Хроника ереси

Extra Ecclesiam nulla salus (лат.)                – Вне Церкви нет спасения.
                Сщмк. Киприан Карфагенский
***
– Где ее нашли? – спросил высокий мужчина с залысинами в седеющих волосах.
– Дома, в ее комнате. Родители нашли, – ответила полноватая женщина-судмедэксперт.
Мужчина вздрогнул и едва заметно побледнел:
– На чем она повесилась?
– Привязала короткую веревку к перекладине шведской стенки. Она провисела от сорока восьми до семидесяти двух часов. Родители вернулись из поездки и обнаружили. Девятнадцатого, прямо на праздник…
– Кошмар… Сколько ей было лет?
– Вообще-то восемнадцать, но выглядела она не старше четырнадцати, худенькая такая.
Женщина тяжело вздохнула и сняла резиновые перчатки, осмотр тела с уже заметными следами разложения был окончен.
– Знаешь, я, конечно, уже давно не весенний цветок, кое-что могла и подзабыть, но у меня никогда не было ни мыслей таких, ни желания, ни тем более попыток. Неужели они считают, будто им до такой степени плохо, что становится плевать хотя бы на то, что посинеет и опухнет лицо, останется лигатура от удавки? И я не верю, что может быть так плохо, чтобы забыть о своих родных – каково им потом жить после такого, с болью потери? Ой, Коля, прости, я не хотела…
Мужчина был бледен, как полотно, его била мелкая дрожь. Он долго смотрел пустыми глазами куда-то в стену, но когда услышал: «Кстати, ребята нашли в ее комнате дневник» – будто вышел из ступора.
***
На кухне сидели двое: женщина в халате подпирала рукой голову и взволнованно смотрела на своего мужа. Его спина была совершенно прямой, руки слегка подрагивали, и он уже двадцать минут пытался заставить себя попробовать ужин.
– Коля, что-то случилось на работе? Ты сегодня сам не свой.
– Сегодня нашли девочку. Она повесилась. Ей было восемнадцать лет.
– О Боже! – выдохнула женщина и накрыла своей теплой ладонью руку мужа. – Коленька, пожалуйста, успокойся, не думай об этом. Просто прошло очень мало времени…
– Лена, прошло два года! – мужчина переходил на крик, с каждым словом все громче, – Легче на стало и никогда не станет! – он стукнул кулаком по столу, отчего столовые приборы жалобно зазвенели.
– Тебе все еще слишком больно, поэтому ты и кричишь сейчас. Но я тебя прошу, пожалей меня, мне тоже плохо, не кричи, не срывай зло.
– Прости. Ты права, нужно взять себя в руки… Два года я ломаю голову: зачем Вика это сделала, чего ей не хватало, что мы не смогли ей дать? Как мы могли не заметить ее настроения? Как мы ее не уберегли? – он умолк, закрыв лицо ладонями. Когда он вновь взглянул на жену, глаза его уже высохли. – Эта девушка вела дневник. Ты ложись без меня, я не усну, пока не прочитаю его весь. Я должен понять: почему?
1.09.2008
Ну привет, сшитая стопка клетчатой бумаги в черной обложке! Меня зовут Лиза. И, судя по тому, какой хаос у меня в голове, мы будем с тобой время от времени общаться. Быть может, ты поспособствуешь упорядочиванию моих разметавшихся мыслей.
Рассказать о себе? Изволь: я студентка второго курса, учусь на учителя (абсурд какой) начальных классов, мне семнадцать лет. Сейчас я возле университета, сижу по-турецки на скамейке, и в моих наушниках звучит классическая музыка. О, не подумай, это вовсе не означает, что я познала гармонию. Я просто не настроена слушать современную музыку – сегодня она мне кажется нагромождением раздражающего шума и нелепых слов, где нет места чувствам и мыслям, одни лишь низменные инстинкты. Мое сердце испуганно замирает, когда дух Баха на органном языке говорит о великолепии вселенной, когда гений Моцарта трепещет на струнах скрипки, то завывающей от боли, то переливающейся нежностью и любовью. Такие восхитительные и замысловатые узоры оставляет музыка где-то в душе, она пробирает до дрожи, она обжигает глаза слезами; лаская слух, она рассказывает о возвышенных чувствах лучше книг, картин, скульптур; она дарит возможность попасть в другой мир, где все ново и совершенно, даже страдание и смерть. Хочется закрыть глаза, отключить обоняние и осязание, задержать дыхание и полностью превратиться в слух, чтобы не потерять ни единой ноты, не пропустить ни малейшего оттенка звука – чтобы понять великий замысел.
Сегодняшний день должен был пройти совсем иначе. Но Диму я так и не видела. Я мечтала все лето… Ненавижу каникулы! Голова взрывается от тоскливых мыслей, душа бьется в конвульсиях, отравленная несбыточными мечтами, и непременно нужно играть спектакль для всех окружающих в одном и том же беспечно-счастливом амплуа. И нет ни малейшей надежды в большом городе увидеть того, кем хочется жить. И все чаще тянет уйти подальше от семьи и друзей, чтобы в уединении ждать момента встречи и смотреть, какими причудливыми сизыми завитками поднимается в глубокое небо дым сигареты… Отсроченное самоубийство.
А дождь я не люблю. Зря он пошел. Ненавижу капли на очках! Зимой вот еще мерзко бывает, когда с мороза в теплое помещение заходишь: минуты три белый туман перед глазами стелется. Ну почему мне так со зрением не повезло? Все люди как люди, а я на «синий чулок» в очках похожа. Может, поэтому я Диме не нравлюсь? Других-то страшных изъянов в моей внешности вроде бы нет… Бесит все! Домой пойду вся мокрая.
4.09.2008
Сегодня вспоминала, как впервые увидела его. Точнее, как впервые заметила его. Что-то меня в нем тогда поразило до глубины души, возникло ощущение, что я уже давно в него влюблена. Вот так, сразу. Я не знала о нем ничего, но мне казалось, что я знакома с ним долгие годы. Я жадно изучала его черты, походку, манеры. Я впитывала его, как губка, но чувствовала что-то вроде deja vu. Даже не так – что-то вроде deja vecu («уже пережитое»). И каждую ночь я перебираю в памяти мельчайшие детали его внешности, интонации его голоса, я мечтаю видеть его во сне. Но напрасно. Он никогда мне не снится. Иногда бывают какие-то приятные сны, и их приятность я приписываю тому, что где-то должен быть он в моих сновидениях. Я просыпаюсь со счастливой улыбкой и додумываю сон, «вписываю» Диму в только что приснившееся нечто, и оно в уже подредактированном виде запечатляется в моей памяти. Такие сны хранятся в моем сознании на специальных полочках, рядом с мечтами и реальными воспоминаниями о нем.
Я давно перестала рассказывать своей лучшей подруге обо всем этом. Люба не из тех мечтательных барышень, к коим я имею честь принадлежать. Она деятельный человек, все мои размышления показались бы ей лишь тратой времени. Как-то раз она предложила подойти к нему и сказать о своих чувствах: дескать, если он заинтересуется мной, то можно и мечтать, и отношения строить; а если нет – зачем тогда страдать и загонять себя в дебри воображения? Мне стало страшно от одной мысли о таком разговоре. В итоге, пока я и парой слов с ним не обменялась. Я влюблена в него уже год.
8.09.2008
Вернуть бы детство! Беззаботные игры, веселье, душевная и духовная нетронутость. Никаких разочарований, никакого цинизма. Тогда самым страшным горем казалась сломанная игрушка или разбитое колено. И деревья были не просто деревьями, а целыми мирами. И всерьез рассматривалась возможность полета – надо было только повыше подпрыгнуть и сильнее махать руками… О, как все стремятся скорее повзрослеть! А зачем? Появляются совершенно ненужные проблемы. Чувства, опять же.
Я с завистью смотрю на детей: они свободны и легки, словно птицы. У них впереди еще неприкосновенная долгая волшебная жизнь, такая неизвестная и неиспорченная. Масса возможностей, еще не ограниченных скучной реальностью. Идеальная огромная жизнь для идеальных маленьких людей, которые так спешат превратиться в нудных неудачников или откровенных негодяев, чтобы потом тосковать о потерянном рае. А может, такова вообще человеческая природа: бежать от счастливого настоящего в беспросветное будущее, чтобы оттуда изводить себя мучительно-приятными воспоминаниями? Прав был Данте: “Nessun maggior dolore che ricordarsi del tempo felice nella miseria” – нет большего мучения, чем вспоминать о счастливой поре в несчастии. Только почему люди бегут от счастья? Понимают, что не заслуживают, и осуждают себя сами на муки? Или настолько пессимистичны, что опасаются чересчур болезненного вмешательства фатума, а потому сами стремятся отказаться от предложенного – с наименьшим для себя ущербом? Или же заранее знают, что упустят возможность приумножить данное благо, – так зачем же доводить до печальной развязки, не лучше ли сохранить иллюзию, что все могло бы быть очень хорошо? А может, все проще: люди в большинстве своем мазохисты? Тогда, чем несчастнее человек, тем он счастливее. Парадокс? А жизнь вообще антиномична.
…Но мой голос больше никогда не прозвучит в стройном хоре детского смеха…
11.09.2008
Иногда думаю, способны ли вообще мужчины любить. Почему-то меня одолевают сомнения. Им чужды забота, самоотдача. Эгоистичные создания с набором инстинктов. И спрашивается, кто по легенде их такими создал? Нет, не женщины избаловали, испортили, развратили их. Они были такими изначально. Так чей же великий замысел непогрешим? Пожалуй, единственным случаем, чтобы в одном предложении сошлись мужчина и производное от слова «любовь», будет: «Мужчины позволяют себя любить». Наверное, так они тешат свое самолюбие.
Дима, ну ты же видишь, как я на тебя смотрю, ты не можешь не замечать мой взгляд, как у побитой собаки. Ну почему ты делаешь вид, что ничего не понимаешь? Почему ты меня не остановишь? Пусть бы это было больно, обидно, – но я была бы наконец свободна. Пусть привычный мир разлетится на осколки, пусть я потеряю всякую основу и ориентацию в этом хаосе, – все равно было бы не так больно, как длить эту агонию… Какой дурак сказал, что любовь – счастье? БОльших мук и унижения я никогда не испытывала.
16.09.2008
Почему из всех мужчин мира именно он? Почему я не посмотрела на кого-нибудь другого? Быть может, другой бы мне ответил взаимностью, и я была бы уже давным-давно счастлива. Ведь в глубине души я прекрасно понимаю, что мои чувства так и останутся неразделенными. Зачем же продолжать себя мучить? Тут два варианта: либо я мазохистка (сразу да!), либо настолько неуверенна в себе, что заранее знаю – на полноценные отношения мне никогда не хватит смелости (кстати, наверное, тоже да). Что ж, по здравому рассуждению, чувства мои не только мучительны, но и абсолютно бесперспективны, так что надо бы изыскать способ разлюбить Диму. В теории все выглядит очень просто: всего лишь вспомнить все его недостатки, ярко их представить все вместе, – и наступит облегчение. Итак. Дима далеко не красавец, обычный человек, с непримечательной внешностью. В толпе такого и не заметишь (как я-то заметила?). Роста примерно такого же, как я, т.е. каблуки рядом с ним носить нельзя (ах, жаль, что я их и так не ношу). Волосы всегда коротко острижены под машинку, большие лобные залысины и даже немного видна плешь (это в двадцать-то лет, явно какое-то гормональное нарушение или дурная наследственность). Недельная небритость – ему, конечно, очень идет (неужели пытается компенсировать недостаток волос в шевелюре?), так он выглядит гораздо взрослее. Глаза… светло-голубые, цвета зимнего неба, две холодные круглые льдинки. Хрипловатый низкий голос… Когда впервые с интересом взглянула на него, сразу почувствовала некоторые черты его характера (как потом оказалось, я была права): он хочет казаться грубым, потому что застенчив и неуверен в себе, он скрытен и осторожен. А еще я почувствовала, что он слушает рок-музыку, возможно, на немецком языке. С того дня я весьма недвусмысленно реагирую на такие песни. Позже я узнала, что он любит играть в футбол… Э, а какое это имеет отношение к его недостаткам? Что-то я отвлеклась. Недостатки, недостатки… Ой, чуть не забыла! Он сегодня внезапно обнаружил, что надел футболку наизнанку, и решил все исправить в безлюдном коридоре университета. Меня он не видел, зато я прекрасно видела его нежную светлую кожу, ненавязчивый рельеф мышц, темные волоски на груди… Вот дура! Ну кто ж такие вещи на ночь глядя вспоминает? Ладно, с недостатками ничего не вышло. Каким бы Дима ни был, я все равно его люблю.
21.09.2008
Я пытаюсь разобраться в себе: верю я вообще в какого-нибудь бога или нет? Теории эволюции или вмешательства инопланетян мне кажутся весьма сомнительными, а порой и вовсе смехотворными. Но откуда-то должна же была произойти жизнь. Выходит, что кто-то все же сотворил и мир, и всех тварей, включая человека. И тут, по идее, нужно определяться с выбором конфессии. Однако нет ни одной сколько-нибудь правдоподобной, логичной. Какую ни возьмешь, везде находятся скользкие, обтекаемые моменты, двойные стандарты, явные противоречия. А как объяснить господство зла в мире – вообще непонятно. Знаю, претензии стары как мир, но как бог терпит зло, если он добр? Зачем попускает невинным людям страдать? Где его любовь?
27.09.2008
Ничего не происходит, нет динамики, нет ответа – и в этом уже ответ. Все мои старания, заранее продуманные стратегии проваливаются. Я просто трачу время впустую. Я по-прежнему для него никто. Все чаще замечаю, что начинаю ненавидеть день – то время, когда имею возможность встретить его в университете. Самый факт, что я вижу его издали, но не смею подойти; нахожусь вблизи, но не имею права прикоснуться, – сводит с ума, жутко раздражает. Кажется, что, если бы получилось его разлюбить, я бы снова стала сама собой. Но у меня не осталось бы вообще ничего. Только физическая оболочка, ни чувств, ни мыслей – все выгорело.
Мне сегодня снился удивительный сон: я видела засыпающего Диму, очень много деталей – начиная его комнатой, в которой я никогда не была, и заканчивая его выражением лица, усталым и умиротворенным. Я накрыла его покрывалом и пожелала сладких снов. Помню, проснувшись, подумала: «А вдруг ему снилось то же самое?» Потом одумалась. Тьфу, бред какой! С чего вдруг ему станет сниться пустое место?
Больше всего я люблю ночь. Тишина проникает в дома и сердца людей. Пора уединения и исключительной искренности с собой. Никто не помешает, не отвлечет от мыслей и грез. Я закрываю глаза и думаю о нем, представляю его лицо, голос, движения. Кромешная тьма будто дает надежду, успокаивает мою боль, отгоняет тоску. Но утром непременно нужно взойти солнцу и все испортить. Свет подчеркивает все несовершенства; рассеивает, рвет в клочья мир тонких иллюзий. Наверное, самое ужасное зло, которое можно причинить человеку, – это не убить его, а лишить всех надежд. Свет беспощаден и зол.
5.10.2008
Сегодня мы с Любой спорили о свете и тьме. Я высказала все, что думаю о лицемерии и жестокости света, а она обозвала мои мысли неправильными. Могут ли мысли быть неправильными? Ведь это не решение задачи, единственно возможное при данном условии… Мысль может лишь отличаться от общепринятого шаблона, но это делает ее индивидуальной и порой неожиданной, не умаляя значимости и не подвергая сомнению правильность.
14.10.2008
Часто ловлю себя на разглядывании  предметов, людей, зданий. И почему-то уже давно критерием красоты для меня является ассиметричность. Сегодня долго рассматривала свое лицо в зеркале – все нормально, красивая. Одна бровь немного выше, справа подбородок острее, форма глаз слегка различается. Конечно, больше всего в плане ассиметричной красоты меня привлекают деревья. Очень люблю смотреть на них, проезжая в транспорте. Создается иллюзия, что дерево вращается вокруг своей оси.
Вообще, видимо, понятие ассиметрии для меня значит нечто большее, чем просто внешнее. Мир ассиметричен: добро и зло не уравновешивают друг друга, за любовь не воздается любовью. Наверное, в метафизическом смысле ассиметрия равносильна несправедливости. Хм, пожалуй, пора мне стать взрослой девочкой и перестать искать везде справедливость – ее не может быть на земле, раз ее нет даже на небе. Если там у них свобода и высшая любовь, то к чему иерархия? Если им не дают право на раскаяние в случае ошибки, если у них нет свободы выбора, – на что можно рассчитывать на земле?
20.10.2008
Сегодня Люба привела меня к психологу. Видимо, как я ни скрывала от подруги свое душевное состояние, она заметила мою депрессию. Ну как – депрессию? Я очень много курю в последнее время, много сплю, у меня часто бывает плохое настроение. Когда остаюсь одна, я иногда истерически плачу – не по какой-то определенной причине, просто так, каждый раз надеясь, что это поможет. Но напрасно, это лишь маленький шажок на пути к обезвоживанию. Мне нравится подолгу стоять на балконе или на мосту, смотреть вниз. Почему-то представляется, что я падаю, и вроде бы очень страшно при этом, но так хочется испытать на самом деле секунды полета – и всё, больше ничего не будет: ни боли, ни грусти, пустота, небытие… Ну да, депрессия.
Так вот, психолог. Глупо, конечно, но я рассчитывала, что мне помогут. Когда я увидела молоденькую девушку, лет на пять меня старше, закрались сомнения. Она указала мне на кушетку (ага, как в американских фильмах, только очень уж старенькая та была, наверное, еще советская), я расположилась поудобнее, в голове последний раз промелькнула тень надежды. Мне задавали вопросы. Простые, предсказуемые. В тот момент, когда психолог предложила мне тесты, я четко осознала, что чудо не произойдет. Они были настолько очевидно составлены, что из каждого варианта ответа на какой-либо вопрос я с легкостью предполагала выводы, которые мне позже может сообщить девица-специалист. Я нарочно подтасовывала результаты, заранее составив тот образ, который получится при определенном наборе ответов. Его-то мне девушка и описала. Что ж, браво. Мне безумно хотелось расхохотаться ей в милое личико, растолковать все ее ошибки и посоветовать не верить никому, особенно пациентам. Но отчего-то в последний момент мне стало ее невыносимо жаль, такую наивную, доверчивую, не подозревающую в людях ложь и зло. Она просила прийти через два дня, чтобы пройти дополнительные тесты. Я улыбнулась, поблагодарила и пообещала явиться.
23.10.2008
Я злобно ликую! Потешила свое самолюбие на год вперед. Спасибо психологу! Пусть она нисколько не помогла мне разобраться с неразделенными страданиями, но посмеялась я на славу (про себя, разумеется). Девочка предложила мне изобразить несуществующее животное. Когда я, взяв карандаш и бумагу, не сразу начала рисовать, это должно было показаться ей просто минутной задумчивостью. Ха, а я в это время соображала, какую бы личность спроектировать. Я решила не мелочиться и создать две противоположные личности. Естественно, я не знаю всех тонкостей анализа подобных тестов, но интуитивно я догадываюсь. Мне понравилось, как удивленно расширились ее наивные глазки при взгляде на мое творение. Результаты она обещала в понедельник. Буду ждать… Давно я так не веселилась.
27.10.2008
Определенно, психология – велика и божественна! Благодаря сей науке и ее доверчивой неопытной жрице я проживу намного дольше. Это я, уже выйдя из кабинета, позволила себе рассмеяться. А там ни-ни! Зачем же оскорблять человека? Она ведь действительно думает, что помогла мне разобраться в себе. Зачем ее разочаровывать? Пусть ее никогда не коснутся несчастия, цинизм и фальшь. Хватит, нас таких в мире уже предостаточно.
Но все равно смешно вспоминать, как она, с видом знатока человеческих душ – куда там самому Фрейду! – читала мне перечень совершенно противоположных характеристик. А в глазках была такая неуверенность. Вот сейчас мне опять ее жаль. Для чего я над ней издевалась?  Я становлюсь все злее. Так нельзя. Дурацкая стервозная установка портить настроение окружающим, если мне самой плохо. Нет, лучше уж в одиночку все пережить.
А к психологу я больше ни ногой. Хватит.
31.10.2008
Давно заметила за собой такую странность: я очень часто и внимательно смотрю на пальцы людей. Запоминаю их до мельчайших деталей, оттенков кожи, полупрозрачных малюсеньких шрамов. Я могу забыть лицо человека через пару лет, но его пальцы из моей памяти никуда не денутся. Когда я слушаю музыку, мне доставляет особое удовольствие (и не только эстетическое) представлять пальцы музыканта: они, как бледные пауки, живут своей собственной жизнью, прижимают и дергают струны, с сумасшедшей скоростью перебегают по грифу или с одной клавиши на другую, едва касаясь их, – словно умело и изощренно ласкают музыкальный инструмент, со всей страстью и нежностью, с бережным безумием и неистовой заботой. Порой мне до одури хочется быть гитарой. Ну да, вот такая я фетишистка.
Я уже досконально помню твои пальцы, Дима. Светлая кожа, довольно тонкие пальцы для мужчины, слегка выделяются суставы, на основных фалангах легкий темный пушок, форма ногтей – едва расширяющаяся трапеция, а цвет – бежево-розоватый. Всегда такие аккуратные, ровно постриженные ногти. Часто я еле сдерживаюсь, чтобы не схватить твою руку и не покрыть поцелуями каждый пальчик, каждую линию на ладони… Мне кажется, ты мог бы играть на каком-нибудь инструменте. Но нет, ты лишь немного рисуешь.
4.11.2008
Пришлось сегодня красноречиво лгать родителям, почему я так много времени провожу в своей комнате, совсем не хожу гулять с подругой. Я говорила, что очень утомляюсь, я – растущий организм, мне нужно больше спать. Поверили. Но на самом деле, все гораздо сложнее. Во-первых, у Любы есть несколько не менее близких подруг, плюс работа, плюс занятия в спортзале. У нее не всегда есть время на меня. Когда мы с ней гуляем, я изо всех сил стараюсь выглядеть нормальным человеком, я почти искренне смеюсь. Но такие прогулки меня все больше тяготят. Я не хочу постоянно играть! Я актерствую перед родителями, чтобы они не лезли с расспросами. Я не могу снять маску перед единственной подругой, потому что стыжусь своей болезненной зацикленности на одном человеке. Я устала от непрерывной театральщины!
Почти все свободное время я лежу на кровати с закрытыми глазами. Яркий свет не режет глаза, не вырисовывает передо мной бесцельно-жестокую, уродливую жизнь. Часто я слушаю музыку, но только непременно в наушниках. Мне не нужны посторонние шумы. Мне не нужны посторонние миры. Внутри меня бескрайняя вселенная, миллиарды галактик, где нет горя, страданий, где я и он вместе. Нас только двое, мы и есть все человечество. Ничего лишнего, только мы и прекрасная музыка, божественная, пронзительно-чистая. Наши тела кружатся в вихре воздушных нот, наши души сливаются в единый океан звука.
Я сплю и вижу его глаза в отблесках хрустальных звезд, я слушаю его голос в шорохе листвы, я чувствую стук его сердца в бьющихся о скалы волнах. Он – весь мир для меня. Но он живет только в моих снах. Лишь там мы можем быть вместе. Потому что там есть место чудесам и счастью. Во снах возможно всё.
В последнее время я очень много сплю.
8.11.2008
Сегодня у него день рождения. Я знала об этом заранее и купила ему небольшой подарок. После пар он пригласил своих одногруппников и некоторых знакомых в парк. Погода хорошая, солнечная – редкость в ноябре. Мне очень повезло, что Люба входит в число его знакомых. За компанию с ней Дима пригласил и меня. Мне хотелось пожелать ему так много, но язык почти не слушался и все мысли предательски разбежались. Когда я окончила свою «феерическую» речь вручением подарка, Дима неожиданно приобнял меня и поцеловал в щеку. Можно, я сегодня больше ничего не буду писать и тем более думать, а просто буду весь день глупо-счастлива?
15.11.2008
Иногда он со мной здоровается первым, иногда мы о чем-то говорим. Тот невинный поцелуй в парке был моим праздником – самым дорогим и радостным днем в жизни. Он вряд ли повторится. Я уже, конечно, не совсем пустое место, но еще и не знакомая. Что-то среднее. Это все же неплохо.
20.11.2008
Я уже писала, что я глупая? Вершиной идиотизма было надеяться на улучшение отношений. Пора смириться, что я ему просто неинтересна. Не хочется ничего писать. Пойду посплю.
23.11.2008
Как давно я уже не слушала классическую музыку, сколько месяцев я избегаю спокойных, печальных мелодий, которые навевают размышления о смысле жизни, – и которые мне раньше так нравились? Я слушаю только тяжелый рок, и чем агрессивнее, тем лучше. Огрубела ли я душой? Нет. Наверное, я просто держусь из последних сил. И если я позволю себе расслабиться, позволю совпасть своему настроению и музыке, то ударной волной резонанса у меня из-под ног выбьет трухлявую табуретку самоконтроля, и весь мой тщательно-выстроенный мир иллюзий (где я сильна и прекрасно справляюсь с трудностями) полетит к чертям. Мне ни в коем случае нельзя заниматься саможалением, нельзя смотреть на нерастраченный запас нежности, нельзя вспоминать о собственной ранимости. Вот поэтому цинизм, металл, неженственная одежда и много сигарет. Только я очень боюсь, что однажды я не выдержу, сорву маску и сорвусь – в такую депрессию, выйти из которой захочется только через окно.
26.11.2008
Порой из чувства самосохранения задумываюсь: а чем чревато мое особое отношение к снам? Не закончится ли это увлечение полным отрывом от реальности и уходом в мир фантазий? Тогда я забуду настоящую себя, перестану понимать происходящее, не смогу реагировать на действительные раздражители – короче, полностью переселюсь в альтернативную реальность. Хотя чем это плохо? Там я буду счастлива. Если уж сходить с ума, то красиво.
Но иногда закрадывается подленький страх: а что, если сны мои будут лишь поначалу так радужны и привлекательны, но, как только я откажусь от реальности, превратятся в сплошной кошмар, пусть и не сразу, а постепенно?
30.11.2008
Непонятно мне всегда было пожелание друг другу спокойствия, душевного покоя. По мне – так не зря слова «покой» и «покойник» однокоренные. Да и есть ли абсолютный покой? В смерти? Нет. В смерти есть движение: с физической точки зрения, разложение трупа – вполне динамичный процесс; с метафизической же – мытарства, чистилище, ад или рай, Таноб, Валгалла, реинкарнация, – короче, каждому движения по вере его. Так что, слову «покой» я предпочитаю «гармония», «умиротворение». Для себя же состояние это я не приемлю – эмоциональная стагнация повлечет за собой затухание и тление в трясине обыденности. Сколько себя помню, всегда в моей душе был какой-то надрыв, разлад, конфликт с самой собой – только это и движет меня. Меня раздирают противоречия – прекрасно, я жива. Я на грани эмоционального срыва – замечательно, жизнь играет яркими красками. Нельзя мне умиротворяться, меня это погубит.
4.12.2008
В самом начале я полагала, что возникшая симпатия сродни игре: сейчас интересно и приятно, а, как только надоест, я без проблем смогу дальше жить нормальной жизнью; что все новые приятные ощущения, подобные полету, не слишком серьезны; что это своего рода лишь приятное развлечение. Я постепенно привыкала, и мне становилось мало, хотелось почувствовать сильнее, и я каждый раз слегка ослабляла самоконтроль. В итоге я попала в тот же капкан, что курильщики, алкоголики и наркоманы. Самостоятельно выбраться из этой зависимости я не могу. И чем дальше, тем реже возникает желание освободиться. Что у меня останется? Да и потом, я не хочу смотреть на Диму, как на любого другого человека, потому что он особенный; я не хочу терять пусть и ужасно-мучительное, угнетающее, больше похожее на физические пытки, состояние. Оно мне дорого… Да-да, пресловутый мазохизм.
Меня давно преследует одна мысль: почему все люди вполне себе так неплохо устраиваются, находят пару, а я что, не заслужила что ли? Я хуже всех, получается? За что я страдаю? Если рассматривать ситуацию с точки зрения воздаяния благом за благо, то очень уж несправедливо вышло, не так ли? Я ведь не ворую, не убиваю, не прелюбодействую, родителей почитаю, почти никогда не лгу – я нормальный, хороший человек. Но меня не любит тот, кого я люблю. Как это жестоко! Даже всяких преступников, извергов любят, а меня – нет. Даже у Гитлера была Ева Браун… А мне, значит, не положено счастья. И пусть со стороны мои претензии кажутся детскими и смешными, но это очень больно! Когда тебе дают все, что ни попросишь, кроме самого главного, жизнь становится бессмысленной и нищей.
11.12.2008
А солнечному лучу, падающему мне на щеку, все равно, сколько мне лет, какая кожа у меня на бедрах. Он не спросит, как я себя чувствую, он не пожалеет и не даст совет, но и не обвинит никогда и ни в чем. Ему нет дела, сколько я совершила ошибок, – он просто греет мне щеку.
18.12.2008
Боль и горе помогают стать самим собой, они очищают нас от шелухи условностей, так, что отныне уже безразлично, как посмотрят на тебя окружающие, если ты скажешь, наденешь или даже подумаешь что-то не то.
25.12.2008
Что нужно сделать (и как себя заставить?), чтобы появилось желание искать возможность бороться с апатией? И нужно ли?
6.01.2009
Изумительная сегодня погода! Серое пустое небо, грязный снег вот-вот начнет таять. Нет ветра. Нет солнца. Пустота.
Я долго бродила по городу. Людей на улицах мало, почему-то все предпочитают сидеть дома или в уютных теплых кафе, с бокалом глинтвейна, ароматного кофе – неважно. Те, кто вынужден куда-то идти, раздраженно кутаются от промозглости и спешат. А я вот пережила сегодня удивительный момент. Я о чем-то крепко задумалась и машинально переставляла ноги, как вдруг увидела, что навстречу мне идет точно такая же девушка: такого же роста, телосложения, одета тоже во все темное. Что меня больше всего поразило – у нее были такие же глаза, какие должны были быть у меня в данный момент. Все лицо словно было размытым фоном для неестественно увеличившихся глаз, таких же влажных и пустых, как отражающееся в них серое небо. Я уж начала удивляться, откуда бы посреди тротуара взяться зеркалу, но тут поняла, что это не пасмурное небо отражается в ее глазах. Это ее глаза водянисто-серого цвета. А мои – грязно-зеленого. Это была не я. Но у нее была такая же сквозящая пустота в душе.
Я подошла к остановке и присела на скамейку. Отчаянно хотелось стать, как все. Хотелось свести смысл жизни до рутинных вещей. Хотелось сесть в транспорт и двигаться в каком-то нужном, правильном направлении. Но я всю жизнь путаю маршруты. Бесцельно бреду – и нет ничего удивительного, что никуда не могу добраться.
Не знаю, сколько я так сидела, я не чувствовала холода и времени. Подсела какая-то женщина. Показалось, что она долго глядела мне в лицо. Она что-то говорила, но я не слышала, я смотрела на дорогу. Меня поразил ее голос. Она беззаботно и радостно говорила со мной, как со старой знакомой. Может, я ее знаю? Надо хоть поздороваться, а то невежливо как-то. Я заглянула в ее глаза, и мне стало тепло. Они были счастливые. Мне очень захотелось, чтобы у меня стали такие же. Она говорила о смысле жизни так легко, словно родилась с этим знанием. Она была так уверена в добре, что мне захотелось следовать за ней. И она пригласила.
7.01.2009
Я ходила сегодня на собрание, в тот дом, куда пригласила меня женщина. Я видела много счастливых глаз, я слышала много радостных голосов. Они пели и говорили о Боге. Они обращались друг к другу «брат» и «сестра». Они были ко мне внимательны. Я впервые за долгое время не почувствовала себя чужой в компании. Я даже заразилась их весельем и оптимизмом. Когда они запели медленную проникновенную песню, у меня заслезились глаза. Я не могла вслушиваться в слова, но я уловила настроение. Да, именно светлая очищающая грусть! Их голоса сливались воедино и что-то творили в моей душе. Вся моя невыплаканная боль будто уходила куда-то – словно свежим ветром сдуло смрадную тяжелую тучу. И простая комната, в которой мы все собрались, казалась огромным роскошным залом, освещенным тысячами свечей, залом, где царят понимание и любовь.
Почему же раньше меня так тянуло все отрицать? Я сама выгнала из сердца все доброе и заполнила его пустотой. Чем я жила? Какие были у меня ориентиры в этом мире? Но теперь я нашла цель и вновь наполню свою жизнь смыслом. Я заново научусь любить!
14.01.2009
Размышляю сегодня о свободе. Есть ли она? Вообще-то, должна быть, ибо человек задуман свободным. Таким образом, у каждого есть свобода выбора. Человек волен выбирать сторону, на которой ему воевать: за свет или за тьму. Однако, выбрав, не теряет ли он эту свободу? Ведь отныне ему нужно придерживаться избранного пути… Да нет же, глупость, в любой момент можно отказаться, правда?
А была ли свобода выбора у Иуды и Пилата? Что было бы, если б Иуда не предал? Ведь о нем было пророчество, и не одно. Получается, что ему, задолго до рождения, была уготована незавидная роль предателя, его заранее определили служить тьме? Или все же не лично его? Если бы не он, то рано или поздно нашелся бы другой человек – у Галилеянина врагов было предостаточно. Очевидно, у Иуды был выбор. Причем даже после предательства. Он мог поступить, как Петр, – раскаяться. А он отчаялся. Потому что не верил. Мне жаль его... Значит, у Понтия Пилата тоже был выбор: запрети он казнь, его бы в лучшем случае сместили с должности, в худшем – казнили бы за измену, но зато он вошел бы в историю, как праведник. Впрочем, и после его рокового умывания рук на глазах у кровожадной публики, еще не все было потеряно – если бы он принес достойные плоды покаяния. Либо клеймо предательства и трусости во веки веков, либо светлая память. Все упирается в покаяние. Оно, что ли, ведет к свободе?
19.01.2009
Сотни раз уже укоряла себя за вольность мыслей, но почти каждую ночь я снова попадаю в одну и ту же ловушку. И ведь все время твержу себе: хотеть тебя неприлично, некрасиво, неправильно, безнадежно. Я так уважаю тебя, любуюсь тобой, бесконечно ценю каждую минуту твоего внимания, так благодарна тебе за все. Я должна смотреть на тебя, только как на лучшего в мире человека. Но в то же время большая часть меня жаждет прикоснуться к твоим губам, легонько обвести пальцем нежный изгиб верхней губы, провести ладонью по небритой щеке, едва коснуться губами прикрытых век, а потом замедлить время, чтобы часами наблюдать, как дрогнут веки и поднимутся, обнажив две глубокие ледяные бездны небесных глаз. Как бы я хотела увидеть в них тепло, нежность и ответное желание! Как я мечтаю, что твои красивые руки ласково возьмут меня за плечи и притянут к себе. Я очень хочу в твои объятия! Хочу почувствовать, как бьется твое сердце. Если бы это было физически возможно, я хотела бы тебя коснуться своим сердцем – оно так жаждет этого! То сжимается, то невероятно разрастается в груди, так, что я задыхаюсь, а на глазах выступают слезы… Хочу слышать, как ты срывающимся шепотом произнесешь мое имя, когда я дрожащими руками поглажу твою грудь… Хочу полностью раствориться в тебе, отдать тебе всё… Хочу!..
Ну вот опять. А ведь запрещала себе. Есть что-то особенно сладостное в установлении запрета на нечто столь вожделенное. Когда с самого начала понимаешь, что запрет нарушишь, но все равно тянешь время и отчаянно сопротивляешься, – от этого наслаждение при нарушении запрета становится неописуемо острым, осознание собственной испорченности и преступности разжигает болезненно-возбужденное сладострастие. От неутоленного желания хочется кричать!
30.01.2009
Недавно у меня появилось новое состояние: сижу, например, читаю интересную книгу, красочно воображаю себе написанное, интонации героев слышу, и тут вдруг все обрывается. Я не могу пошевелиться, не могу пробежать глазами строчку, у меня нет никаких мыслей, я ничего не чувствую (даже собственное тело). Ничего не понимаю и не знаю, идет ли время, и, если да, то с какой скоростью. А потом ощущение парения – и я уже со стороны вижу свое безвольно сидящее тело с остекленевшими глазами. Становится не по себе. Но это еще не все. Вдруг я падаю, а через какое-то время в тело начинает возвращаться чувствительность. Смотрю на часы: проходит от сорока минут до полутора часов. Где я все это время? Что я делаю – неужели просто парю над своим телом? Что со мной происходит – и происходит ли?
7.02.2009
Меня не покидает чувство, будто за мной наблюдают. Сижу одна в комнате, а мне кажется, что кто-то сзади сверлит меня глазами. Оборачиваюсь – никого. Иду дома ночью по коридору, лень свет включить, а за мной кто-то по пятам следует. Ночью просыпаюсь от ощущения, что на меня пристально смотрят. Ну кто это может быть, если в комнате я одна?! Я раньше так любила гулять вечером по городу, а теперь не могу – мне страшно. В каждом шорохе слышатся чьи-то шаги, в темных углах словно ждут меня. Что со мной?
15.02.2009
Я боюсь ложиться спать. Я боюсь темноты. Когда я выключаю свет, мои страхи воплощаются. Я чувствую спиной их жадные взгляды, я знаю, что от их когтистых пальцев меня отделяют миллиметры. Из последних сил я поворачиваюсь и вижу изуродованные тьмой и тленом лица любимых людей, их красные безумные глаза преследуют меня, их затхлое дыхание обволакивает и утягивает во мрак. Я слышу их смертные хрипы – я ничем не могу им помочь. Я их боюсь.
Несколько ночей подряд я просыпаюсь не одна в комнате. Оно приходит во сне, давит мне на грудь, душит меня, его зловонное горячее дыхание обжигает мне кожу. Оно что-то шепчет мне, и от этого шепота жуть сотрясает мое тело. Иногда оно приходит в образе кого-нибудь из близких и прикасается ко мне, опаляет отвратительной страстью. Иногда оно гудит, я просыпаюсь, но родители в другой комнате, и спят они крепко, и наутро мне страшно и стыдно спросить: а вы ночью не слышали гул, монотонный такой, пугающий?
А самое ужасное, что оно парализует меня страхом. Я чувствую свое тело, чувствую бьющую меня дрожь, тону в липком ледяном поту – но ничего не могу сделать. Оно парализует и мои мысли. Я лежу, как кусок полумертвого мяса, и практически ничего не соображаю – только бешено мечутся обрывки слов, и где-то на самых задворках угасающего сознания пульсирует уже почти подавленная мысль: надо как-то бороться со ступором… надо как-то… как-то… как?..
Если оно – демон, то сегодня перед сном я буду молиться…
21.02.2009
Оно больше ни разу не приходило ко мне. Бог услышал мои молитвы. Он освободил меня от страха. Я засыпаю, зная, что мне ничего не грозит.
Отношения с Димой развиваются не так быстро, как мне бы хотелось, но улучшение значительное. Мы иногда общаемся, он первый заговаривает со мной. Порой я перехватываю его взгляд. Могу ли я надеяться?..
Хоть я уже не засыпаю в плену ужаса, но все равно сны мои далеки от мирных. Как держать свои чувства под контролем днем, я догадываюсь. Но вот ночью…
1.03.2009
Подростковая гиперсексуальность? А что ж она о себе не давала знать до семнадцати лет? Ждала, пока я влюблюсь в Диму? Она начинает выматывать меня. Днем я не могу сосредоточиться ни на чем, всё мысленно обнажаю его (не полностью, конечно, ибо некоторые особенности я только на картинках видела), а ночи напролет смотрю сны для взрослых: то мы вместе купаемся в море (ну да, купаемся, что же еще?), то в полутемной комнате при свечах… танцуем, то попадаем на необитаемый остров или еще лучше – остаемся во всем мире одни. Это так волнительно и ни капельки не стыдно, во всяком случае во снах, а вот утром начинаются угрызения совести, движение по кругу запретов и прочие проявления «супер-эго».
Я стараюсь совсем не слушать саксофон, потому что под такую музыку либидо рвет все оковы приличий. Я стараюсь бороться со своей чувственностью. Я очень стараюсь быть хорошей, но все равно кровь приливает и пульсирует, превращая меня в озабоченное неразумное животное…
Сколько можно?! Кажется, мне снова нужен прохладный душ…
14.03.2009
Я счастлива! Я теперь всегда счастлива! И неважно, что происходит в моей жизни, я научилась быть счастливой. Ну и что, если Дима не любит меня? Главное, что я люблю. Этого достаточно. Я весь мир люблю! Люди все так прекрасны и добры, просто часто об этом забывают, потому что сталкиваются с непониманием и злобой. Но нужно лишь напомнить им об их красоте – и в мире будет царить любовь. Да, именно так красота спасет мир.
Я недавно поняла это, и с тех пор меня не покидает состояние легкости и парения. Я уже не хожу по земле, я окрылена счастьем. И мне все так весело теперь, что постоянно хочется смеяться. Как же все-таки прекрасна жизнь!
21.03.2009
Как я раньше не замечала, насколько тяжело жить страстью! О, как легка и чудесна жизнь, свободная от плотских фантазий! Как светла и невесома моя любовь! Когда я думаю о тебе, я чувствую тихую радость и умиротворение. Сердцу становится немного тесно и в груди так щекотно и тепло. Не обжигающее пламя разливается в душе, уничтожая, выжигая меня изнутри, превращая в пепел, но теплится, словно огонек свечи, мирно и светло, и он не угаснет. И мне больше не хочется обладать тобой – лишь служить. Хочется дарить тебе радость и добро, заботиться, сопереживать, поддерживать, помогать. Я, пожалуй, не смогу выразить словами, как бы ни старалась, ни мое нежное, трепетное отношение, ни безграничное уважение к тебе. Я благодарна тебе за то, что ты есть. Ради тебя мне хочется быть лучше, чем я на самом деле. Я не скажу, что готова отдать ради тебя жизнь. Во-первых, вряд ли когда-то меня об этом попросят. Во-вторых, вспоминается рассуждение Достоевского о склонности русского человека к окончательным, одномоментным жертвам в качестве доказательства любви, тогда как истинная любовь требует каждодневных мелких жертв: терпения, уступок, прощения – это жертва длиною в жизнь. И я готова на нее, даже если она тебе не нужна. Я буду любить тебя, даже если ты станешь меня ненавидеть, я буду любить тебя всегда, ведь «любовь не перестанет».
28.03.2009
Я не боюсь умереть. Раньше было страшновато представить, что меня вдруг сбивает машина – и все, меня больше нет. Еще думала, если бы рядом со мной оказался какой-то человек, а жить бы мне оставалось секунд тридцать, что бы я сказала? Просила бы этого человека что-то передать моим близким, прощалась бы с ним, или сказала бы что-то про себя? Теперь мне не страшно. А иногда даже любопытно: а что там, дальше? И каково это – умирать? На самом деле, я никогда не буду абсолютно готова (я ведь несовершенна, у меня много грехов) к смерти. И когда я увижу Бога, мне будет очень стыдно, что я совсем не оправдала надежд. Но я все равно смогу поднять глаза и хоть на долю секунды взгляну на Него. Запомню Его. Наверняка, рай я не заслужу, зато в аду я смогу вспоминать ту самую долю секунды. Целую вечность. Не думаю, что мне будет очень плохо в аду. Ну что там может быть? Котлы, кипящая смола, черти с вилами и сковородами – это художественный образ для обозначения страданий. Но страдать-то будет душа, а тело остается гнить в земле. Значит, страдания никак не связаны с физическими муками. Скорее всего, суть страданий в отдалении от добра, от Бога. Но ведь ад и рай – это не географические места, следовательно, единиц измерения расстояния между ними попросту нет. И, исходя из того, что Бог вездесущ, Его можно чувствовать и в аду. Я не буду там одинока, со мной будет Тот, Чьи черты я запомню за ту самую долю секунды. Далее: суть наказания в аду – вспоминать свои грехи, раскаиваться в них. Значит, память не отбирают. Но ведь после смерти уже все равно, кайся-не кайся, из ада в рай не переходят и наоборот. Так зачем портить себе вечность ненужным, несвоевременным покаянием? Лучше вспоминать все доброе, что было в жизни. Я люблю своих родителей, подругу, родственников и знакомых. Я люблю Диму. Я буду думать о них, я буду счастлива вечно. Мне не страшно умирать: я узнала любовь, я смогу быть счастливой и в аду.
7.04.2009
Сегодня долго размышляла над евангельской притчей о сеятеле. Нет, я не семя, упавшее при дороге, что было потоптано и птицы небесные поклевали его, – ведь ко мне потом не пришел диавол и не унес слово Божие из сердца моего. И не семя, упавшее на камень, которое, взойдя, засохло, потому что не имело влаги, – я с радостью приняла слово, но во время искушения не отпаду. Я также не семя, упавшее между тернием, – я слушаю слово, но меня не подавляют заботы, богатство и наслаждения житейские. Выходит, я – семя, упавшее на добрую землю, и я принесу плод сторичный.
12.04.2009
Отвратительный день! Один герой Достоевского собирал коллекцию случаев, где дети предстают невинными жертвами взрослых. Когда я читала это место в книге, у меня сердце разрывалось от муки, душа слезилась кровью, и такое негодование я испытывала, что, если б указали мне на таких жестоких взрослых, я с превеликим удовольствием растерзала бы их… Но уже сегодня я бы помедлила. Быть может, во времена Достоевского дети были невинными ангелоподобными созданиями, но современных детей я с сегодняшнего дня начала презирать.
Я сидела на детской площадке, глядела на шумных, веселых детей. Все думала, каково будет работать с ними по окончании университета? Одна девочка лет восьми сидела поодаль от всех и задумчиво смотрела куда-то вдаль. Мне пришло в голову: о чем думает одиноко сидящий на детской площадке ребенок, если он не изгой, не поссорился с друзьями, и в семье у него все нормально? Какие мысли в его голове? Понимает ли он, насколько редок?.. К девочке подошла группа сверстниц (у одной из них играла какая-то современная музыка на телефоне), они смеялись над ней. Я прислушалась и поняла, что причина насмешек в том, что у нее нет мобильного телефона, поэтому они отказываются дружить с ней. Девочка не была бедно одета, она не была некрасивой (помню, в моем детстве над такими смеялись), родители просто не купили ей телефон. Возможно, они хотели оградить ее от стереотипов и рабства. Хотели подарить ей нормальное детство… Не судьба.
Домой я решила поехать на троллейбусе. Бывают у меня такие периоды, когда хочется продлить дорогу. Я стояла на задней площадке, взгляд блуждал то по грязному стеклу, то по мелькающему внизу асфальту. Рядом стояли две девочки лет десяти-одиннадцати и хихикали, не особо заботясь о том, что их могут подслушать. Сначала я подумала, что галлюцинирую, но они действительно разговаривали о сексе. Все звучало так пошло, они будто нарочно старались произнести побольше нецензурных слов. Я присмотрелась и поняла, что было в них так неестественно: обе были накрашены, безвкусно, без меры. Куда смотрели их мамы? Какое этих девочек ждет будущее, если о красоте и таинстве любви они в раннем возрасте составили настолько гадкое представление? Мне отчаянно хотелось закрыть уши и убежать. Я отошла как можно дальше от них и вышла на три остановки раньше… Ладно бы мальчишки, но девочки!..
Подходя к дому, я услышала крики, смех и визг. Орава детей разного возраста окружила одного мальчика. Я подошла ближе и поняла, что он бьет палкой щенка. Бьет жестоко и сильно, тычет острым концом палки в мягкий розоватый живот, и смеется. Громко, нагло, уродливо смеется.  И вокруг него все тоже смеются, мальчики и девочки, совсем маленькие и постарше. Я не смогла остановиться, пристыдить или совсем разогнать их. Я ничего не видела больше из-за слез, я не помню, как попала домой. Я долго не могла успокоиться. И до сих пор щенячье розовое брюшко у меня стоит перед глазами, а внутри меня все словно выворачивается – дикая, жгучая боль! Откуда столько зла в мире?!
Нет, уважаемый Федор Михайлович, Вы были абсолютно неправы насчет детей. Это не чистые светлые создания, пришедшие словно бы из другого мира и чуждые падшего человеческого естества. Лев Толстой оказался ближе к истине: дети очень жестоки. А я скажу даже больше: есть в них что-то демоническое.
16.04.2009
А у меня сегодня день рождения. Мне исполняется восемнадцать лет. Странно, кажется, что мне до сих пор четырнадцать. А иногда я себя чувствую на все восемьдесят – уставшей и разочарованной старухой.
Собственно, я никогда не любила этот праздник. Когда была маленькая, очень стеснялась, что мне вдруг столько внимания, и все от меня чего-то хотят (тем улыбнуться, тех поблагодарить), и они все смотрят, смотрят! Они сверлят меня глазами, они все говорят обо мне, хвалят за что-то явно от меня не зависящее («Ой, какие красивые глазки! А какое платьице!»). Каждый хочет показать, что любит меня больше остальных, и в этом нелепом соревновании они забывают обо мне, и им ведь плевать, что мне хочется убежать от их растянутых улыбкой лошадиных физиономий и спрятаться. Но то в детстве. После четырнадцатого дня рождения я вообще не чувствую, что хоть как-то меняюсь. Так что с радостью бы и не отмечала даты, но, боюсь, родители бы не поняли. Я вот недавно пыталась им объяснить, что вообще все эти наши дни рождения, новые годы – всё такая мелочь в масштабах мироздания, что для Создавшего вселенную оскорбительно, когда неразумные чада тешат свое самолюбие, отмечая дату рождения. К тому же, люди видят праздники в переедании, неумеренном распитии спиртного, криках, разврате и драках. Родители мысль мою поняли, но сказали, что я утрирую. Однако мы пришли к компромиссу: устроить сегодня семейный ужин.
Вечером позвонили, попросили маму к телефону. Она что-то долго слушала с очень грустным лицом и кого-то успокаивала. А потом на что-то согласилась. Выяснилось, что умерла ее тетя, нужно завтра приехать на похороны. Было решено ехать с папой, меня же до воскресения оставят одну, вернутся на пасху. У меня промелькнула подростковая мыслишка: ура, останусь дома совсем одна! Позже стало как-то стыдно за нее: не так уж меня угнетает присутствие родителей. Да и одиноко как-то будет без них.
17.04.2009
Я пригласила сегодня Диму в кафе под предлогом отпраздновать мой день рождения. А он отказал. Лучше бы он просто сказал, что не хочет. Зачем он выворачивался? Он сказал, что не может пойти, потому что ему нужно домой – кормить кошку. А потом ушел на остановку вместе со своей одногруппницей.
С чего я вообще взяла, что он не такой, как все, что он ранимый романтик? Самый обыкновенный человек. Видимо, я попала в созданную мной же ловушку. Я придумала идеальный образ, полюбила его всей душой. А когда выяснилось, что образ и реальный человек абсолютно не совпадают, я разочаровалась. Волшебство окончилось. Я даже уже начинала злиться на Диму, что он развенчал любимый мною образ совершенства, а потом поняла, что он-то тут ни в чем не виноват: сама придумала, сама влюбилась, сама разочаровалась. Я – самостоятельная, да.
Ну вот я и освободилась, как когда-то мечтала. Свобода ли это? Это пустота. Это эмоциональный вакуум. У меня больше ничего не осталось. Мысли? Ни одну не могу назвать своей: все откуда-то вычитаны. Мечты? А зачем они теперь? Тот мир рухнул, а новый я придумывать не хочу – он будет неполноценным и рано или поздно тоже рухнет. Да и к чему тешить себя несбыточными мечтами – и так ведь больно.
Вся моя любовь оказалась красивой выдумкой, надежд на будущее у меня нет – впереди лишь череда разочарований, болезней, потерь. Вера? Я вот сейчас перечитала несколько последних записей в дневнике и поняла, что веры тоже нет. И никогда не было. Я просто-напросто впала в состояние духовной прелести, свойственное всем неофитам. Я была горда, роптала, отрицала, потом чувствовала себя опустошенной и отчаянно нуждалась в духовном пристанище – и воспользовалась первой же возможностью поверить. Но так и не поверила. Все страхи и радости, все откровения и горячие молитвы – все было лишь плодом моего воображения.
Жизнь ли это – без веры, без любви и без надежды?.. А внутри пустота, которую я безрезультатно буду стремиться заполнить, и каждый раз болезненно разочаровываться. Пустота будет всегда… Может, выйти на балкон, расставить руки и, вдыхая ртом ветер, полететь? Да ладно, кого я обманываю? Это не полет, это падение. Или лечь в ванну и смотреть, как по капле вытекает жизнь, а потом просто уснуть глубочайшим сном? Глупо и долго. К тому же, наверняка все очень пошло: от потери крови будет головокружение и тошнота. Наглотаться таблеток? Но я не знаю, каких и в какой дозировке… Пойду лучше найду веревку…
***
За городом, как всегда, тихо и спокойно. Деревья пробудились и выпустили нежные листочки. Воздух чист и прозрачен и скоро запахнет первыми робкими цветами. Слишком громко и радостно щебечут птицы, они не знают, что их счастье и восхваление жизни здесь неуместно. По замысловатому лабиринту, между крестов и плит, между почерневших и пожухлых цветов, между фальшивых, поблекших от погоды, венков, идут двое: лысоватый высокий мужчина поддерживает под руку свою жену. Они останавливаются, мужчина падает на колени перед светло-серым камнем, его сотрясают рыдания, он гладит дрожащей рукой могильную плиту. Жена кладет руки ему на плечи, по ее лицу тихо текут слезы.
– Вика, доченька, мы так плохо тебя знали… Прости нас, – шепчет мужчина, выпрямляясь.
Две искрящиеся капли падают на плиту и темные пятнышки быстро высыхают на нагретом солнцем камне. Небо чисто.