Общечеловеческое?

                ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ?

                1

 «Ни  один  народ  не живет дольше,  чем  памятники  его культуры» - сказал  когда-то  ненавистный  народам  Гитлер.

Почти все  не уничтоженные  памятники  с легкой руки материально ненасытных  особей постепенно превращаются в развлекательно-торговые комплексы или становятся их частью. Происходит некое ползучее превращение, медленная подмена, поглощение одних смыслов другими.  Только монументальные, подобные египетским пирамидам, хранят верность своему времени, с его ещё нераскрытыми знаками, ещё не расшифрованными символами. Между ними  и нами – тайна, дистанция, расстояние, которое ещё предстоит проходить, узнавать, осваивать, расширяя и углубляя своё понимание мира. Другое дело – памятники не столь далёкого прошлого, осмеянные новым поколением «выскочек из пробирки». И вот уже самые  либеральные современные представители человечества превозносят нью-йоркскую подземку, такую «демократичную», в пику  всему советскому,  «тоталитарному». Особый предмет их ненависти - это монументальное искусство,  особенно ампир  сталинской эпохи (кстати, коммуналки и пятиэтажки они тоже, естественно, ненавидят)  или Московский помпезный метрополитен,  которые  пока еще сопротивляются каждым  своим камнем  перестройке-переплавке – перелицовке, принижая самим своим  молчаливым существованием всю суетливо-коммерческую деятельность творческой саранчи, называющей всех остальных быдлом. Что делать интеллигентному человеку между "бесами" и "быдлом"? – То же, что и всегда: рефлексировать.
 
Монументальное искусство, прежде  всего  - архитектура, с хранящимися в ней символами и смыслами,  а  также мифы, легенды  (не путать с легендами-однодневками, круглосуточно пекущимися, как горячие пирожки современными политтехнологами),  музыка крупных форм, отражающая не  минутное настроение или прихоть одного индивидуума, а нечто общезначимое в истории народа, мира,  отношения личности с этим миром, её страдания и потери, её героизм и торжество -  это действенный исторический гуманизм, зафиксированный в формах, знаках, звуках. Это подвижнический, героический акт просвещенного  творческого человека, оформляющего  стихии и смыслы  и придающего силы своему народу, помогая ему хранить память и накапливать опыт, а не быть в каждом новом поколении   безответным чистым  листом, на котором  самые неуёмные и ненасытные представители рода человеческого будут малевать в угоду  своему честолюбию и эгоизму  все, что им заблагорассудится, т.е. самовыражаться. Монументальное искусство - это не только  наглядная память о прошлой жизни, не только вехи, оставленные  в  пересохшем русле истории, - это вход в другие миры, хранилище творческих подходов, приёмов и методов,  активизация  родовой и видовой памяти,   стимуляция творческого воображения,  пробуждение  интуиции, спящей под слоями современной   техноцивилизации, -  знаки, предупреждающие об опасности,  в конце концов.

Вопреки сложившемуся от частого повторения мнению, что монументальное искусство, якобы, подавляет человека, напротив, – оно поднимает, возвышает его, наполняет смыслом и гордостью за творцов, способных создавать, подобно Богу, нечто великое и осмысленное, за разумное человечество, частью которого он является;  делает его соразмерным величию жизни, её утверждающему смыслу,  вопреки всем глупостям и низостям, ужасам и смертям.
   
А  унижает и подавляет это,  если не дикарей,  не знающих   цивилизации (в философском, а не технократическом смысле этого слова), которая при некоторых обстоятельствах может вызывать у них  чувство тревоги, то  только цивилизованную  шушеру духа (по мозгам текло, а  в сердце не попало) -  ничтожных  «человеков» с их самодовольством и самомнением, не способных постичь ни великого,  ни трагического и поэтому обесценивающих всё достойное, но чужое, уклоняющееся от  панибратских объятий, всё, что не могут купить, на чём не могут оставить свой след («Здесь был Вася»). И  вероятно, по этим же причинам перемазывающих  всё значительное,  до чего могут дотянуться, черной краской (какая разница, Герострат или  Геродот  -  все  засветились в истории, «обеспечив» себе «бессмертие»), но притом имеющих  наглость выставлять своё дерьмо, иногда и в самом прямом смысле, как нечто самоценное (это у них называется чувством собственного достоинства).  Вот для чего так бдительно охраняют они каждый отвоёванный миллиметр «общечеловеческой» территории, превращая её в полигон для  разгула общечеловеческих низостей, от «убогого» и «нетворческого» диктата враждебной им нравственности, цензуры и совести. И на основании своего отшлифованного  в процессе самоутверждения эгоизма и его свободного самовыражения  требуют  привилегированного  положения в обществе,  исходя из того, что для свободного  «раскрепощённого» человека  нынче  нет преград,   всё  позволено, всё схвачено  -  весь  мир в  кармане. Особенно в среде, не  привыкшей и не готовой к такому напору, не имеющей ни наглости, ни смелости, ни вкуса, подобно нашей активной шушере,  «брать своё» у жизни и  общества,  Что ж, кому не по силам владеть и управлять этим миром, пусть ходит в быдлах. – Вот кредо современной «элиты».

Или общечеловеческое?

                2

«В  начале  было Слово,  и Слово было  у  Бога, и Слово  было Бог», - постоянно цитируют,  особенно   в последние десятилетия,  все, кому не лень,  имея   ввиду  и себя  любимого приобщить к небожителям, овладев  словесным ремеслом и научившись манипулировать  словами,  забывая  или    не  замечая,        что  было-то   Слово,   а  не слово,      и   было  в  начале,  а  не  вначале,  и  было  в начале у  Бога.

Поначалу-то в нашей бывшей общей стране был  истинный  расцвет журналистики, вдохновлённой  перестройкой,  новыми темами и  новыми  возможностями. Все ждали Слова,  слово заменяло хлеб насущный, само становилось  этим хлебом,  и едящие его не сразу почувствовали ухудшение. Не все заболели,  даже не все заметили, что со словом что-то не ладно…  В конце тысячелетия, на грани веков о  России (Москве)  уже говорят как  о международной журналистской  Мекке: абсолютная свобода, открывающая всё новые и новые возможности,  раскрепощённость и энтузиазм,  небывалая  доселе  влиятельность  СМИ… Все, более-менее ладящие со словом, нырнули   в этот слово-идее-творчесий омут, пытаясь выловить в нём свою золотую рыбку. Началось нечто подобное «золотой лихорадке», прокатившейся в начале века в тех же широтах Западного полушария – лихорадка слова. И в этой гонке  взвешенным, вдумчивым и совестливым просто не было места, они быстро  вытеснялись или выбивались из игры людьми, вовремя преодолевшими «комплексы». Затасканный каламбур «кто не успел, тот опоздал» стал девизом переходного периода.
 
Опьяненные свободой без границ, перехлёстывающей  из  взбаламученного омута и выбрасывающей на поверхность всё, что удалось выловить в мутной воде, вдохновлённые дозволенностью  любых фантазий, полуправд, околоправд и  откровенной лжи,  в отсутствие постоянного  политического курса,  какой-либо определённой идеологии  и  сильной политической власти,  многочисленные  представители   Масс-медийной и творческой  элиты, проповедуя на словах плюрализм, взяли на себя роль этой власти, не заботясь ни о нравственности,  ни об ответственности, ни  о последствиях формируемых  ими  мировоззрений, ни  о достоверности  проводимых и внедряемых идей, выдаваемых ими за последнюю истину,  ни о сомнительной роли  частностей,  заряженных энергетически и подменяющих собой целое,  и это одновременно с якобы демократичным  плюрализмом.

Плюрализм, никого не притесняющий,  пришедший в образе свободы и разнообразия мнений, ничего не отвергающий, всё допускающий,  как-то быстро превратился в культурный постмодернистский диктат, многое не допускающий(!), многое отвергающий,  и отменяющий, и, прежде всего, само понятие истинны.

 И одного этого уже оказалось достаточно для  оправдания  любой безнравственности и любой подлости. Впрочем,  о какой такой нравственности или безнравственности  может идти речь, если  эти категории из другой культуры?  Постмодернизм  пользуется категорией свободы, никем и ничем не ограниченной, которая  и является  высшей  (ничего высшего в постмодернизме нет по определению), т.е. абсолютной  и, возможно,  единственной   нематериальной   ценностью   ( ценность,  кстати,  тоже сомнительное понятие) самых развитых (продвинутых в будущее?) личностей. И  именно они, овладевшие технологиями (в отличие от устаревших принципов), собираются диктовать  будущее.  И слово, претендующее на своё божественное происхождение, в последнее время стало оружием  вроде бы  поначалу такого непритязательного, ни на что не претендующего постмодернизма,  как-то  постепенно  превратившегося  в идеологическое и философское прикрытие для получения (захвата)  власти  разными  сомнительными личностями, весьма  далёкими как от  истинного гуманизма  так и от толерантности.

Два противоположных полюса, обозначившихся  в нашем столетии: на одном из них фашизм, на другом  - постмодернизм.  Как говорят, крайности сходятся…

Постмодернизм – это не отсутствие идеологии, это ИДЕОЛОГИЯ. Нищая, ничтожная,  наглая ИДЕОЛОГИЯ, претендующая на всё.
 Это и есть модернизированный -  ПОСТМОДЕРНИЗИРОВАННЫЙ - предсказанный  «грядущий  Хам».


                3

Слово – это солнце нашей жизни. Без овладения словом человек оставался бы тварью, пусть и Божьей, но вряд ли лучшей, совершенней из всего живущего. Созданной, но не созидающей.  Или создающей  некие формы своего существования, но не более чем пчела или муравей. Именно слову, отшлифовавшему нас, мы обязаны своим теперешним видом и своим существованием  в образе человека мыслящего. Слово  - инструмент саморазвития, с помощью которого человек «превосходит» Бога, становясь сначала творцом, а затем и вершителем. Польза слова  несомненна, но не абсолютна, ибо слово, превысившее меру, становится разрушительным,  опасным. Ведь,  если, по словам Кьеркегора, после изобретения печатного станка Дьявол поселился в печатной краске, то эта краска всего лишь одно из пристанищ слова.

В будущем значение слова для человечества зависит от ответа на вопрос: есть ли Бог? Если Бога нет, значит, слово – абсолют,  и, взошедши на место Бога, становится не только инструментом, создающим современного человека, но и вершителем, и судьей  и высшей мерой, беря  в подчиненные и в подсудимые  человека. … Если Бога нет,  то носителем слова является тот же человек,  точнее, каста носителей слова,  заменившая собой Создателя.

Может, это и есть сатанинская интрига: разрушить Божий замысел изнутри, исказить его -  вселиться в  человека,  войти в него словом, соблазном и порчей  - ведь не случайно было змеиное угощение наркотическим  «яблочком-словом»  с  не предназначенного  для  человека   древа Добра и Зла   в  Эдемском саду  -  воплотиться   в нём, в его душе и в его сознании,  разрастись и окрепнуть  паразитом, чтобы бросить вызов Создателю от лица всего человечества.

 Но перед этим был послан Сын. И мы причащались  противоядием – Его кровью и плотью.
И если мы отвернемся  от Сына, названного Спасителем,  то не отвернётся ли от нас Бог? Станет ли он  участником долгой тяжбы или просто умоет руки, предоставив мёртвым хоронить своих мертвецов?