимое стремление к свободе постепенно вылилось в маниакальное желание освободиться от социального гнёта общества. У него появилось любимое словечко – «волюнтаризм», впервые услышанное в фильме «Кавказская пленница».
Умные люди разъяснили пареньку, что «волюнтаризм – это направление в философии, которое определяет волю в качестве высшего принципа бытия». С тех пор Виктор начал придерживаться этого замечательного принципа - бросил работу, оставил на соседей свою комнатушку в общей квартире и ушёл, как он для себя определил, – «на волю, в пампасы».

Он бродил по миру этаким «очарованным странником», который не знает забот, не ведает никаких тревог, кружит по свету степным кустиком перекати-поле, оторвавшимся от своего корня.  О чём переживать? Одинокому – везде дом, а умному и доброжелательному – и стол готов!
 Парень исколесил, исходил родную страну вдоль и поперёк: ездил «зайцем» на товарных поездах, напрашивался в друзья-помощники к дальнобойщикам, случалось пешком проходил немало километров. Витёк сделался закоренелым романтиком больших дорог. Что заставляло его вновь и вновь отправляться в путь: болезнь ли со странным  названием - «Дромомания» (любовь к бродяжничеству) или естественное желание человека оставаться свободным?

 Когда вернулся в середине 90-х годов в Москву, то родимого дома не нашёл – его благополучно снесли и начали на том месте строительство новой высотки. Свободолюбивый турист особо не расстроился - «воля птичке дороже золотой клетки».
 К тому времени у свободного гражданина Земли - ВитькА - документов и бумаг, удостоверяющих его личность, давно не было – всё поглотила дорога.

 Судьба благоволила к неутомимому путнику, и отсутствие документов (странно, но факт) нисколько не мешало путешествовать по Великой Родине. В стране в те годы творилось нечто невообразимое: менялись экономические формации, происходили путчи, царил разгул демократии, неожиданно обрушился дефолт и случилась приватизация.
 В общем, не до Виктора было стране, а его не касались перемены в государстве. Такая обособленность и независимость устроила обе стороны: Витёк продолжил свою вольную жизнь, а страна благополучно забыла о своём неприметном гражданине.

 Как-то зимой, праздно шатаясь по городу, Витя забрёл погреться в одну из церквей Свято-Данилова монастыря. Там ему в очередной раз улыбнулась Удача. Он разговорился с доброй старушкой, работавшей в местной церковной лавке. Сочувствуя и жалея бродягу, она накормила Виктора, дала с собой продукты из пожертвований прихожан: в канун праздника народ оставлял на панихидном столе разную снедь – хлеб, печенье, конфеты и другие сладости (для поминовения усопших и подаяния нуждающимся неимущим).

 Время от времени Витя стал заходить в Храм, завёл дружбу с батюшкой, иногда помогал ему, когда требовалась грубая мужская сила в помещениях или на церковном дворе. За эти услуги его кормили, давали одежду, которую приносили сердобольные верующие.
 Батюшка подчас затевал с «заблудшей овцой» душеспасительные беседы, наставляя его на путь истины, обещал помочь в восстановлении документов и прав на жильё. На что Виктор, мечтательно устремив глаза в небо, говорил:
 - Батюшка, часто ли Вы наблюдаете, как солнышко восходит, как рассвет зарождается?
 - Нечасто, по правде сказать, давненько я сию благодать не лицезрел.
 - Вот видите?! А я этой красотой любуюсь, когда захочу. Лежу себе в каком-нибудь сараюшке и сквозь дыру в крыше наблюдаю, как первые лучи солнца появляются на небе. А ночью месяц у меня над головой висит, звёзды прям-таки на голову сыплются. Красотища! А Вы хотите меня опять в бетонную коробку загнать? Не-а, благодарю покорно! Я живу, как живётся, а не как люди хотят: по своей воле – хочу смеюсь, а хочу плачу.

 Под конец этих романтических рассуждений он ставил точку лично придуманным афоризмом:
 - Воля – вот мой Бог, а Высший Судья для меня – я сам!
 На этом дерзком утверждении разговор заканчивался. В очередной раз каждый оставался при своём: Виктор – на вольной волюшке, а весь остальной мир при своих правах, обязанностях, законах, запретах и ограничениях.

 По праздникам, устроившись у ворот монастыря с такими же бездельниками как он, Витёк принимал подаяния от многочисленных набожных мирян.
 Когда-то давно, листая пословицы Даля, младой отрок вычитал такую фразу: «На добро – нет, а на вино – везде дают». Сейчас он убедился в правоте этих слов: на чекушку или шкалик алкоголя собранных на паперти денег всегда хватало.
 Когда Витя нашёл на помойке старый костыль, дело пошло бойчее – молчаливому «инвалиду» подавали чаще. Он сидел на земле, выставив на всеобщее обозрение «изуродованную гниющую ногу»: зрелище не для слабонервных – синяя в красноватых пятнах кожа с несколькими глубокими язвами (выполненные с помощью чернил, марганцовки, стрептоцида и медицинского клея «БФ-6»).
И ещё следовало не забывать делать физиономию печально-скорбной, а глаза смиренно-потупленными.
 И – не просить, главное – не просить! Истинно говорят: «Сами предложат и сами всё дадут…».

 Изредка, когда вновь одолевало желание путешествовать, Витёк приезжал на вокзал, пробирался в электричку и ходил по вагонам с костылём, подогнув «больную» ногу, завёрнутую в тряпки или запачканные грязью бинты. Насобирав немного денежек и подняв этим до приемлемых высот свой прожиточный минимум, он усаживался у окна и до конечной станции сидел, любуясь картинами родных просторов.
Витя был счастлив и, переполненный радостью, во весь голос (конечно же, мысленно про себя) распевал: «Это - русское раздолье, это – Родина моя…».



 СЕРЁГА

                Не родись красивым, а родись счастливым
                Русская народная пословица


 История жизни Сергея хранила в себе множество чрезвычайных, необычных, странных фактов и событий.
 Судьба, казалось бы, издевалась над ним: с одной стороны - посылала на его голову неприятности и всевозможные мелкие пакости, а с другой - в последний момент подавала руку помощи, выручая из беды.

 Неуравновешенный характер Сергея, подобно несмазанным весам, раскачивал его существо и бросал из стороны в сторону. Неявно выраженные задатки и способности уничтожались ленью и слабой волей. Безразличие к карьере, деньгам и материальным благам нейтрализовали любое желание учиться и работать.
 Он хотел быть хорошим, добрым, любящим, но внутренние личные его качества и внешние обстоятельства отбрасывали в противоположную сторону и превращали его в дурное, злобное, ненавидящее всё и всех существо.

 При явном равнодушии к окружающему миру, была одна страсть, владевшая им безраздельно – это любовь к выпивке. С зелёным змием его связывала давняя крепкая и преданная дружба. Частые и чрезмерные возлияния наложили на внешность молодого ещё мужчины свою сизую печать - в 39 лет он выглядел побитым молью и временем сморщенным старичком.
 Худенький, низкорослый, с каким-то «потёртым» лицом, тусклым взглядом равнодушных глаз, Серёга удивительно соответствовал странной фамилии, доставшейся ему от предков – Пахучий. И эта фамилия, его нескладная субтильная фигура («метр с кепкой на коньках»), затравленный вид и скрытный характер, когда не определить, что у парня на уме, - всё становилось пищей для насмешек со стороны окружающих.

 Серёжа явился на свет нежданным, нежеланным ребёнком, зачатым в разгар новогодней вечеринки по глупой неосторожности. Будущий отец долго отказывался от наследника и не хотел признавать его своим. Но, будучи человеком партийным, не смог противостоять жёсткому нажиму секретаря парторганизации, а также «дружескому» предупреждению родных случайной возлюбленной. За месяц до рождения ребёнка будущие родители всё-таки расписались. Но нормальной семейной жизни так и не получилось – бывает ли счастливая жизнь из-под палки, против воли и по принуждению?

 Мальчик родился серым пасмурным вечером 8 октября 1961 года. К концу воскресного дня дежурная бригада врачей, утомившись и набегавшись за смену, едва не упустила важный этап в жизни Серёжи - момент появления его на свет (будущая мама была беспредельно терпеливой и стеснялась громко кричать). Роды были тяжёлые, с осложнениями, после которых чуть было не развился послеродовой психоз - молодая мамочка попыталась отказаться от младенца.

 «Новорождённый - с отклонениями от нормы и признаками серьёзной неизлечимой болезни» - таково было первоначальное предположение (а по сути - приговор!) врачей роддома. Но бабушка не поверила страшилкам врачей и настояла, чтобы ребёнка забрали домой.
 Она оказалась права: ужасные подозрения не подтвердились, хотя кое-какое отставание в развитии мальчика проявлялось потом в виде хлипкого здоровья, плохой памяти и некоторой заторможенности реакций.

 Через полгода после рождения Серёжи родители завербовались куда-то на Север в поисках счастья и больших денег, а дитя было передано на попечение бабушки. Та, в свою очередь, передоверила воспитание внука родному государству в лице яслей, детского сада и школы.
 Серёжа стал «государственным» ребёнком и в дальнейшем считал, что воспитала его советская страна, а не родные люди, заботы и любви которых он так и не прочувствовал.
 «Горемыка мой, обойдёныш», - называла баба Нюша мальчика, - иных, ласковых слов он не слышал.

 Из-за непривлекательной внешности и хилого телосложения в детстве его дразнили - «Сморчок» и «Вонючка». Эта очередная и прочие другие несправедливости постепенно превратили безобидного Сергея в злопамятного, хитрого мальчишку, умеющего прятать свои чувства от посторонних.
 Закончив 8 классов, Сергей поступил в ПТУ и выучился на автослесаря; по окончании училища стал работать в автобусном парке.
В армию его забрали весной 1980 года, когда Москва и вся страна готовились к проведению Олимпийских Игр. Москвичи впоследствии говорили, что жили они в те дни, как при коммунизме. Но этот праздник изобилия, чистоты, порядка и спортивных достижений прошёл вдали от новобранца, отправленного на противоположный конец страны.

 В военном гарнизоне, где служил Серёга, он являлся единственным представителем столичной диаспоры, за что, случалось, старослужащие его поколачивали (да и молодняк тоже). Один какой-нибудь смельчак подходил вразвалочку к нему со словами: «У тебя, парень, такая рожа, что сама на оплеуху напрашивается», и наносил первый удар.

 Сергей выработал свою собственную, как он считал, тактику «непротивления злу насилием» - не сопротивлялся, не возражал, не пытался дать сдачи или словесно парировать оскорбительные слова. Он действовал интуитивно, но почти точно в соответствии с христианской заповедью «о непротивлении злу», лежащей в основе учения Сократа и Льва Николаевича Толстого. Высокие материи, постулаты, теории были Сергею неведомы. Когда же приближалась опасность, к нему на помощь приходили детские воспоминания, которые, в сущности, являлись убедительной иллюстрацией сложных мучительных поисков истины этих великих людей.
 Картина всплывала, как из тумана, будто в замедленной съёмке.

...Зимний день, восьмилетний Серёжа стоит у школьного забора и, прижавшись лицом к его холодным железным прутьям, смотрит в соседний двор. По нему, принюхиваясь и боязливо озираясь, бродит в поисках еды жалкий ничейный щенок.
 - Шарик, Белка, Дружок, - пробует подманить собачку мальчик, но та не подходит.

 Вдруг распахивается одна из дверей многоподъездного дома напротив, из него стремглав без какого-либо сопровождения выскакивает огромный пёс. (Его беспечная хозяйка самонадеянно выпускает грозного вида питомца без намордника и поводка. «Не бойтесь, мой Рексик - добрый, не кусается», - притворно-ласковым голосом обычно оправдывается она, если боязливые прохожие делают ей замечания).
 Рекс, по-хозяйски оглядев двор, замечает на своей, давно и обильно помеченной личными знаками территории незваного гостя и с угрожающим рыком бросается к чужаку.
 Пёсик видит приближающееся свирепое существо, пищит и опрокидывается на спину, задрав кверху лапы. Он замирает, закрыв глаза, с ужасом ждёт расправы. Кобель подбегает, тыкается в живот и под пах поверженному без боя сопернику. Потом, потрепав его носом из стороны в сторону, отступает. Не встретив никакого сопротивления, поскучневший неудавшийся боец мочится на соседний куст и, задрав хвост, трусит к наконец-то вышедшей из подъезда хозяйке. Щенок встаёт, отряхивается и, радостно подпрыгивая, покидает двор.

 Именно в тот памятный день Сергей получил первый наглядный урок «непротивления злу насилием»:
 - откажись от борьбы, не сопротивляйся – и тебя не тронут;
 - не напрягайся, расслабься, смирись – и ты победишь противника.
 Парень шёл к победе над мучителями через смирение, не подозревая, что внедряет в жизнь первый принцип дзюдо: «Поддаться, чтобы победить».

 Поучительная картинка из детства возникала в памяти каждый раз, когда к Сергею подступали с кулаками его армейские други-недруги и прочие злые люди.
После первого нанесённого удара непротивленец молча закрывал глаза, плечи его сникали, мышцы расслаблялись, тело обмякало и становилось похожим на ватный мешок. Удары вязли в этом «мешке», обидные браные слова повисали в воздухе безо всякого ответа.
Бить покорное существо становилось абсолютно неинтересно. Нападавшим хотелось настоящей драки, своры, перепалки и борьбы, но ничего подобного не происходило. Воякам становилось скучно и они прекращали бесполезное занятие.
 Сергей безропотно терпел издевательства и придирки: он с детства был привычен к подобным гримасам судьбы, а за терпенье, как издревле известно, даёт бог спасенье…

 В сплочённом армейском коллективе сослуживцы придумали для тощего столичного паренька, по их разумению, остроумные прозвища: «Скунс», «Серый» или «Хуча». А он не унывал, потому что его собственное ясное, нежное имя – Сергей (которое носил Преподобный Сергий Радонежский), - охраняло парня и помогало ему в непростой жизни с её затрещинами и зуботычинами.

 На удивление бойцам и командирам, наперекор притеснениям, Серёга в армии женился первым из своего призыва, познакомившись в увольнении с томной и статной девушкой Элей.
 Серёжа слышал когда-то от бабушки оптимистическое и бодрящее утверждение: «Ты, внучек, - некрасив, но удачлив». Неказистый солдатик убедился в прозорливости этих слов, когда его настигла госпожа Удача в образе бесподобной Элеоноры.

 Всё произошло без особых усилий с его стороны - барышня выбрала жениха сама. Молодая красотка была уверена, что замуж выйдет - либо за обеспеченного человека с положением в обществе либо за владельца отдельной квартиры, или хотя бы комнаты, но непременно - в Москве!
 
 Замкнутый незлобивый москвич бесповоротно покорил сердце уральской красавицы (конечно же, не великолепной статью и красноречием, а реальной возможностью вырваться с ним из дома на оперативный простор, тем более что в этот захолустный городок москвичи попадали крайне редко).
 «С лица воду не пить», - посмеиваясь говорила она подружкам, когда те удивлялись её странному выбору.

 Нечастые дни увольнений Сергей проводил с Элечкой. Родители девушки взяли солдата в гостеприимный плен: они (будто невзначай) по выходным уходили гулять или в гости, любезно предоставляя «полигон» для встреч влюблённым, после чего уехать в Москву одному было просто неприлично. Впрочем, родители Эли не позволили бы свершиться такой несправедливости: будущий тесть «ласково» намекнул Серёге задолго до его демобилизации на прочные неформальные связи с местными авторитетными людьми.
Но этот намёк был излишней мерой предосторожности – жених и так не сопротивлялся и был окольцован без боя.
 Серёжа и не заметил, как предстал перед венцом.

 Неопытный в любовных делах паренёк принял повышенный интерес Элеоноры к нему за подлинное и искреннее чувство. Раньше в любовь Сергей не верил - никогда не ощущал он на себе её тёплое ласковое крыло, и загадочное чувство влюблённости было ему неведомо.
Никто в этой жизни, как полагал Серёжа, не любил его – только укоряли, дёргали, унижали...
 Впервые сердце юноши  затрепетало и неровно застучало. «Нора, Норочка моя», - шептал он тихонько ночью, накрывшись с головой под солдатским одеялом. Он засыпал с именем своей суженой на устах, погружаясь в грёзы: «Теперь рядом со мной будет родной близкий человек, который всё поймёт и напрасно не обидит».
 Ох, мечты, как вы обманчивы…




 ЗЛАЯ ВОЛЯ ЖЕНЫ

                Бог волен да жена - коли волю взяла
                Русская народная поговорка


 В Москве молодая энергичная жена в мгновение ока взяла власть в собственные руки. И куда подевались томность и медлительность речи? У неё появилась новая манера говорить резко, безапелляционно, в голосе прорезались командные нотки. Из жеманной девицы Элечка превратилась в бой-бабу, крепкую норовистую лошадку, скачущую галопом к намеченной цели и сметающую любые преграды на своём пути.
 Она привела в порядок комнату, которая досталась Серёже в наследство от бабушки. Впоследствии, когда отец и мать Сергея почти одновременно умерли, их жильё (однокомнатную квартиру, купленную на «северные» деньги) и эту комнату супружница разменяла на большую двухкомнатную квартиру. Там она почувствовала себя настоящей и полноправной хозяйкой: с упоением что-то ремонтировала, меняла мебель, покупала красивую посуду.

 Норочка мечтала жить на широкую ногу. Она просила у мужа, вернее, требовала денег на разнообразные обновы. Потребности и желания её росли непомерно. Родителям приходилось помогать единственной дочери вещами, продуктами и финансами, так как от Сергея в денежном смысле, впрочем, как и в остальных вопросах, проку не было. Элеонора (как и положено норовистой лошади), всё время «взбрыкивала», высказывая мужу в резкой, иногда грубой форме, многочисленные претензии.
Согласия и покоя в семье не было. Не зря же в народе говорят: «Добрая жена – веселье, а худая – злое зелье» - сущая правда, так всё и обернулось.

 Серёга после армии вернулся на старое место работы – в автобусный парк, где незаметно, потихоньку пристрастился к спиртному – этой страшной ядовитой отраве. Коллектив был дружный - сообща отмечали дни рождения, праздники, а так же (узким кругом близких друзей) окончание рабочего дня или недели, а также дни аванса и зарплаты.
 Его тщедушному организму хватало мизерной дозы, чтобы прийти в состояние «нестояния». Ощущение наркоза тела и души скоро превратилось в привычку, в насущную потребность, а затем в острую жизненную необходимость - пить он стал часто, периодически впадая в продолжительные запои.
Дружки на работе и во дворе коварно соблазняли этого безвольного и слабого человека, у которого, в конце концов, радости жизни сконцентрировались на дне проклятой водочной склянки.
 Сергею стало всё безразлично, в том числе и благоверная с её активностью по обустройству их дома и заботами об увеличении метража жилплощади.


 Когда грянула приватизация, документы на квартиру почему-то оформили лишь на её имя. Вероятно, в один из запоев Серёга подписал добровольный отказ от положенной ему доли в пользу супруги.
Ему было лень задумываться о причинах и последствиях того, что произошло. Он не обратил никакого внимания на мужичка из Молдавии, который сначала делал у них ремонт, а потом поселился в маленькой комнате.
Жена заявила:
 - Я сдала эту коморку иностранцу, чтобы выжить в страшную пору катаклизмов и перемен и иметь, хоть небольшой, но постоянный источник дохода.

 У Сергея между тем начались неприятности на работе, а вскоре из-за участившихся долгих запоев его из автопарка уволили. А такую горечь – горьким и запить следует! «Пей не робей, тоска и пройдёт», - утешал он себя.

 Пил он всё, что попадалось под руку: медицинские настойки на зверобое и других целомудренно-полезных травах, разную сивуху и дешёвую поддельную водку, спирт немыслимых модификаций и какие-то технические жидкости, которые называл по-лётчицки – «ликёр Шасси». Домой не являлся сутками, пропадая в соседних гаражах.
 Однажды, явившись после долгой отлучки, он узнал, что Элеонора подала на развод. Бумаги были оформлены «живым манером» - без судов и волокиты, ведь детей у них не было.

 После развода освободившаяся от супружеских пут Элечка вручила Серёге сумку с вещами и приказала:
 - Убирайся на все четыре стороны, и чтобы духу твоего в квартире не было, в противном случае, господин Пахучий, я тебя натурально в тюрьму засажу!
 Грубо выталкивая его за дверь, добавила:
 - Соседи знают, что ты, вражина, пьёшь без просыху. Люди видели, как несколько раз бил меня. Не волнуйся, красавЕц, для суда у меня и свидетель имеется.
 При этих словах из-за двери высунулась физиономия жильца-молдаванина, а потом и вся его кряжистая фигура. Он утвердительно покачал головой и, демонстративно закатав рукава рубашки, обнажил бицепсы – прямо, как в песне у Высоцкого: «Обнажил я бицепс ненароком, даже снял для верности пиджак».
 И тогда Сергей понял, что дело труба: здесь он – третий лишний.



 КВАРТЕТ

                Доброе братство милее богатства
                Русская народная поговорка


 Жить новоявленный бездомный перебрался в соседний двор, где к одному из инвалидных гаражей был пристроен дощатый сарайчик для мотоцикла с коляской. Хозяин пристройки умер лет десять назад, мотоцикл сдали в металлолом, а может, спустили в овраг. Сарайчик освободился.
 Как говориться - свято место пусто не бывает - через короткое время туда въехали жильцы: Семён - один из верных Серёгиных дворовых собутыльников и две собаки – Пират (крупный лохматый пёс, прихрамывающий на заднюю лапу) и Жучка (вертлявая рыжая собачонка с обрубленным хвостом).
Позднее к ним присоединился Серёга. Вместе жить стало веселее, да и теплее.

 Новый квартирант был равнодушен к бытовым удобствам, поэтому их потеря не повлияла на настроение и ощущение жизни. В каком-то смысле положение Сергея даже улучшилось: впервые к нему относились с чувством отеческой заботы и опеки (друг Сёма) и беззаветно любили (преданные существа – Пират и Жучка).
 Сергей рассуждал так: «Надо жить, как набежит: крыша (хоть и дырявая) – есть, остальное - добудем».

 В поисках пропитания Серёга, Семён, Пират и Жучка петляли по району, прочёсывая помойки, свалки и задворки продуктовых магазинов. Встречный народ шарахался и расступался, когда на их пути появлялась разноплемённая разношёрстная ватага, состоящая из двух помятых и замурзанных мужичков с огромными обшарпанными клетчатыми сумками и двух беспородных кашлатых собак.
 Впереди, по обыкновению, трусила шустрая Жучка, а сзади тылы прикрывал отважный воинственный Пират. Он лишь изредка отвлекался на домашних собак, прогуливающих любимых хозяев, если породистые псины чересчур близко подбегали к их компании. Тогда Пират со свирепым видом оскаливал пасть без одного верхнего клыка, зло морщил нос, рычал и делал ложный энергичный выпад в сторону любопытствующих (оставаясь при этом на месте).
Одного этого устрашающего движения и визгливого тявканья Жучки, тут же спешившей на помощь, было достаточно, чтобы эти изнеженные пудели, пинчеры и спаниели в мгновение ока стремглав улетучивались, поджав дрожащие куцые хвосты.
- Цыц, пустобрёхи, - укорачивал боевитых шерстяных сотоварищей Семён, - не отставать!
 Жучка мгновенно занимала исходную позицию во главе колонны, а Пират, немного потоптавшись на месте, гордо отворачивался и, слегка припадая на больную ногу, впопыхах догонял свою стаю.

Приятели частенько заглядывали на оптовые рынки и колхозные базары, где помогали смуглолицым хозяевам торговых точек в переноске грузов или уборке территории. Им платили продуктами, редко деньгами, бывало и тумаками.
 Когда появлялось настроение к перемене мест, пробирались на вокзал, прошмыгивали без билетов в электричку и попрошайничали, ходя по вагонам (Пират с Жучкой оставались дома на охране сарая-конуры). На какой-нибудь картонке корявым почерком писали слёзное объявление: «Обокрали! Помогите, люди добрые!». И ведь находились такие люди (особенно из разряда пожилых и совсем старых), которые от всего сердца сочувствовали чужому горю, искренне верили и помогали просителям.
 Молодёжь чаще всего грубила, случалось, что угощала крепкими ударами в челюсть и по корпусу - просто так, для куража. Как-то раз в тамбуре несколько бритоголовых пареньков в тяжёлых кованых ботинках потренировали на них заскучавшие по драке кулаки, после чего у Серёги начались мучительные головные боли (похоже, накачанные в спортзалах ребятишки сотрясли ему мозги основательно).
 Что поделаешь - в каждом бизнесе можно напороться на непредвиденные издержки и риски. Жизнь оставили, считай, – подарили! Вот и ладушки!

 Прошлогодней зимой Сергей сильно простудился и попал в больницу (спасибо другу Сёме и сострадательным прохожим – вызвали «Скорую помощь»). Паспорт был с собой, штамп прописки-регистрации всё ещё стоял на месте, поэтому оформили в палату без промедления. Провалялся с воспалением лёгких две недели.
 Когда Семён зашёл проведать болящего, тот заявил, что надумал вернуться на волю досрочно - надоела эта больничная жизнь со строгим режимом, сухим законом, уколами и пилюлями. У старушки-кастелянши выпросили якобы на часок верхнюю одежду, наговорив ужасные небылицы про похороны жены и последнее с ней прощание.
 Вырвавшись на свободу, подлеченный больной широко отмечал счастливое освобождение в течение 3-х дней. Назад возвращаться уже не захотел. Паспорт остался в больнице. Лень было ехать туда, объяснять что-то и доказывать. Документ можно было забрать, когда захочешь, но у Серёги желание действовать почему-то не появилось.
 Он оставил посещение лечебки (как сам выразился) до лучших, правильнее было бы сказать – худших времён, когда жестокая необходимость всё-таки заставит выручить документ из неволи.

Проблем с милицией у дружков почти не было. Местный участковый знал про жителей сарая из заявлений и телефонных сигналов недремлющих жильцов близлежащих домов. Он дважды появлялся около гаражной пристройки, изучая обстановку на месте, и проводил профилактические беседы с вынужденными нарушителями закона. На том дело и закончилось: драк или поножовщины - не выявлено, тишина и порядок – соблюдаются, следовательно, работа – проведена, и «галочка» (или «палочка») - поставлена.

 Если праздношатающиеся друзья попадали в руки бравых служак из других райотделов, то получали: по шее - и на волю. Иногда им дарили несколько часов отдыха в «обезьяннике», после которого удостаивали привычным и неизменным комплексно-профилактическим средством: под зад коленом.
 Что взять с двух нищих московских бродяг? ни-че-го!, кроме пустых хлопот и потери времени, которое в данном случае – потерянные деньги…

Сергей с Семёном прожили в сараюшке без документов несколько почти спокойных лет. Их сплочённый квартет, к сожалению, лишился четвероногих друзей: Пиратку пристрелили хулиганы из мелкокалиберной винтовки, а Жучка отравилась на помойке какой-то падалью.
Потом и приятель Сёма куда-то сгинул. Серёга остался один как перст – без союзников, единомышленников и защитников.

А сегодня, как когда-то в армии или автопарке, он вновь влился в коллектив: его товарищами стали похожие на него бесприютные бедолаги.
Известно, что сообща несчастья и беды переносятся гораздо легче, чем в одиночку. Одному - и выпивать противно, и топиться идти скучно, даже в раю жить тошно.
А за компанию - и удавиться можно…



БАНКЕТ

                Кто чарку допивает, тот веку не доживает:
                за чарку, так и за драку,
                за ковш – так и за нож
                Русская народная поговорка
               
               
 Когда Витёк с Сергеем вошли в сарай, Толя с ухмылкой поинтересовался:
 - Ну что, мужики, много ли насобирали?
 - Грибов что ли? - прикинулся непонятливым Сергей, - поганок – полон кузовок, а беленьких – нема!
 - А у нас и беленькие и серенькие попались, - поторопилась похвастаться Люсьена, широким взмахом руки указывая на скатерть-самобранку, на которой были раскинуты бутылки, слегка разбавленные банкой тушёнки и макаронами (совершенно бесполезными в сухом виде). Конфеты и чай хозяюшка предусмотрительно припрятала в сумке до поры - «на сладкое и десерт».

 - Видать, не наш сегодня день, невезуха сплошная, - принялся оправдываться Виктор, увидев на одеяле богатый улов, - застукали нас, пришлось рвать когти. Еле ноги унесли – народу-то в посёлке зимует полным-полно. Но мы кое-что прихватизировали – и наша денежка не щербата, хотя и маловата, - закончил он самокритично.

 Добыча этой команды оказалась скромнее, чем у Толи и Люды: мятая пачка папирос, спички, сухари, да две запылённые пол-литровые банки с огурцами-корнишонами позапрошлогодней давности. А где огурцы, тут и пьяницы – примета верная, не ходи к гадалке!
 Объединив находки, народ обнаружил, что можно рассчитывать на банкет с хорошей выпивкой и даже закуской. Решено было приступать к праздничному застолью сразу, не дожидаясь вечера, тем более что поводов к этому было предостаточно.

 Главный, разумеется, - Рождество (народ собрался хоть и не шибко верующий, но церковные праздники отмечать - дело святое!).
 Второй повод - знакомство и создание нового коллектива, затем - новоселье, удачная «охота», промозглая погода и так далее. Кутнуть можно было на всю ивановскую, неважно, что поводов для пирушки набралось больше, чем выпивки.

 Люсьена с радостью начала хлопотать по хозяйству: расставила на одеяле стаканы, разложила на газете сухари.
 Сергей попытался открыть банку с огурцами, но сделать это сразу ему не удалось: ведь в сарае снова объявились ночные копытные пришельцы. Чертенята нарисовались перед самым началом трапезы, Сергей обнаружил их, когда вернулся с «охоты». Сначала они играли в «догонялки» за канистрами, потом перебрались поближе к столу. А когда Серёга взял в руки банку, один из них   нырнул к несчастному парню под руку, больно ударив его по локтю бугристой головой. Другой толкался и суетился тут же рядом, делая Серёге ехидные замечания и всячески его раздражая. Сергей решил не обращать внимание на мелкопакостных негодяев и делал вид, будто не замечает их, – авось отвяжутся.
 Витёк, как бывалый турист, посреди сарая стал раскладывать костёр для тепла и уюта, слава богу, материала для растопки имелось в избытке.

 Когда костёр разгорелся, мужчины устроились на одеяле в стиле «А-ля, Восток!»: Серёга с Виктором уселись по-турецки, поджав крест-накрест ноги, Анатолий возлежал в позе падишаха. Рядышком сбоку присела Люсьена на небольшой деревянный ящик, положив у ног журналы, которые она нашла на чужой даче (ей всё же хотелось полистать дефицитные когда-то издания).
 - Сидим, прям, как в ресторане «Тысяча и одна ночь», - подала голос Люся, - помню в 96-ом году была там с дочерью. Будущий зятёк Вахидка пыль в глаза пускал - поводил девчонку по ресторанам и меня разок пригласил.
 - Кончай разговоры, женщина, - прервал приятные воспоминания Толя, - водка стынет. Давайте первую - за праздничек. С Рождеством, короче, прости Господи! - и, не дожидаясь остальных, выпил.
 Народ запоздало сдвинул стаканы, чокнулись и … понеслась гулянка…

 Сергей положил на сухарь немного тушёнки, отгрыз пару кусочков, а когда сделал первый глоток, внутри его организма заклокотало, к горлу подступила резкая тошнота, и он стремглав выбежал на улицу. Организм исторг из себя лишнее. Голова заболела с новой силой. Сергей сделал два глубоких вдоха и вернулся к праздничному столу.

 Пили: «за знакомство», «за море удачи и дачу у моря», «за верность и присутствующих здесь дам, которые ни вам и ни нам», потом за всех вместе и за каждого в отдельности. Договорились позднее сбегать в магазин за добавкой (благодарение подававшим на бедность людям, кое-какие деньги в наличие имелись!).

 Серёга через пару тостов, как говорится, окончательно схужел: его мутило и корёжило, но он пил через силу. Шум-гам за столом стал его раздражать - он хотел, чтобы все замолчали, требовал внимания к своей персоне, выкрикивал: «У меня вскочил тост… я буду тост…».
 Когда слово ему всё-таки дали, приподнялся на коленках и заплетающимся языком изрёк:
 - Я хочу выпить… хочу выпить… вот, в общем-то, и всё, что я хочу... – Выпил и вновь поплёлся, спотыкаясь, на улицу, где его в очередной раз вывернуло наизнанку. Вернувшись в сарай, он бессильно завалился на край стола-кровати.

 Следующий тост произнёс Виктор, обратившись к Люсьене, слегка порозовевшей от водки и жара костра.
 - Люсьен, раскрасавица наша, я хочу пожелать тебе четырёх зверей: норку - на плечах, ягуара - в гараже, льва - в постели, и барана, который за всё это заплатит!
 При упоминании невинного зверька - норки, Сергей приподнялся, лицо его приняло злобное выражение, тело передёрнуло. Мужчины по очереди чокались с Люсей, а Серёга не стал. Отвернувшись, он бурчал себе под нос: «Норку, норку, а за эту Норку я и платил, баран». Настроение его резко испортилось, сидящая напротив женщина внезапно стала походить на бывшую супругу.

 Водку выпили, закусывая тушёнкой и огурчиками. Следом приступили к дегустации спирта.

Тостующим стал Анатолий, который откапывал в памяти витиеватые, глубокомысленные тосты, произносил их с выражением и чрезмерной патетикой. Манеру произносить заздравные речи и тембр голоса он перенял у знаменитого генерала из фильма «Особенности национальной охоты». Встав в полный рост он вдохновенно вещал:
 - Женщины наверняка знают, чего хотят от них мужчины. Мужчины точно знают, чего они хотят от женщин. Так выпьем - за понимание!

 «Огненную воду» пили, не разбавляя, ведь питьевую воду так и не нашли. Обжигающий глотку спирт загрызли оставшимися сухариками. Последнюю дозу занюхали рукавом.
 Посчитав общий наличный капитал, послали ВитькА с его костылём в магазин за новой порцией «пользительной дури» и еды.
Пока он костылял туда и обратно, день мало-помалу склонился к закату.

 Оставшаяся тройка, чтобы не терять времени даром, захотела немного развлечься. Сергей отвлёкся от грустных мыслей и вновь влился в общее веселье. Во всё горло стали распевать песни. Вспомнили: Хаз-Булата удалого, Стеньку Разина с несчастной персиянкой, а также догадливого есаула и его предупреждение, что «пропадёт, ой, да твоя буйна голова…». Потом мужчины (с чувством ярости и угрозы) исполнили «Мурку» и «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…».
 Тепло горячей волной разливалось по замёрзшим телам. Веселье дурманило и туманило, появилась безрассудная, глупая бравада, закружила лихая удаль.
 А пьяный – что бешеный! Не зря в народе говорят: «Не спрашивай: пьёт ли, спрашивай, каков во хмелю?».

 Толик, хоть и был довольно-таки крепким мужчиной, в этот вечер опьянел враз, в один присест и достаточно сильно - «с похмелья да с голоду разломило буйну голову».

 Накануне он заехал на Хованское кладбище к армейскому другану Ваське Моськину, который вкалывал там подсобным рабочим – рыл могилы.
 Анатолий так и не нашёл его на огромной территории, слоняясь по старому, новому и новейшему частям кладбища. Когда вышел к площади возле крематория, то удачно пристроился там  к пышным официальным похоронам.
 Провожали в последний путь какого-то важного сановного чиновника. Анатолий затерялся в большой толпе горюющих по усопшему.
 Выглядел Толя, если не слишком придираться, пристойно - не далее как утром того дня он съехал из временной гостиницы для обездоленных. Прожил он там целый месяц - отмылся, приоделся и принял вполне подобающий вид.
 Организаторы похорон заметили подошедшего со стороны скромно одетого угрюмого гражданина и приняли его за опоздавшего дальнего родственника из Костромы. Таким образом, Анатолий попал в поминальный зал при крематории, где славно поел, крепко выпил и с собой прихватил поллитровочку «Пшеничной».
 В тамбуре электрички бутылка была опустошена. В общем, на эти «старые дрожжи» легли новые, которые без хорошей закуски сейчас так бурно забродили.

 После песен захотелось зрелищ: от Люсьены стали требовать исполнения «танца живота». И тут же потянуло на подвиги: стали домогаться любви этой единственной дамы, припомнив недавний злополучный тост «о понимании».
 Пригрозили: «Заартачишься - утопим тебя, как персиянскую княжну, а то и прирежем!». После этих страшных слов, обнявшись, в две глотки заголосили: «Ты отказала в ласке мне и перо за это получай!».
 Люся резко возражала нахалам, посягнувшим на её девичью честь, и категорически воспротивилась явному насилию.
 Толян и Серёга обиделись на непочтительное отношение к их мужским желаниям.
 - Ты чё, нас не уважаешь? – набросились с упрёками на несговорчивую женщину оба «добрых молодца».

 Начитанный Анатолий, вспомнив не к месту старинную лакейскую шутку, ехидно произнёс, с явной угрозой обращаясь к Люсьене:
 - Больно тонко прохаживаться изволите,… судар-рыня,… чулки отмор-р-розите!

 Он так и сыпал приговорками, да прибаутками, раззадоривая себя и разжигая. Потом с ужимками, театрально изображая чувственное, похотливое желание, принялся декламировать классика:
 - Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного не красив?

 Внезапно он метнулся к Люсе, безмолвно застывшей посреди сарая. Толян больно схватил её за руку и с силой привлёк к себе. Прижимаясь губами к уху, он выдыхал слова вперемешку с винным перегаром:
 - Ну, целуй меня, целуй, ...хоть до крови, хоть до боли…

 Выпитое спиртное подогревало появившуюся вдруг животную страсть. Окружающая обстановка отступила и пропала в сером сумраке наступившего вечера. В пьяном угаре Анатолий силился опрокинуть на одеяло сопротивлявшуюся отчаянно женщину.
 Люся вцепилась ему в волосы и попыталась укусить за руку. Потом, изловчившись, ударила коленкой в пах (чем очень огорчила и разозлила нападавшего), и шарахнулась к противоположной стене, потеряв в пылу сражения направляющие ориентиры и дорогу к выходу.
 Противник ойкнул, на секунду согнулся и, набычившись, со злобным выражением лица захрипел: «А теперь, исполнение Розенбаума "на бис" - гоп-стоп, Сэмэн, засунь ей под ребро, гоп-стоп, смотри ж не обломай перо…».
  Он широко раскинул руки и стал медленно приближаться к жертве, оттесняя её в угол сарая.

 Серёга безучастно наблюдал за происходящей борьбой, но, услышав знакомое имя, встрепенулся. «А заместо Сёмы теперь – я», - подумал он, вспомнив пропавшего когда-то приятеля. Мысли в голове ворочались тягуче-медленно. Зато ненависть вспыхнула мгновенно и со страшной силой затопила всю душу и пьяное сознание. Сергей в пылу мужской солидарности ринулся на подмогу Анатолию.

 Борьба приняла нешуточный и опасный оборот. Спирт окончательно затуманил рассудок и вложил в чью-то безвольную руку нож, которым совсем недавно вскрывали железную банку с тушёнкой. Обезумевшая от страха женщина, увидев занесённое над её головой лезвие, завизжала и, в последнем инстинктивном порыве, схватила полупустую сумку «SPORT» и прикрылась ею, как щитом.
 Удар за ударом принимала на себя толстокожая спортивная сума-защитница, извергая из своего чрева припрятанные Люсей конфеты и чай. Карамельки рассыпались по земле, а разлетавшиеся в разные стороны сухие чаинки попадали в глаза и нос. Нападавший зачихал, закашлялся и перестал на какое-то время размахивать ножом.

 Этим подлым преступником явился тихоня Серёжа. Хилому слабосильному мужичонке и раньше хватало ничтожной порции спиртного, чтобы опьянеть и потерять человеческий облик. А сегодня, выпив водку и спирт на голодный желудок, он как обезумел. Вспомнились былые обиды и оскорбления, появилось острое желание отомстить всем обидчикам.
 В воспалённом мозгу Серёги вновь ожил, казалось бы, забытый образ экс-супруги – красавицы Элеоноры. Он явственно увидел её лицо, искажённое гримасой, узнал визжащий, такой ненавистный сейчас голос.

 И не испуганную Люсьену гонял он по сараю, а свою подлую жену Норочку – эту хищную, ненасытную, всеядную норку с узкой холёной мордочкой и горящими жадными глазками. Изворотливая и ловкая она ускользала из рук, а на плечах её сидели и строили наглые рожи два известных бутылочно-зелёных чертёнка с мокрыми пятачками вместо носов. Они хохотали и бросали прямо в глаза то ли махорку, то ли мелкую труху, которая забивала глаза и нос. Всю эту троицу следовало сию же минуту изловить и уничтожить!

Серёга, продолжая чихать, зажмурившись, взмахнул рукой и вновь всадил лезвие … в толстое тело сумки. Нож застрял в жёсткой коже галантерейного изделия, а рука несостоявшегося убийцы в бессилии упала вниз, потянув за собой тщедушное тело её владельца.
Падая, Сергей наткнулся на стоявшего, как в ступоре, Толика. Тот очнулся и подхватил падающее тело. Закрутив его, как в танцевальном пируэте, он навалился всем телом на горе-рубаку, и оба, обнявшись, как в давно забытом эстрадном номере «Два нанайских мальчика», повалились на землю и через минуту храпели.



 ЛЮСЬЕНА
 
                У кого детки, у того и бедки
                Русская народная поговорка


 Помятая, всклокоченная Люсьена с рыданиями и причитаниями, прижимая к груди истерзанную сумку, выскочила на улицу. Припав к воротине сарая, она завыла от ужаса и отчаяния в полный голос. Только что она была на краю гибели: нелепая и глупая смерть пролетела над головой и чуть было не коснулась её ледяными одеждами.
 Страх через некоторое время притупился, испуг отступил, рыдания затихли. Только слёзы катились и катились по щекам.

 Теперь она плакала о разрушенной иллюзии, о той зыбкой мечте, которая родилась нынче утром в чужом уютном доме, куда их с новым знакомцем Толиком забросил случай. В тот миг ей почудилось, что она встретила человека, с которым можно будет разделить опасности и трудности сегодняшней невыносимой жизни.
 Но придуманный мир рассыпался в прах, мечта разбилась вдребезги - фактически именно Анатолий стал инициатором и зачинщиком грязных домогательств и драки.

 Бедная страдалица проливала слёзы от боли и обиды на Толю с Серёгой, на мужское сословие и весь белый свет. Она оплакивала свою странную и никчёмную жизнь, которая неожиданно совершила головокружительный вираж и выкинула её за границы человеческого существования, сделав Люсьену ненужной даже родной дочери.

 Что привело её сюда, на окраину Опалихи в этот покосившийся сарай с его жестокими и тупыми обитателями? Как очутилась она на дне жизни, когда-то временами прекрасной и чудесной? Почему разбежалось её счастье по сучкам да веточкам?

 Новая волна слёз вырвалась наружу, и Люда зарыдала с ещё большей силой. Горючие слёзы смешивались с мокрым медленно падающим снегом. С этим снегом на неё нахлынула волна воспоминаний.
 Глядя на почерневшее небо в туманной дымке без единой звёздочки, уставшая от борьбы женщина стала погружаться в эти воспоминания, уходя мысленно далеко-далеко… в прошлое….


 Когда-то в жизни Люсьены всё было хорошо и ладно. Жила она спокойно и счастливо с мужем и дочерью в небольшой отдельной квартирке на западе Москвы. Любимую доченьку нарекли Викторией, что означает - «Победа», в надежде, что этот символ успеха и преодоления любых бед и несчастий поможет девочке справиться с предстоящими сложными жизненными перипетиями.
 Благополучие закончилась нежданно-негаданно: мужа скосила быстротечная болезнь, когда дочка была крохой.

Служила Люда машинисткой в одном научно-исследовательском институте, точнее – «почтовом ящике» (так называли в советские времена «закрытые» НИИ). Зарплата была небольшая, поэтому приходилось подрабатывать – печатать после рабочего дня для научных мужей и остепенившихся дам их опусы: статьи в различные журналы, материалы диссертаций и прочую учёную абракадабру.

 Когда страну залихорадило от преобразований и реформ, состряпанных в спешном порядке внуками легендарных комиссаров и революционеров, когда были низвергнуты социалистические идеалы и уничтожены привычные устои, в Люсином НИИ пришли к власти предприимчивые, но далёкие от науки люди. «Почтовый ящик» переименовали в «ОАО» (открытое акционерное общество).
 Новое руководство стало сдавать в аренду производственные площади, находя свободные метры даже в занятых помещениях. Сотрудники уходили сами или их вынуждали увольняться, не платя месяцами зарплату. Люсьена держалась до последнего.
 Однажды её вызвали в отдел кадров и предложили уволиться «по собственному желанию», иначе пообещали уволить «за профнепригодность». Отстаивать права и бороться с начальством Люда никогда не умела, тем более что по сути они были правы: Люсьена Ивановна, хоть и была опытной машинисткой, но не умела работать на компьютере. Времена бесплатных курсов повышения квалификации канули в лету, а у начальства на Люсино место уже имелся на примете молоденький длинноногий кадр.
 Через две недели Люсьена была свободна как ветер. Попытки устроиться на другую работу кончались неудачами – никому не нужна была «дама под сорок», не умеющая работать на современной оргтехнике.

 Наконец-то после всевозможных собеседований и телефонных переговоров удалось устроиться в малюсенькую частную фирмочку. По штатному расписанию её должность именовалась как «клиннинг -менеджер ». Прочие немногочисленные члены трудового коллектива называли её более витиевато – «супервайзер  швабр».

Не нами замечено: чем меньше организация, тем громче и величественнее её название и наименования должностей сотрудников. К примеру, в одной заготовительной конторе «Рога и копыта» её председатель (должность которого на предыдущем месте работы была - «рядовой ВОХР») в перестроечные времена превратился в «Президента московского представительства межрегионального Центра». Причём, фирма стала заниматься не заготовкой, а реализацией и сбытом рогов и копыт исключительно иностранного производства. Личный состав переименовался в «маркетологов»   и «промоутеров», а то и ещё круче - «мерчендайзеров»   и «ресечеров» . Эти замысловатые и труднопроизносимые звания стали придавать необыкновенно высокий статус её работникам и значимость деятельности самой организации.

  Специалистом по клиннингу (оператором уборки, менеджером чистоты помещений) Люсьене Ивановне пришлось работать и в других компаниях. Она, хоть и не была тщеславна и амбициозна, но с гордостью произносила мудрёные названия своей скромной должности. Громкие чужеземные слова ласкали слух, будоражили воображение, но не меняли сущности её обязанностей – простой уборщицы.

Фирмы-однодневки создавались и моментально исчезали, - приходилось искать новое место.
 Позже, после тёплых офисов и складов она попала на оптовый рынок под открытым небом, где батрачила на индивидуального предпринимателя Бахтияра Манаф-оглы, торгуя в его ларьке овощами и фруктами.
 Работала много и трудно, но дочь - единственное утешение и отраду - вырастила, выучила и замуж отдала.



 ЧУЖОЕ СОКРОВИЩЕ
                Муж да жена - одна сатана
                Русская народная пословица


 Дочурка Виктория с детства была робкой и застенчивой девочкой. Природа одарила её художественным талантом и фантазией, умелыми руками и поэтической душой. Подростком она научилась хорошо шить и вязать - из ничего могла сделать необычный и поражающий воображение наряд, который дополняла собственноручно сделанными украшениями из кожи и бисера. Она хорошо рисовала и мечтала стать художником по костюмам.

 После школы решила поступать в текстильный институт, но провалилась на сочинении, хотя любила литературу (особенно поэзию) и знала многие стихи наизусть. Абитуриентка на экзамене сверх меры увлеклась, пытаясь глубже раскрыть тему, но сделать это не получилось, даже ошибки проверить не успела - времени не хватило.
 Нелепость, явная несправедливость случившегося оставили нашу лёгкую промышленность без талантливого художника.

 Чтобы помочь матери, девушка устроилась работать секретарём в торговую фирму, которых развелось в конце 90-х годов невообразимое количество. Платили мало, но в перспективе (когда встанут на ноги) обещали «горы золотые».

 К 20-ти годам Вика превратилась в самую настоящую красавицу с русой косой до пояса и великолепной фигурой. От прежней застенчивости девушка избавилась, но уверенности с наглостью так и не приобрела. Зрелые кавалеры, молодые ухажёры, приятели детства не давали Вике прохода, но она не обращала на них серьёзного внимания. Она ждала принца и встретила его совершенно случайно и в неожиданном месте.

 Однажды после работы пришла Виктория на рынок за продуктами, приготовленными Людмилой (спасибо Бахтиярке – он разрешал продавцам брать некондиционный, подпорченный товар), и повстречала там весёлого кавказского паренька Вахида. Влюбилась, как говорится, с первого взгляда, точнее – с первого слова.

 Молодой джигит, увидев златокудрую дЕвицу-красу, постарался использовать всё своё красноречие: разливался соловьём, токовал тетеревом и ворковал голубком.
 Какое же девичье сердце не дрогнет от ласковых слов и нежных комплиментов? Что ни говори, а путь к сердцу прекрасной дамы лежит через её ушки, - банальная, но азбучная истина.

 Позднее, когда парень узнал, что фамилия девушки – Голубева, стал ласково называть её - «Кхокха» (Голубка). Такое обращение казалось Вике смешным, но постепенно она привыкла и к новому милому прозвищу и к незнакомому языку возлюбленного. Его она называла: «Ваха-Вахочка-Вахид – мой любимый, мой князь, мой жених!», позаимствовав эти нежные слова у Блока, стихи которого она так любила декламировать на школьных вечерах.
 Вахид, чтобы поразить и покорить сердце начитанной девушки, также демонстрировал недюжинные знания родной литературы и национального устного творчества (по образованию он был филологом), отвечая на стихи пословицей своего мудрого народа: «Дика сте – моз, вон сте – борз», что в переводе означало: «Хорошая жена – мёд, плохая жена – волчица».
 Слово за слово, улыбки, медоточивые речи красивого молодого человека, рестораны, подарочки – в результате – пышная свадьба, устроенная родственниками жениха.

 Многочисленная загорелая родня стала часто навещать Москву (останавливались, по заведённому теперь обычаю, у Вахидика). Вахид и Виктория принялись вить отдельное, обособленное гнездо в доме Люсьены Ивановны Голубевой. Она с радостью передала штурвал семейного корабля в руки мужа любимой дочери.

Поначалу всё было мирно и по-доброму: наконец-то у них в доме появился хозяин – единственный, исключительный мужчина – Вахид – заботливый муж, взявший на себя обязанности сделать Вику счастливой.
 Родным и подругам Люсьена хвасталась:
 - У меня зять – золотой человек – сто сот стоит! А дочь теперь – чужое сокровище. Но оба они – мои дети, моя надежда!

 Жаль, что подобные надежды (впрочем, как и все остальные) имеют странную привычку нас обманывать и не сбываться.

 Довольно скоро благостная идиллия улетучилась, как дым, – у Вахи обнаружились неожиданные качества: вспыльчивость, упрямство и чрезвычайная ревнивость характера.
Возражений и неповиновения он не терпел. Работать Виктории категорически запретил - жена должна была сидеть дома!
 - Вика, ты – мой цветок, а я – твой садовник, и я один буду любоваться твоей красотой! Бэс помощников обойдусь, моя хаза зуда (красавица) , бэс! – говорил он, умышленно произнося это - «бэс» с иностранным акцентом, после чего, изобразив на лице жгучую страсть, низким бархатным голосом запевал:
 - Бэс, бэс-а-мэ, бэс-амэ мучьёо…

 После первой фразы этого чувственного аргентинского танго он брал Викусю в охапку, кружил по комнате, осыпая поцелуями, и, подхватив на руки, уносил … на кровать…

 Вахиду до зарезу хотелось продолжить славный род Юнусовых, в котором после далёких прошлых и нынешних, современных войн осталось не так много мужчин.
 - Сына хочу, Вика, сына и не одного! От кремня рождается искра, от достойного мужчины рождается достойный сын! Роди мне наследника, и я осыплю тебя златом-серебром, а захочешь, куплю колечко с бирлантом (бриллиантом), - шептал он в минуты близости.

 Чего только не обещал нетерпеливый муж, как ни умолял, как ни упрашивал, но ребёночек почему-то не зачинался.

 С годами нежное воркованье Вахида сменилось на ворчание, брюзжание. В доме поселились ссоры, ругань, скандалы с ревнивыми претензиями: то на кого-то слишком пристально посмотрела, то словом лишним с незнакомцем перекинулась.
 Люсьена, не раздумывая, вмешивалась в эти размолвки, чем сильно нервировала и без того раздражённого зятя.

 После нескольких стычек они откровенно возненавидели друг друга. Дочь вскоре мирилась с мужем и переходила на его сторону. Позиция для матери становилась безрадостной и непереносимой. Сердясь и негодуя, она покидала поле боя, приговаривая: «Хороша парочка, как баран да ярочка».

 Чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, Люда уходила на улицу и слонялась по окрестным дворам в поисках успокоения. Взяв в магазине бутылочку красного вина, хлеба с колбаской, она пряталась в беседке или находила лавочку под раскидистыми деревьями и потихоньку заливала горе живительной виноградной влагой.

 Сидела и думала о неудавшейся женской судьбе: без мужа, без посторонней помощи приходилось зарабатывать на кусок хлеба себе и дочери. Обидно, но что поделаешь - немного счастливых минут выпало на её долю!
 Всю скопившуюся нерастраченную на мужчин любовь она отдала Викочке - ненаглядной доченьке-дочуре, обожаемой Люсей до самоотречения. Да что там любовь - она жизни не пожалела бы ради своей кровиночки! Мысли о Вике рождали в душе нежность, которая заполняла её горячим бурным потоком. Обиды и горькие слова тонули в этом потоке и растворялись.

 Как же хотелось, чтобы жизнь Виктории была радостной, счастливой и обеспеченной, без тех сложностей и трудностей, которые испытала, пережила Люсьена. Не знала она мужской ласки и заботы много лет, отвыкла от этой благодати. О себе, о личном счастье, мужчинах и любви она не мечтала, подчиняя всю себя дочери. Взвалив на плечи тяжёлую семейную ношу, она самоотверженно тянула эту лямку, став в одном лице - мужчиной и женщиной, отцом и матерью.
 Да, тяжела ты одинокая женская доля…



 НАГРАДА

                Детки маленьки - поесть не дадут,
                детки велики - пожить не дадут
                Русская народная пословица


 Вахид был воспитан в духе уважения к старшим: он почитал пращуров и любил родителей. Отец с детства внушал сыну народную мудрость: «В недружной семье не будет добра». Вахид запомнил его слова и, по возможности, решал любые споры мирными методами.

 Войдя в дом Люсьены Ивановны, старался с пониманием относиться к тёще, хотя порядки, заведённые там, ему не сильно нравились. Он не пил, не курил, поэтому не смог и не захотел терпеть её «маленькие слабости» (так называла Люсьена участившиеся выпивки, которые появились во время работы на рынке).
 - Для здоровья пью, чтобы не заболеть, - оправдывалась она перед дочерью, - холодно на морозе целый день стоять. Обогреватели в ларьке не разрешают ставить, вот и спасаюсь «Кагором» – вином церковным. Винцо – это ж душегрейка: тело, душу греет, а сердце веселит…

 Вахиду в высшей степени не нравилась хмельная тёща с её отговорками и оправданиями - какой пример будет перед глазами будущего сына?
 Плюс ко всему зять не мог мириться и был решительно против вмешательства тёщи в их с Викусиком внутрисемейные разборки.
 Неужели не понятно, что «милые бранятся – только тешатся»? Спасибо, конечно, Люсьене Ивановне за дочь, которую она воспитала в строгости. Но теперь воспитание молодой жены доверено ему - Вахиду, который после свадьбы стал главным человеком в жизни Виктории. При всём уважении к старшим, молодой муж отказывался терпимо относиться к выходкам тёщи.

 Обстановка накалялась всё сильнее и сильнее...

 Как сигнал к примирению, как знак высшего благоволения у молодых к всеобщей радости в самом конце тысячелетия родился сын, которого нарекли Авадом, что означает «награда, вознаграждение».
 Бабушка Люся стала называть внучка-ангелочка Вадиком (мусульманское имя ей не нравилось).
 Казалось бы – живи и радуйся! К сожалению, доброе знамение не было распознано и услышано враждующими сторонами: существовать вместе стало просто невыносимо!

 Квартира, в которой должны были ужиться четыре человека, была однокомнатной, с шестиметровой кухонькой, в которой на небольшом диване ютилась Люсьена. Дочь (будто в шутку) выражала неудовольствие, жалуясь на тесноту. Намекала, что было бы гораздо легче, если б кухонька освободилась.

 В начале 2000-го года рынок, на котором работала Люсьена Ивановна, закрылся. Раздражать Вику круглосуточным надоедливым присутствием не хотелось. До внука её не допускали, (зять не желал, что бы тёща принимала участие в воспитании мальчика).
 И тогда Люсьена приняла решение уйти из дому: не будет она помехой счастью любимой дочери! Она придумала версию про якобы нуждающуюся в её помощи престарелую дальнюю родственницу, которая попросила переехать к ней в Подмосковье и пожить совместно некоторое время.

 Узнав эту новость, Вахид вздохнул с облегчением. Слава Аллаху! Он так устал от войны, которая разрушила его родной дом и заставила покинуть Землю предков. К сожалению, здесь, в мирной столице военные действия настигли его вновь - повседневные баталии и сражения с тёщей изматывали и без того подорванную нервную систему.

 «Два врага, как огонь с водой, под одной крышей не уживаются», - твердил про себя старинную поговорку Вахид, мучительно отыскивая выход из бытового тупика. Хорошо, что Люсьена Ивановна вО время поняла, что молодых нужно оставить в покое и дать им шанс жить самостоятельно.
 По правде сказать, Вахид не был жестоким человеком, он не желал зла тёще, но во время особо горячих словесных стычек его всё чаще стали посещать кровожадные мысли. Поэтому его вполне устроил подвернувшийся, весьма кстати, рассказ о мифической дальней родственнице.

Внезапный отъезд Викиной матери в Подмосковье разрубил, наконец, гордиев узел их сложных отношений. В семействе Вахида воцарился желанный мир. Всё встало на положенные места: подруга жизни - кроткая красавица, нежно любящая своего повелителя, сидела дома и правильно воспитывала ребёнка, сын рос мужчиной и не поддавался разлагающему влиянию бабушки.

 Вахид обещал жене, что со временем, когда появятся деньги, они приобретут своё жильё. Он мечтал об этом, верил и прилагал титанические усилия для осуществления их с Викой мечты. Но различные непредвиденные обстоятельства, помехи, неудачи отодвигали этот чудесный день на неопределённый срок.
Ведь, не всё сразу сбывается, что желается…


 УХОД В НИКУДА

                Поехала кума неведомо куда
                Русская народная поговорка


 Люсьена ушла, тихо прикрыв за собой дверь квартиры и прошлой жизни, а на ступеньках крыльца едва не захлебнулась от слёз и свободного воздуха улицы - нового её жилища.
 Она никогда не шла наперекор Судьбе, принимая всё происходящее с ней, как должное. Принимала, но не мирилась с неприятностями и бедами.
 Энергичная, упорная Люсьена Ивановна начинала искать выход из, казалось бы, безысходных ситуаций. Она жила по принципу: «Счастью не верь, а беды не пугайся!».

 Где-то она прочла, что имя «Люсьена» в переводе с французского языка означает – «сила в битве». Судьба действительно подтвердила такое толкование её имени - жизнь Люсьены проходила в постоянной битве, борьбе за существование: за кусок хлеба, крышу над головой, благополучие и счастье дочери с внуком. Но в результате эту схватку она проиграла.

 Волей-неволей Люда смирилась с непривычным положением бывшей – бывшей матери, бабушки и тёщи. Растеряв святые женские обязанности и утратив семейные права, Люсьена рассуждала: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся - пришла и моя пора перекинуть котомку через плечо и отправиться шататься по свету».
 Она ночевала в чужих подъездах, на чердаках, потом прибилась к группе попрошаек, крутившихся в районе Киевского вокзала. С ними коротала ночи в поездах, стоявших на дальних путях, или в заколоченных полуразрушенных зданиях станции Москва-Сортировочная.
 Целую зиму прожила в сарае при местной голубятне недалеко от церквушки, что притаилась в глубине Мосфильмовской улицы (благо, любители голубей в столице ещё не перевелись).

 К себе домой заходила изредка и только днём, чтобы нечаянно не встретиться с «золотым зятем». Теперь в беглых разговорах с дочерью она пренебрежительно называла его – «твой бай» или (в сердцах) совсем грубо - «дундук» (дурак).
 Люсьена Ивановна поспешно приводила себя в порядок: принимала душ, переодевалась. Ей хотелось приласкать внука, поиграть с ним. Но Вика умоляюще смотрела на мать, потом переводила взгляд на часы и громко вздыхала.
 Люсьена торопливо рассказывала очередную небылицу о какой-то найденной недавно работе и предоставленном там общежитии. Дочь вроде бы верила этим новым выдумкам. Провожая мать, она всякий раз говорила:
 - Мамулечка, я так тебя люблю и безумно признательна за всё, что ты для нас сделала! Мы скоро купим свою квартиру, и ты сможешь сюда вернуться. Поверь: эти трудности – временные, нужно лишь немного подождать, и всё наладится!
 - Конечно, - успокаивала Люся, - так и будет, - и с чистым сердцем и свободной душой уходила на волю - на улицу или вокзал.

 Вечерами, когда тоска и боль заполняли душу, на ум приходило расхожее выражение: «Что получено от отца и матери, съедается без благодарности». Сущая правда! Но правда эта - слабое утешение материнскому сердцу.
Чтобы оправдать дочь, Люсьена вспоминала добрые ласковые слова, которые всегда говорила Вика вслед уходящей в пустоту матери. Хотя, плохо скрываемое молчаливое желание дочуры поскорее выпроводить мать за дверь, больно ранило Люсьену Ивановну. Почему же забыли (или не знали?) эти взрослые детки вечную людскую мудрость: «Как ты относишься к своим родителям, так и твои дети будут относиться к тебе»?
 - Ничего, ничего, придёт и ваше время - с горечью думала Люсьена, - внучок Вадюша отомстит вам за бабулю!

 К жестокости и несправедливости, как ей казалось, Люсьена Ивановна привыкла, превратностям судьбы стойко противостояла и сопротивлялась им изо всех сил. Оказавшись на обочине жизни, Люсьена не забывала, что она – женщина, по мере возможности следила за собой: не опускалась и выглядела опрятно.

 Со стороны было странно видеть даму средних лет в кожаном пальто и в шапке из бывшей чернобурки в обществе полупьяных бродяг и бездомных собак, которые бороздили просторы дворов и улиц в поисках вольной жизни и призрачного счастья.
 Счастье, ты где?..



 ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ

                Жить по воле – умереть в поле
                Русская народная пословица


 Люсьена плакала нечасто, но сегодняшнее вероломное поведение случайных знакомых, этих пьяных разбойников больно ударило по её женской гордости и самолюбию. Захотелось закрыть глаза, заткнуть уши, отключить память, чтобы не чувствовать этой боли и безысходности, чтобы забыться и пропасть навсегда из этого холодного, недоброго мира…

 В этот момент появился Витёк с неразлучным другом-костылём и долгожданными «хрустальными сосудами» чудодейственного эликсира, способного подарить человеку хотя бы временное забытьё и успокоение.
 - А вот и мамка пришла, молочка от бешеной коровки принесла, - весело крикнул он, обращаясь к заплаканной Люсе, - праздник продолжается! Ты чего зарёванная такая?
 Женщина сердито взглянула на припозднившегося гонца, что-то недовольно пробурчала и, забрав пакет со спиртным и едой, юркнула внутрь сарая.

 На улице дул слабый ветерок, вечер плавно переходил в ночь. Хозяйственный Виктор натаскал досок и палок, побросал их в тлеющий из последних сил костёр, добавив для огненной пышности несколько газет и журналов.
 Костёр ожил, и языки пламени устремились к самому потолку, в центре которого зиял пролом, исполняющий сегодня обязанности поддувала печи. В сарае потеплело, а вблизи костра стал чувствоваться настоящий жар.

 Толик с Серёгой храпели на земле. Люсьена, завладев одной из бутылок, опустошала её без хлеба и закуски. Пила на выдохе, не обжигаясь, не чувствуя ни вкуса ни запаха. Проглотив порцию, замирала, затем делала глубокий вдох, а на новом выдохе вливала в себя ещё немного этого горького лекарства. Витёк с удивлением смотрел на неё, не понимая, почему дама пьёт одна да ещё из горлА?

 Чтобы как-то привлечь к себе внимание он сказал:
 - Люсьен, а я сейчас в нашем тупике зайца встретил. Выскочил, паршивец, мне навстречу, заметался по проулку и умчался за наш сарай, как ошпаренный. Во, чудеса!
 - К пожару, - зло провещала Люсьена, - а тебе, Витёк, к большой беде. - Она пристроила бутылку подле себя и уставилась невидящим взглядом на Витю.
 - Ты в приметы, что ли, веришь? Глупо! Бабские суеверия я отношу к мракобесию и бесовским заморочкам! – назидательно произнёс он.
 - В плохие – верю. Сегодня, например, бровь у меня чесалась и щёки горели. Знаю точно - к слезам - вот к вечеру и наплакалась вволю. – Затем мрачно продолжила:
 - Нынче праздник, а весь день вороны каркали. Перед твоим приходом собаки вдруг развылись. К чему бы это? А я точно знаю – к покойнику!
 - Да, брось ты ужасы нагнетать. Чего сама-то раскаркалась? Тоже мне, Кассандра Ивановна. Чем покойников к ночи поминать да худые беды накликать, давай, лучше, выпьем ещё по маленькой этой чистой хлебной слезы!

 Выпили молча, без тоста. Но Виктору хотелось поговорить, выложить всё, что он думает о свободной жизни, вставить любимое словцо «волюнтаризм», козырнуть знанием мудрых изречений про вольную волюшку (в отрочестве он заполнил ими не один блокнот).
Ему не терпелось поспорить и доказать свою правоту.
 - Хоть хвойку жую, да на воле живу, - с чувством провозгласил он, отпивая из стакана водку, которую честно доставил из привокзального ларька, не пригубив ни одного глоточка по дороге.
 Люся хмыкнула и проворчала: «Кто тебе не велит: ты – вольный казак».

 Спокон веков известно, что вино развязывает язык: Витёк обрадовался, что наметился диалог на нужную тему, и принялся делиться сомнениями и размышлениями, которым предавался в последнее время.
 - Эх, Люсёк, хорошо нам: ни забот, что налоги не заплачены, ни тревог, что денег до зарплаты не хватит. Мы, право слово, - птицы вольные: куда хотим, туда и летим без всяких помех. Я сам выбрал эту дорогу! Нет у меня никаких обязанностей. А право есть - право выбора этой свободной вольницы, чем я в своё время и воспользовался…

 Виктор говорил тихо, монотонно, прерываясь только для того, чтобы налить себе очередную порцию горячительного. Женщина, свернувшись калачиком на грязном одеяле, под Витино бурчание заснула.

 - Ты знаешь, Люсьен,- продолжил он свои рассуждения, - я много думал о теперешней вольной жизни. Если разобраться, я - счастливый человек! И почему люди не могут понять меня, пытаются, как им кажется, помочь, хотя я их об этом не прошу? Я и с батюшкой много раз спорил по этому вопросу, когда он делал попытки вернуть меня в благочестивое стадо овец, козлов и баранов. А я - свободный орёл, парящий в одиночку над матушкой Землёй.

 Речь его текла спокойно, гладко, торжественно. Временами произносимый текст украшался, как огнями иллюминации, патетическими выкриками вечных вопросов в стиле «Кто виноват? и Что делать?».
Виктор обращался то к Люсе, сопящей рядом, то к мирным гражданам, укрывшимся в тёплых домах от непогоды, а то ко всему мировому сообществу, разрешившему проблемы, подобные нашим, так ловко, правильно и вовремя.
 Витя чувствовал, что тело его наливается приятной тяжестью и просит принять горизонтальное положение. Повинуясь зову своего организма, утомлённый псевдоинвалид прилёг в обнимку с бутылкой рядышком с Люсьеной, примостившись поудобнее на одеяле возле её тёплой спины.

 Философ-самоучка разматывал клубок высоких дум: выдёргивал разрозненные нити-мысли и вязал из них узелки вопросов, из которых ткал витиеватое полотно ответов и теоретических размышлений на излюбленную тему - о свободе, воле, вольке-волюшке.

 - А вы, добропорядочные граждане, - вдруг с пафосом обратился он в пустоту, - можете ли вы, господа хорошие, нарушать права бомжей - самых свободный из людей? А?.. Читал я ваши дискуссии и споры...
Одни считают, что этих грязных людишек, больных педикулёзом и тубиком , следует убрать с глаз долой, изолировать в места не столь отдалённые, отправить в специальные резервации и поселения, где их будут насильно лечить и возвращать к нормальной жизни.
 Эти чистоплюи вопят: «Бомжи нарушают наше право жить в чистом доме. Они приходят в подъезд и гадят под моей дверью! А когда мы едем в транспорте, то они сидят или лежат рядом, - такие немытые, вонючие и чесоточные!
Мы, нормальные люди, живём трудной напряжённой жизнью. И эта жизнь всех бьёт по хребту и ставит подножки. Но мы же не спиваемся, не опускаемся, а боремся!
Бомжи, напротив, - не хотят ничего делать и не желают ни за что отвечать!»

 Виктор выдержал внушительную паузу. Чтобы не вставать и не искать опрокинутый где-то стакан, оставшуюся водку, причмокивая, с удовольствием высосал, пытаясь выжать последние «девять капель». Убедившись, что сосуд пуст, швырнул стеклотару под настил.

 Превозмогая дремоту и постепенно замедляя темп речи, продолжил:
 - Другие умники им возражают: «Нет, мы - цивилизованное общество и не должны изолировать несчастных, попавших в беду людей! Мы обязаны помочь им выбраться из дерьма…
За границей этот слой общества имеет достойное пособие, и в нашем родном государстве должно быть нечто подобное...
Каждому человеку дано право выбора: оставаться ли ему внутри общества или быть свободным от него... При любом выборе человек должен иметь возможность жить, а не выживать!»

 Собрав последние силы, уткнувшись в спину спавшей мертвецким сном Люсьене, Витёк прошептал:
 - Будем ли мы когда-нибудь такими же цивилизованными?.. И кто мы, Люсь, на самом деле? Свободные, вольные: … люди?.. а может собаки?.. или пернатые?..

 Витёк устал от такого длинного монолога, от высокопарных философских разглагольствований и отяжелел от выпитого. Он произносил каждое слово с расстановкой и большим усилием. Глаза его слипались. Дремотное состояние овладевало Виктором целиком и вступало в последнюю свою стадию, расслабляя тело и делая непослушным язык.
 - Ох,… чья воля,… того и ответ, - пробормотал он под конец, шмыгнул носом и провалился в бездонную пропасть сна.


 Костёр, вскормленный щедрой Витиной рукой, разгорался ввысь и вширь. Огонь резво перебрался по сухой траве к валявшимся на земле картонным коробкам, потом перемахнул на доски лежака и одеяло. Языки пламени добрались до опрокинутой Люсей бутылки. Остатки водки, которые вытекли наружу, обильно пропитали край одеяла и лежавшие здесь толстые журналы.
 Вольный огонь оживился, жадно набросился на влажное тряпьё и бумагу. Он заполыхал во всю мощь, сливаясь в поцелуе с такими же вольными порывами ветра, и начал подниматься с их помощью всё выше и выше. Искры рвались через дырявую крышу вверх и устремлялись к небу, как будто и в его своде зияла огромная дыра, засасывающая с невероятной силой снопы этого жуткого фейерверка.
 Небо манило светлой рассветной голубизной. Нарождался новый день – понедельник (день тяжёлый из-за глупых предрассудков), а в действительности - светлый и радостный праздник.

 Рождественское утро 8-го января занималось над Опалихой, над пылающей крышей сарая, а в нём беспробудно спали «люди числа 8», главные жизненные даты которых сошлись на этом числе. Восьмёрка своими круглыми колёсами прокатилась по их Судьбам, связала вместе в одну связку лентой Мёбиуса (так похожей на цифру «8») и опрокинулась с ними навзничь, демонстрируя ещё одно своё таинственное проявление - знак бесконечности.

 В вышине, почти над самым пожарищем кружила и уходила вдаль стая птиц. В поднебесье, в беспредельный простор уносились птицы вольные: то ли журавли, то ли голуби, то ли орлы, то ли вОроны, а может освобождённые от всего и всех души человеческие.

 Что ж, всякому своя воля – живи, коли можется, помирай, коли хочется…