Кинолента жизни. Часть 3. Глава 16

Интерьер квартиры Румянцевых всегда невольно привлекал внимание, и даже те, кто не первый раз оказывались в гостях, могли подолгу любоваться им. Всё было выдержано в одном стиле – изысканном и утончённом, однако роскошь не бросалась в глаза. Новейшая современная техника идеально сочеталась с общей атмосферой. На стены, оклеенные светлыми обоями с самыми изящными прекрасными рисунками, висело несколько великолепных картин и трогательных семейных фотографий, радовавших глаз. Несмотря на общий стиль, каждая комната запоминалась какими-то деталями и выглядела оригинально и особенно. Пока, впрочем, возможности рассмотреть квартиру у маленьких гостей не было, и они расположились в столовой.
Столовая была огромная, даже величественная комната, с арочной дверью и представлявшая собою вытянутый овал. Стены её - неширокие, отделённые друг от друга полоски по всему периметру, были обиты тёмным полированным деревом. В каждом «отделении» находился подвешенный крошечный светильник, а потолок, который венчала сиявшая, как солнце, удивительная люстра, был нарочно состарен и искусно расписан цветами. Прозрачные тюлевые занавески бордового цвета с золотистым тонким узором, проступавшем только на солнце, были широко раздвинуты, и открывался потрясающий вид с высоты двенадцатого этажа. В центре длинного, тоже овального стола, сидела нарядная счастливая хозяйка своего праздника, угощавшая гостей, благо, угощений было более чем достаточно - Тата не жалела для своей дочери решительно ничего, демонстрируя свою щедрость. Кроме чая, были молочные коктейли в огромных запотевших стаканах и соки; стояли упаковки из-под печенья с шоколадной крошкой, кисленький аппетитный мармелад, сухофрукты и засахаренный миндаль, даже шарики мороженого всевозможных вкусов в стеклянных вазочках – всё, что только можно было пожелать. И гости, и маленькая хозяйка – все были довольны и счастливы, но довольней всех всё же была Тата.
«Ну, когда они здесь – у меня душа на месте! Пьют, кушают, веселятся – как нормальные интеллигентные люди. – облегчённо размышляла женщина, покинув детское общество и перейдя в гостиную. - Вечно все меня обвиняют, что я не так воспитываю Катеньку… Может, они и правы. Валентина Сергеевна не может быть такой глупой, чтобы ошибаться в таком вопросе, всё же, двое детей, но… Но время-то было другое! И всё так изменилось, что продолжать в том же духе нельзя, особенно, когда есть идея. Все другие дети как без присмотра, бегают всюду, будто разрезвившиеся поросята, развлекаются без конца. Это всё, конечно, неплохо – только кто им будущее устроит? Как они, такие беззаботные, собираются находить место своё в жизни? Что же, ну, найдут работу. И так до старости, в убивающей рутине, дожидаясь каждый месяц жалкой зарплаты, чтобы выкроить на самое необходимое? В рутине всё опротивеет, даже самое главное, что должно радовать больше всего на свете! Я для зайки моей другого хочу… Пусть она сейчас устаёт, зато потом ей все дороги открыты будут. Как она будет счастлива, что всё умеет! И кто её такую-то не полюбит? Уж ясно как день, что образованная красивая девушка со столькими талантами любому куда больше какой-то неумёхи понравится. А духовное развитие? Совершенно другой уровень! И осуждайте дальше меня, говорите, что я бесчувственная и глупая, какая разница? Потом все и сами увидят, кто был прав и что Катенька счастлива. А впрочем, она и сейчас очень счастлива – ну, и я вместе с нею… Она – моё всё, без неё и жизнь не в радость. Совершенная, совершенная девочка! Такая красавица, глаз не оторвать, куколка просто. Мягкая, спокойная, утончённая, в крови аккуратность и воспитанность. Даже учить-то не надо, как себя вести – со всеми милая и тихая. Как я люблю её, солнышко моё! Володя бы сказал, что я слишком её балую, но как не баловать, когда люблю больше жизни? Да я не знала бы, как за такое сокровище благодарить Бога, если бы не… За всё своя плата, а моя – Арина. Не мой характер абсолютно, да и не пойму, в кого она такая… Сама себе хозяйка, гордая, всё независимости хочет – а какая независимость, когда живёшь с родителями и на родительские деньги? Разве мы с ней не считались? Разве игнорировали её мнение? Да никогда! Это всё она от ревности злится… Ну, а я что сделаю, если Арина даже самую малость на сестричку не похожа? Да, тяжело придётся нам с нею…Такой крест влачить, это мучение… Хорошо, отрада есть – Катенька, радость моя.»
Любовь Таты к дочери была исключительной, слишком сильной. Такая любовь обычно губительна, и будь Катя менее благоразумной девочкой, плохо повлияла бы на неё. Несмотря на многочисленные кружки и усталость, ей не запрещалось совершенно ничего. Если она просила купить сладкого, у матери и мысли не возникало ей отказать. Если она хотела поехать куда-то, Тата без раздумий отменяла любые планы и отправлялась туда, куда предлагала Катя. Если в магазине ей нравились какие-то вещи, то женщина покупала их все, какую сумму не пришлось бы выложить. Катя жила, как принцесса, обладая почти всем тем, о чём мечтали обычные дети. Но у неё не было свободы - единственной вещи, которой мама не хотела давать ей, и которая удерживала баланс между избалованной маменькиной дочкой, не знающей слова «нет» и счастливой девочкой из обеспеченной семьи, которой очень повезло.
В это время в столовой происходил настоящий детский праздник. Все ели за обе щеки, радуясь обилию вкусностей, весело смеялись и болтали о всевозможной ерунде. Несмотря на то, что многие и вовсе не были знакомы между собой, никто не чувствовал себя лишним. Черноволосый Эдик, сын брата Владимира, худощавый, с серьёзным лицом, учился в другой школе и из-за положения своей семьи смотрел на других детей свысока. Глядя на солидных, постоянно занятых отца и дядю, он стремился походить на них и, что странно, совсем не казался смешным или нелепым. Взрослое поведение как нельзя лучше подходило этому одиннадцатилетнему мальчику, стараниями матери одетому, как картинка из журнала и проводившем заграницей больше времени, чем на родине. Он общался одинаково хорошо с обеими сёстрами, что не удавалось почти никому, и даже Арина иногда приглашала его в свою компанию.
Катя, с которой редко удавалось встретиться, была ему, впрочем, гораздо ближе. Её тоже изменили обстоятельства, и тоже пришлось раньше повзрослеть. В душе старшая Румянцева была большим ребёнком, чём её младшая сестрёнка, умевшая понимать взрослых по взгляду и рассуждать на важные темы. Многим она казалась идеальной, слишком правильной, лишённой недостатков. Одним словом, нереальной. Но Эдик был одним из тех, кто понимал, что крылось в душе этой девочки. Да, она была серьёзной, особенной и умной – безусловно, однако обычной. Для неё семья была всем, и Катя очень болезненно воспринимала свои отношения с Ариной, постоянно пыталась исправить их, хоть и безуспешно. Доверчивая, нежная, чувствительная рядом с близкими, она искренне любила своих родных. Семьёй она считала не только родственников, но и тех, с кем её сроднила жизнь. Без этих людей она никогда не могла бы быть счастлива, потому что её счастье в значительной степени заключалось в том, чтобы быть рядом с ними. Она с нетерпением ждала с работы отца, просто ради недолгой тёплой беседы, в которой оба так нуждались; поверяла все свои тайны лучшей подруге, почти что сестре - Владе, без которой и не мыслила себя; подолгу перед сном говорила с матерью, разделяя с ней и радости, и огорчения. Катя была ранимой, и даже небольшая ссора сильно расстраивала её. Даже будучи настолько привязанной к любимым людям, она жила своим мирком, наполненным книгами, историями, искусством и всем тем, что есть в голове у творческих натур. Для кого-то она была высокомерной и избалованной, для кого-то слишком тихой и сдержанной, для кого-то непонятной, смутной, вообще будто из другого мира. Она была странной, и потому никак не идеальной. Странные люди никогда не будут считаться совершенством.
Сегодня Эдик был душой компании, которая ему определённо понравилась. Здесь не было ни одного неприятного человека, никого лишнего. Мальчик быстро нашёл общий язык с остальными, кроме Кати и Влады, с которыми он уже был давно знаком. Вика, постоянно улыбаясь – причём, улыбаясь куда ярче своими весёлыми хитрыми тёмно-зелёными глазами, - ни на минуту не прекращала смешить всех и сама хохотала. Смех у неё был такой приятный, заливистый и заразительный, что непроизвольно передавался другим. Денис, одноклассник Кати, говорил редко, больше занятый едой, но если всё же вступал в разговор, то вставлял что-то , чем сразу приглянулся Эдику. Молчаливость была ведь и одной из его черт, а найти кого-то, похожего на себя, всегда приятно. Лишь на одного мальчика он обратил внимание по другой причине.
Крепкий, приятной внешности, с золотисто-русыми, несколько взъерошенными волосами и маленькой родинкой на носу, он выглядел очень симпатичным . Судя по всему, он любил спорт и был всегда одним из первых среди мальчишек. Такие обычно не просто успевают во всём, а что называется, хватают звёзды с неба. Во всех жестах читалась спокойная уверенность и явно заметное хорошее воспитание. Эдик бы, не медля, подружился с ним, если бы не одно «но». Ярко-бирюзовые глаза его, точно вобравшие в себя свежую морскую лазурь, неустанно следили за Катей, что не могло понравиться её двоюродному брату.
Эдик был старше девочки почти на два с половиной года и непроизвольно чувствовал себя её защитником. У него самого не было родных сестёр, а с братьями он вёл себя, как с друзьями. Один вид хрупкой, будто фарфоровой, сестрёнки вызывал в нём одновременно какую-то странную жалость и страх – страх за неё, такую маленькую и беззащитную, которую легко мог обидеть любой идиот. Мальчик инстинктивно понимал, что он – почти что старший брат, хоть неродной, и обязан нести за неё ответственность. И потому, когда представился удачный момент, заговорил с голубоглазому мальчику.
- А где ванная? Я рубашку запачкал мороженым. – шёпотом обратился к Кате Саша и указал рукой на большое шоколадное пятно на локте. Та тихо засмеялась, прикрыв рот ладошкой.
- Ты что, поросёнок? А как ты собираешься на всяких праздниках кушать? Вот у папы на дне рождении, в ресторане, собрались все самые важные политики, как мама говорит – «политическая элита», и женщины все на каблуках были и в шикарных платьях. Мы тоже в платьях были, а Арина даже туфли на шпильке одела и представляешь, вместе со взрослыми пила шампанское! И, подумай, такой праздник, значит, а тут ты рубашку заляпал! Ужасный позор, я сгорела бы со стыда, наверное!
- Оставь его в покое, с кем не бывает! Что ты напала на человека? Нет бы помочь, только смеёшься. – вступился за мальчика Эдик, укоризненно глянув на сестру. Она сразу опустила глаза, притихла и сбивчиво извинилась. Ей и в самом деле стало стыдно за своё поведение, но поднять глаза и посмотреть на униженного ею Сашу девочка не решалась.
- Пойдём, я тебя провожу. – с видом хозяина предложил её двоюродный брат, и мальчик с благодарностью последовал за ним. Они дошли до двери возле выхода, и со словами «это ванная для гостей», Эдик зашёл внутрь. Саша включил воду и осторожно, стараясь не намочить что-то, принялся тереть пятно. Они стояли так минуту, две. Наконец, Саша не выдержал слишком пристального взгляда своего сопровождающего и вопросительно мотнул головой.
- Что тебе?
- Да вот… С Катей, значит, дружишь? – начал издалека Эдик. Тот пожал плечами.
- И сам не знаю, наверное. А что? Разве нельзя с ней дружить? – чувствуя странную неприязнь со стороны мальчика, с наступлением начал Саша.
- Дружить-то можно, только ты на неё по-другому смотришь. – просто, однако по-взрослому проницательно заявил тот. – И мне это не нравится!
- Я обычно на неё смотрю! – запротестовал Саша, отпираясь. Неужели он так явно смотрел на Катю? Уж если это заметил её гордый братец, то она-то и подавно всё поняла…. – Как всегда смотрел, так и теперь.
- Ну, значит она всегда тебе нравилась, вот и смотришь. – напрямую выпалил Эдик, одновременно протянув махровое белоснежное полотенце мальчик; Саша с плохо скрываемой яростью буквально вырвал его из рук и тут же пожалел об этом. Недетское спокойствие его нового знакомого явно выглядело куда лучше его ребячества и гневных порывов.
- Да с чего это ты решил, что она мне нравится? – стараясь не нервничать, спросил он. Надежда, что удастся опровергнуть догадку, ещё не погасла. Но Эдик в ответ только грустно улыбнулся, серьёзно смотря на него. Вид его показывал, что он понимал и знал намного больше, чем подразумевалось в его возрасте.
- Это очень просто. Я же вижу, как ты смотришь на неё – я и сам так смотрю… ну, не на Катю, конечно, на других. Но суть-то одна. И ты не отпирайся, всё равно не скроешь.
- И не собирался. – гордо заявил Саша, в упор посмотрев на него. Тот неожиданно улыбнулся иначе – просто и дружелюбно, из-за чего мгновенно стал казаться вовсе не враждебным, а даже желающим помочь. – Катя почти всем нравится.
- Она просто нравится, потому что красивая. – с видом знатока объяснил Эдик. – А тебе –«по-настоящему», не из-за красоты, а так… Это уже надолго, не ерунда какая-то. Но она маленькая ещё, ей точно никто не может понравиться. Понимаешь?
- Я что, тупой, чтобы не понять? – вновь взъярился Саша, с трудом подавляя желание ударить самонадеянного «друга» за его «добрые советы» и копание в его чувствах. Он был никем, чтобы судить о нём и Кате! Они вообще встретились впервые! Как он смел?
- Тогда слушай, острый. – тон Эдика стал окончательно взрослым и даже сердитым. Не было больше мальчишки – был старший брат, опора и защита сестрёнки, обязанностью которого было оберегать её от подобных Саш, Денисов и других. – Чтобы Катю ты мне не трогал и к ней не приставал. Нравится – дружи, никто не запрещает. Дружишь – будь рядом всегда, будь настоящим другом, а не приятелем каким, чтобы она могла в любой момент на тебя положиться. И не дай Бог, ты её чем-то расстроишь или до слёз доведёшь… Она – моя сестра, и пусть ты младше, живо разукрашу. И самое главное – что бы она ничего не знала. Ничего, как всё это время! Ясно тебе, влюблённый?
- Кто ты такой, чтобы мне указывать? – зло произнёс мальчик, скрещивая руки на груди.- Ну и что, что ты её брат? Я не обязан тебе подчиняться! И вообще, отстань от меня!
Швырнув полотенце в лицо Эдика, Саша резко развернулся и быстрым шагом направился в столовую. Он был возмущён до глубины души. О его чувствах к Кате знал лишь Денис – но, на то Денис и был лучшим другом, чтобы знать главную тайну. Больше ни одна живая душа! И вдруг какой-то выскочка в чёрной рубашке и рваных джинсах диктовал какие-то правила. Как будто сам он не стремился защищать Катю от всего! Только вот последнее… Саша в душе всё же хотел, чтобы она узнала правду обо всём. О том, как с самого первого класса он выделял её одну в толпе девчонок, как радовался, видя её в школе, как скучал и был сам не свой, когда она не приходила на занятия. Но поведать этого девочке он не мог – его сдерживал обычный, естественный для человека страх. Конечно, мальчик не признавал его открыто, но где-то внутри всё же понимал, что именно страх был причиной его молчания. Но желание нарушить запрет Эдика, поступить ему назло пересилило, и обратно Саша возвращался с твёрдой уверенностью.
Расстроенная, Катя вяло ковырялась в виноградном мороженом ложечкой. Идеальный холодный шарик постепенно подтаивал и терял очертания под давлением ложечки; до инцидента с Сашей идеальное настроение девочки портилось и мрачнело с каждой минутой ожидания. Она чувствовала себя виноватой и с радостью повернула бы время вспять, но это было невозможно. Она вовсе не хотела задеть или оскорбить мальчика, разве что немного пристыдить, а вместо этого вышло что-то ужасно неприятное и некрасивое. Вика и Влада изо всех сил пытались развеселить подругу, но их старания были бесполезны. Маленькая хозяйка поникла, отмахивалась ото всех и хотела лишь одного - поговорить с Сашей и объяснить, что на самом деле имела в виду.
- Ну что ты такая кислая, не понимаю! – рассердилась наконец Вика и тряхнула головой; при этом её тёмный коротенький хвостик, завивавшийся спиралью, забавно подпрыгнул. Влада укоризненно прошептала в её сторону:
- Оставь её в покое, видишь, что-то случилось. Не нужно приставать…
Катя с благодарностью взглянула на девочку и снова уставилась в вазочку с мороженым. Образ Влады, худенькой невысокой девчушки с каштановыми мягкими волосами, недлинными волнами падавшими на плечи, с милым личиком правильной формы и изумрудно-голубоватыми глазами, пронизывающими насквозь, всегда вызывал самые приятные воспоминания. Всегда понимающая и чуткая, с врождённым чувством такта, девочка всюду становилась всеобщей любимицей. Иногда она была слишком робкой и молчаливой, но Катя научилась читать по её немного грустным проницательным глазам, в которых отражались, точно в книге, испытываемые чувства. Они были похожи, но всё же дополняли друг друга – спокойная, немного меланхоличная Влада уравновешивала Катины порывы, а та, в свою очередь, оживляла подругу и выводила её внутренние яркие качества наружу. Владимир как-то заметил, что дружба Арины и Лизы походила на дружбу младшей дочки с Владой. Он оказался отчасти прав. Различие заключалось в том, что Арина скорее верховодила подругой и была главной в их паре, а вторые девочки неизменно были на равных. Лиза подстраивалась под Арину, терпеливо выслушивала её критику и принимала почти все предложения, чего никогда не приходилось делать Владе. Её желания чаще всего совпадали с желаниями подруги, а если это было не так, они всегда находили компромисс.
Наконец, в комнату вошёл сначала Саша, а спустя минуту Эдик. Катя разом оживилась, вскочила со стула и бросилась навстречу первому.
- Я очень-очень хотела извиниться! – нетерпеливо выпалила она, останавливая мальчика в дверях. – Я совсем не думала над тобой издеваться, так что не думай… И то, что ты запачкался, ничего не значит! Любой может испачкаться, хоть и не поросёнок, даже очень аккуратный человек может! Так что прости, пожалуйста…
На этом чувственная тирада девочки закончилась, сама она смущённо замолчала, и только в тёмно-сапфировых глазах светилась глубокая искренность, гораздо проникновеннее слов завершавшая её монолог. Саша несколько растерялся, но, встретив насмешливую улыбку Эдика, быстро кивнул.
- Да я и не обижался. Рубашку долго чистил, вот и не шёл.
- Чистая? – с видом заботливой хозяйки осведомилась Катя и даже заставила гостя обернуться кругом и продемонстрировать то место, где находилось пятно, потом радостно кивнула и потащила его вновь за стол.
Красноречивый взгляд Эдика не омрачил весёлого настроения Саши; он будто позабыл об их разговоре и за весь вечер ни разу не отлучился от девочки. Он сидел напротив неё за чаепитием и изредка взглядывал, когда Катя смотрела в другую сторону. Её густые и длинные, ниже пояса, белокурые волосы, свободно струились по спине. Саша впервые заметил, какая у девочки тонкая, будто лебединая шея, острые выступающие ключицы и удивительные ресницы – загнутые кверху, совсем чёрные и пушистые, они едва-едва касались тоненьких бровей и походили на оправу для сверкающих чистых сапфиров. Правда, только мальчик чувствовал, как свет от сапфиров исходит в его сторону, как тут же быстро отводил глаза.
Сама Катя постоянно поворачивалась то в одну сторону, то в другую и одинаково смотрела на всех вокруг, совсем не замечая пристальных взглядов Саши. Она чувствовала себя в центре своего маленького круга, где никто не указывал ей, что и как нужно делать. В этот день для девочки наступила долгожданная свобода, а вместе с нею – счастье. Она понимала, что завтра иллюзия разрушится, но это имело место быть лишь во вселенски далёком завтра. Сегодня же был праздник, который и не собирался кончаться.
***