Папа

Человек, которого я зову папой, - мужчина. Только недавно до этого додумалась. Хотя он и не совсем мужчина, скорее бог. Для него половые признаки – пустые формальности. Пока ты маленькая, кажется, он может все, потом взрослеешь и перестаешь просить. Он же зовет тебя по имени, которое придумал сам. Оно ему нравится. Теперь к тебе все так обращаются. Говорят, чтобы наладить личную жизнь, нужно поклониться ему в пояс. Я не могу этого сделать, даже мысленно.
Примерно месяц назад он приехал за мной в Москву, мы нагрузили полную машину и отправились домой.

– О, боже! – сказала мама, - куда же мы денем все эти вещи?
На самом деле в квартире довольно много места – три комнаты. Просто у родителей есть привычки, от которых мне за десять лет удалось избавиться. Я не хочу возвращаться к старому. Чтобы разместить новое, нужно что-нибудь выкинуть. Мое рвение оказалось для родителей неожиданностью. Я готовила пакеты «мусора», папа проверял их содержимое, возможно, ностальгировал.
Что творится у него в голове? Неведомо. Я чувствую боль, обиду, раздражение. Мы говорим о бытовых вещах, о моих планах на будущее. Его работа – тема запретная.
- Я могу спокойно поужинать?
- Ради бога, только не нервничай!
Целую полку занимали мои дневники, тетрадок двадцать. Все это я написала до семнадцати. Два неоконченных романа, то есть начатых. Помню, как читала бабушке сцену грозы, что-то грандиозное. Я открыла страницу наугад, поразилась, какая уже тогда была умная, и вынесла в коридор без сожаления.
- Этот пакет проверять не надо, здесь мои дневники.
Из комнаты появилась мама, недоверчиво:
- Ты хочешь их выкинуть?
- Да.
- Но это же такая память!
- Просто освобождаю место для новой жизни, - заявила я пафосно.
На следующее утро папа их взял с собой и отнес к контейнерам.
Время от времени он говорит, что хотел бы сделать для нас большее, оставить мне и сестре по квартире, помочь деньгами,  дать другое образование.
- Ты мне дал все, чтобы я могла добиться чего-то самостоятельно!
Через какое-то время мы опять к этому возвращаемся. 
Он часто употребляет выражение: «И все у нас будет хорошо». «Сейчас мы положим эти пакеты в эту сумку, и все у нас будет хорошо». Или:  «Мы сейчас пообедаем, потом  поспим, и все у нас будет хорошо».  Я называю это занавеской от прошлого.
Обиды на мать, на сестру, на жену, на алкоголизм, на работу, на другую работу, на детей, на каждого ребенка в отдельности. Эмоциональная опухоль.
Он собирается вложить все свои сбережения в какую-то авантюру – отчаяние. Прочитал привезенную мной книжку Ошо и сказал, как жаль, что ничего такого не было во времена его молодости. «И сейчас можно многое исправить», - говорю я. Он усмехается. Раньше я от него убегала, сейчас пытаюсь приблизиться. По мере приближения кажется, что проблема увеличивается. Проклятая иллюзия. Гребаная геометрия и оптика! Я бы хотела уметь настраивать глаза по собственному желанию, чтобы предметы имели ту значительность, с которой я могу справиться. Перевернув их, как бинокль, на сто восемьдесят градусов, я бы рассмеялась, увидев, какое все вокруг мелкое.
С мамой проще.  Когда они только поженились, один знакомый спросил у папы: «Где ты нашел такую глупую?» Лет пять назад знакомый умер от алкоголизма, его жена была слишком умна, чтобы тратить жизнь на борьбу запоями. Мама любит рассказывать эту историю, хотя ей, конечно, жаль скончавшегося. Она вообще женщина добрая, постоянно готовящаяся к худшему. Так ее настроило прошлое.
Возможно, когда ребенок впервые какает, думает, что пришел конец его существованию. Почему люди забывают действительно важное?
Мне было лет десять. Розовая прозрачная блузка, как у взрослой, и джинсовая юбка «ламбада». Мы всей семьей пошли в гости. Я с другими детьми носилась по квартире, и  была счастлива. А потом услышала, как папа спросил у мамы, зачем она так ужасно меня одела, некрасиво смотрится. Мой детский мир рухнул в одно мгновение. Я не хотела доставлять неудобства, мне стало стыдно, что плохо выгляжу. Я решила, больше никогда не радоваться. Жаль не поняла главного – не подслушивать родителей, не слушать их вообще и не слушаться.  Когда взрослые подходят к ребенку, их бесы прячутся, даже лицо светится, но стоит отойти в сторону, как все возвращается. К двадцати двум годам люди настолько загаживаются, что для выживания им просто необходимо стационарное лечение отпрысками. 
Сестра запретила выкидывать тетрадки по биологии.
- Сохрани!
- Зачем?
- Сохрани!
Пока нам в школе втирают про эволюцию, происходит ускоренная деградация. Мы освоили экстенсивный метод развития – увеличение мозга дебила за счет ротовой полости. Чувствую себя самым крутым в мире ученым, изучаю черные дыры на примере проблем, из которых еще никто не выбрался.
Прошу перенести компьютер в другую комнату, чтобы мама по вечерам не играла у меня в «шарики». А также забрала свой крем, которым она почему-то каждые полчаса пользуется. Кажется, мой переезд обернулся неудобствами. Родители опять о чем-то шушукаются. Я постоянно разрываюсь между желанием исчезнуть полностью и захватить как можно больше территории.
Неожиданно папа проникся моим энтузиазмом. Решил выкинуть старые видеокассеты, они стояли в коробке, занимая половину полки в его комнате.
- Вот, - сказал он маме, - я тоже буду освобождать место для новой жизни.
Моя  фраза ему понравилась. Я воодушевилась. Может, нам все-таки удастся сблизиться.  Ведь стараясь быть папой, он ничего о себе не рассказывал. Сильный,  никогда никому не жаловался. Не хотел настраивать меня против своих главных обидчиков.
Иногда мне кажется, люди создали правительство, чтобы было кого ругать, закрыв глаза на родственников. Я старюсь сузить круг, разобраться с бабушками и дедушками. Они изуродовали своих детей, невозможно не замечать этого.
- Папа, расскажи о прабабушке.
Когда я была маленькой у меня из пальцев выходили тонкие белые ниточки. С помощью них я могла управлять людьми, как марионетками. Иногда не справлялась,  куклы своевольничали. Я злилась, плакала, била их о стенку, топала. Веревочки запутывались. Тянулась к новой кукле, уж с ней-то получится! При этом отпустить старую – жадничала. Вскоре все переплелось и завернулось коконом, управлять хоть чем-то стало немыслимо. Теперь лежу по рукам и ногам связанная, лишь изредка думаю, вот было бы здорово обнять кого-нибудь по-настоящему.
Отец возвращается с работы, мы собираемся ужинать.
- Что-то папа у себя закрылся, - шутливо говорит мама.
- Я не закрылся, - ворчит он.
- Нет, закрылся, мы же видим, -  передразниваю я, проходя мимо его комнаты.
Он нараспашку открывает дверь с грохотом.
Я вздыхаю и делаю вид, что меня это не касается. Я успокоилась. Мои вещи растворились по квартире, будто никакого переезда и не было. Кое-что уже и найти не получится. Мы разделили пространство, время и обязанности. Единственное, меня беспокоит коробка, из которой папа кассеты вытащил. Она по-прежнему стоит на полке, теперь пустая, нелепая. Место он нашел, но где ему взять жизнь новую? Могу ли я убежать от этого?