Последний старец по страницам 14

- Какой мой Марфа говоришь? – у татарина округлились узкие глаза. – Никакой мой Марфа моя не знай.  Никакой твой мой Марфа нет. Дурак ты, Афанасий. Совсем дурной стал. Пьешь больше моего – башка совсем глупый стала…

- Морда ты, татарская! – в сердцах ругнулся Петров. Подкручивая свой ус, он не удержался-таки: слетел с третьей ступеньки прямо в грязь. – Тьфу, нечисть!
- А вот, сщас! Кобелей обоих да в часть, - лениво процедил сквозь бороду городовой. – Ежели далее шуметь будя…

- Фараонам от нас – низкое мерси и пардон-плезир! - гоготнул Петров. Он вытянул из-под полы сюртука небольшую гармонику. Заиграл «Камаринского».  Он бы и сплясал по грязи в своих лакированных сапожках «гармошкой». Но бдительный Абдилуйка потащил его за плечи  - от греха подалее…

    Тищенко припомнил свою короткую службу  в Сочи, что числился при Екатеринодарской губернии. Губернское жандармское управление в Екатеринодаре… Господа, как и он, облаченные в тёмно-синего сукна мундиры с красным галуном и белыми аксельбантами, нисколько не владели оперативной ситуацией в далеком 1905-ом. На военно-грузинской дороге пошаливали абреки. Будто на дворе был XX, но  XVIII век, когда Александровский форт дважды вымирал от малярии, а помимо того – вырезался бородатыми душегубами в драных бешметах, коих «справно» финансировала Турция с подачи Великобритании. Грабили приезжих и дачников, присваивали выручку Торговых домов и банков, что доставлялась в Сочи и Екатеринодар. В 909-м было совершено нападение на почтовый дилижанс. Преступников было трое…

  Злодеев было три. Когда повязали двух, жителей Эриванской губернии, они свою вину свалили на третьего. Дескать это он, стреляя из трёх револьверов (!), держа в третьей руке (!) саквояж с выручкой, совершил разбой.  Третий вскоре сам заявился в полицию. И… взял всю вину на себя. Дабы выгородить своих неблагодарных подельщиков. Тищенко больших трудов стоило через товарища прокурора и председателя судебной палаты Екатеринодара (с обоими приятельствовал, играл в шашки и «винт» в Аглицком клубе) «отмазать» третьего. Того тут же окрестили на манер старых романов Ринальдо Ринальдино. Это тоже была заслуга Тищенко, тогда ещё г-на ротмистра. В бульварных газетах у него была пара секретных сотрудников-борзописцев. Они быстро смастрячили залихватские репортажики и судебные очерки.  В них не обошли вниманием высокую стать главного обвиняемого, его «готический нос и бледно-русые волосы скандинавского берсекера».  Дамы вздыхали и охали, смахивая кружевными платочками набежавшие слёзы. Это была удача!

- Валериан Арнольдович, - услышал он голос, который показался ему страшно знакомым. – Поди не признали, грешника окаянного?

- Поди не признал, - ахнул Тищенко. Такого поворота событий его душа никак не ожидала, а сердце не предвидело…

   Перед них в «унихформе» унтер-офицера городовой полиции, с черно-оранжевыми нашивками за 30-летнюю выслугу, стоял… третий разбойник. Тот самый, о котором г-н полковник изволили задуматься с минуту назад.  Кроме всего прочего на белоснежной груди с портупейными ремнями блистала серебряная медаль 300-летия дома Романовых на синей муаровой ленточке. Роман Петер… Тищенко мгновенно прокрутил в уме оперативное дело «А-1» от 21 октября 1900 года, проходящее по оперативному учёту «А». Родился  в 1870 году. Уроженец  Вильно, из семьи мещан. По учётам охранного отделения Вильнюсской губернии проходит с 1898 года. Конспиративные имена, они же клички или псевдонимы: «Ромуальд», «Остер», «товарищ Роман». Вступил по молодости и по дури в боевую организацию «Латвийские Братья», которые изволили называться «лесными». Для краткости и ясности, как лихие люди в старину. Целью сих господ являлось и является отделении Остзее  от Российской империи. Средства борьбы у «братьев» не новы: террор, террор и еще раз он же – террор… Убийства русских солдат, русских полицейских, русских жандармов, русских чиновников. Впрочем, чу! – своих «отступников» они тоже не жалуют. Зафиксированы в протоколах случаи обнаружения в лесу обгорелых трупов. Изжаренных на медленном огне, если быть точным.

- Не стоит! -  Роман и не думал теребить клапан кобуры с 45-мм «Смит энд Вессон». – Бесконечно вам благодарен за то добро, что вы оказали мне в 909-м.
- И на том спасибо, - Тищенко подавил в себе желание хряпнуть Романа Оттовича боксёрским свингом. – К вашим услугам.

- Не о том думаете, - усмехнулся террорист. – Вынужден разочаровать вас, господин полковник. Я здесь не по заданию боевой группы «Латвийские братья». И не выполняю поручение какой-либо другой партии. Наподобие социалистов-революционеров. Или социал-демократов. Не беспокойтесь, Валериан Арнольдович!

- И не думаю, душа моя, - Валериан Арнольдович уже успокоился. Начал входить в роль. – Что это за маскарад, милостивый государь? – окинул он бесцеремонным взглядом полицейскую форму. – Изволили кого-то раздеть?

- И не думал, - глаза Романа Оттовича весело искрились. – Сей маскарад, как говорят у вас, в России, к делу касательства не имеет. Никоим чёхом.

- Тогда ближе к делу, - Тищенко краем глаза следил за панорамой едва озарённоё керосиновым фонарём улочки. Не появится ли кто ещё. – Никоим чёхом? Гм-м-м…

- Один приличный господин из высшего общества весьма озабочен вашей судьбой, - начал Романа Оттовича как всегда, издалека. – Велел вам на словах передать свои искренние заверения в своих благих намерениях. Велел также кланяться вашей милости.

- Кто же сей сердобольный господин? – Тищенко так и подмывало, чтобы закатить наглецу оплеуху. Он даже переложил тяжёлую трость с медным набалдашником из руки в руку. – Самое время узнать о нём как можно больше.

- Вы правы, - Петер критически оценил свои перспективы, глядючи на «пригоутовления»  г-на полковника. – Только боюсь, если вы свалите меня своим знаменитым ударом левой в подбородок, то ничего не узнаете.

- Не тяните время как резину, милостивый государь, - пепельно-русые усы полковника раздвинулись в усмешке.

- Кланяться вам велел господин по фамилии Рачковский, - докончил Якоб Романович. – Рачковский Евгений Борисович.

   Тищенко было достаточно услышать фамилию, имя и отчество, чтобы понять – с ним не шутят. Рачковский был начальником зарубежного отдела Охранного отделения Департамента полиции Российской империи. Вместе с «книжником» Сувориным, владельцем одного из крупнейших издательств «Суворинъ  и сыновья», он, по слухам, поддерживал партию большевиков во главе с Ульяновым-Лениным. Снабжал их деньгами, печатал на своих типографских станках прокламации и прочую нелегальщину. Был в тесных сношениях (финансово-деловых!) с такими фабрикантами-миллионщиками, как Савва Морозов и Александр Шмидт. Те, в свою очередь, также не скупились на средства в партийную кассу ВКП (б). Конкурентов что б поприжать, юношеские мечтания какие употребить. Все когда-то были либералами или народовольцами! Хотя бы в душе, чёрт их задери! Шмидт, в частности, организовал забастовку на своей фабрике, чтобы взвинтить цены на свои товары. Рабочим же платил исправно денежное содержание несмотря на простой.  Савва Тимофеевич забастовок также не чурался. Но больше жертвовал денежку через актрису императорского театра Андрееву. Сия особа была некоторым образом связана с партией большевиков. Понятное дело, что Морозов был по уши влюблен в эту светскую львицу. Под обещание через N-ное время быть обвенчанной с ним в законном браке, миллионщик отваливал на дело пролетарской, а также мировой революции немалые средства.

-       Могу предъявить карточку охранного отделения, - невинно улыбнулся Роман Оттович. – Ежели не верите…

-       Отчего ж, голуба, - усмехнулся Тищенко, - душа моя, верю. Ещё как верю.

   Возвращаясь домой тёмными проулками, освещаемых керосиновыми и газовыми (кое-где) фонарями, г-н полковник узрел неясную тень. Кто-то не спеша шёл за ним. Шёл или… топтался? Тищенко замедлил шаг. Вслушался. Так и есть. Донеслось торопливое чавканье попавшего в грязь ботинка. Затем всё стихло. Неизвестный (а может, хорошо известный?) ему топтун-михрютка схоронился в темноте. Где-то у лабазов купца Абросимова, обнесённых, точно в старину, при Иване Грозном или Алексее Михайловиче Тишайшем, высочайшим тыном.

   У Тищенко не было оружия. Французский семи зарядный «Саважъ» он вместе с наплечной кобурой, которая считалась новинкой в сыскном ремесле, оставил в несгораемом шкафу. Зато под рукой была трость с массивным набалдашником и была пара самих рук. Как-никак, в позапрошлом году на спортивном турнире, проводимом Губернским охранным отделением, он занял одно из первых мест.  Поэтому Валериан Арнольдович, постояв на месте, сошёл в грязь. Грузно потопал своими «Скороходами» по тёмно-коричневой жиже. Будто кто уходит. Для большей правдоподобности он вынул из плоского серебряного портсигара египетскую папироску «Месаксуди». Тайно зажёг её. Затем, в такт своих удаляющихся шагов, бросил далеко в сторону. Та алеющим огоньком погасла в луже. Прислушался. Ага, подействовало. В темноте, бледно освещаемой газовым «светилом», шевельнулось. Михрютка, потеряв бдительность, выступил из грязи на дощатый тротуар. Вот оно что! Так и есть – топтун был его собственный агент-наружник, шеф филёрской бригады Платон Смелков.