Последний старец по страницам 12

*   *   *

… Полковник Тищенко, начальник охранного отделения Сергиево-Троицкого посада, немало был удивлен таким успехам в розыске беглых каторжников. Попадись ему такой монах, каковым был Федька Крестник, тот час же сделал из него секретного сотрудника охранки. А то и агента по надзору за местом. Смотрящего, если говорить потаенным языком охранно-сыскного отделения.  Подчиненного отдельному корпусу жандармов. При III-м отделении личной канцелярии государя императора… Таковым, по жандармским учетным ведомостям, у него числился сам отец настоятель. Согласно тем же документам, носил  служебно-оперативный псевдоним «отецъ Павлин».  Поэтому жил он, припеваючи, не зная ни тягот, ни забот жизни монашеской. Девок к себе ночами водил да баб замужних. В последнее время не гнушался и шлюхами из нумеров г-жи Фрикель. Тут усердия Федьке Крестнику было не занимать…

   К слову, г-н полковник давно уже присматривался к этому жуткому малому.  «Эка он, братец ты мой, быка за рога и к земле, - шутил в полном одиночестве Валерьян Арнольдович, подтачивая за делом и без него серебряной пилочкой свои полированные ногти. – Его бы  к нам в информаторы. То бишь, в агенты тайные… Позже – отрядить на боевую операцию, в «Союз русского народа». Такому жидов и социалистов гвоздить все равно, что козла доить. Никакому быку его не одолеть…» Намеревался уже г-н полковник запросить охранное отделение по месту бывшего пребывания «смиреннейшего Тихона». Но опередил его сам Тихон (вернее Федька Кривой) и вставший на его пути Зосима. Так бы не случилось - совсем ничего! Сразу на два крючка угодил будущий секретный сотрудник. Не отвертелся бы у меня, каналья! О таком счастье даже самые маститые оперативные чиновники из охранки мечтают. И то раз в столетие происходит. И никому, кроме Господа нашего над всеми предстоящего, не ведомо грядущее. Что будет в новом и счастливом (как бы не стенали отцы церкви) 1914 году от Рождества Христова.

   Пули сербского террориста из «Млада Босна» Гаврилы Принципа уже сразили претендента на австрийский престол эрцгерцога Франца Фердинанда с супругой на улицах Сараево. Случилось это явное политическое убийство при явном попустительстве сербских властей, которые как будто намеревались столкнуть Австро-Венгрию и Россию. Дураку было понятно, что за призраком мировой катастрофы стоит Туманный Альбион и Американские штаты. Полковник отдельного корпуса жандармов (в прошлом), в настоящем - начальник охранно-сыскного отделения Сергиево-Троицкого посада намечал съездить этим летом в Крым. Погостить с неделю-другую с женой и дочерью в Ялте. У дорогого его сердцу друга, которого звали Андрей Иванович Курочкин. Был он действительным полковником русской армии от инфантерии, то бишь пехоты-матушки. Так говаривал он сам, Курочкин. Посидеть вечерок-другой на тихой, выложенной галькой террасе. Перекинуться в картишки. Исполнить божественной силы романс под луной. «Я помню вас, и всё былое, в моей душе угасло не совсем…» Да-с с… Пока Анастасия Павловна с дочерью Елизаветой (Лизхен, как называл по-немецки ее отец) прохлаждаются на водах целебных  да нежатся на пляжах.  Принимают утомительные для своего здоровья солнечные ванны в тесных купальных костюмах…
Обещанного тайного агента к сентябрю сего года он не предоставит по начальству. Поэтому ожидаемого отпуска пока лучше не испрашивать. Тем более у г-на губернского жандармского начальника, генерала барона фон Вильнера. Тьфу, пропади оно все пропадом! Все карты, «оперативные пасьянсики», спутал этот братец монах. Разрази его гром в ясную погоду.

   Да, увидеться с ним не мешало, подумал Тищенко. Разминаясь в гимнастической зале, он сделал выпад-другой. Боксерская груша точно стонала от его сильных, хорошо поставленных ударов. Еще один свинг, еще один хук… В бога, в душу, в мать, говоря по-русски. И говоря крепким русским языком. Ей богу, молодец, господин полковник. Может так статься, что быти вам (и очень скоро) в губернском жандармском управлении на начальствующих должностях. Лучше б именно на них, треклятых. Если Бог, конечно, сподобит, и свинья не съест. Совсем опротивела эта оперативная служба. Все равно, что по нужде в лютый мороз ходить – в открытый солдатский нужник. Поморозишься весь, пока дойдешь. Тьфу, бр-р-р… Ну и что же, где этот строптивый монах? Алеша Карамазов, как бишь его там? Сергиево-Посадским будет… Пока все удавалось переводить в шутку, но на душе у г-на полковника скреблось неспокойно. С утра он устроил образцово-показательный разнос младшим чинам охранки, филерам и сыскным агентам. Это не помогло избавиться от подступавшего беспокойства. Оно угрожало заполнить собой все и вся. Вытеснить собой весь прежний, уютный и прекрасный мир. Сузить его до пределов страшного, непонятного мирка, где все мутно и страшно. По-волчьи воют собаки и хрипло, скалясь, как черти на лубочных картинках, говорят между собой люди. Тени от истинных людей, созданных по образу и подобию Божьему.

   Вот так-так, подумалось г-ну жандармскому полковнику Тищенко. Вы, милейший государь, уже осознаете свою грешную натуру и греховную суть. Скоро и каяться начнете, придя в храм. Запалив свечку пред святой иконой. Слухами наш департамент полнится, что ныне покойный (от пули в висок) г-н полковник З. тоже преуспел в монашеском смирении. Одного святого сподвижника в сане священника приобщил к тайному сыску. Основал этот «святой» рабочие школы, столовые да приюты. Даже до «православных профсоюзов» -  прости,  Господи! – чудь не дошло. Но миловал Ты нас, Спаситель, от срама сего позорного. Сохранил Россию-Матушку от социалистических англосакских нововведений. Ударился этот «раб божий» в бега после известных печально событий 1905 года.  На площади дворцовой, по вине сего расстриги, немало полегло от пуль солдатских. Удавленным нашли, беса этого, в священнической рясе.

   После некоторых раздумий г-н полковник вызвал к подъезду своего департамента небесно-голубой «Паккардъ», недавно выписанный из Франции. К продукции отечественного завода «Руссобалтъ» Тищенко относился крайне спокойно. Облачившись в английский suit  из тонкой, красно-коричневой шерсти, он велел шоферу доставить его в монастырь «скит», что располагался  внушительно  от посада. Согласно легенде (для своих же соглядатаев-филеров) он, Тищенко Валериан Арнольдович, отправлялся изучать объект возможной вербовки секретного агента. Однако, прибыв на место, г-н жандармский полковник удачно «потерялся» в толпе богомольцев. Подсел в  экипаж с мертвецки пьяным кучером. С приклеенной серой бородкой и черными очками-консервами, не узнанный никем, похожий на актера, бежавшего из провинциального театра, Тищенко благополучно доехал до Сергиево-Троицкой лавры. Дождавшись ночи в укромном месте за трапезной, он тайно (по известной ему галерее под стеной) проник в келью отца настоятеля. Пользуясь отсутствием своего тайного агента, г-н полковник охранного изучил все  «неправедные приобретения». Именно -  сбываемые меха, золотые и серебряные оклады, монеты, портсигары, цепочки, кольца и брошки сделали «отца Павлина» еще большим подлецом и невеждой.  Во всяком случае, в глазах своего непосредственного куратора. «Я этой каналье, такой-рассякой,  устрою за блуд, - проскрежетал зубами Тищенко. – Почище Варфоломеевской ночи…» Ужасаясь, он пролистал модные парижские журналы с фотографиями обнаженных красоток. Здоровенные, с плечами атлетов мосье (тоже в костюмах ветхозаветных человеков) совершали с ними немыслимое. Порядочного человека давно бы стошнило и вывернуло наружу… «Вот она, наша православная, великая Русь! Одно лишь название осталось. Ведь были же сто веков. Киевская Русь. Первопрестольный град Московский. Господи, воистину, пришли времена мерзости и запустения! Да-с с , в величественных  храмах Господних. Что же делаем мы, царевы слуги? Опричники и сатрапы, перед лицом надвигающейся революционной бури? Господь Всевидящий, кончится ли эта чума…»

   В помойном ведре, полном куриных костей (ими «отец Павлин» подкармливал цепных кобелей) Тищенко заметил золотую цепочку. К удивлению своему, он обнаружил на ней образок виде золотой книжицы с ликом Сергия Радонежского. Великого Святого Земли Русской среди мерзости…  Кое-как отерев свою находку, г-н полковник спрятал ее в кармане дорогого английского suit. Это знамение Божье,  когда-нибудь может пригодиться, мелькнуло у него в голове.

   Чу! На пороге кельи, превращенной в преступный вертеп или подобие нумеров г-жи Фрикель, раздались знакомые, суетливые шаги. Лязгнул ключ в кованной скважине. После двух поворотов кованная железом дверь плавно (смазывает, каналья!) отворилась. В проем , как у блудливого кота, первым «зашло» мясистое лицо с оттопыренными губами. Борода раздалась во все стороны русым веником. Кланяясь и виляя толстым задом, «отец Павлин», секретный сотрудник охранки, он же настоятель Свято-Троицкой лавры, подошел к своему куратору.

-        Ты как несешь службу сукин кот!? – рука г-на полковника, обтянутая кожей, врезалась в крупный, мясистый нос «отца Павлина». – Тебе кто, выбл…, позволил мздоимствовать да шлюх из нумеров пользовать! А, мерзавец!?! Отвечать, мразь! Живо, каналья! Ублюдок…

   Тот отлетел на пару шагов. Звонко тюкнулся «пустой» башкой о помойное ведро. Тищенко сорвался с места. В следующий момент он схватил своего секретного сотрудника за патлы. Сунул мясистой рожей в чан с куриными костями, яичной скорлупой и прочими нечистотами…

-       Помилуйте, ваше превосходительство… господин полковник... Валериан -свет-Арнодыч… Заступник мой, душа моя… - лепетал отец настоятель. – По неразумию своему! Грешен… ох, как грешен пред Господом нашим человече! Помилуй мя, Господи, срамника окаянного. Спасе мою душу, Пастырь Небесный…

   Тищенко, навозив его вдоволь, отпустил из своих цепких «клешней».

-      Попробуешь мне разводить плесень, как в помойном ведре – утоплю! – грозно бросил он. - Работать надо, святые отцы, работать! А не грешить на всю ивановскую! Бестия…

-      Да я… Батюшка вы мой, свет…

-      Молчать! – кулак г-на полковника тюкнул секретного сотрудника в темечко. Тот снова завалился к ведру.

    Батюшки святы, не рассчитал свои силы, охнул про себя Валерьян Арнольдович.  Эка приложился…

- Что твой отрок… как бишь его… Зосима?

- Зосима… - содрогнулся в ужасе отец настоятель. Окарач он ползал вокруг ног г-на полковника. Целовал навощенные туфли фабрики «Скороходъ». – Не припомню такого, батюшка… заступник ты наш…

- Короткая у вас, однако, память, батюшка, - съязвил в меру возможностей Тищенко. – Наикратчайшая, я бы так сказал! Все молитесь да молитесь. У Бога мудрости просите. На память еще не намолили?

- Помилуйте, ваше превосходительство…

- Молчать! Вот что, милый мой… Слушай, запоминай и исполняй – слово в слово! Контроль с него не снимать, но жесткие мероприятия нам не к чему. Пока не к чему…
   
- Слушаюсь, ваше превосходительство. Разрешите исполнять?

- Разрешаю. Ещё… Со временем ты нас сведешь. Здесь…- бросил ему «хозяин», теребя ус. – Время не терпит отлагательств, - смягчившись, он добавил. – Вот еще что, святой отец. На будущей неделе, в страстную пятницу, буду у вас в Трапезной инкогнито. На службе. Не вздумай подходить… сю-сю,  мусю и тому подобное… Намерен исповедаться и причаститься. Грешник я великий, - молвил он, видя потрясение «отца Павлина». – Поболее, чем ты, сударь мой. Ты уж уважь… прими у меня исповедь. И сам заодно покайся в своих грехах пред Господом нашим.  Уразумел?

- Как прикажите, ваше превосходительство, - пролепетал отец настоятель. – Осмелюсь спросить, исполненный смирением и глубочайшим раскаянием пред Всевышним…

- Ну, что еще? – нетерпеливо бросил Тищенко. Он уже сорвался с места, захватив канотье из египетской соломки и тяжелую трость с набалдашником. -  Говори уже, раб Божий.  Обшитый кожей.

- Правду глаголют, что война грядет смертоубийственная, и глад, и мор… - начал было «отецъ Павлин», но тут же осекся. Вовремя заметив две тревожные черточки, которые сошлись на лбу у г-на полковника…