Повесть Зара Булата

                (Моей однокласснице Заре)               

                Среди неприступных лесистых гор лежало небольшое селение Селад. Оно мало чем отличалось от других соседних горных селений, что были разбросаны по склонам близ быстрых горных рек. Так же как и весь этот горный край, Селад держалось на достойных именах и сильных плечах своих сыновей и славных именах девушек.
   В этом горном селении жил почитаемый всеми односельчанами и далеко известный во всем горном краю старик по имени Булат. Недаром отцом Булата было выбрано это мужественное имя для своего сына. Булат уже в юности был характером крепок как булат, и в частых боевых стычках с многочисленными войсками чужеземцев он показывал себя одним из могучих воинов. Будучи молодым по годам Булат уже был избираем старейшинами во время военных действий руководить войском горцев баьччой 1, так как умом и смекалкой он превосходил остальных воинов.
   Нелегкая судьба выпала на долю Булата, трудную жизнь прожил старик. Но самым тягостным в жизни для него оказалось то, что из детей у него была одна лишь единственная дочь по имени Зара. Булат всегда мечтал о мальчике, но как говорят мудрые старики, и падчах2 имеет не все, о чем бы мечтал. Всегда жаждавший иметь наследника горец тайком обучал еще маленькую дочь Зару некоторым воинским наукам и премудростям. И маленькая Зара оказалась на редкость сметливой и талантливой ученицей, должно быть ей передалась от отца по крови тяга к воинскому искусству. На удивление метко стреляла девочка из кремневого ружья. Стрелять из тугого лука отца она научилась своим особым способом, так как руки ее все же были слабее, чем у взрослого воина. Зара садилась и обеими ногами натягивала лук и таким образом пускала стрелу точно в цель. Кинжал в руках у девушки был страшным оружием, она не только владела им искусно, но и метала метко в цель. А знаменитой отцовской саблей дамасской стали, которую горцы называли «ревущей обезьяной», Зара владела так, что ей мог позавидовать даже самый опытный воин. Словно опасная змея извивалась сабля в руках девушки. В душе Булат надеялся на то, что о его тайном обучении дочери в селении никто не догадывается. Но, живя в одном селении, разве можно скрыть такое от людских глаз. Конечно же, из-за уважения и всеобщей любви к Булату односельчане и стар, и млад умело скрывали то, что им было известно.
   Зара выросла и была достойной дочерью своего благородного отца. Девушка была известна среди односельчан своим скромным нравом и тонким складом ума. Но что особенно нравилось в девушке и старикам, и молодым - это была несравненная красота юной Зары. Подобно утренней заре, была она чиста душой и приветлива со всеми. Великолепием своей кроткой улыбки покоряла она сердца односельчан. Но нередко эта самая красота родит среди людей некоторые споры и зависть. Немало было очарованных взглядов и любовных признаний со стороны молодых людей в адрес девушки подобной алому маку среди зелени травы и цветов.
   Мимо селения проносилась быстрая говорливая и светлая горная река. Она устремлялась вниз, словно боялась куда-то опоздать. Селение, что приютилось на склоне и река, протекавшая в низине, были окутаны цветущим могучим лесом, зеленью трав и яркими коврами цветов. Дыхание свисавших вдали над лесистыми горами ледниковых вершин источало свежесть и прохладу.   
   Ближе к вечеру веселые красавицы селенья с узорными медными кувшинами спускались за водой к светлой реке. Достойные юноши селения тоже приходили сюда в надежде увидеть свою избранницу или же выбрать себе девушку по сердцу. Много было красавиц в этом селении, подобных ярким цветам на горном склоне. У каждой из них был тот самый единственный юноша, при виде которого у девушки звонче звучал и голос, и глаза начинали излучать особый свет, свет любви.
------------------------
  Баьчча 1 - предводитель войска. Падчах 2 - падишах, царь.
-------------------------
   Одна Зара, словно одинокий цветок радовалась лишь великолепию этого горного края, людям, своей юности. Возможно это оттого, что ее юное сердце еще не выбрало возлюбленного. Немало было парней пытающихся поймать хотя бы ее взгляд, ее смех или же тайком сверливших своими глазами ее великолепную стать. Только сердце юной красавицы еще не проснулось, не потянулось к любви. Каждый вечер кто-нибудь из юношей, кому удалось обратить ее внимание на себя, делал попытку разбудить ее сердечко, обратить ее мысли в свою сторону.
   Сегодняшний вечер, кажется, был удачным для Кудуза из близлежащего хутора, у которого было в собственности так много овец, что пчелы в улье. Нужно заметить, что за день до этого подружки Зары получили кое-какие подарки, чтобы они дали молодцу возможность пообщаться с ней. С позволения самой же Зары, такая возможность Кудузу была предоставлена подружками. Конечно, помимо подарков веселые подружки рассчитывали получить еще и удовольствие от душевного разговора простачка Кудуза с предметом его воздыхания. И они не ошиблись в своих ожиданиях.
   С массивным орлиным носом и не меньшей крутости характером, чернявый Кудуз намерен был говорить коротко, но победно. Весь его разговор проходил яркой линией через отару овец в тысячу голов, принадлежащих его отцу. Овец то могло быть значительно меньше, но разговор был на всю тысячу.
   - Зара, я имею возможность бросить к твоим ногам в этот божественный вечер тысячу голов овец, если не считать остального хозяйства, - старался Кудуз произвести впечатление на девушку, блестя глазами из-под смолянистых черных бровей.
   - А я слышала, что на пастбищах вашего хутора можно выпасти лишь голов сто овец, - вдруг вставила небольшого росточка девушка Сацита, известная своим острым язычком.
   - Что? Как ты сказала? - заставил Кудуз свои резвые глаза найти девушку, которая так некстати вмешалась в его разговор.
Сацита же соловьиной трелью прозвенела смешком и тут же спряталась за спинами подружек.
   - И мы... и мы об этом слышали! - поспешили подруги на помощь Саците.
Но Кудуз был не из робкого десятка, он быстро нашелся, что сказать:
   - Это люди чешут свои завистливые языки. Не могут вынести того, что мы живем богаче их, - положил он свою огромную ладонь на сердце, показывая этим самым, что он говорит истинную правду, и попытался на этом закончить неприятный для него разговор об овцах.
Возможно, подружки и пожелали бы прекратить подтрунивание над пожелавшим стать женихом, но Зара тоже не хотела упустить случая, повеселиться:
   - Ну, допустим, что эту тысячу овец ты отдашь мне, показывая, что ты не страдаешь пороком жадности. А что же у тебя самого остается? - блеснув лукавством красивых светлых глаз, вдруг спросила Зара.
Кудузу показалось, что его отношения с девушкой налаживаются, но расстаться совсем с овцами не входило в его видение ближайшего будущего.
   - А какая разница, кому будут принадлежать овцы из нас двоих? Когда ты хозяйкой будешь хлопотать в нашем дворе, и овцы будут кружить вокруг тебя, - буркнул Кудуз, не понимая, куда клонит девушка.
Девушки подружки давно уже поняли, что Зара подшучивает над юношей, они с лукавой веселостью улыбались, не в силах удержаться.
   - Интересно, как это я буду кружить в твоем дворе с тысячью овцами, разве они не предназначены моему достойному отцу в качестве выкупа за меня? Неужели мой бедный отец, который кормил меня, одевал, обувал все эти годы, не заслуживает такого пустяка, как тысяча овец?  - притворилась удивленной Зара.
Кудуз немного растерялся и застыл на месте, ему почудилось, что с веселым смехом девушек исчезает из его двора и хвост последней овцы всей его отары. Было понятно, что из этого
сватовства ничего путного не выйдет, если даже тысяча овец была бы уже загнана во двор достойного отца Зары Булата.
   Если не задерживать внимание на подобных этому и некоторых других, не состоявшихся сватовствах, то было еще одно намечаемое сватовство. Это сватовство, кажется, сулило Заре целый табун лошадей! Было это так. Как-то вечером у реки до ушей девушки подружки донесли, что Висит сын Бийболта пошел с дружками за Терек отбить там табун у станичников.
   - Этот табун он решил пригнать для тебя, - шептали подружки на ухо Заре.
   - Когда юноша вернется с табуном, то он непременно пришлет старейшин к твоему отцу, чтобы просить руки шутили подружки.
   Отец Висита скончался несколько лет тому назад, его одолели раны, полученные в последней войне. Бийболат с отцом Зары были очень близкими друзьями, словно родные братья. Висит и сейчас почитал Булата, как своего родного отца. Еще при жизни Бийболта случилось так, что между Виситом и Зарой вспыхнула искорка, хотя назвать это любовью они оба так и не решились. Но, при всем желании, такое скрыть от подружек было невозможно. Если бы юное сердце Зары и попыталось забыть это, то ее пылкие подружки не дали бы забыться такому. В таких случаях, у женщин особое душевное восприятие сердечных дел. Наверное, мужчинам по своей природе никогда не понять этих душевных предчувствий. Услышав, что Висит пошел в набег за табуном лошадей, особому складу девичьего ума нужно было подвести это под какое-нибудь основание. Ведь для такого геройского поступка, связанного с трудностями и риском для жизни должна быть причина. По мышлению тонкого женского ума такой причиной была его тайная любовь к Заре. Женский ум юных подружек Зары и предположить не мог о какой-нибудь другой пустяковой причине для совершения такого дерзкого мужественного поступка. Девушки не хотели верить тому, что Виситу после смерти родного отца Булат хоть и стал еще ближе и роднее, что он и к Заре относится лишь как к сестрице родной. Хотя отношение Висита к Заре было именно таким. Но, неисповедимы пути Господни. Не по крови ж они были братом и сестрой. Вначале Зара воспринимала как обычную шутку разговоры девушек, но вскоре она заметила, что ее действительно что-то стало беспокоить, какая-то непонятная тоска и тревога. Кто знает, это могло быть и обычным беспокойством за Висита, как за брата, ушедшего на опасное дело.
   Прошло более двух недель с тех пор как девушки на берегу реки затеяли шутить с Зарой, как однажды посреди ночи Зару разбудил какой-то шум во дворе. Когда она, наскоро одевшись, уже выходила, отец крикнул ей:
   - Дочь! Ты слышишь меня, проснись скорее. Быстро оденься и выходи!
   - Что случилось, дада 1! Что я должна сделать? - вышла Зара навстречу отцу.
Но ответом на вопросы девушки было то, что она увидела у себя во дворе. Весь их широкий двор заполонили лошади, по вспотевшим бокам животных видно было, что они прошли дальний путь. «Висит поехал за табуном для своей Зары», - вспомнила девушка шутливые шепоты подружек и от этой мысли она улыбнулась. Хоть и светила яркая луна, на улице все же была ночь, и ее улыбка осталась никем не замеченной.
   - Дай им пока сена, немного погодя, когда они чуть поостынут, дай им еще и воды, - сказал Булат, ничуть не сомневаясь, что дочь с этим справится. Уж, очень хорошо отец знал свою дочь. Несмотря на свою усталость, и Висит вызвался помогать девушке.
   - Виса, откуда эти лошади взялись посреди ночи, спросила Зара Висита, тихо, чтоб отец не слышал, назвав молодого человека так, как она называла его с детства.
   - Лошади к нам попали по воле Всевышнего Делы 2... Они из казачьих степей, - понизив голос, ответил Висит.
   - Виса, ты ж не один ходил за Терек, а, где твои друзья, с ними все в порядке? – встревожилась Зара.
   - Все хорошо, я их отослал домой, как только мы доставили табун. Пусть отдохнут, - успокоил Висит девушку.
---------------------------
      Дада1 - отец, папа.     Дела 2 - Бог.
------------------------------------
  - Виса, а ты для меня пригнал лошадей? - улыбаясь, испытывала девушка молодого человека.
   - Нет! - коротко отрезал Висит.
   - Если ты их пригнал не для меня, тогда почему ты загнал их в наш двор? - не сдавалась девушка. 
 - Пригнал не в ваш двор... А во двор Булата, которого я почитаю за родного отца, -недовольные нотки  прозвучали в голосе молодого человека.
   - Виса, я же шучу с тобой! С детства ты был таким, шуток не понимаешь! - в свою очередь притворилась обиженной Зара.
   Булат в это время выходил прикрыть ворота, послушать все ли спокойно вокруг. Селение лежало меж двух могучих склонов, в окружении могучего леса. Здесь всякий шум эхом разносился вокруг. Вокруг все было тихо и спокойно. Лишь редкий лай собак выдавал селение, утопающее в густых фруктовых деревьях.
   - Зара, не вздумай обижаться на меня, видимо я с дальней дороги подустал малость и не в состоянии воспринимать шутки, - все так же тихо, но значительно нежнее произнес Висит, чего девушка и добивалась от молодого человека.
   - А девушки у реки говорили, что ты ездил за Терек, чтоб пригнать для меня табун. Виса, разве я не стою табуна лошадей, - лукавила Зара снова, не давая покоя молодому человеку.
Висит улыбнулся, взглянув на девушку, затем посерьезнев произнес:
   - Ты то, сестренка, стоишь и десяти табунов, но этих лошадей я пригнал не для нас. Я их добыл для матерей, которые растят сирот. Многих наших горцев поглотила война, что пришла к нам через земли станичников, дети остались сиротами. Но я не забыл и про свою сестренку, - улыбнулся снова Висит. - Видишь вот этого красавца-коня? Его я пригнал именно для тебя, - попытался задобрить девушку Висит, подведя ее к белевшему при луне крутому боку коня.
   - Спасибо, Виса, мне то и конь не нужен, лишь бы ты живым и здоровым вернулся домой, - на этот раз девушка была серьезна.
   Оттого, что отцы их были близки, как родственники, Висит с Зарой тоже с детства росли словно брат с сестрой. И теперь в их жизни наступил трудный период, период выбора...
Когда они вдвоем управились с лошадьми и скотиной, Зара пошла под невысокий навес, где стояла массивная чеченская печка, чтобы собрать на стол поесть для Висита. Висит же отправился, к журчавшему за домом ручейку, чтобы сполоснуться.
   К тому времени, когда Висит вернулся под навес к низенькому круглому столу, Зара положила на стол испеченный вечером еще теплый ароматный чурек, творог в сметане, брынзу, тут же подоспело и мясо поджаренное на угольях в открытой чеченкой печи.
   - Я тут думала, - сказала Зара задумчивым голосом, Виситу, вытиравшему полотенцем мокрое лицо, - ведь у людей, которых ты оставил без табуна лошадей тоже есть дети, должно быть и у них есть сироты. Ты об этом не задумывался, Виса?
Висит вдруг перестал вытирать лицо, которое на фоне керосиновой лампы, зажженной Зарой под навесом, вдруг посерьезнело. Его усталые сероватые глаза источали лишь неясную боль и печаль. Видно было, что молодой человек не раз задавал сам себе этот вопрос.
   - Казаки и калмыки нередко идут на наши земли войной впереди царских войск. Они виновны в том, что и наши, и их дети становятся сиротами. Мы не просто забираем у них лошадей и скот, мы с боем отбиваем их у них. Не мы выбрали их для себя недругами, но они по своей совести стали нашими врагами. Казаки селятся на наших землях, где всегда остается лишь пепел от наших селений. Когда их беглые отцы и деды, по сути дела рабы в собственном государстве, бежали от своих господ и поселились на берегах Терека, мы стали им добрыми соседями. Хотя и эти земли были нашими пастбищными наделами. Однако когда царь снова их приласкал и простил великодушно, они тут же поспешили признать своего бывшего хозяина. Раба в себе они, видимо, так и не смогли одолеть. За наши сожженные селения, за их зверства Дела накажет, если не их, то их потомков непременно. Не должен, будь то человек или целый народ, обрести для себя счастье на этой Божьей земле, зверствуя, проливая реки крови, ни в чем неповинных людей, делая несчастными других.
   - Ты кого тут ругаешь, кант 1? - увлекшись разговорами Зара с Виситом не заметили, как подошел старик Булат.
   - Мы тут, ваша 2,  размышляли о человечности, о добре и зле, - Висит встал с низенького стула и выпрямил спину в знак уважения к старику.   
Старик, сделавший свои выводы из отрывка речи молодых людей, услышанного им, присел
на стул возле стола, пригласив сесть и молодого человека.
   - Казаки мужественный народ, этого у них не отнимешь. Между горцами и казаками было и некоторое кровосмешение в былые времена. Видимо нынче жадность ослепила их старейшин. Не терпится им захватить наши плодородные земли с помощью русских штыков. Налей-ка, дочка, и мне калмыцкого чаю, - заключил старик.
   - Ваша, мне понадобится помощь старейшин селения в распределении лошадей и скота нашим бедным семьям и сиротам. Я бы хотел, чтобы ты посоветовался со старейшинами, окажи мне помощь, - попросил Висит старика, когда они уже притронулись к еде.
   - Завтра с утра я попрошу собраться стариков и посоветуюсь с ними, как нам поступить с твоими лошадьми и скотиной, - видно было, что старик чем-то озабочен. Немного попив чаю, старик добавил. - Висит, ты со своими верными друзьями много помог бедным людям и сиротам нашего селения. Последние стычки с царскими войсками принесли много бед нашему народу. Люди сильно пострадали. Много сирот осталось. Наши люди, конечно, в беде всегда помогают друг другу, на этом стоит наш народ. Кант, пока живой, я тебе заменяю отца, поэтому хочу дать совет тебе и твоим друзьям. За проступки и ошибки отцов не должны страдать малые дети, женщины. Этой истины должны придерживаться всякий народ, если он не сброд какой, а настоящий народ. Мне бы не хотелось, чтобы вы забирали кусок у чужих бедняков ради наших сирот. Я должен, кант, сказать тебе... Хватит тебе искать приключений и опасностей. Надо тебе завести семью и остепениться....
Висит, засмущавшись, попытался встать из-за стола, но старик властным движением руки указал ему на место за столом. Но сам встал и потихоньку направился в сторону дома.
   Висит не оставил для себя ни одной скотины или лошади. Но Зара так и не смогла расстаться с конем назначенным ей Виситом. Горделивая осанка серого коня при виде девушки менялась. Он, словно влюбленный с первого взгляда юноша, глядел на Зару с какой-то нежностью. Когда на следующее утро коня хотели увести, он, словно прирос к девушке, ни за что не хотел расставаться с ней. Словно ребенок ходил конь за девушкой. И старики, улыбнувшись, решили оставить коня Заре. С легкой руки стариков получил конь и имя Сирдин, что означало Серый конь.
   Во дворе Зары Сирдина никогда не привязывали. Сам он уходил на окраину селения пастись, сам приходил и обратно домой. Зара тоже сильно привязалась к коню и очень хорошо ухаживала за ним, чему тот был безмерно рад. Девушкам-горянкам не положено на людях разъезжать верхом на коне, поэтому Зара дожидалась темноты и, переодевшись во все мужское, садилась верхом на своего Сирдина. И тогда Сирдин несся как сказочный волшебный конь, словно у него вырастали крылья. Они поднимались с горы на гору и летели быстрее ветра. В эти минуты и сама Зара была самой счастливой девушкой на всем белом свете. В селении, конечно же, ходили разные слухи то ли про ночного всадника, то ли всадницу, но мало кто своими глазами все это видел.
   Так пролетело счастливое лето для юной красавицы Зары. Сдувая желтую листву с деревьев, вступила в свои права и осень. Первые прохладные дни спорили с солнцем, примирившимся с осенью. Сирдину все одно нравилось скакать со своей любимицей средь прозрачных ветвей деревьев, поднимая за собой облако желтых листьев. То на гору взлетал быстрый конь, то летел с горы словно облачко, подхваченное игривым ветром. С луною круглой, казалось, играл конь и к звездам устремлялся ввысь. Зара нашла надежного друга-коня и радовалась этому счастью, но не отпускала ее все ж грусть-печаль девичья. Подруги
----------------------------
    Кант 1 - парень, мальчик, сын.    Ваша 2 - брат, дядя.
-------------------------------------------
ее одна за другой уже нашли свою судьбу, веселый шум свадеб не умолкал в селении. Заре же доставалась лишь радость за счастливых подруг и сочувственное щебетанье сверстниц.
   Висит больше не ходил в набег за Терек. Он довольно успешно занимался своим личным хозяйством. Скотина в его чистом дворе была всегда ухоженной, да участок земли его давал достаточно урожая. Каждый день Висит заглядывал к Заре, но вел себя и разговаривал с ней непременно как с родной сестрой. В то же время молодой человек не встречался ни с одной
другой девушкой. А для Зары Висит был, кажется, необходим словно воздух. Когда есть воздух, мы не замечаем этого, но и нескольких минут не можем прожить без него. Часто Зара спрашивала Висита:
   - Виса, почему ты не выберешь себе девушку по душе? Время-то уходит, жениться ты не собираешься?
Но в ответ Висит всегда отшучивался:
   - Я еще не нашел девушку, которая смогла бы сравниться с моей сестрой.
«А вдруг, на самом деле, Висит выберет себе девушку и женится. Что же мне тогда делать?» - тут же терзалась девушка тревожной мыслью.
   Первые холодные дни пришли в селение, первым снегом завалило, укутало и побелило Черные горы. То ли от внезапного холода, то ли старые раны давали о себе знать - старик Булат вдруг слег от неведомой болезни. Несколько недель Булат болел.  Однажды вечером дочка управилась по хозяйству, зашла в дом и, заставив отца поесть немного, возилась с посудой. Отец чуть дрогнувшим голосом велел ей присесть рядом и сказал:
   - Зара, дочь моя, тебе потребуется мужество, трудные дни настают для тебя. Не встать мне больше с постели. На этот раз болезнь оказалась сильнее твоего отца. Мне нужно уходить, оставив тебя одну в этом жестоком мире. Я словно предвидел, что когда-нибудь придется тебе остаться одной в этом мире, научил тебя постоять за себя, если это потребуется. Но я допустил непростительную ошибку в этой жизни. Лишь теперь, прикованный к постели, я понял... Это моя вина... Прости своего отца...
  - Что ты говоришь, дада! Ради Всевышнего Делы, не пугай меня! - слезами залилась девушка.
Зара сидела у краешка невысокого паднара1, на котором беспомощно лежал старик и держала в своих руках руку отца. Ей казалось, что все это происходит во сне, и она никак не может проснуться. Показалось, что во дворе в конюшне тревожно заржал Сирдин. Булат погладил дочь по голове, пытаясь ее успокоить, и поспешил закончить свое завещание.
   - Зара, дочь моя, надо было мне подумать о тебе, пока я был здоров. Кто о тебе позаботится, когда меня не станет... - вдруг болезнь скрутила старика. Долго он лежал, не в силах говорить. Когда силы вернулись к нему, он поспешил закончить. - Ты должна создать семью... с Виситом. Нет молодого человека достойней его... Как я оплошал! Какую же непростительную ошибку я допустил! Зара, ты слышишь меня? Скорее... беги... Скажи Виситу, что я хочу его видеть, сей же час. Зови Висита!
   - Дада! Дада! - вскочила Зара и не знала, что делать дальше.
   - Дочь моя, послушай меня! Не теряй времени... Скорее зови Висита! - из последних сил воскликнул старик Булат.
   - Я сейчас... Я быстро... - выскочила девушка, и снова заскочила в дом, не понимая, что она делает.
Старик не в силах говорить, рукой показал девушке, чтобы она торопилась. Зара выскочила на улицу, и ее тут же поглотила темная, холодная ночь.
   Ветер закрутил снежную пыль во дворе Булата и завыл, словно матерый волк, смертельно раненный в неравном бою. Сирдин рвался из конюшни и тревожно ржал.
   В косматой папахе и в одной черкеске чернее сегодняшней ночи, появился у двери дома Булата Висит, за ним бежала растерянная Зара, лишь ветер трепал ее черный платок, словно пытался задержать ее хоть на миг.
   - Ваша! Ваша! - стараясь не выдать своего волнения крикнул Висит, приближаясь к тому,
--------------------------
   Паднар 1- просторная деревянная кровать, лежанка у горцев.
---------------------------------------------------
кого он почитал за отца.
   - Дада!.. - словно, онемев, застыла за спиной Висита Зара.
Сложив свои могучие руки, как и подобает богатырю, возлежал на лежанке старик Булат. Казалось, что он заснул на миг, пока его дочь не вернется с любимцем его Виситом. Лишь приглядевшись, с трудом можно было заметить, что старик не дышит. Словно осиротевшие
малые дети, растерянно опустив головы, стояли рядом Висит с Зарой.
   По широкому двору Булата метался, Сирдин, вырвавшийся в это время из конюшни. Казалось, он хочет остановить свирепеющий ветер, словно тот один был виною этого несчастья. Но коню это никак не удавалось. И Сирдин словно понял это, остановился посреди двора и опустил свою гордую голову.
   И на могиле старика-богатыря Булата они часто стояли втроем. Висит с Зарой вскинув руки в молитве и конь, опустив голову и чуть шевеля губами, словно повторял про себя слова молитвы.
   Зима выдалась в этом году морозной и снежной. И весна, словно ее не хотела отпустить зима, была прохладной и на редкость дождливой. Зара жила одна в своем печальном доме. Ночевать с ней присылали родственники и соседи своих детей-подростков. Днем же Висит приходил к ней каждый день.
   Печальней первой и не менее холодной наступила следующая зима и уже подступала все ближе к весне. Со дня смерти старика Булата прошел год с лишним. Висит, как и раньше каждый день приходил проведывать Зару. Однажды ближе к вечеру, уже не первый раз, Висит, неожиданно вспомнив, спросил девушку:
   - Зара, мне все не дает покоя мысль. Кажется, что ваша, в тот последний день... хотел поведать мне что-то важное. Я очень виноват, что в тот вечер не оказался рядом с ним. Я обязан был… моя вина. Может, ты знаешь что-нибудь? О чем же он хотел мне сказать?
Из глаз девушки скупо, блеснув, словно звездочки покатились слезы. Как могла девушка-горянка сказать молодому человеку, которого она, теперь-то ей было ясно, вне всяких сомнений, любила больше самой жизни, о последних словах отца, о его завещании. Не могла горянка позволить себе сказать юноше, что отец завещал Заре выйти замуж за него, за Висита. Она скорее согласилась бы умереть…  Промолчала Зара в ответ и в этот раз. А Висит понял, что девушке неудобно говорить, хотя и чувствовал важность тех слов. С этих пор уже больше молодой человек не задавал такого вопроса девушке.
   Наконец вступила в свои права весна и расцвела, пытаясь хоть запоздало, но душевно порадовать людей. Но страшная весть, дошедшая к тому времени до гор, омрачила и эту божественную радость.
Царские войска уже в который раз вторгались в пределы земель свободных горцев, и кидало в жестокую мясорубку войны бесчисленное множество своих рабов-солдат. Царские приспешники давно превратили свой собственный народ в бесправного раба. Крестьянина могли продать как собаку, нередко и обменять несколько крестьян на одну породистую собаку. Солдаты, с детства познавшие свое рабское положение и место в жизни, и в мыслях не допускали непослушание офицерам, хотя они и не могли не видеть бесчеловечность и несправедливость этих войн.  Свободолюбивые горцы, не признающие неравенство человека перед человеком, во всех газетных строках, в своих указах и официальных заявлениях царскими холуями с брезгливой пренебрежительностью назывались недочеловеками и дикарями. Люди с плебейским мышлением, по сути дела рабы до мозга костей, называли истинно свободных людей дикарями и, всю свою огромную рабскую военную машину направляли на уничтожение целых селений, всего населения вплоть до грудных младенцев. Но ложь царских злодеев была чудовищно огромной, и во всем мире верили их заверениям, будто они несут только культуру диким народам. Словно чуждую культуру можно внедрить, не уничтожив предварительно, уже имеющуюся культуру. В этом жестоком мире важно лишь обвинить, создать образ врага, а затем явить себя спасителем мира, жесточайшим образом уничтожая, уже очерненного человека. А погибал не только свободный народ, но и гибли единственные зачатки истинной свободы во всем мире, у которого этот так называемый цивилизованный мир мог бы, будь он хоть чуточку прозорливей в своей цивилизованности, перенять образ воистину реального демократизма. 
   Равнинные сородичи горцев просили горных соплеменников о помощи в войне против орд захватчиков, в десятки раз превосходящих их по количеству и вооружению. Уже были разрушены и сожжены дотла многие равнинные селения. Злобные орды захватчиков двигались к селениям, находящимся у подножья Черных гор.
   В горном селении немедля начали собираться  удальцы на помощь равнинным братьям. И было бы удивительным, если бы одним из первых среди тех достойных молодцов, не оказался Висит. Перед отправлением на войну Висит заехал к Заре, но храбрый воин в эти минуты с трудом находил слова утешения для девушки.
   - Как и ваша я вынужден оставить тебя одну, Зара, моя милая сестра! - говорил он виновато.
Но девушка не проронила ни слезинки, она была горда за своего Висита.
   - Да будет удачным твой нелегкий путь! Пусть Всевышний Дела хранит тебя и твоих собратьев! Пусть в бою рука твоя будет быстрой, а поступь твердой! - напутствовала девушка храбреца.
   Наутро Зара со всеми односельчанами проводила воинов всадников, отряд которых был сколочен из добровольцев на скорую руку. Горцы очень спешили, и прощание с родными и сельчанами было недолгим.
   А Зара до самого вечера усердно хлопотала по хозяйству. Вечером, лишь сумерки спустились на землю, прошлась она по соседям и попросила их присмотреть за домом и за живностью в их дворе. Лишь о том, сколько времени им придется смотреть за домом и сколько времени ее не будет, девушка не сказала ни слова. А соседям, если они хорошие соседи, о таких вещах спрашивать и неудобно.
   После полуночи, когда погруженное в сон селение затихло, Зара оседлала своего Сирдина. В одну из своих лучших юношеских черкесок нарядилась девушка, приготовила оружие так, как ее с детства учил ее достойный отец. Запасы пороха были надежно защищены от сырости, вычищенное до блеска необычно длинное кремневое ружье спрятано в чехол. Огромный отцовский лук (к тому времени незаслуженно забытый воинами, предпочитавшими в бою лишь грозные кремневые ружья) и два колчана с короткими и длинными стрелами, несколько круглых глиняных кувшинчиков с горючей смесью прилажены к седлу коня.  Проверен и надежно спрятан во внутренний карман и кремень-зажигалка. Была готова и, невиданной величины по тем временам, подзорная труба в специальном футляре. Шашка дамасской стали была наточена долгими ночами так, что подброшенный носовой платок, опускаясь на острие лезвия, легко разрезался на две половинки. Знаменитый кинжал мастеров из Дарго на наборном ремне завершал все приготовления. Привычным движением села она в седло и дала волю своему нетерпеливому другу, учуявшему дальнюю дорогу. Словно тень в ночной тишине выехала юная Зара из селения, и еле уловимый цокот копыт Сирдина удалялся с поразительной быстротой в неведомую даль.
   Лесистые горные вершины угловатыми ступеньками устремились вниз к равнине. Среди свежей зелени, листвы, множества цветущих плодоносных деревьев, во власти пьянящей чистоты горного воздуха, спускалась Зара на своем Сирдине, преодолевая один горный хребет за другим. С видневшихся вдали снежных гор с воем устремилась горная река, извиваясь змеей, по ущельям, словно бурливые волны ее тоже стремились достичь царских злодеев и тут же сразиться с ними не на жизнь, а насмерть. Вдоль этой горной реки по старой дороге ехала Зара на своем коне. Девушка опытным глазом замечала следы лошадиных копыт, уехавших вперед всадников Висита. Не раз отец на охоте учил ее слушать, изучать лес, различать следы разных зверей.
   Сирдин редко переходя на быстрый шаг, скакал, а Зара доверилась коню и была погружена в свои думы. Скоро девушка по свежести следов от копыт стала замечать, что ее конь ближе к утру стал нагонять ушедших вперед всадников. Предчувствие не подвело девушку. Скоро она почувствовала запах дыма. Должно быть, отряд горцев на ночь устроился на отдых, и благодаря этому Заре удалось нагнать их. Но девушка вовсе не стремилась встретиться с односельчанами, поэтому она с этих пор придерживала коня. Сирдин понял намерение девушки и пошел крадучись, как он это искусно умел делать. Теперь и на близком расстоянии не было слышно цокота копыт коня. По запаху дыма от костра определив расстояние до отряда, Зара остановила Сирдина, расседлала и отпустила его пастись. Девушка и сама перекусила, затем, положив седло под голову и накрывшись буркой, прилегла, чтобы немного отдохнуть.
   Первые лучи солнца касались верхушек деревьев, когда Сирдин легким прикосновением разбудил Зару. Девушка присела, дотянувшись рукой, благодарно погладила коня и прислушалась. Острый слух девушки уловил недалеко внизу в ущелье еле слышимый шум удаляющихся копыт вперемешку с шумом бурливой волны. Девушка, не мешкая, оседлала своего нетерпеливого друга-коня и направилась следом за удаляющимся отрядом, соблюдая, однако приличное расстояние. Оттеняя упорное свечение Утренней звезды 1, солнце быстро осветило землю. Из-за шума бурливой волны, бегущей раздвигая перед собой густые леса, трудно было различить топот копыт отряда всадников. Но они не скрывались, ни от кого, враг был еще далеко, поэтому всадники громко переговаривались и ехали довольно шумно. До выхода из ущелья оставалось, по-видимому, не так уж и далеко. Это можно было определить и по более или менее притихшей волне реки, немного убавившей свой пыл. Сирдин вдруг начал неизвестно по какой причине резвиться и радоваться чему-то. Но скоро Зара заулыбалась, поглаживая коня по выгнутой шее. Она поняла, что выросший на равнине за Тереком конь, учуял родную стихию.
   Было уже ближе к полудню, когда вдруг, словно в раскрытые ворота вышли горцы и, незаметно пробирающаяся за ними Зара, из ущелья на равнину. Река, стесненная в горах скалистыми берегами, на равнине разлилась и потекла широко, и невозможно ее было узнать прежнюю бурливую и норовистую.  Распирая невысокие берега, по обе стороны реки тянулись неширокие долины. Извилистая дорога все еще шла вдоль невысокого берега реки, но среди могучего равнинного леса.
    Несколько ниже на берегу этой довольно большой горной реки должно было находиться равнинное селение. К этому селению и направлялся отряд в триста всадников, впереди которого ехал Висит. Дорога была не очень широкой, так что на ней могли поместиться лишь по два всадника рядом, поэтому отряд довольно растянулся. Всадники рассчитывали в этом ближайшем селении отдохнуть и выяснить обстановку. Селение лежало довольно далеко от Терека и от главной вражеской крепости, в которой царские войска находили убежище от внезапного нападения горцев. У некоторых горцев в этом селении жили дальние и близкие родственники. Рядом с Виситом ехал черноокий, юноша по имени Ваха. У Вахи была девушка в этом селении, на которой он собирался жениться. Девушка была светловолосой и светлоглазой с красивым именем Зезаг. Стройный высокий юноша был на два года моложе Висита, несмотря на это между ними были дружеские отношения. Ваха не раз ходил с Виситом за Терек и, несмотря на свое тонкое по-девичьи красивое лицо, юноша не раз показывал чудеса храбрости в многочисленных схватках с казаками. И вороной конь Вахи хорошо знал дорогу в калмыцкие степи.
   Всадники ехали без всякой опаски и маскировки, шутили и весело смеялись, зная, что враг еще далеко. Да и зачем им скрываться от кого бы то ни было, ведь они ехали по земле, где тысячелетиями жили их предки. По всей видимости, до селения было совсем близко. Вдруг едущий впереди Висит поднял руку заподозрив впереди какую-то опасность. Всадники разом напряглись и были готовы к любому обороту событий. Они вмиг рассредоточились, в том числе и по густому лесу. В селениях, разбросанных по этим лесам, жили храбрые воины, и никакой опасности тут быть не могло, но воины горцы привыкли быть готовыми к схватке в любую секунду.
--------------------------
     Утренняя звезда 1 – Венера.
-----------------------------------
Висит опустил руку, заметив двоих всадников-разведчиков, скачущих навстречу. Это были Эрзу и Леча, очень смелые и резвые юноши семнадцати-восемнадцати лет. Они были словно
глаза и уши баьччи, юноши-разведчики всегда тенью следовали впереди отряда и знали все о противнике. А баьччой своего отряда горцы негласно выбрали Висита. Если бы впереди отряда Эрзу встретил даже семиглавого сармака 1, он не растерялся бы, юноша всегда докладывал обстановку баьччи с улыбкой на устах, показывая ряд ровных белоснежных зубов. Могучий юноша Леча, в отличие от напарника, всегда был угрюмым, напускал на себя важность, словно хотел показаться немного старше, чем он на самом деле есть. Юноши, подскакавшие на взмыленных конях, почему-то были чем-то сильно расстроены. Было непривычно видеть и Эрзу без своей знаменитой улыбки, его темные очи горели огнем гнева и возмущения.
   - Что с вами случилось, онемели что ли? Вы что встретили там впереди девятиглавого сармака? - потеряв терпение спросил юношей Висит.
Но несправедливо обвинял Висит парней. Эти парни не испугались бы, появись там впереди и сам девятиглавый сармак, о котором упомянул Висит. Они были столь отчаянны и храбры, что могли бы срубить кривой рог на лбу страшного сармака и принести Виситу, если бы это потребовалось от них. Но юношей на этот раз было не узнать, словно их подменили.
   - Женщины... дети… там..., - осекся на полуслове Эрзу.
   - Селение, что впереди нас, враг разрушил полностью. Нам навстречу идут женщины-беженки с детьми, чудом спасшиеся от злодеев. Они направляются в горы, чтобы спастись, - коротко и мрачно объяснил Леча Виситу,
   - Где они? Покажите, - резко тронул своего коня Висит.
   - Недалеко! - крикнул Эрзу и ринулся на своем вороном впереди Висита.
Леча тоже нервным движением ног тронул своего коня вдогонку напарнику. Скоро всадники увидели удручающую картину. По заросшей старой лесной дороге шла толпа женщин и детей более трехсот человек. По всей видимости, многие из них были ранены. Заметив всадников горцев, женщины несколько успокоились и решили отдохнуть под прикрытием воинов. Они разбрелись меж деревьев и устроились в густой траве. Должно быть, они сильно устали, убегая от гибельного места неравного сражения. Старушка Сану с перевязанной рукой и девочка-подросток, помогавшая старой женщине идти, тоже присели недалеко в траве под деревом. Висит, ехавший впереди отряда, соскочил с коня на землю, не дожидаясь пока тот остановится, и быстро подошел к женщинам. Вокруг слышен был плач голодных, перепуганных детей, женщины беззвучно плакали, утирая слезы концом платка.
Висит теперь и сам расстроенный не меньше чем Эрзу, бросил взгляд окрест и покачал головой. Он подошел к старушке Сану и опустился на одно колено.
   - Баба 2, сильно тебе поранило руку? Болит? Хорошо перевязана рана? - спросил Висит старушку.
   - Рука-то не сильно у меня болит, кант, душа болит видеть это незаслуженное горе людское. Что этим царским нелюдям от нас нужно? Неужели их родили матери? На рассвете окружили злодеи наше селение и начали палить по нам из пушек. Сколько хороших людей убили эти свиньи! Какой грех совершили! Дотла спалили они ни в чем не повинное селение... и детей малых и стариков..., - слезы градом покатились из ее глаз, должно быть она долгое время их сдерживала, чтобы не показывать слабость женщинам, которых она вела за собой. 
   - А где мужчины селения? Остался ли кто в живых, баба? - виновато опустил голову Висит.
   - Многие мужчины, женщины в том числе, и подростки дрались и пали в неравном бою... Нам неизвестно,  кто из них выжил, кто погиб... Но из этого ада вряд ли кто вышел живым..., - слезы давили горло старушке, ей было трудно говорить.
Давая старой женщине отдохнуть и перевести дыхание, Висит поднялся и посмотрел вниз
по дороге. Многочисленны, без конца и края были ряды беженцев. Всадники сошли с коней
--------------------------------
     Сармак 1 - змей, дракон, чудище.   Баба 2- старая женщина, бабушка.
---------------------------------------------------
и разбрелись в поисках своих знакомых,  родственников или же узнать, не нужна ли какая-нибудь их помощь.
  - Баба, мы не можем далее задерживаться... Сможете ли вы сами добраться до горных селений? - спросил Висит старушку.
Ничего, кант, мы-то понемногу, потихоньку доберемся, лишь бы из-под войны уйти. Но вас, сыночки, так мало против этих отродьев свиньи. Они заполонили всю равнину и у них много пушек и оружия. Не годится бросаться в бой очертя голову. Надо бы вам собрать силы по окрестным селениям, а потом спросить ответ с этих божьих врагов, - покачала головой старушка.
   - Баба, да поможет вам Дела в дороге! А нам нужно идти. Поглядим на что мы годимся, - простился Висит со старушкой.
В это самое время в глубине леса Висит услышал резкий истошный плач отчаянья. Он поспешил туда и скоро увидел своего друга Ваху. Тот был чем-то сильно расстроен.
   - Что там случилось? - спросил Висит у юноши.
Схватившись за голову, молодой воин направился вглубь леса, не в силах ответить Виситу.
   - Женщины, что тут случилось? - успел спросить Висит, когда круг женщин раздался.
Под толстым деревом дуба в густой траве лежала, раскинув руки, молодая девушка лет семнадцати. Она была перевязана сложенной материей наподобие простыни. На боку девушки материя была окрашена большим красным пятном. Зловещее пятно быстро расширялось, и из-под нее каплями до сих пор сочилась кровь. Теперь и Висит понял, что произошло - девушка не дышала.
   - В нее угодил осколок пушечного ядра... Она и сюда-то чудом дошла с такой раной, - произнесла одна из женщин через горькие слезы.
   - Есть кто-нибудь из ее родственников среди вас? - спросил Висит.
   - Я ее сноха... Седа... Она дочь нашего сельского кузнеца... - замолчала молодая женщина, ей не пристало произносить вслух имена родственников мужа.
Женщины, стоявшие рядом, добавили:
   - Девушку звали Зезаг, она дочь кузнеца Идала.
Седа отвела в сторону Висита и сообщила:
   - Было договорено, что этой осенью она выйдет замуж за Ваху.
То ли от расстройства, то ли от приглушенного голоса Седы Висит не сразу понял, о чем идет речь. Тогда Седа показала пальцем на Ваху, который стоял поодаль за деревьями и старался совладать собой.
   - Вон за того юношу... Его зовут Ваха, - добавила Седа.
Теперь только Висит понял, почему Ваха отошел в сторону. Чтобы хоть немного оставить того наедине с собой, Висит двинулся дальше. Везде среди женщин были раненные, но самое возмутительное - были таковые даже среди грудных детей!
Висит подошел к группе всадников и сообщил им:
   - Там невеста Вахи... Она скончалась от ран. Женщины не смогут ее донести до ближнего селения...
   - Позже можно похоронить на кладбище, а пока нужно выкопать ей могилу здесь, - предложил Цада, он был старше всех и к его словам прислушивались.
   - Хорошо, - согласился и Висит. Но мы, парни, должны поторопиться. Вы втроем, - попросил он ребят помоложе и Цаду, - останьтесь, предайте тело девушки земле и догоните нас.
Возвратившись, Висит подошел к юноше Вахе.
   - Ваха, Всевышний возлюбил Зезаг и забрал к себе в рай... Все мы лишь гости на этой земле. Да будет пухом Зезаг священная наша земля! - обнял Висит юношу.
   - Да будешь, и ты любим Всевышним, Спасибо тебе, Висит, за добрые слова, - слегка похлопал по плечу Висита юноша.
   - А теперь, Ваха, у нас есть некоторые вопросы к тем, кто совершил это злодеяние на нашей святой земле! Поспешим, Ваха! Поспешим, друг мой! - произнес Висит уже с угрозой врагам в голосе.
   - Да, мы потребуем ответа! - сказал сам себе Ваха и тоже поспешил к своему коню.
   - Парни! По коням! Мы достанем этих врагов Всевышнего Делы! - грозно крикнул Висит, садясь на своего коня.
Земля задрожала под копытами всадников. Далеко слышен был этот гул, и ясно было, что идет неудержимая сила. Эхом покатился этот устрашающий гул далеко по лесу.

   Когда Зара поняла, что отряд Висита остановился по какой-то причине, то она подъехала как можно ближе, а затем и вовсе спешилась и подкралась. Схоронившись в густой листве за кустарниками, Зара долго наблюдала за происходящим. С детства опытный воин Булат обучал дочь науке передвигаться незаметно по лесу. Она искусно подползла совсем близко к женщинам беженкам и отряду горцев. Она слышала каждое слово, произнесенное ими, слышала даже их дыхание. Очень скоро Зара поняла, что в селении, куда отряд горцев должен был направиться, произошло страшное злодеяние. Зара поняла и то, что горцы после увиденного непременно загорятся местью и в порыве ярости, не жалея своих жизней, ринутся на врага. С этой единственной целью горцы и спустились на равнину. Девушка отползла бесшумно, так, что ни один листочек не шелохнулся, и подошла к верному Сирдину. Перед глазами Зары стояли несчастные лица женщин, в ушах звенели плач перепуганных детей и стоны раненных. Красивое лицо девушки исказила ярость и ненависть к злодеям. Она и сама была готова тут же броситься на врага, не думая о последствиях, но слишком глубоко в ее душе сидели поучения отца о том, как важна холодная голова и расчетливость на войне, особенно с таким бесчестным и коварным врагом как этот. «С чего мне начать? Что предпринять дальше?» - пронеслась мысль в голове у девушки.  Быстро она взобралась на своего коня... Но дальнейшее решилось само собой, умный конь взял инициативу в свои руки. Сирдин, бесшумно ступая, вышел на дорогу, а затем, перейдя ее, устремился к берегу реки. Берег был не таким высоким и крутым как в горах, но все ж сойти вниз было не так просто. Внизу от берега до самой реки тянулась узкая песчаная долина, покрытая редкими островками травы. Сирдин подойдя к берегу начал искать удобное для спуска место. Но, казалось, что конь больше торопился, чем всадница, поэтому он, недолго думая, сиганул вниз, словно бросался в волну. От неожиданности Зара еле удержалась в седле и все же была горда смелым поступком своего друга. Однако Сирдин, не обращая внимания на похвалы Зары, устремился вниз вдоль течения реки, отбрасывая назад из-под копыт горстки песка. Долго мчался Сирдин и с того места, где река немного сворачивала и долина еще больше сузилась, вдали показались очертания селения в клубах зловещего черного дыма. Не останавливаясь ни на миг, конь начал искать место, чтобы подняться наверх на берег и к лесу. И первое же удобное место для подъема на берег Сирдин не пропустил. Устремившись туда, конь легко подпрыгнул и, передними ногами вцепившись о край невысокого берега, ловко взобрался наверх. Дорога, ведущая к селению, от этого места оказалась недалеко, но конь не пошел по дороге, а попытался перейти ее и углубиться снова в лес. Зара потянула коня за узду к дороге, и тот, готовый на все ради своей любимицы, подчинился воле всадницы и поскакал прямо по дороге в сторону селения.
Ближе к селению с обеих сторон дороги лес стал немного реже, и в одном таком прореженном месте меж деревьев совсем недалеко показалось селение, куда девушка и стремилась попасть. Учуяв, что селение почти рядом, Сирдин несколько прибавил ходу. Через некоторое время конь сравнялся с кустами шиповника и невысокими кизиловыми деревьями. Там, где кусты шиповника заканчивались, взметнулся ввысь ряд из пяти-шести высоких чинар. Конь вдруг захрапел и остановился, но снова по велению всадницы тронулся вперед. Когда конь сравнялся с чинарами, вдруг перед самым носом коня из-за толстых стволов деревьев выскочили двое солдат, в пестрых, словно петушиные перья, мундирах. В руках наперевес солдаты держали наготове длинные ружья, но острые трехгранные штыки на ружьях казались, чуть ли не длиннее самих ружей. Первым ринулся на всадницу огромный сутулый солдат, с бесцветными ресницами и с поросячьими глазами. Солдат угрожающе держал наперевес огромное ружье, словно бы это были вилы. Второй солдат с отвисшими жиденькими усами поднял огромное для его небольшого росточка ружье и старался прицелиться. Но в воздухе молнией блеснул клинок кинжала и вонзился по самую рукоять чуть ниже горла малорослого солдата. Выронив из рук ружье, и выплеснув кровавую пену, обмяк, упал и через короткое время затих солдат, целившийся из ружья. А ринувшийся со штыком на всадницу долговязый солдат напоролся на стальные копыта, чуть приподнявшегося на задние ноги, коня. Вскрикнув от боли, он упал и выронил ружье. Зара чуть тронула коня и, подъехала к малорослому солдату. Наклонившись с седла, она достала и, вытерев об пестрый мундир солдата, вложила в ножны клинок своего кинжала. Девушка снова наклонилась с коня и подняла длинное ружье долговязого. Перекошенное лицо девушки источало ярость, красивые брови были сведены к переносице. Она внимательно оглядела ружье противника. «Как воевать с одним кинжалом против таких ружей и пушек? На какой же земле вы плодитесь нелюди?» - думала девушка, глядя то на ружье, то на долговязого. В это самое время долговязый вдруг открыл свои поросячьи глаза и простонал. Но открыл он их, наверное, зря. Над ним стоял молодой всадник в папахе и темно-зеленой черкеске, уставив в него взгляд полный ненависти и презрения. В руках горец держал его же ружье с блеснувшим острием штыка, направленным в него. Вдруг юноша всадник снял свободной рукой сползавшую набок папаху со своей красивой головы. Волна темных волос рассыпалась по плечам девушки. Поросячьи глаза долговязого от удивления попробовали расшириться, но никак не могли, не может быть того, чего Бог не дал. Зара надела папаху, умело и быстро, собрав под ней волну темных волос. Перед глазами девушки встала картина плачущих детей, стонущих раненных женщин... А долговязый, не в силах отойти от удивления, лежал под ногами коня.
   - Ге-о-ргий! По-бе-доносец! - были его последние слова.
   - Со Герги яц! Со Зара ю! Ас йой-ур ю шу, сармакш 1! - произнесла девушка, подняв на дыбы своего коня, и в ее руке снова блеснуло острие штыка.
   Зара неслась вперед и теперь поняла, что ее Сирдин может учуять противника раньше нее. Она на ходу погладила шею коня и прошептала:
   - Отныне я буду слушаться тебя, мой Сирдин.
Некоторое время конь уверенно мчался  по дороге, но вдруг, словно оступившись, Сирдин резко замедлил бег. Чуткие уши коня словно высматривали дорогу впереди, он решительно сошел с дороги. Теперь конь шел среди леса, словно считал каждое дерево, каждый куст. Заметив впереди огромный дуб, Зара направила туда своего коня. Остановила под ним Сирдина и, вцепившись в толстую ветку, полезла наверх. Девушка умело взобралась на самый верх и, достав из-за спины футляр с подзорной трубой отца, стала внимательно вглядываться вдаль. Селение пылало, но вплоть до самого селения Зара не заметила ничего подозрительного, ни единой души. Но вот у самой окраины селения были выставлены по обе стороны дороги четыре пушки. Они особо и не были скрыты от глаз. По всей видимости, артиллеристы рассчитывали на секрет из двух опытных солдат, скрытно выставленных на подходе к селению. И возле пушек Зара не заметила ни единой души, даже факельщика нигде не было видно. Но селение было в клубах черного дыма и запружено солдатами, рыскающими по домам и улицам, наступая на трупы убитых сельчан. Некоторые из них собирали яйца в курятниках, другие ловили кур, а третьи резали и забивали всю оставшуюся сельскую скотину на мясо. Рубили фруктовые деревья, уничтожали все, что не могли унести. Отчаянно защищавших свой двор собак они протыкали штыками многократно с хохотом, получая от этого большое наслаждение. Курам, что поймали в курятниках, они на ходу откручивали головы. Часть солдат, все еще, рыскала по улицам и проверяла мертвых, а если кого находили раненным, но еще живым, то тут же закалывали штыками. Ну а если солдаты
-----------------------------
- Со Герги яц! Со Зара ю! Ас йойур ю шу, сармакш 1! - Я не Георгий! Я Зара! Я буду уничтожать вас, змеи (драконы).
----------------------------------------------
находили истошно орущего младенца, то подкидывали одной рукой и подставляли штык. Подкинутый малыш испуганно кричал в воздухе, но скоро пронзенный безжалостным штыком божий ангел затихал навсегда.
«Звери они! А звери порождают лишь зверей! Надо извести их под корень!» - зловещим эхом разносились кличи врагов, треск пламени и клубы черного дыма над селением.
   У Зары из груди вырвался крик отчаянья! Из глаз брызнули слезы. Она еле удержалась, чтобы не упасть с дерева. Ухватившись за ветку, она рыдала и не могла остановиться.
   - О Всевышний Дела! Неужели ты не видишь все это! Из этого земного рая эти нелюди сотворили ад! – кричала девушки.
Зара не помнила, как она слезла с дерева. Забыв всякую осторожность, ломая сучья и мелкие ветки, она спустилась на землю. С ее головы слетела папаха, и волосы рассыпались по плечам. Она бросилась на землю и закрыла ладонями уши. Ручьями лились слезы из ее глаз. Она бы долго так пролежала, но быстро опомнилась, когда скоро к ней тихо подошел Сирдин и тронул ее за плечо мягкими губами, пытаясь посочувствовать и как-то помочь. Странно было, что этот конь не владел человеческой речью. В этом благородном животном было столько человечности и сострадания.
Вдруг в голове Зары пронеслась страшная мысль: «Висит! Всадники! Они же прямиком попадут в засаду, под огонь пушек! Они же попадут в эту мышеловку!»
Девушка рассуждала быстро и верно. В этом селении находилось, по меньшей мере, около трех тысяч вооруженных до зубов солдат. На случай нападения горцев, во все стороны были направлены жерла четырнадцати крупных пушек, не считая малых. В сторону гор, откуда как раз Висит со своим отрядом и должен был появиться через некоторое время, были выставлены шесть крупных пушек. «Если я не сумею помочь, всадники погибнут!» - пронеслась мысль в голове у девушки. Словно ошпаренная вскочила Зара на ноги. На ходу она схватила папаху и надежно спрятала свои волосы под ней. Искры ярости метнули ее обычно мягкие и добрые серые глаза. Движения ее были быстры и ловки, словно у барса. «Орудия! Пушки!» - крутилась мысль у нее в голове снова и снова. «Я не должна подпустить ни одного солдата к пушкам!» - твердила она сама себе, словно это было так легко сделать, но иначе могло случиться непоправимое. «Солдат много словно в муравейнике! Не справлюсь я одна! Что делать?» - думала она пробираясь сквозь чащу ближе к селению. За девушкой с не меньшей ловкостью пробирался и Сирдин. Скоро кончился лес. Расстояние от опушки до окраины селения, до того места, где расположилась позиция с орудиями, было небольшим. Зара сделала знак Сирдину, что дальше она пойдет одна. Со спины коня она достала два округлых сосуда в черных кожаных мешочках, с горючей смесью и приладила к своему поясу с двух сторон. Темно-зеленая черкеска давала Заре большое преимущество. Искусно скрываясь за каждым кустиком или листом лебеды, она ужом подползла совсем близко к пушкам. Но что она могла сделать против такой грозной  вражеской силы. «Рядом с пушками не видно ядер! Почему их нет? Где же эти проклятые ядра?» - спрашивала она себя. С того места, где затаилась девушка, не видно было ни ядер, ни пороховых зарядов. «Решение вроде правильное, но где ядра с зарядами? Где? Где же они?!» - терзала себя вопросами Зара. «Возле пушек нет никого. Надо узнать, где же эти проклятые ядра, пока нет никого возле пушек», - приняла решение девушка. Слившись с зеленью травы воедино, осторожно подползла она совсем близко к пушкам. Но оказалось, что людей Зара издали просто не разглядела. Упершись спинами об колеса пушек, возле ближней из них полулежали трое солдат-артиллеристов. Видать их сморило сном от излишне выпитого или от смертельной усталости и припекающего солнца. Девушка затаилась буквально в двух-трех шагах от артиллеристов, за небольшим кустом шиповника. Теперь она, наконец-то, заметила и ядра для пушек. Они были сложены в три небольшие пирамидки чуть поодаль за орудиями, чтобы в случае внезапной команды, было удобно хватать и заряжать ими пушки и вести огонь по наступающему противнику. Проползая за спинами похрапывающих артиллеристов, девушка приблизилась к пирамидкам с ядрами. Глиняные, круглые сосуды в кожаных мешочках с горючей смесью, висевшие на поясе девушки, тоже немного смахивали на ядра пушек. Один из таких смертоносных сосудов девушка установила на самой макушке одной из пирамид с ядрами. Она решила было установить такой же сосуд наверху второй пирамиды. Но в этот миг она заметила крытую телегу недалеко возле уцелевшей от дома покореженной стены. Чутко слушая и оглядываясь по сторонам, соблюдая великую осторожность, Зара приблизилась к телеге. Расположившись между телегой и стеной, девушка, словно брюхо ненавистного врага, быстро распорола кинжалом брезент и заглянула внутрь телеги. Девушка увидела небольшие мешочки с порохом, готовые заряды для пушек и еще много деревянных бочонков набитых порохом. Второй сосуд с горючей смесью Зара, недолго думая, закинула на крышу телеги. Ей следовало поторопиться, так как всадники Висита должны были нагрянуть с минуты на минуту.
Осматриваясь вокруг, Зара ползком двинула в обратный путь к окраине селения. Через некоторое время ей пришлось ползти, хоронясь за мелкими кустиками, мимо трех артиллеристов. Она, уже было, незаметно проползла мимо спящих солдат, как вдруг один из артиллеристов глухо кашлянул и зашевелился. Затем  он словно ящерица поднял свою голову и огляделся вокруг. Солдат так и застыл от удивления. От него буквально в двух-трех шагах, впившись в него светлыми глазами, затаился молодой горец.
   - Кара-у-у-л..., - прошипел солдат, от испуга потеряв голос, и тут же замолк его поганый язык навечно, раскрыв, перерезанное кинжалом горло. Разъяренным барсом подскочила девушка к остальным артиллеристам, разбуженным напарником. Но лишь грозной змеей скользнул меж врагов клинок кинжала, и эти солдаты замолкли навсегда, не успев даже вскрикнуть. Вслед за этим девушка исчезла за зарослями кустарников и спешно удалилась. Трое артиллеристов остались лежать, опершись об колеса пушек, словно бы во власти сна. Но был вечным этот страшный сон.
 
   Разъяренные три сотни горцев-всадников, словно шквальный ветер, неслись по лесной дороге. Клубы пыли высоко поднимались из-под копыт их могучих коней. Как всегда впереди них летел на своем коне Висит. Всадники растянулись длинной вереницей по дороге. Лишь по двое или одному всаднику могло поместиться на узенькой лесной дороге. Казалось бы, по всем правилам наступления отряд должен был сначала дожидаться, пока разведчики добудут сведения о расположении противника. Но горцы были во власти ярости и потеряли всякую осторожность. Единственно чего они сейчас жаждали это скорейшей встречи с ненавистным врагом, если даже он был во сто раз сильнее их. Лишь немного впереди, на видимом расстоянии от отряда мчались разведчики Эрзу и Леча. Даже Висит любивший повторять поговорку «торопливая душа лишилась тела» был во власти ярости и бешенства, поэтому летел на своем могучем коне впереди всего отряда. Когда вдали показались смутные очертания селения, Висит немного пришел в себя и попытался малость осадить коня. Но, по всей видимости, отряд уже давно обнаружил себя, шум, поднятый тяжелыми копытами коней, не мог не долететь до неприятеля.
   И действительно генерал уже отдал приказ своим офицерам, чтобы те подготовили солдат, рыскавших и мародерствовавших по селению, к отражению атаки горцев. По приказу генерала офицеры немедленно послали подкрепление к дозорным, чтобы отвести их к исходным позициям. Когда же полковник артиллеристов доложил генералу, что двое артиллеристов найдены убитыми, тот и вовсе озверел и начал кричать на всех, кто попадался ему на глаза. От генерала доставалось и офицерам без разбора старшинства, и рядовым солдатам, с отрезвевшими и выпученными от растерянности глазами мечущимся под ногами у командующего чуть ли не сбивая его с ног. 
   К этому времени разведчики Эрзу с Лечой уже были рядом с убитыми двумя дозорными солдатами, но задерживаться они не стали, основной отряд во главе с Виситом наступал им на пятки. Скоро и первые всадники отряда промчались мимо распростертых посреди дороги тел дозорных солдат. Висит надеялся успеть настигнуть ненавистных врагов, пока те не успели организовать достаточно крепкую оборону для встречи отряда огнем из орудий и ружей. Отряд всадников уже почти сравнялся со своими разведчиками, старавшимися все же выяснить, где слабое место в обороне у противника, когда им навстречу, вдруг, словно из-под земли выросли с десяток солдат спешащих на выручку своим дозорным. Они толком не успели и прицелиться из ружей, когда разъяренные горцы молниеносно смяли их и мгновенно прошлись по ним шашками.
   На подступах же к селению отчаянных горцев ждало, по всей видимости, разочарование. Гнев генерала был страшнее горской шашки, и офицеры, словно ошпаренные, носились криками и кулаками, заставляя, перепуганных солдат занимать позиции для отражения атаки наступающей конницы горцев. «Спящие» по воле Зары артиллеристы спешно были заменены другими. Эти оказались проворными, благодаря визгливому голосу их капитана, они быстро нацелили все шесть орудий в сторону наступавших горцев и, нервно оглядываясь в сторону леса, начали заряжать их. Подобно пехотным офицерам, которые криками, руганью и тумаками выравнивали ряды солдат, тонкий с черными усами капитан артиллеристов визгливо ругал своих неповоротливых пушкарей и, придерживая одной рукой огромную казенную саблю на боку, подбегал то к одному, то к другому орудию. От грозного гула стремительно несущейся к ним конницы горцев многие солдаты растерянно метались в поисках своего места в строю. Особое напряжение чувствовалось в действиях артиллеристов, ведь от них сейчас зависело больше всех. Ближе к селению лес был сильно поредевшим, и поэтому, воспользовавшись этой стратегически выгодной позицией, горцы для удобства атаки растекались по опушке леса. Но отряд все также стремительно приближался к селению, и пыль высоко поднималась из-под копыт их коней. Это обстоятельство превращало небольшой отряд горцев в глазах врагов в огромное войско. Но артиллеристы успели уже зарядить четыре пушки и направить их в гущу наступающих. Факельщики уже приготовились поднести огонь к пороховницам пушек. Вот-вот орудия должны выплеснуть из своих жерл смерть навстречу горцам. Вскинув из ножен огромную саблю над головой, капитан артиллеристов уже приготовился скомандовать «Огонь!», когда его взгляд вдруг уперся в какой-то странный округлый предмет на самой макушке аккуратно выложенной пирамиды пушечных ядер. Капитан так и не успел понять, что это не пушечное ядро, когда вдруг оно взорвалось, и пирамиду ядер охватил невиданной мощи огонь. Откуда же было знать бывалому капитану от артиллерии, что это был ему подарок от отважной дочери Булата Зары.   
   Когда-то давно, в одном из боев отец Зары Булат в захваченной вражеской крепости взял себе какой-то чугунный котел с тонким медным кольцом трубок. Булата заинтересовала невиданная доселе конструкция, но, как оказалось впоследствии, это был обыкновенный самогонный аппарат. Кузнецы посмеялись над незадачливым Булатом, и в горах этот аппарат оказался не у дел. Но Булат несколько дней помучился с этим аппаратом и совместно с местным умельцем, одним из кузнецов,  изменил конструкцию. Он заменил слишком тонкие трубки самогонного аппарата на более толстые.  Еще кое-что доработал в конструкции с помощью кузнеца и стал варить в этом аппарате разную всячину. А затем попробовал Булат сварить в своем аппарате и обычную нефть. Получилась очень эффективно горящая жидкость. Люди еще больше зауважали своего любимца, а Булат придумал свое секретное оружие, начиненное этой адской жидкостью полученной из нефти. В специально обожженных круглых глиняных сосудах, обшитых поверх кожаными мешочками, хранил Булат эту взрывчатку. Она была особенно эффективна при отражении нападения врагов на горские укрепления. Успешно применяли взрывчатку и при подрывах во время засад неприятеля. Царские генералы посылали своих многочисленных лазутчиков, пытаясь достать рецепт этого секретного оружия Булата, но люди умело скрывали тайну оружия. Еще одной премудрости научил Булат Зару с детства. По специальному заказу Булата кузнецы ему смастерили ружье с необычно длинным стволом, которое стреляло в несколько раз дальше, чем обычные кремневые ружья. К этому своему ружью Булат приладил огромную подзорную трубу и стрелял точно в цель на довольно большом расстоянии.
   Неудивительным было то, что с окраины леса зоркий глаз Зары из знаменитого ружья отца попал точно в цель. Хорошо приглядевшись, можно было различить фигуру девушки на Сирдине у опушки леса. Она вновь зарядила свое ружье и прицелилась. Издали показался лишь слабый дымок от выстрела из ружья девушки, но тут же над покрытием на крыше телеги с запасами пороха взорвался еще один сосуд с адской жидкостью, которую и потушить-то было невозможно. Телега оказалась во власти всепожирающего пламени и грозного черного дыма.

   Мчавшийся впереди своих всадников Висит уже было, сожалел, что так необдуманно подставил под вражеские орудия своих воинов. Казалось, что Висит уже видит движение рук артиллеристов-факельщиков, что подносили огонь к грозным пушкам. Сейчас должно было совершиться непоправимое. Но не было на свете силы, которая бы смогла остановить и повернуть назад горцев, рвавшихся совершить святую месть над чудовищно бесчестным врагом. Вдруг за жерлами пушек произошел взрыв, и пламя с клубами черного дыма окутал все орудия. Вслед за первым произошел и второй взрыв, на крыше одной из крытых телег поодаль за пушками, и телегу саму тоже охватило клубами черного дыма. Последующее было еще ужаснее - начали взрываться пушечные ядра, и грохот взорвавшейся телеги ошеломил всех вокруг. Оказавшиеся поблизости пушек и телеги солдаты были сметены взрывами, некоторые солдаты загорелись и метались в отчаянии, пылая живыми факелами. В это самое время настигли злодеев и три сотни всадников горцев, меж клубов дыма и обезумевших солдат, словно молнии сверкали шашки горцев, свершая святую месть. Казалось, свершается небесная кара над извергами, что сотнями лет совершали здесь свои злодеяния и проливали невинную, святую кровь.
Но слишком уж неравными были силы, слишком много было здесь врагов. Лишь по нескольку раз успели храбрые всадники Висита смочить свои острые шашки об нечистую кровь извергов. Пока враг не опомнился и понял, что нападающих слишком мало, горцы клином прошили селение и успели скрыться в густой листве леса за селом. Тех всадников, что увлеклись боем и не хотели уходить, Висит жесткими окриками заставил последовать за остальными всадниками.
   Селение теперь напоминало всполошенный муравьедом муравейник. На той стороне, где всадники атаковали и вошли в селение, до сих пор клубился повсюду черный дым, который поднимался высоко в небо и нависал оттуда, словно чудище какое-то или злой джин. Там, где взорвалась телега с порохом, пламенем охватило несколько близлежащих домов. Изуродованные взрывами пушечных ядер четыре пушки были разбросаны и представляли собой жалкое зрелище. Царские мастера отливали их для того, чтобы завоевать горские земли! Теперь они не были похожи на орудия, что солдаты лихо переправляли в эти предгорья. Солдаты артиллеристы чистили их до блеска, но не было теперь, ни тех солдат, ни пушек. Оставались лишь жалкие останки тех и других. В этом несчастном селении нашли они свой жестокий конец.
   Солдаты совсем недавно со злобными залитыми кровью глазами рыскавшие вдоль узеньких проулков селения с окровавленными штыками в поисках все новых и новых жертв, теперь выглядели совсем по-иному. В их глазах теперь стояли ужас и растерянность, у некоторых из них дрожали руки у других, свисающие, измазанные копотью, нижние губы. Казалось, они вдруг напоролись на распростертые всегда врата ада. Солдаты все еще судорожно сжимали в руках ружья с огромными штыками на концах, с угрозой направляя их вокруг себя, но весь их жалкий вид ничем не указывал на прежний боевой дух. Теперь они ходили не только по истерзанным ими трупам сельчан, но и по трупам своих солдат, только что положенных под шашками горцев. Казалось, все вокруг обезумели от ужаса и луж крови. Между ними рыскали теперь без прежнего страха псы, которые, встретившись с озлобленными взглядами солдат, злобно рычали в ответ. 
   Кругом горели ранее подожженные солдатами дома, которые утопали во фруктовых деревьях. От одной ветви к другой передавали деревья огонь и не давали ему погаснуть. Не ведая жалости, огонь пожирал густо цветущие ветви, горели белоснежные цветки яблонь, алеющие персиковые цветочки. В густой зелени травы пестрые полевые цветы сплетались в смертельном объятии с пламенем и, обуглившись, падали к ногам так же, как и зеленая трава, как совсем недавно перед этим падали и люди. 
   Некоторые обезумевшие от страха солдаты кинулись прочь от селения, оно им теперь казалось адом. Они не обращали внимания на крики, ругань и удары офицерских кулаков, пытавшихся таким образом привести их в себя. Наконец и сам генерал понял, что это самый лучший выход из создавшейся ситуации и решил вывести войска из ужасного селения. Среди криков и ругани обезумевших солдат, стонов раненных и умирающих, в шуме горящих домов и деревьев из-за застилающего все вокруг дыма не понятно было, где именно находятся горцы. Режут ли еще в селении солдат  или же ускакали на своих безумных как и они сами конях и снова готовятся к нападению. Поэтому теперь криками и угрозами генерал пытался собрать вокруг себя старших офицеров:
   - Вывести войска! Срочно вывести! Приказываю! Прочь отсюда! Позвать ко мне старших офицеров! Прочь… живо! - охрипшим от нервного крика голосом кричал генерал и кашлял от копоти и дыма.
   - Будет сделано, Ваше превосходительство! - приложив руку к козырьку фуражки, исчезали в дыму некоторые младшие офицеры, случайно пробегавшие мимо.
   - Есть! Слушаюсь, Ваше превосходительство! - пытались вытянуться в струнку другие.
Но многие солдаты без приказа и офицерских пинков выполняли приказ генерала, словно он им его шепнул на ухо.
   - Мама!.., - кричали некоторые.
   - Господи! Спаси и сохрани!.., - не успевая осенить себя полностью, крестили только лоб тремя пальцами другие.
   Несколько тысяч солдат устремилось по дороге, ведущей из изувеченного селения, вдоль помутневшей и злобно заголосившей реки. Некоторые солдаты, растерявшись, не заметили, что бегут в сторону гор. Офицеры догоняли их, били по лицу кулаком, приводили в чувство и направляли в другую сторону. Из более крепких солдат офицеры группировали и выставляли дозоры, прикрытия вокруг войска.
   Генерал, наконец, сам возглавил отход войск. Он посылал вперед разведчиков для поиска в лесу открытой местности, чтобы собрать там войско для перегруппировки. Долго шли солдаты, выставив ружья со штыками по обе стороны дороги в сторону леса, прежде чем разведчики, наконец, доложили, что найдена удобная для сосредоточения войска поляна на высоком берегу реки. Постепенно отход стал принимать организованную форму. На огромную поляну стали прибывать солдаты, повозки, пушки. Были выставлены дозорные посты. Солдаты слушались офицеров, как и прежде по-рабски, беспрекословно. Неудивительным было то, что солдаты и в самом деле были в рабском положении. За двадцать пять лет службы, что солдату-рекруту приходилось служить в армии, человека можно легко превратить в послушного раба. Но эти солдаты по рождению были в рабском положении в собственном государстве. 
   День уже клонился к вечеру. Солнце чаще начало заходить за отяжелевшие облака. В этом благодатном краю в густых лесах чуть ли не половина деревьев были плодоносными, и сам лес в пору цветения походил на огромный цветущий сад. И нынче, весенней порой, лес утопал в цветущих деревьях, а редкие поляны в пестрых коврах цветов, напоминая райские сады.
   В кошмаре взрывов, дыма и огня вражеское войско так и не смогло понять, в каком направлении скрылись горцы, так неожиданно атаковавшие их. Но генерал надеялся, что взял в свои руки ситуацию, и что больше такого конфуза не случится. Войско укрепилось на новых позициях, и теперь оно снова было управляемым и боеспособным. Раненные толпы солдат потянулись к походному лазарету, а голодные старались держаться ближе к походной кухне.
Генерал с темными, но с проседью бакенбардами, подступающими чуть ли не к подбородку, сидел в своем шатре, на скорую руку поставленном солдатами, и говорил со своими офицерами.
   - Кто из вас отвечал за позицию артиллерии в направлении нападения горцев? Как так получилось, что эти дикари-горцы с ходу, без всякого сопротивления вошли в селение, занятое нами? - истошно кричал генерал, сверкая выпучившимися глазами из-под свисавших массивных бровей.
   - Капитан-артиллерист погиб рядом со своими пушками, Ваше превосходительство... Его разорвало на части вместе с остальными артиллеристами во время взрыва боезапаса к артиллерии, ваше превосходительство, - запинаясь, тихо ответил офицер с круглыми синими глазами.
   - Я представлю капитана к «Георгию III степени»! Отправлю награду его вдове и детям! Пусть они знают, что их отец геройски сражался с врагами нашего Отечества! Ведь и его сыновья, когда подрастут должны стать воинами и здесь продолжить наше дело! Мы не успокоимся до тех пор, пока не изведем этих горцев-дикарей вплоть до последнего из них! Мы не можем позволить себе отдохнуть, пока хоть один из этих дикарей жив будет на этой земле. Мы им несем высокую европейскую культуру, а они, эти дикари, не желают принимать ее. Как можно жить без царя, без генералов, помещиков, князей? А эти дикари живут! Существуют! И не хотят признавать никакой власти над собой! Так не положено... Нельзя так. Не позволим! - все больше распаляясь, поучал генерал своих преданных офицеров.
- Правильно Вы, Ваше превосходительство, рассуждаете. Нет места на этой земле этим дикарям.
   - Они еще пожалеют, что посмели напасть на наше войско, Ваше превосходительство! - соглашались многие офицеры с генералом.
Офицеры были готовы хоть до рассвета слушать душевные излияния Его превосходительства, пока он хоть на словах не изнечтожит всех дикарей горцев, лишь бы он забыл о невиданном позоре их доблестного войска, впервые попавшего в такую страшную ситуацию в этих диких лесах в течение всей этой военной кампании. Но генерал не остановился на проклятиях и распятии всех дикарей горного края, вслед за этим он все ж обнаружил перед собой новую жертву для острых и пестрых ругательств. Вернувшись из своих жестоких проклятий и мыслей, генерал накинулся снова на своих офицеров. И долго звучали его смачные: то грубые, то чем-то похожие на отеческие упреки, ругательства из палатки в вечерней райской тишине.
   - Следует обратить особое внимание на караулы, дозоры, охрану обозов, военного имущества и боеприпасов! Не исключено, что эти горцы-дикари обнаглели и задумают еще напасть на наши порядки! Пусть артиллеристы будут готовы к отражению всяческих попыток нападения! Пусть факельщики дежурят круглые сутки! Можете быть свободными! - отпустил генерал, наконец, офицеров.
   Разъяренные всадники Висита оставили на поле сражения более пятисот вражеских солдат убитыми и раненными. Но в распоряжении генерала оставалось все еще многочисленное, мощное и отлично вооруженное войско. А войску непременно требовалось много воды и еды. Недаром опытный вояка генерал выбрал место разбивки лагеря на отдых своего огромного войска рядом с рекой. И высокий берег со стороны реки был очень кстати, ведь горцы с этой стороны не могли неожиданно напасть на войско. Со стороны леса войско защищали, ощетинившись оставшиеся еще у войска крупные и средние орудия. Теперь уж у каждой, заряженной и готовой в любое время выхлестнуть на противника снопы дыма, огня и картечи, бодрствовали факельщики, дежурные артиллеристы, сменяя, через определенное время друг друга. 
   Конечно, со стороны реки горцы на своих конях никак не могли атаковать вражеское войско, но солдаты, обслуживающие походную кухню вынуждены были как-то спуститься к реке и набрать воды для питья и приготовления пищи. Кухня тоже была усилена солдатами. Часть солдат снарядили для доставки воды из реки, другую часть выставили для прикрытия вылазки первых к реке. Очень скоро солдаты налегли и с помощью лопат выкопали спуск с высокого берега с аккуратными ступеньками. По обе стороны от спуска вдоль берега были выставлены солдаты с заряженными ружьями на тот случай, если горцы неожиданно вздумают пойти на приступ с этого фланга. Наконец, все было готово, и сухощавый офицер с непременной трубкой в зубах нервно скомандовал:
  - Живо, не тратьте время зря! Солдаты с ведрами спуститься за водой! Ежели неприятель внезапно атакует, спешно отступить в положенном порядке! А группе прикрытия немедля открыть огонь на поражение! Вперед!
Спустившись с берега по ступенькам, солдатам с ведрами следовало пройти к реке через узенькую долину шагов в сорок. Измученные жаждой и жарой солдаты обрадовались близкой воде и, тарахтя ведрами, шумной толпой ринулись к звонким и прохладным волнам реки. Вперед всех вырвался высокорослый, худощавый солдат без сапог с подвернутыми штанинами и, бросив на берегу ведра, по колено вошел в воду.
Быстро наклонившись, он набрал в сложенные ладони воды и с наслаждением выпил. В нетерпении он наклонился еще раз и набрал воды в ладони, но выпить не успел. Разбрызгивая воду из ладоней, раскинув руки, высокий солдат упал на спину в быструю волну. Его бездыханное тело не сопротивлялось мощной волне, и река резво потащила свою неожиданную добычу вниз по течению. Солдаты, уже набиравшие воду, побросали ведра, кто прямо в воду, а кто и на берегу. Они в ужасе, крича, кто «мама!», кто «Господь...» побежали в сторону отвесного берега под защиту выстроившейся там цепи солдат с ружьями. Ведра, оказавшиеся во власти быстрой волны, переворачиваясь и стуча об камни на дне реки, тоже отправились вслед за телом убитого солдата вниз по течению. Солдаты прикрытия, стоявшие у края берега по обе стороны спуска, с ружьями наперевес мгновенно прицелились и неорганизованно стали палить в сторону леса. Сначала прозвучало несколько выстрелов, а затем и все остальные начали беспорядочно палить. Но никто и понятия не имел, куда надо стрелять и следует ли им стрелять. Никакого противника не было видно. Офицеру с трубкой в зубах показалось, что сей же час непременно горцы с поднятыми над головой шашками на своих ужасных конях ринутся в атаку. Он быстро подозвал вестового солдата и немедля отправил к шатру генерала с просьбой о помощи.
   - С минуты на минуту ожидаю нападения горцев со стороны реки. Передай Их превосходительству, что я прошу подкрепления орудиями! - приказал он вестовому. - Беги
что есть мочи! - добавил он уже устремившемуся в сторону шатра командующего молодому солдату. 
   - Держать строй! Заряжай ружья! - пристально вглядываясь в лесную чащу за рекой, отдал затем офицер с трубкой в зубах распоряжение солдатам прикрытия, которые растерянно стояли, ожидая дальнейшего развития событий.
На шум выстрелов прибегали встревоженные солдаты и офицеры из глубины лагеря, кто с ружьем, а кто без оружия гонимые любопытством.
   - Что случилось? Что произошло? Где горцы? - спрашивали офицеры у своего товарища.
   - Эти дикари обнаружены за рекой, в лесной чаще! Думаю, что они готовятся к штурму! Они уже подстрелили одного солдата из ружья! - отвечал им офицер с трубкой в зубах.
   - Приготовить ружья! Стройся в цепь! - кричали уже своим подчиненным те, что пришли на помощь.
Солдаты словно на параде быстро разобрались и выстроились вдоль высокого берега, однако за рекой и следа не было горцев. Солдаты, что спустились к реке за водой с ведрами, резво взобрались на берег и тоже с волнением вглядывались за реку. Некоторые из них побросали свои ведра во время бега, другие сумели вернуться с ведрами, а некоторые и вовсе были с одним ведром.
Скоро, запыхавшись, примчался и сам генерал.
   - Что случилось, почему? Что за шум вы тут подняли? Где эти горцы? - словно печатная машинка выдавал генерал вопросы офицерам, которые бежали к нему навстречу и пытались первыми доложить и выделиться.
   - Пока ничего-с, Ваше превосходительство, страшного не случилось... так, лишь одного солдата сумели подстрелить эти дикари-с! - докладывал офицер с трубкой в зубах, часто поднося руку к козырьку своей фуражки, забыв при этом вытащить изо рта трубку, которая давно уже не дымила.
   - Так, где же все-таки горцы! - ничего не понимал генерал, который прибыл с целой артиллерией.
   - Не могу знать, Ваше превосходительство! Мои солдаты прикрытия дали несколько залпов по неприятелю-с. Так, они, должно быть, с перепуга и дали деру-с! Хи-хи..., - выпрямился по стойке смирно офицер, у которого трубка все еще торчала в зубах.
   - Ну, милый мой, вы не знаете этих дикарей. Они настолько дики, что не ведают даже, что такое страх. Должно быть, решают затеять какую-нибудь хитрость противу нас. А твое геройство я в непременном порядке отмечу в рапорте на имя Его Императорского Величества, - что-то подобное улыбке выдал генерал, показав несколько зубов цвета никотина.
   - Я ваш покорный раб-с, Ваше превосходительство! - подобно псу, получившему обглоданную косточку, заскулил офицер.
   - Выставить вдоль берега четыре пушки, а остальные вернуть на прежние позиции! - приказал генерал офицеру артиллеристу.
   - Горцев-то вы, допустим, прогнали, а воду вы набрали с реки для полевой кухни? - вдруг вспомнив, спросил всех сразу генерал.
   - Виноват-с, Ваше превосходительство! Сию минуту... Будет сделано-с... Моя вина, прошу простить меня, Ваше превосходительство! - рванул офицер с трубкой в зубах к солдатам, что стояли поодаль с ведрами и без оных, словно круглые сироты. - Гляньте на них, где ваши ведра! И не стыдно вам? А ну-ка, бегом марш к реке! …а-рш! - набросился офицер с трубкой в зубах на солдат, некоторые из которых были словно мокрые курицы, а другие испачкались, словно чушки, в грязи.
Солдаты не заставили офицера повторять дважды. Они рванули с места и, опережая друг друга, сбежали по ступенькам вниз к долине реки.
   - Не приведи Господь, вернуться вам без воды! И чтобы по два ведра у каждого! Я вам устрою, сук-к-ины дети! - угрожая солдатам кулаком, офицер подошел к краю высокого берега, жуя в зубах вместе с трубкой еще и кончик длинного рыжего уса.
А внизу по узкой песчаной долине бежали к реке солдаты, подбирая на ходу свои выпавшие ведра. Некоторые растерянно останавливались и искали свои ведра, но не найдя снова бежали к реке. Небольшого росточка, круглый словно мяч, солдат оказался резвее всех и первым подбежал к воде. Он нервно посмотрел по сторонам, затем, взглянув в зловещую гущу леса, бросил одно ведро под ноги, создал тремя пальцами на уровне мясистого лба подобие креста. Затем он схватил второе ведро, вошел в воду и одновременно окунул их оба в злобную волну. Но ведра так и остались в воде. Сам толстяк плюхнулся в воду, расплескав своей толстой и круглой, словно у породистой свиньи, рожей веселую волну. Казалось, еще больше помутневшие волны озорно и с удовольствием приняли такой лакомый кусочек и потащили тушку без всяких усилий. Лишь, спустя совсем немного времени, из лесной гущи до уха эхом донесся отдаленный хлопок выстрела из ружья.
Офицер с трубкой, генерал и все, кто стоял на берегу застыли, раскрыв рты, не понимая, что там, у реки, все же произошло. Крики солдат и шум перекрыли им эхо выстрела, раздавшегося из леса.
А солдаты, что были возле реки, снова ринулись обратно от зловещей реки, побросав свои ведра. Некоторые бежали, наклонив головы, то ли для удобства бега, то ли чтобы уберечься от очередной пули из леса. 
   - Ой, мамочка!..
   - Господи!.. - кричали на бегу солдаты.
   - Ружья наизготовку! Целься... Огонь! - вопил генерал на цепи солдат, выстроившихся вдоль всего берега.
   - Кому говорят... Огонь! - подделываясь под голос генерала, словно собаки, повторяющие «брехню» какой-нибудь шкодливой дворняжки, набросились на солдат все офицеры.
В сторону леса раздались оглушительные залпы из ружей солдат, цепями выстроившихся вдоль всего берега. Сотни пуль пролетели над головами бегущих по долине солдат и унеслись в гущу леса. Но некоторые в солдатской цепи стояли и не знали, что им делать. Они лишь удивленно оглядывались. «Куда стрелять?» - был виден вопрос в их, округлившихся от удивления глазах, поднятых бровях и слабом голосе.
   - Сук-к-ины дети! Мы вас! - кидались офицеры на солдат, стараясь во всю перед строгим генеральским взглядом.
   - Прекратить огонь! Вы что с ума все посходили! Неужели вы не видите, что стрелять в этот лес равноценно тому, что вы стали бы стрелять в воздух? Пули из ваших ружей с этого берега не достают даже до опушки леса, - с трудом остановил генерал офицеров и солдат, спешно заряжавших свои кремневые ружья, забивая пулю и пыж в ствол ружья длинным шомполом.
   - Какие будут указания, Ваше превосходительство! - постарались исправиться некоторые старшие офицеры, становясь во «фрунт» перед генералом.
Что мог сделать генерал. Всему лагерю в первую очередь нужна была вода и не в малых количествах. Генерал недолго обдумывал ситуацию. 
   - Подготовьте солдат для того, чтобы выбить противника из леса! Пусть будут готовы и солдаты, чтобы набрать воду из реки. Орудия тоже пусть будут заряжены и готовы открыть огонь по первому приказу, - распорядился генерал.
Пять сотен солдат были отобраны и подготовлены к выступлению. По узким ступенькам они один за другим спустились с крутого берега к долине перед рекой.
   - Сначала перейдете вброд реку, а затем дадите залп из ружей по лесу, если там учуете противника! Зачистить лес! - приказал генерал нескольким офицерам, которые должны были повести солдат в вылазку.
Растянувшись в цепь, пятьсот солдат пошли вперед. За ними пристроились и солдаты, что должны были набрать воды из реки. Цепи солдат начали переходить реку, которая доходила солдатам до пояса, в некоторых местах и по самую шею, а то и с ручками уходили солдаты под воду, намачивая свои ружья. Наконец, после долгих усилий, солдатам все же удалось перейти реку, и они сосредоточились у опушки леса, растянувшись в цепь и направив ружья в сторону леса.
Солдаты, что должны были набрать воды из реки, по ходу подобрали все уцелевшие ведра и уже подошли вплотную к реке теперь уже без прежней опаски. Они даже пытались для поддержания духа шутить. Теперь следовало всем им набрать воды в свои ведра, но они все вдруг переглянулись. Страх еще сидел в них, неизвестно только почему, ведь их теперь прикрывали пять сотен солдат, готовых в любую минуту открыть огонь по неприятелю. Их было всего-то не более двадцати, но кому-то из них все ж надо было первым наклониться, чтобы набрать воды. Словно завороженные стояли они, никому не хотелось быть тем самым первым, что решится набрать в свое ведро воды. Долго так продолжаться не могло, поэтому самый крупный и, по-видимому, самый отважный из солдат произнес:
   - Дважды на этом свете не умирать!.. - и, приготовив ведра, вошел в воду по колено.
Солдат набрал полные ведра воды и, выйдя на берег, поставил их на землю. Затем он посмотрел по сторонам на солдат и воскликнул:
   - Чего вы застыли? Набирайте воду! Эти дикари, наверно, успели уже сбежать за тридевять земель!
Радостно устремились солдаты к воде, поднимая всплески воды и большой шум. В это время огромный солдат, что стоял на берегу возле своих ведер и громогласно смеялся, вдруг схватился за сердце и растянулся тут же. Через некоторое время на жирной груди здоровяка возле сердца появилась кровь, струйкой стекавшая на землю. Из-за радостных криков солдат не было слышно, когда из леса раздался хлопок выстрела. Вдруг солдаты все разом замолкли, а цепь солдат у опушки леса направили в сторону леса на уровне человеческого роста ружья и дали густой залп. По окраине леса дали несколько залпов картечью и четыре орудия с того берега. Пока пушки били по окраине леса, солдаты перезаряжали свои ружья и тоже стреляли по лесу все в том же направлении. Оглушительный грохот подняли солдаты на опушке этого леса.
   - Пройти этот лес вдоль и поперек, и не оставлять там в живых никого! - с коротким приказом от генерала прискакал на коне офицер, адъютант генерала.
Пять сотен солдат, держа наперевес свои ружья со штыками, вошли в лес и растворились в густых ветвях. А солдаты, набиравшие воду, по привычке уже сбежали к самому берегу, на котором стоял генерал, и устроились прямо под ним. «Когда солдаты очистят весь лес от горцев, тогда и наберем эту воду, черт бы ее забрал!» - думали они, не смея, взглянуть друг на друга. Теперь они укрылись и от самого генерала хоть на время.
Солдаты, выдвинувшиеся в разведку, цепью растянулись и прочесывали лес так, что от их глаз не мог ускользнуть ни один горец. «Вот-вот ружья горцев из засады пустят по нам губительный свинец!» - думали солдаты про себя. Но среди леса не было и следа горцев. Шаг за шагом солдаты зашли вглубь леса, но и там не было ни души. Лес в этом месте был настолько густым, что солдаты с трудом передвигались. Но, если даже горцев было всего
несколько десяток, они не могли здесь не оставить следов. Напряжение в глазах солдат немного спало, заметив, что в лесу нет противника.
   - Возможно, эти горцы умеют летать, иначе отсюда скрыться невозможно, - пытался пошутить кто-то из солдат.
Осмелев окончательно, громко разговаривая, ругаясь и шутя, с шумом направились солдаты обратно к выходу из леса в сторону своего лагеря.
   - Передай генералу, что в этом лесу нет ни одной живой души! Пусть высылают солдат к реке за водой! - отправил к генералу вестового солдата офицер, вышедший из леса впереди своих солдат.
Издали видны были солдаты, схоронившиеся под крутым берегом, у некоторых из них в руках были ведра. Вестовой солдат не успел толком подняться на берег и подойти к генералу, как офицеры, наклоняясь с края берега, начали подгонять солдат к реке.
   - К реке! Вперед! Ма-рш! Вернетесь без воды пройдете сквозь строй с шомполами! Расстреляем перед строем! - сверху с берега кричали солдатам офицеры.
Оглядываясь назад и по сторонам, двинулись солдаты с ведрами снова к реке. Они снова подошли вплотную к реке. И первый солдат, прикоснувшийся к воде, был снова сражен точным выстрелом из гущи леса. Растерянные солдаты стояли и не могли понять, что им следует делать, бежать от этого стрелка в лесу было бесполезно. Больше всех был ошарашен сам генерал, наблюдавший происходившее с высокого берега, казалось, что и он тут бессилен что-нибудь сделать. Он и в самом деле не знал, что предпринять. Но главное разочарование генерала, оказалось, было еще впереди. Чуть выше по течению бурной реки совсем близко от пяти сотен солдат разведчиков внезапно появился отряд всадников горцев. Дойдя до неширокой долины между лесом и рекой, всадники быстро повернули своих злых коней вниз по течению. Они на скаку мгновенно доставали из чехлов свои ружья, привстав с седла, прицельно стреляли в упор, а затем взвились над их головами шашки, блестевшие на солнце подобно молниям. Урагану подобно влетели всадники в гущу солдат, которые только прошли маршем лес и беспечно присели отдохнуть. Но в следующий миг солдаты узрели, что значит ад. Всадники мастерски владели шашками, рубили и слева, и справа. Их могучие кони врывались в гущу солдат и раскидывали, не давая тем опомниться. Горцы смешались с солдатами, сковав тем самым действия генеральской артиллерии. Открой генерал в этот миг огонь артиллерии, картечь и ядра уничтожили бы и своих солдат.
   - Снарядить солдат! Срочно направить туда солдат на помощь! Стрелять из ружей прицельно! - кричал в бешенстве генерал.
Но узкий лестничный спуск, прорубленный для доставки воды, не был рассчитан для срочной переброски вниз с берега огромного количества солдат. К тому же, кажется, горцы уже заканчивали свою затею. Они на своих быстрых конях носились, словно ветер, попробуй в них попасть из ружья прицельно, да и взять штыком такого беса на коне не так просто. Солдаты это уже поняли и, побросав ружья, пытались спастись бегством, а другие становились на колени, прося пощады. Горцы раньше всех народов на земле поняли суть этих врагов человечества. Нет прощения тем, кто стреляет в детей, женщин, в мирных людей. Поэтому летели с плеч злобные головы тех, что пришли в этот край лишь с одной целью - проливать кровь, кровь ни в чем не повинных людей.
Генерал первым понял, что ему не удастся спасти свои пять сотен солдат, которые испускали последний дух на том берегу реки. Слишком медленным был спуск солдат по узким ступенькам, слишком бесполезным был огонь солдат из ружей с этого берега.
   - Приготовить орудия! Нацелить на этих дикарей орудия! - коротко приказал генерал офицеру, что растерянно стоял возле орудий.
   - Ваше превосходительство!.. Ваше высок...там наши солдаты. Мы же не станем стрелять по своим солдатам, - заикался от растерянности офицер.
   - Факелы! Огонь! - скомандовал генерал,  взглянув на солдат-факельщиков.
   - Ваше превосходительство..., там же христиане! - задрожали руки у офицера.
   - Ослушаться моей команды! Забыли кто перед вами? Я вас порешу своими руками, всех! - закричал генерал.
Быстрым движением руки генерал тут же вытащил из-за пазухи небольшой кремневый пистолет, направил в грудь офицера и нажал на спусковой крючок. Схватившись за грудь, офицер сполз к ногам генерала.
   - Я вам покажу! Я вас научу, как надо воевать с этими дикарями! - нервно прошелся генерал взад и вперед, заложив за спину руки, в одной из которых он держал пистолет, из ствола которого еще не весь улетучился пороховой дым.
Вдруг резко остановившись, генерал подошел и в упор уставился на солдат, что стояли возле орудий вытянувшись и с факелами в руках.
   - Огонь! - заорал он нечеловеческим голосом.
   - Ваше превосходительство! Горцы..., - замолк на полуслове солдат, взглянув на дуло пистолета, направленное ему в грудь.
Солдату повезло, что это был кремневый пистолет, который непременно следует перезаряжать после каждого выстрела. Генерал отрешенно нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало.
   - Огонь! Огонь из орудий! - снова заорал генерал, оглушая солдат криком, и со злостью швырнул пистолет в своих руках с берега в сторону леса за рекой.
Вслед за этим генерал словно врос в землю, застыл и даже раскрыл рот от увиденного им. Горцев, по которым генерал хотел дать залп из орудий, за рекой на опушке леса уже не было, ни одного всадника. Долину за рекой застилали трупы, убитых солдат, раненные протягивали руки и просили помощи, а некоторые словно умалишенные ходили взад и вперед. Генерала вдруг от испуга одернуло, он даже подпрыгнул от ужаса и отвернулся. Грохот от выстрелов орудий был причиной ужаса генерала. Он долго стоял, не решаясь, боясь взглянуть в сторону леса за рекой.
   Солнце спустилось к горизонту и побагровело, словно от ужаса увиденного и происходящего на земле. Лес за рекой помрачнел и окрасился в темно-зеленый цвет. Кончился еще один ужасный день на земле.

   Недалеко от того места, где нынче разыгралась драма, в углублении леса, возвышаясь над всеми остальными деревьями, стоял столетний дуб. Из глубины леса чуть слышимыми шагами осторожно подошел и встал под этим самым деревом конь Сирдин. Но он был один без седока, и, как всегда неторопливо и с терпением, стал ждать чего-то. Немного времени прошло, когда вдруг с высоты дерева послышался еле уловимый шорох и тихий шелест одной ветки вслед за другой. Вслед за этим шуршанием послышался тихий голос Зары:
   - Сирдин! Сирдин! - подзывала девушка коня, чтобы ей было удобно слезть с дерева прямо в седло своего коня.
Неудивительно, что девушку в зеленой черкеске невозможно было увидеть среди зеленой листвы дуба даже с близкого расстояния, тем более на такой огромной высоте, куда именно и забралась Зара. Конечно же, солдаты побывали под деревом, они даже внимательно разглядывали ветки дерева. Но они не знали, что девушку обучал искусству укрываться от врага ее отец, знаменитый воин - сам Булат. А Сирдин и на этот раз тоже оказался на высоте. Услышав выстрелы в сторону леса, и, учуяв приближение врага, конь осторожно удалился вглубь леса, а затем, когда все утихло, также бесшумно вернулся к тому самому дереву, где укрывалась и устроила снайперскую охоту на солдат-водовозов его любимица Зара.  После того, как девушка села на коня, она подтянулась и достала с ветки свое знаменитое «дальнобойное» отцовское ружье, отделила массивную подзорную трубу и спрятала в коробку. И ружье девушка спрятала бережно в чехол. Тенью проскользнули Сирдин с Зарой в глубину леса, и растворились в густой листве.

   Висит со своими товарищами после удачного нападения и уничтожения пятисот вражеских солдат, спешно ушел вниз по течению реки и остановился лишь после того, как убедился, что отряд его ушел из-под обстрела и вне опасности. Атака была, конечно же, не случайной. Разведчики Эрзу и Леча очень постарались, чтобы отряд добился такого успеха. Они тенью следовали за солдатами и удачно вывели отряд на солдат, отрезанных от основных сил. И еще, можно было считать чудом и то, что со стороны отряда Висита, в отличие от нападения на запруженное вражескими солдатами селение, не было потерь вовсе. Было ранено всего лишь несколько человек.
   - Братья, скорее помогите раненным товарищам! - крикнул Висит, останавливая коня.
Он спешно спрыгнул со своего коня и подскочил к товарищу, который с трудом удерживался в седле, обхватив шею коня. Висит уже давно держал за узду коня  раненного всадника и вел рядом с собой. Он всячески придерживал всадника одной рукой, не давая тому скатиться с седла, пока они оба не доедут до безопасного места. Теперь Висит бережно обхватил товарища и, стащив с седла, уложил его под деревом в мягкую траву.
   - Ничего, Висит, я только отдышусь немного. Ничего страшного... Жаль, что вам я стал обузой..., - с трудом произнес раненный, чувствуя свою вину, оттого что доставляет товарищам лишние хлопоты.
Раненный давно уже был без сознания, и теперь, когда Висит его стаскивал с коня, он от боли снова пришел в себя. Молодой всадник Ваха, вечно рвущийся в бой отомстить за свою любимую девушку и проявлявший чудеса храбрости на поле боя, почему-то стадился того, что был ранен в бою и теперь доставляет хлопоты своим товарищам.
   - Не вини себя, Ваха! Всякое случается в бою. Я удивляюсь, как ты вообще вышел из схватки с дюжиной солдат живым. Ты настоящий храбрец! Мужчина! Сейчас мы тебе перевяжем раны, и все будет хорошо, - успокаивал Висит юношу.
С тремя подбежавшими на помощь всадниками Висит осторожно подхватил и понес раненного ближе к реке. Всадники все спешились и засуетились. Одни взяли на себя уход за лошадьми, другие стали оказывать помощь своим раненным друзьям, третьи сами себе перевязывали легкие раны. Самой тяжелой оказалась рана Вахи. Когда Висит расстегнул бешмет юноши, то увидел на его груди пулевое ранение почти рядом с сердцем.
   - Надо хоть немного разрезать грудь, но вытащить пулю, иначе слишком опасно. Может плохо кончиться, пуля рядом с сердцем – произнес только что подошедший Хожа.      
Хожа был старше своих товарищей и был известен во всем горном крае как целитель и лекарь. Висит некоторое время старался держать Хожу подальше от непосредственных стычек с вражескими солдатами. Пытался уберечь его. Ведь таких талантливых людей рождается на свет не так уж и много. Но Хожа и слушать не хотел Висита. Он даже поругал молодого баьччу, сказав, что он, прежде всего мужчина, а потом уже лекарь и все остальное. И вот теперь в Хоже, увидевшем тяжело раненного юношу, вновь заговорил умелец лекарь.
    - Скорее Хожа, ты уж помоги юноше. Его судьба в руках Всевышнего Делы и в твоих, - торопил лекаря Висит.
   - Вот здесь... возле реки, возле воды..., - как бы сам с собой говорил Хожа, быстрыми движениями доставая из вещмешка небольшую кожаную сумку.
В отряде быстро все узнали, что юноша Ваха тяжело ранен. Вокруг раненого и поблизости собралась толпа, переживавших и вслух молящихся за судьбу их товарища. Каждый из них с великой радостью готов был в эту минуту отдать свою жизнь, лишь бы их товарищ выжил. Но  чем они могли помочь юноше. Все в руках Всевышнего Делы!
Хожа тем временем тщательно помыл свои руки и рану юноши, всплеснул из небольшой бутылочки прозрачной жидкости на руки и обработал так же рану. Затем лекарь ловкими еле уловимыми движениями рук открыл свою чудесную кожаную сумку и, заглянув туда, на миг задумался.
   - Надо попробовать сначала, чтобы не резать грудь! - как бы сам себе сказал Хожа и быстрым движением вытащил из сумки инструмент подобный шилу, но чуть длиннее и с каким-то приспособлением на самом кончике.
   - Парни, попридержите Ваху немного, на всякий случай, - тихо произнес Хожа, и помимо его сильной воли, проскользнули в голосе воина-лекаря нотки жалости к юноше.
Затем Хожа достал из кожаной сумки плотно закрытый рог, с жидкостью пахнущей цветами и еще каким-то волшебством. Привычными руками открыл емкость для лекарств. С молитвой на устах влил Хожа лекарство в рану. Подождал немного, не прекращая ни на миг одними губами шептать молитву. То, что произошло, затем никто вокруг так и не понял. Все произошло так быстро, руки лекаря были подобны рукам какого-то фокусника. Невозможно было уловить движения его рук, пальцев. Но все ж все явно увидели, как тоненький инструмент почти полностью вошел в грудь юноши и молниеносно оттуда вышел.
   - Слава Всевышнему Деле! Кажется, обошлось. Теперь не придется резать грудь этому богатырю, - радостно заулыбался Хожа.
Теперь только все заметили на кончике чудесного инструмента Хожи, зажатую тремя короткими шупальцами, злую пулю, извлеченную им из груди храбреца Вахи. Хожа прямо с кончика своего замысловатого инструмента отбросил пулю и она, прозвенев, упала в кучу булыжников у самой реки. Висит, протянув руку, подобрал пулю, промыл в воде и осторожно положил в карман юноши. А Хожа из большого до этого плотно закрытого рога  влил в рану юноши, пахнувшую травами и цветами, вязкую жидкость и осторожно перевязал рану, наложив на нее еще набор каких-то свежих трав, собранных им тут же в лесу.
Ваха, несмотря на свою молодость, оказался сильным духом юношей. За все это время, никто вокруг не услышал из его уст ни малейшего стона. Висит, державший все это время на своих коленях голову юноши, взглянул ему в глаза сверху и, подмигнув, произнес:
   - Ничего, Ваха, мы еще покажем этим злодеям, как надо воевать! Так что скорее поправляйся, братишка.
   - Я с-согласен..., - попытался улыбнуться юноша.
Четверо товарищей осторожно подняли Ваху, понесли вглубь леса в тень и удобно устроили под деревом. Хожа снова подошел к парню и, раздвинув пухлые губы, дал ему попить настойки из трав с жиром.
   - Поспи, Ваха. Сон придаст тебе силы, - сказал Хожа с добродушной улыбкой на лице.
   - Ваша, спасибо тебе за все! Прости меня, что пришлось тебе повозиться со мной, - произнес юный Ваха, тут же заснул и засопел словно младенец.
   - Пусть Дела даст тебе долгой и счастливой жизни, - с улыбкой погладил по голове юношу Хожа.
Затем Хожа прошелся и осмотрел всех раненых в отряде, но они особо в его помощи и не нуждались. Большинство раненых сами перевязали себе раны, наложив целебные травы, а другим помогли товарищи, не доставляя хлопот Хоже.               
   Отряд горцев удобно устроился в глубине лесной чаще и отдыхал. Солнце клонилось к закату, но оно долго остывало, и вечер был теплым. Точно так же как и раскаленное солнце кипели в бою сердца горцев и так же долго остывали теперь.
   - Парни, постерегите подходы к нашему лагерю! Будем смотреть по очереди! - негромко
крикнул Висит молодым людям вставшим поодаль на подступах к отряду в дозор.
Тут же Висит заметил шумную толпу горцев, устроившуюся в высокой траве под деревьями и решил подойти к ним. Несмотря на все трудности, горцы никогда не расстаются с веселыми шутками и вставляют их в любом удобном случае. Вот и теперь они подшучивали над кем-то и весело приглушенно смеялись. 
   - Парни, приглядите за Дени! Что-то мне подсказывает, что он может сбежать домой, - хитро прищурив глаза, говорил небольшого роста горец Даша.
   - Как это так? И почему же он собрался домой? - спросили Дашу горцы, подозревая очередную шутку, словоохотливого парня.
   - Да у него закончились запасы кукурузной муки. А без чурека Дени никак не может воевать. Глядите, сбежит домой! - объяснил свои «подозрения» Даша.
Когда Висит уже подходил к группе весельчаков, они уже дружно гоготали, глядя на Дени.
   - Это правда Дени, что тут Даша говорит? - улыбаясь спросил Висит.
   - Кукурузная мука, и впрямь закончился, но у меня полная сумка сушеного мяса, - оправдывался добродушный детина Дени.
Дени был таким огромным, что все диву давались, как это его выдерживает конь. Конь, правда, у него был тоже богатырским, впору своему хозяину. Вороной Дени, казалось, был на голову выше остальных, но был таким же добродушным и послушным, и с ленцой, как и его хозяин.
Даша, конечно же, был намного ниже росточком своего приятеля Дени, но от него не так-то просто было отвязаться. А Дени ему как раз попался под горячую руку, вернее под его острый язык, а такого случая шутник не упускал никогда.
   - Сушеного мяса у моего друга Дени и в самом деле слишком много. Можно подумать, что он отправился не на войну, а поесть хорошенько в лесной тиши. Но ведь он сам мне нынче говорил, что без ароматного чурека из кукурузной муки, мясо кажется слишком соленым, - снова подковырнул Даша приятеля.
   - Даша, не шути над своим другом Дени, а то ведь, если тебе как в прошлый раз срочно надо будет сесть на коня, он тебе больше не подсобит, - подшутил над самим Дашой кто-то из толпы горцев.
Как-то перед неожиданной атакой отряда на врага, Даша рванулся к своему коню и попытался с наскока вскочить в седло. Но малорослому парню не удалось с первого раза попасть ногой в стремя. Вот тут ему на помощь пришел, державшийся все время рядом с Дашой, Дени и ловко подсадил того на коня.
Теперь бойцы дружно смеялись и над Дашой, и над Дени. Даша, конечно, так просто не сдался бы, но тут заговорил Висит и перевел разговор в серьезное русло. Висит решил воспользоваться передышкой отряда и поговорить о том, что сам никак не мог понять до сих пор.
   - Братцы, я вот тут никак не могу понять сам. Когда мы мчались на этих нелюдей, зверствовавших в селении, на подступах к тому селению прямо на дороге рядом с тополями лежали убитые солдаты. Вы их видели? Или мне это показалось в порыве ярости? - спросил Висит у бойцов.
   - Да, лежали убитые солдаты на дороге, - подтвердил один из бойцов.
   - Да, их было двое, - подтвердил другой.
   - Кроме этих двоих убитых, было еще с десяток солдат. Кажется, они спешили к убитым, - добавил третий.
   - Правильно спешили. Поэтому и сами присоединились к тем убитым. Мы их первыми и зарубили, - в сердцах добавил еще кто-то.
   - Я говорю о тех двоих солдатах, что уже мертвыми лежали на дороге. Мне интересно, кто их убил буквально перед нашим подходом? Ведь не могли их зарубить Эрзу с Лечой. К тому времени мы уже почти нагнали их. А еще загадочнее было то, что к нашему подходу вдруг взорвались вражеские орудия, прямо на наших глазах. И, я вам скажу, взорвались очень кстати, иначе бы многие из нас сейчас тут не сидели бы. Как вы думаете? - настырно пытался Висит докопаться до истины.
   - Должно быть, кто-то нам сильно помогает, - предположил один из бывалых воинов по имени Вадуд.
   - Вначале я сам думал точно так же. Думал, что нам кто-то упорно и искусно помогает. Но буквально перед тем, как мы атаковали вражеских солдат на этой стороне реки, там, по всей видимости, шел настоящий бой. Похоже, что горцев, нападавших на вражеский лагерь, было совсем немного. Видимо именно поэтому и ринулись солдаты такой малой группой на горцев, открывших из леса огонь по лагерю...
   - Именно своей пальбой из ружей и пушек солдаты привлекли внимание наших Эрзу и Лечи, - прервав Висита, добавил бывалый воин Вадуд.
   - Да, и это верно, - согласился Висит с Вадудом. Затем, чуть подумав, Висит продолжил:  Знаете, братья, если бы солдаты частью не отделились от основных сил, мы не смогли бы так успешно уничтожить их. Я думаю, что наши собратья, нападающие на вражеский лагерь, не намеренно помогают нам, хотя и это у них получается блестяще. Они ведут свою войну с этими извергами, пролившими столько невинной крови. Хотя их и не много, но эти горцы очень хорошо и умело ведут войну с такой сильной и хорошо вооруженной армией. Сами остаются вне видимости и бьют неожиданно из засады, а затем мгновенно уходят из-под ответного обстрела. Я вам скажу братья, если бы не эти горцы, то наши атаки против пушек, ружей и штыков были бы последними. Мы бы, конечно, сделали все, что в наших силах, но сил наших так мало, и так они неравны в вооружении. Кроме Всевышнего Делы нам некому было бы помочь.
Надо бы нам поискать эту группу горцев, если бы даже не с другой целью, то хотя бы, чтобы их поблагодарить за столь весомую помощь нам. Да и правильно было бы нам с ними объединиться и громить врага совместными усилиями, - закончил Висит ожидая от друзей какого-нибудь совета.
   - Вне всякого сомнения, то, что они воюют очень умело. Может это воины, чудом уцелевшие в селении при нападении на него этих нелюдей? - сам себя спрашивал и рассуждал вслух все тот же Вадуд.
   - Мы, к примеру, тоже стараемся молниеносно напасть на врагов и тут же уйти из-под ответного удара. Мы отступаем и теряем нашего врага из виду, а эти воины ни на шаг не отстают от вражеского войска, кружат вокруг них и при первом удобном случае наносят точный удар. Если мы тоже станем придерживаться такой военной тактики, мы рано или поздно пересечемся с теми достойными воинами. Отныне мы тоже будем преследовать врагов, словно волки дикого вепря, прерываясь лишь на короткий отдых. Согласны ли вы со мной, братья мои? - прервавшись на некоторое время, Висит внимательно взглянул вокруг себя, на своих друзей-воинов.
   - Согласны!
   - Конечно, согласны, Висит. Очень хорошая идея!
   - Нам следовало и раньше вести такую умную войну с этими захватчиками, - энергично соглашались бойцы с Виситом, а некоторые согласно кивали головами, словно берегли слова про запас, на будущее.   
   - Отныне нашим разведчикам Эрзу и Лече мы придадим небольшой мобильный отряд. Отряд этот не только будет преследовать врага по пятам, но и при первом удобном случае будет наносить точный удар по слабому месту врага и быстро отходить в лес. Маленькому
отряду будет сподручней скрыться от преследования многочисленного войска. Если потребуется, мы всем отрядом навалимся, ну а если не нужно будет нашей помощи, мы так и останемся в укрытии. И еще, наносить удары по врагу будем и днем, и ночью, не считаясь  временем, чтобы они не топтали своими грязными ногами нашу святую землю. Главное, выбрать удобное время, и место. А теперь, братья, поужинайте и отдохните, - сказав так, Висит отошел от группы бойцов.
«Темная ночь, помощница отчаянным волкам», - рассуждал Висит направляясь к парням, стоящим в дозоре. Багровое солнце к тому времени скрылось за длинной вереницей горных хребтов. Казалось, протяни рукой и достанешь до снежных вершин, но они были далеко и упирались острыми пиками высоко в небеса. Прошло еще немного времени, как по небу, словно рассыпанная из сита кукурузная мука, раскинулись звезды и стали поблескивать одна краше другой, словно красовались друг перед дружкой. Ночь выдалась теплой, легкий ветерок чуть шевелил листья на деревьях.
 К полуночи хорошо отдохнувший отряд Висита готовился к выступлению. Бойцы быстро, умело и без особого шума собирались сами и готовили коней, успевших хорошо пощипать
обильной зеленой травы. «А что это вы тут делаете без меня», - словно молвила луна, показывая из-за горизонта свое круглое и полное лицо.
   - Вот этого было не совсем обязательно делать, - недовольно пробурчал Висит себе под нос.
Но луна, казалось, была так обрадована, так довольна собой и не замедлила показаться во всей своей красе. Висит улыбнулся выходке ночной красавицы.
   - Ничего, ничего, показывай нам верную дорогу. Лишь бы ты красотка, не забыла удалиться за полночь, - шутил Висит с луной, красующейся словно маленькая девочка своим круглым простодушным лицом.
Висит вдруг вспомнил красивое лицо Зары. Казалось, она в последнее время вовсе забыла улыбаться, грустила все время. Теперь, оказавшись далеко от девушки, Висит ясно понял, что роднее и ближе Зары у него нет никого в этом огромном мире. «Увижу ли тебя еще, Зара? О чем же ты сейчас думаешь? Видишь ли ты тоже это круглолицее чудо - луну?», - спрашивал себя Висит, ловкими движениями рук седлая своего могучего коня.
«Если ты видишь мою Зару, передай от меня ей привет, слышишь?», - прошептал Висит, обращаясь к лукавой небесной красавице.
Казалось, луна и сама готова была поприветствовать всех и вся вокруг и внимала шепоту влюбленного молодого воина. Она поднималась все выше и выше и с любопытством оглядывала все вокруг, не оставляя не замеченным ничего. Луна заглядывала под каждый листик, травинку и замечала каждого кузнечика, неустанно стрекочущих цикад.
 
     А Зара была не так уж и далеко от Висита. Девушка, как всегда, пыталась выведать слабое,  уязвимое место во вражеском лагере. Оставив недалеко своего Сирдина, Зара осторожно подползла близко к солдатскому караулу. Она лежала тут же за кустом и слышала каждое слово произнесенное солдатами. По сравнению с тем, сколько солдат раньше выставляли в караул или дозор, то на сей раз, их было раза в три больше. Во вражеском лагере солдаты еще не спали. В разных местах в лагере горели слабые костры и вокруг них сидели солдаты. А тут еще и луна вырядилась необычно ярко, освещая все вокруг как днем. Зара вынуждена была ждать, пока луне надоест светить или же солдаты улягутся отдыхать. Поэтому Зара терпеливо дожидалась удобного момента, а пока лежала в мягкой траве на спине. При лунном освещении лицо девушки было неповторимо красивым, и луне вовсе не следовало с ней спорить красотой. Ужель и девушка спорила? Но нет, она лишь видела в прекрасном облике луны желанные очертания лица.
   - Ты, должно быть, видишь его? Какая ты счастливая! Береги его! О, Всевышний Дела, береги его! - одними губами просила Зара у луны и Бога.
               
      Эрзу с Лечой как всегда ушли вперед в сторону расположившегося на ночь вражеского лагеря. За ними на небольшом расстоянии двигались тридцать самых отчаянных всадников. А уж за ними на расстоянии выстрела двигался основной отряд горцев. Двоих раненных воинов оставили в лесу, а один раненный не считал рану причиной, по которой он не должен участвовать в очередном жарком деле, и он ехал со всеми всадниками. По ранее разработанному плану отряд переправился ночью через реку в сторону расположения вражеского лагеря и теперь продвигался по старой дороге.   
Кони Эрзу и Лечи, чтобы не слышен был топот их копыт, были обуты в специальную обувь из толстой бычьей кожи, сложенной в несколько слоев. С чрезвычайно любопытным светлым лицом и тонким, словно у девушки, станом Эрзу всегда ехал впереди на своем вороном. Длинноногий скакун Эрзу, казалось, и не замечал, что на нем сидит седок, так легко и плавно он носился по всем закоулкам, удовлетворяя любопытство седока. Иногда казалось, что кроме своих темных боков, конь Эрзу ничем и не отличается от своего хозяина. Он был таким же любопытным и не успокаивался, пока не разнюхает что, где, как во всей округе. Конь Эрзу нередко замечал и видел даже то, что хозяин его упускал из виду. И общались конь с хозяином на каком-то только им двоим ведомом языке. Как всегда за Эрзу ехал на своем тяжелом коне угрюмый и чернявый Леча. Подальше среди леса были и крупные и могучие деревья, даже столетние дубы, но вдоль старой дороги тянулись в основном низкорослые кизиловые деревья, мушмула, лесной орех. Деревья были в самом цвету и обдавали юношей невообразимо чарующими ароматами и кружили им головы. «Какая сегодня ночь красивая. Как красиво пахнут цветущие деревья. Неужели эти изверги, затаившиеся в лагере, тоже дышат этими райскими деревьями, цветами? Почему Дела позволяет им дышать этими чистыми деревьями, воздухом? Неужели у них мало своей земли? Может, они уже обгадили все свои земли и теперь принялись за нашу, самую красивую землю? Ходят они о двух ногах как люди, больно им так же, умеют они смеяться и плакать, разговаривать. Но почему у них такие грязные помыслы, почему они бесчеловечны, жестоки непомерно? Почему они жгут наши селения, почему убивают ни в чем не повинных людей, почему режут на части женщин, младенцев!? Неужели они не умеют жить мирно как все, радоваться солнцу, людям?» - грустные мысли терзали душу Лечи, как всегда едущего спокойно позади резвого Эрзу.
Леча, находясь во власти тревожных мыслей, не обратил внимания, что конь Эрзу впереди встал и стоит. Рыжий, спокойный и массивный конь Лечи сам остановился, уткнувшись мордой в бок вороного Эрзу. Лече вдруг показалось, что дорога непомерно широко раздвинулась. Но, приглядевшись, понял, что впереди лес раздался и открылась очень широкая поляна. Вдали виднелись слабые солдатские костры. При ярком свете луны можно было различить несколько двускатных крыш шатров, палаток, принадлежавших генералу и офицерам. 
   - Вот, мой друг, наши гости - незваные гости на нашем скромном празднике, - вполголоса произнес Эрзу своему товарищу.
   - Если гости, да еще и на празднике, то мы им дадим потанцевать, да еще и похлопаем им в такт, постреляем для поднятия, так сказать, душонки, - выдал Леча, словно он припасал эти слова на этот случай еще с прошлого года.
   - Леча, ты бы проскочил навстречу отряду и предупредил их, что впереди вражеский лагерь. А я посмотрю в это время, что там впереди еще интересного для нашего праздника, какие изменения будут, - попросил товарища Эрзу.
   - Хорошо, Эрзу. Я мигом вернусь обратно. Только гляди, не лезь не в свои дела, а то я знаю тебя. Дождись всего отряда, запасись терпением, - сказав, Леча, молча, развернул своего рыжегривого богатыря и слился с густо цветущими деревьями вдоль дороги.
Не успел Леча толком и отъехать, как Эрзу быстро слез с коня, хлопнув по боку, направил его в сторону леса попастись. А сам осторожно направился в сторону вражеского лагеря. Ловко прячась за кустами, а где и  ползком продвигаясь вперед, Эрзу скоро оказался возле самого вражеского лагеря. Лагерь оказался напичканным  генералом и офицерами многочисленными дозорными и караулами. Но Эрзу они особо не тревожили, да и не мешали ему. Прыткий и очень ловкий юноша, как у себя дома, проползал или проходил на четвереньках перед самым носом часовых, выведывая, в какой части лагеря больше солдат, где выставлены орудия.
Когда, наконец, Эрзу разобрался, где и что разместил, их превосходительство генерал, то не стал долго прощаться с дозорными лагеря и тут же вернулся к своему коню, Но коня на месте не оказалось. Эрзу растерянно стал искать его.
   - Ты чего тут разбегался, может ты коня потерял? - вдруг услышал Эрзу голос из чащи леса совсем рядом, из густой листвы.
    - Пока ты не получил от меня, говори-ка быстрее, где мой конь? - возмутился Эрзу, узнав в темноте знакомый голос Лечи.
Но, когда Эрзу подошел к товарищу, то и сам увидел своего пасущегося коня среди деревьев в группе еще тридцати коней. Под деревьями в траве устроились тридцать его товарищей.
   - Ну и как, налили тебе чихиря в гостях? - вдруг зазвучал голос Висита, которого здесь и не должно было быть вовсе, Эрзу его не заметил в лунной тени деревьев.
   - Кто налил? Кому налили? Что ты такое говоришь, Висит? - не понял Эрзу Висита.
   - Как это кому налили? Не ты ли только что бросил нас, а сам побывал в гостях у самого генерала?- подшучивал Висит над юношей.
Бойцы, расположившиеся под деревьями, вполголоса рассмеялись. Но Эрзу было не до смеха, хотя он и не собирался сдаваться так просто.
   - Зачем мне его чихирь, сделанный из свиного молока? Да и особо некогда мне было
распивать с ним чихири. Я слишком торопился и не мог засиживаться в гостях, - выдал Эрзу.
   - О чем же вы могли говорить с генералом на трезвую голову? - спросил Висит, не давая разговору сойти с шутливой нотки.
   - Ты знаешь, Висит, генерал взял меня за руку и водил по всему своему вонючему лагерю и показывал: где у него расставлены дозоры, где он умудрился установить орудия, - похваставшись, важно присоединился Эрзу к своим товарищам под деревом.
   - Эрзу, только береженного бережет и сам Бог. Если ты решил все же идти во вражье логово, то подожди пока мы будем поблизости, чтобы в случае чего могли бы прийти на помощь, - поучительно начал Висит, но чтобы не обидеть храбреца, закончил шуткой. - Ну и что... Нам что-нибудь передавал генерал, хотя бы на словах?
   - Об этом, Висит, поговорим на опушке леса, откуда виден и вражеский лагерь. Там наглядней, - резво вскочил Эрзу на ноги и, позвав за собой Висита, направился к выходу из лесной чащи, раздвигая ветки, заслоняющие лицо.
   - Парни, вы отдохните пока, а мы с Эрзу поглядим, что же нам приготовил вражеский генерал, а затем и решим, как поступить дальше - сказал Висит и тоже направился за юношей, так же раздвигая мешающие ему ветки.
   Скоро перед ними раздвинулось обильно освещённое старательной луной поле, на котором затаился кровожадный и опасный враг.
   - Караульных солдатских постов там как муравьев в муравейнике, - начал Эрзу, показывая рукой в сторону вражеского лагеря. - С нашей стороны у них семь усиленных караульных заслонов. Но самое главное, с нашей стороны, со стороны дороги, у них две большие и две маленькие пушки. Факельщики не спят, дежурят у орудий поочередно. Скорее всего, орудия заряжены и факельщику, чтобы открыть огонь, нужно лишь поднести факел к пушке. Словом атаковать их с этой стороны слишком опасно, - сделал вывод Эрзу.
   - А ты случаем, не сумел разглядеть, что у них по другую сторону или сбоку лагеря? - спросил Висит парня.
   - Я боялся, что не успею вернуться, пока Леча не подойдет с вами и успел посмотреть лишь правый их фланг, где их окружает густая лесная чаща. Но там у них лишь одна легкая пушка и солдат не так густо, как с этой стороны. Они, по-видимому, надеются, что мы с лошадьми без шума по лесу передвигаться не сможем и не решимся рисковать атаковать их пешим строем - высказал свое предположение Эрзу.
   - Да, рискованно и с этой стороны, и той стороны врасплох мы их не возьмем, - задумчиво произнес Висит. - Пойдем-ка, братишка, посоветуемся с остальными, - добавил он и тронулся первым обратно к бойцам.
   Висит первым подошел к товарищам, подозвал к себе Лечу и, вполголоса попросив его:
Леча, надо позвать нашу основную группу. Спешить особо не следует, у нас времени достаточно, но попроси их, чтобы шумели, как можно меньше, - отправил его за отрядом.
После этого Висит подошел к товарищам и опустился рядом с ними. Наступила минута очень серьезного и ответственного объяснения с бойцами. Тридцать бойцов лежали в траве, но, по-видимому, поняли серьезность момента и присели, чтобы не пропустить ни одного слова Висита.
   - Братья, как вы и сами знаете, перед нами сильное и многочисленное войско. В их руках очень грозное и могучее оружие. Но, если бы даже у них не было орудий и многочисленных
ружей, их все равно десять-пятнадцать солдат против нашего одного. Враг очень жестокий и коварный. Да, что мне говорить, вы и сами видели их звериную суть, их злодеяния в селении, захваченном ими с невиданным коварством. Настоящие воины так позорно не поступают. Мы спускались с нашего горного селения на равнину в надежде объединиться с нашими соплеменниками. Мы не рассчитывали, что враг станет нападать на мирное селение у подножья гор. Я думаю, что и соседние, равнинные, селения все еще не знают ничего о коварном нападении нескольких тысяч царских солдат на это маленькое селение и сожжении его. Но они об этом очень скоро узнают и придут искать мести за злодеяния врага. Нас очень мало для ведения войны с таким большим количеством войска. Мы могли бы подождать подмоги и объединиться с ними. Но враг, испоганивший своими звериными пастями святую кровь наших братьев, может успеть уйти безнаказанно. У нас два пути: или мы будем мстить до последнего нашего вздоха этим нелюдям за убийство женщин, детей, стариков и всех мужчин селения в неравном бою; или же мы станем ждать подмоги и, возможно, упустим зверя, насытившегося кровью наших братьев и сестер. Это вы знаете и сами, без моего напоминания. Но почему я именно вам напоминаю об этом, на это у меня особая причина. Нас всего около трех сотен, хотя каждый из вас стоит десяти вражеских солдат, лицом к лицу в открытом бою мы не сможем одолеть такое многочисленное войско. Поэтому, я снова повторяю, нам следует воевать с умом, и, если так суждено, дорого отдать наши жизни. Напротив нас во вражеском лагере выставлены четыре пушки и несметное количество солдат. Генерал выставил орудия именно здесь, потому что ожидает нападения непременно с этой, удобной для нашей атаки с точки зрения открытой местности, стороны. И именно потому, что враги уверены, что мы непременно нападем с этой стороны, эту уверенность у них надо сохранить, во что бы то ни стало. Мы и ударим именно там, где они нас и ожидают. Но ударим мы не утром и, конечно же, не среди бела дня, а перед рассветом. И ударим мы не всеми тремя сотнями, а тридцатью всадниками, - объяснил Висит свое видение ситуации.
   - Правильно...
   - Пожалуй, так будет вернее, - высказались некоторые бойцы, имевшие опыт участия в боевых столкновениях с вражескими войсками.
А такого рода опыта здесь в горах юноши набирались уж в очень раннем возрасте на протяжении последних нескольких сотен лет. То южные цари зарились на, столь маленький относительно их империй, клочок земли горцев, то северный царь мечтал извести весь горский род и поселить там своих подданных соплеменников.
   - Как это правильно? - вырвалось у нескольких слишком молодых ребят.
А Висит продолжил знакомить товарищей со своими мыслями по поводу нападения на вражеское войско:
   - Перед самым рассветом, когда вражеским солдатам больше всего захочется спать, тридцать всадников должны атаковать вражеский лагерь именно там, где нас и ждут, где стоят их орудия, готовые выплюнуть в нас смерть. Этим всадникам придется очень трудно и опасно. Но эти тридцать всадников должны поднять такой шум и переполох, чтобы отвлечь внимание врагов от нашего основного отряда. Надеюсь, что к тому времени наши главные силы незаметно займут позиции для основного удара по вражескому лагерю. Услышав поднятый нами шум, наш главный отряд ринется на вражеский лагерь из лесной чащи и на конях. Именно у них будет возможность повторить нашу атаку, которую мы удачно провели нынче, при нападении на вражеских солдат, находившихся в селении. В том бою нам очень помогла неизвестная группа воинов наших соплеменников. Было бы совсем неплохо, если бы они были с нами и сейчас, в эту трудную для нас минуту. 
   - Хорошо воюют эти наши соплеменники, неизвестные воины, - произнес кто-то.
   - Они не только сами хорошо воюют, но и нас они привели в чувство. Мы же увидев женщин-беженок из селения, их страдания, прямо обезумели от ярости и вслепую бросились на многочисленное войско. Эти воины помогли нам не только в бою, но и вернули нам нашу выдержку и терпение. Да поможет им, да и нам Всевышний Дела. А теперь, братья, мне бы хотелось, чтобы мы тридцать воинов пришли к одному решению. Готовы ли вы ради успеха в бою наших братьев броситься на вражеские пушки? - спросил Висит, заканчивая говорить.
Воины были недовольны тем, что Висит задал им этот последний вопрос. Какие могли быть сомнения в том, что они готовы пожертвовать собой ради своих братьев. Но Висит все-таки руководил отрядом, и он был обязан спросить каждого идущего на смерть.
Луна начала опускаться ближе к горной верхушке, но все еще светила по-прежнему очень ярко.  Висит выбрал небольшой клочок полянки, где луна сквозь ветви проливала яркий свет, и подозвав бойцов, начал вместе с ними разрабатывать план нападения на вражеский лагерь. С помощью Эрзу Висит соорудил из разных камней и палок подобие макета вражеского лагеря. На этом макете показали, где именно стоят в стане врагов орудия, где наибольшие группы вражеских солдат. Бойцы решили, где именно нападет на вражеский лагерь малый отряд, и куда нанесут удар основные их силы. Висит выбрал Эрзу, чтобы тот повел основной отряд в обход вражеского лагеря через лес. Но не тут-то было. Юноша категорически был не согласен с таким оборотом событий.
   - Когда намечается такой праздник, ты хочешь меня пронести на это развлечение! Я не достоин такой чести? Или ты меня считаешь еще молокососом? - разошелся Эрзу и
набросился с обидой на Висита.
А Висит сам уже спорил с бойцами, добиваясь, чтобы он пошел с отрядом в тридцать всадников, по сути дела на верную гибель.
   - Ты, Висит, с самого начала одобрен нами и выбран в баьччи, ты опытный воин и руководишь ты очень хорошо. Кроме того, ты не имеешь права рисковать своей жизнью, пока не доберешься самолично до этого злодея генерала, который сотворил здесь столько злодеяний. Ты не должен выпустить этого злодея из этих наших лесов. Это злодеяние должно быть последним в его жизни, - приводили Виситу свой неоспоримый довод бойцы, идущие на смерть.
Я хочу остаться не потому, что ищу смерти. Нельзя воевать и идти в бой с такими обреченными мыслями, с такими думами. Вы заранее решили идти на смерть, а это в корне не верно. Надо настраивать себя на победу. Надо выжить и победить! Тем более с такими настроениями я вас одних не оставлю. Если Всевышним суждено умереть, вы умрете в ту же секунду, а если ваше время еще не наступило, смерть не сможет вам повредить ничем. Теперь я точно уверен, что мне следует идти именно с вами. Судьба генерала тоже в руках Всевышнего Делы. Если на то судьба, то этот злодей генерал тоже окажется в наших руках. Если вы утверждаете, что я ваш баьччи, что я имею честь руководить нашим отрядом, то вы обязаны исполнять мои приказания. Эрзу, ты должен будешь стать во главе основного отряда и повести его в тыл врага через лес. Ты уже побывал хоть и незваным, но в гостях у наших врагов, ты один знаешь, где наши бойцы смогут напасть с наибольшим успехом. Выведи их в такое место, где ни одно орудие не сможет остановить их нападение, и подготовьтесь, пока есть время, - голосом не предполагавшем возражений закончил Висит.
К тому времени и Леча привел за собой всех всадников. Висит с несколькими опытными воинами, коротко объяснил план нападения на вражеский лагерь, разработанный ими только что. Скоро все всадники кроме тридцати воинов с Виситом, спешившись, взяли поводья своих коней в руки и осторожным шагом растворились в лесу вслед за недовольно мотающим головой Эрзу. Его вороной почему-то тоже, уходя вслед за хозяином, отфыркиваясь, мотнул несколько раз своей умной головой. Отряд торопился скорее добраться до места, откуда они должны были атаковать вражеский лагерь, занять исходные позиции и ждать атаки тридцати отважных горцев.
Висит и тридцать воинов остались ждать условленного сигнала. А сигналом было время, когда луна опустится за снежную горную гряду. 
   Но луна не знала, что она отныне стала значимой фигурой в предстоящем жестоком сражении на земле добра со злом, и поэтому не очень спешила на покой. Она все еще вела
свой вечный спор со звездами, упорно вновь и вновь скрывая их за струйками своих серебряных лучей. Но, увы, ничто не вечно под луной, да и время, назначенное Всевышним для самой луны в эту ночь, тоже заканчивалось хоть медленно, но верно. Было уже далеко за полночь, уже ближе к утру, когда луна таки начала скатываться к снежным вершинам. Сначала она незаметно опустилась и чуть коснулась краешком вечных снегов. Чуть задержавшись на горной вершине, словно бы переводя дух, луна начала скатываться по снегу, по дальнему склону горы. Кинув последний прощальный взгляд на землю, сверкнув напоследок ярким оком, луна провалилась за горы. Звезды очень обрадовались такому обороту дела, от радости они начали кружиться в вихре очаровательного танца. Но звездное веселье не давало земле и сотой доли лунного света.
   Висит стоял у опушки леса, а рядом возле него спокойно щипал траву его верный конь. Скрестив на груди руки Висит глядел внимательно на луну словно в лицо возлюбленной девушки. Как только луна окончательно скрылась из виду, Висит заторопился. Он подозвал к себе своего быстрого коня. Ночь в один миг стала чернее боков могучего коня Висита.
   - Братья, вы готовы? - спросил Висит, словно бы он спрашивал не бойцов своих, а ночь.
   - Готовы...
   - Да, готовы!
   - Кенти! Растянитесь в цепь, как можно шире. Охватите больше места. Только в пылу боя не входите в непосредственный контакт с врагами. Стреляйте издали, отходите и вновь создавайте имитацию атаки. Все как мы договаривались. Издавайте больше шума, рвите воздух плетками, имитируйте выстрелы. Главная наша задача, заставить врагов поверить, что именно здесь идет настоящая атака. Если враг откроет огонь из орудий, значит, они поверили нам! Главное - продержаться, пока наш главный отряд не ворвется во вражеский лагерь. Да поможет нам Всевышний Дела! - подобно грому средь ясного неба оглашая ночную тишину, прогремели последние слова Висита.
   В это самое время впереди, совсем близко от орудий противника, с кургана, где тлел огонь караульных солдат, вдруг стали взлетать в небо небольшие факелы. «Факелы не могут так высоко взлетать!» - пронеслось в голове Висита.
Но если это были не факелы, то что бы это могло быть. Странно было видеть посреди темной ночи, взлетающие высоко и падающие пылающие факелы. На какое-то время удивленно застыли рядом и тридцать всадников, ожидавших приказа Висита к атаке. К тому времени факелы удивительным способом вдруг как град на голову начали падать именно в том месте, где находились вражеские орудия. Еще удивительнее было то, что факелы не просто падали рассекая в воздухе снопы искр, но тут же глухо взрывались, освещая разгоревшимся пламенем все вокруг. Наконец, два факела достигли крытой телеги, стоящей в глубине лагеря. Ее тут же охватил жестокий огонь. К тому времени начали взрываться пушечные ядра, сложенные рядом с орудиями.
   - Братья! Это начали бой те самые воины-мстители из сожженного селения. Теперь атакуем это вражеское логово по-настоящему! Дадим верный залп из ружей, когда будем совсем близко к врагам. Шашки из ножен! - рванувший с места конь разнес по полю громовым раскатом голос Висита.
   С вражеских позиций заметили, что горящие факелы летят на их орудийные позиции с близкого кургана, где должен был быть их караульный отряд. Один из офицеров в ярости, спешно направился туда с полусотней пеших солдат. Этот отряд был смят неожиданной атакой тридцати всадников. Под копытами лошадей и острыми шашками нашли свой бесславный конец и несколько групп караульных солдат. После этого всадники Висита, дав залп из ружей, налетели на орудийные расчеты и их тени замелькали среди огня и дыма поднятого взрывами орудийный ядер и большого количества бочек с порохом в запылавшей крытой телеге. Совсем скоро поняли офицеры, да и солдаты, что в их расположение ворвалась всего лишь отчаянная горстка всадников и решили их окружить и взять на штыки. Но тут по вражескому лагерю прокатилась еще одна смертоносная лава всадников, неся в ряды воспрянувших духом солдат, смятение и растерянность. Отряд, ведомый Эрзу, не углубляясь во вражеский лагерь, прошелся по краю к тому самому месту, где тридцать всадников Висита вели неравный бой.
   - Кенти, я поскачу, взгляну, не требуется ли помощь воинам на кургане! - крикнул Висит, когда всадники с Эрзу во главе уже крутились среди позиций вражеской артиллерии.
С несколькими всадниками, Висит растворился в ночной темени и скоро взлетел на скаку на приземистый, но огромный курган. Но на кургане и поблизости Висит не заметил ни единой живой души кроме пятерых трупов караульных, как ни странно не было никаких других следов. Кроме одного. На земле был заметен какой-то жирный след от пролитой пахучей жидкости. Этот резкий запах Виситу напоминал что-то, но сейчас у него не было времени вспоминать, где он мог его слышать. Он тут же подбежал к своему коню и поскакал снова в гущу сражения и, кажется, вовремя. Всадники учуяли растерянность солдат и увлеклись боем, а это могло для отряда стоить дорого. Висит усилием воли, своим мощным голосом заставил всадников организованно и спешно уйти в лес. И это было сделано, как оказалось, вовремя. Генерал, уже организовал офицеров, и скоро место сражения было запружено войском. Но генерал лишь узрел страшную картину жестокого сражения. Было разбито два крупных орудия, горели в обозе хозяйственные телеги и одна телега с порохом, множество убитых и раненных солдат. А горцев и след простыл, словно их здесь не было и вовсе. Они вовремя и очень удачно растворились в ночной темени, в лесу.
----------------
Кенти 1 - парни, ребята.
------------------------
    Висит подумал, что на кургане были таинственные воины-мстители, но он снова ошибся. Он бы и подумать не смог, что здесь совсем недавно была его отважная Зара. Она оставила этот курган перед тем, как сюда прискакал Висит.
Зара долго изучала тут вражеский лагерь, пока луна ярко освещала все вокруг. Времени у нее было достаточно, и поэтому девушка то терпеливо ползла мимо караульных постов, слившись с травой, или же вставала в полный рост за какой-нибудь кустик и долго рассматривала вражеские позиции. На этом поле девушка заметила несколько старинных курганов-могильников, оставленных здесь когда-то в незапамятные времена разными завоевателями скифами, сарматами, с которыми прадедам Зары приходилось не раз сражаться не на жизнь, а насмерть. Несколько курганов находилось прямо посреди вражеского лагеря. Ну а один из курганов, что выбрала девушка, находился чуть в стороне за пределами лагеря. Так как курган могли использовать горцы, генерал распорядился, чтобы на этом кургане поставили караульных солдат. Иногда караульные солдаты с кургана переговаривались с солдатами из лагеря, так как расстояние между ними было небольшое. Наверху кургана находилось пять шесть караульных солдат, которые развели костер, чтобы приготовить себе еду или же побаловаться чайком из душистых трав, чтобы скоротать себе долгую ночь.
   Луна уже одним краешком чуть коснулась горной вершины, когда Зара бесшумно подползла близко к караульным на кургане, что ясно слышала их негромкий разговор. Было уже далеко за полночь, костер караульных лишь тлел, собираясь скоро потухнуть совсем. Тепло от костра и теплая ночь разморили солдат, и они уже сопротивлялись, как могли непомерному желанию спать. Между собой ими было решено спать по очереди и, поэтому двое уже похрапывали, а оставшиеся трое караульных жалобно пели что-то наподобие тихого завывания бездомных псов, слабо сопротивляясь все большему желанию спать. Со стороны лагеря их продолжали время от времени окликать, но караульные с кургана все неохотнее и с раздражением грубой руганью отвечали тем. Когда луна почти исчезла за горной грядой, Зара, затаив дыхание, осторожно подобно рыси начала подкрадываться к караульным все ближе и ближе. Наконец, девушка выбрала удобное место и осторожно отобрала и вытащила из колчана за спиной пять тонких, коротких стрел и приготовила большой лук, доставшийся ей от отца Булата. Одна за другой тонко просвистели три стрелы и вонзились караульным в горло, чтобы те не могли крикнуть и позвать на помощь. Крикнуть они, конечно, не могли, но они извивались, словно змеи, в предсмертной агонии и разбудили двоих отдыхавших караульных. Спросонья те начали вытирать глаза, не понимая, что же тут происходит. Но затем оба разом, кинулись к своим ружьям, хотя противников они перед собой и не видели. Зара в мгновение рванулась к солдатам и с ловкостью рыси, в прыжке, одновременно вытянув вперед обе руки, достигла врагов. Одному из солдат кинжал из правой руки девушки вонзился в грудь по самую рукоять, а второму горло проткнули разом две стрелы, которые она держала в левой руке. В это самое время луна быстро исчезла за горами, словно обиделась, что ей не сравниться с этой отчаянной девушкой.
Зара, не теряя времени, живо достала из своего колчана десяток очень длинных стрел. Несмотря на всю храбрость и решимость девушки, казалось, что с такими огромными стрелами она вряд ли справится, хотя короткие стрелы как раз были по ее силам. Но было странным видеть и то, что девушка ловкими умелыми руками начала прилаживать рядом с массивным наконечником стрелы небольшой кожаный мешочек с пороховым зарядом, а к самому наконечнику стрелы кусок войлока, обмоченный в горючей жидкости. К нескольким другим стрелам она тоже прикрепила мешочки с горючей смесью. Все стрелы девушка разложила в ровный рядок вблизи еще тлеющего костра. Взяв в руки огромный отцовский лук, Зара села и удобно устроилась, вытянув ноги рядом со стрелами. Она быстро схватила и поднесла стрелу к костру, наконечник тотчас вспыхнул огнем. Зара вложила стрелу в лук, но натягивать лук обычным способом ей действительно было не по силам, поэтому она уперлась в древко лука обеими ногами и стрелу с тетивой с силой натянула также обеими руками и словно на тренировках ловко пустила стрелу в заранее намеченном направлении высоко в небо. Высоко взвившись в воздух, все ярче разгораясь ярким факелом, стрела очертила в небе большую дугу и опустилась в том месте, где должны были быть именно вражеские орудия. Вторая стрела с мешочком с пороховым зарядом взвилась за первой и залетела в расположение, где стояли крытые телеги. Судя по умелым действиям, видно было, что девушка не первый раз проделывает такое со стрелами, так как она очень быстро справилась со всеми десятью стрелами. Конечно же, она прекрасно видела и полусотню солдат, что рьяно помчались в сторону ее кургана. Ей бы ничего не стоило скрыться от рванувшихся к кургану солдат в ночной темени. Но она по боевому кличу узнала голос Висита и стала свидетелем, как солдаты нашли быстрый и бесславный конец своей жизни под острыми шашками ее односельчан. Однако Зара уже сделала то, что намеревалась совершить в эту ночь, и она ловкими движениями собрала свои вещи и тенью мелькнула в ночь с кургана по направлению к лесу. А у опушки леса среди деревьев, изредка поглядывая в сторону вражеского лагеря, тревожно щипал траву Сирдин.
А то, что Висит учуял запах нефти на вершине кургана, то это Зара второпях разлила горючую смесь. Конечно, враги не должны были узнать тайну секретного оружия отца Зары Булата. Скоро после того, как торопливо ускакал Висит, могучее жирное пятно притянуло искорку от костра, и оно запылало, уничтожая даже запах, оставшийся от секретного оружия девушки.
 
     Генерал еще с раннего возраста числился в войсках. Юношей его отдали учиться в военное училище. Став младшим офицером, начал он свою военную карьеру, участвуя во всех войнах. Когда на его Отечество напал такой же кровожадный император, как и его собственный царь, то он долго воевал с неприятелем. Долго воевал он и захватывал для своего царя и чужие земли, нередко уничтожая под корень народы, владевшие этими землями. Не раз генерал оказывался в трудных военных ситуациях, но никогда он не чувствовал свою беспомощность так как сейчас.
   - Я понимаю, когда войска ряд в ряд идут друг против друга и решают исход сражения в открытом бою! Я понимаю, что войска проигравшие выкидывают белый флаг и сдаются на милость победителю. Вот такую войну я понимаю! А это что за война? Зачем посреди ночи! Они бьют нас в спину! Недостойно! Точно! Война с дикарями! Эти дикари не имеют права жить на этой земле! И дети их должны быть уничтожены по-го-ловно! Враги порождают лишь врагов, дикари порождают себе подобных! - глядя на разбитые пушки, сам себе выговаривал генерал.
Генерал, конечно же, лукавил и перед собой и перед Всевышним. Разве эти нападения горцев начались раньше, чем он в предрассветный час тройным кольцом окружил мирное селение и расстрелял там из всех орудий ни в чем не повинных людей: женщин и детей, стариков и немощных? Да, лукавил генерал! Теперь его солдаты лежали изрубленные шашками горцев, разорванные взрывами и обожженные безжалостным огнем. Но виновным в смерти и этих бесправных в собственной стране солдат, и горцев мирного селения, что полегли совсем недавно, был один человек. Это был сам его превосходительство генерал! Был, конечно, и еще один человек повинен в пролитии безвинной крови. Он, жаждущий чужих земель. Он, повесивший ярлыки дикарей малым народам и уничтоживший не один десяток народов, ради захвата их земель их богатств. Он, превращавший  народы, в том числе и собственный, в рабов. Он, создавший на крови собственную империю. Это был, Его императорское величество, царь. 
   - До утра захоронить всех убитых! Привести в порядок оставшиеся телеги и подготовить их! Войска должны быть готовы к маршу ранним утром! - отдал распоряжение всем офицерам генерал.
Затем генерал развернулся и быстрым шагом пошел к своему шатру и завалился в мягкую постель. Прошло еще немного времени, и генерал захрапел так, что у охранников, стоявших вокруг шалаша, уши закладывало.
   Кажется странным и несправедливым, но солнце светит для всех одинаково ласково и греет всех: и злодеев, и добропорядочных людей. Солнце и сегодня старалось изо всех сил нести
людям свет и тепло, словно на земле не было ни жестокости, ни злодейства. Скоро в шатер генерала адъютант затребовал горячий завтрак и вино. Испробовав вначале сам весь завтрак, адъютант приказал поварам внести еду генералу. Прошло достаточно долго времени вместе с солнцем, устремившимся ввысь к голубым небесам. Теперь генерал был  отдохнувшим, сытым и готовым отправиться в дальнейший путь. Наконец, он подозвал к себе офицеров, сиротливо стоящих поодаль.
   - Итак, братцы мои, подготовили войско к дальнейшему следованию? - подобно довольному солнцу изрыгнул улыбку генерал.
   Так и не сомкнувшие глаз, уставшие офицеры тоже постарались улыбнуться в ответ, но это мало чем походило на солнечное излучение.
   - Вы что, ждете, пока эти дикие горцы перережут нас всех, зажарят на костре и сожрут! Чего вы встали? - черная туча пронеслась по недавно расплывавшемуся в улыбке лицу генерала.
   - Готовы!
   - Войско готово к маршу, Ваше превосходительство! - услышал, наконец, в ответ генерал и хмыкнул довольный.
   - Покажите-ка, что вы сумели сделать ночью. Надеюсь, что эти дикари больше не решились заглянуть к нам в гости до утра? - спросил генерал.
   - Никак нет, Ваше превосходительство, не посмели-с! - поспешили успокоить генерала офицеры дружным хором.
   Генерал шел впереди, а офицеры дружной псинной толпой следовали за ним. И в таком порядке обошли они все войско. Орудия были прицеплены к лафетам, в которые были запряжены лошади. Все оставшиеся телеги тоже были приведены в порядок и в них тоже впряжены лошади. Были выстроены и солдаты в нестройные ряды. На первый взгляд казалось, что войско только и жаждет похода, но люди не выспались в эту тревожную ночь и были уставшими. Сначала горцы посреди ночи налетели, откуда ни возьмись. Затем до утра пришлось хоронить людей, отлаживать телеги, готовиться к маршу. Казалось бы, куда спешить. Ведь горцы и так сделали все, что хотели в эту ночь. Как бы то ни было, под злобными окриками офицеров, войско, состоящее из нескольких тысяч солдат и сотни всадников казаков, лениво двинулось маршевым строем вперед по узкой лесной дороге вдоль реки. Генералу не терпелось вывести в срочном порядке свое войско из этого дремучего чужого леса. Он стремился скорее добраться до грозной крепости, которую он поставил в сердце равнины равнинных соплеменников горцев. Лишь за высокими стенами и
частоколом этой огромной крепости, ощетинившейся мощными орудиями, генерал чувствовал себя в безопасности. В этой крепости у генерала было и огромное количество солдат. Ну а в этот секретный поход генерал взял с собой лишь три с лишним тысяч солдат и сотню казаков, чтобы скрытным маршем выйти в тыл одного из селений горцев и для устрашения примерно наказать, уничтожив его полностью. Генерал никак не рассчитывал напороться на упорный отряд горцев, таким наглым образом преследующих его. «Ничего. Мне бы только добраться до моей грозной крепости. Я еще вернусь. Но на этот раз возьму с собой все войско крепости и из остальных крепостей соберу огромное войско. Я выкошу это дикое племя, словно косарь траву своей острой косой. Я изведу этих горцев. Я вернусь еще!» - грозил генерал невидимым горцам про себя, двигаясь рядом с войском на широкой ленивой спине казенной лошади. Старая лесная дорога была очень узкой, так что на ней в ряд помещалось лишь по двое или трое солдат. Поэтому войско растянулось длинной вереницей. Густые раскидистые ветви деревьев по обе стороны склонялись над войском, а иногда и цепляли, царапали вражеских солдат.
   - Шире шаг! Чего растянулись как стадо баранов! Живее двигайся! - иногда, словно проснувшись, орали офицеры на солдат.
Уставшие и не выспавшиеся за ночь солдаты, услышав крики офицеров, вдруг оживали и ступали быстрее, но очень скоро темп ходьбы снова входил в прежнее, ленивое русло. Офицеры сами были уставшие и злые, поэтому эти крики тоже носили показательный характер.
Скоро генерал подозвал своего адъютанта, который ехал верхом на коне чуть позади.
   - Дорога узкая и войско слишком растянулось. Поскачи вдоль войска и передай офицерам и солдатам, чтобы глядели в оба! Пусть будут готовы к любой пакости этих горцев, - приказал генерал адъютанту.
   - Слушаюсь, Ваше превосходительство! Будет сделано, Ваше превосходительство! - ускакал на своем резвом коне молодой офицер-адъютант.
Не успел адъютант отъехать и несколько шагов, как с головы генерала пулей, примчавшейся из леса, точно ветром сдуло пеструю треуголку. Генерал, не очень соблюдающий скромность в еде и питье, плюхнулся с лошади, словно мешок, забитый до отказа чем-то неприятным. Вслед за этим из леса раздался залп из ружей в тридцать стволов, окрашивая лесную гущу синим дымом. Солдаты, находившиеся рядом с генералом, попадали сраженные и раненные пулями.
   - Стреляйте! Огонь! Огонь! - визжал генерал, валявший у ног толстой казенной лошади.
Солдаты опасавшиеся идти через глухой лес, держали наготове заряженные ружья. Раздались нестройные выстрелы в сторону леса.
   - Заряжай! Заряжай живо! Огонь! - теперь уже кричали вдоль всей колонны все офицеры.
Некоторые, наклонившись, словно боялись еще выстрелов из леса, подбежали к генералу и, убрав в сторону лошадь, кинулись к командующему:
   - Вы не ранены, Ваше превосходительство!
   - Вы целы, Ваше превосходительство?
   - Не трогайте меня! Оставьте меня! Стреляйте скорее! Возьмите этих дикарей в штыки! На мелкие куски их! - кричал генерал через ноги лошади.
Темноволосый, стройный, высокий ротмистр, находившийся неподалеку от происшествия, выхватил из ножен саблю и взметнул ее над головой и скомандовав солдатам:
   - В штыковую атаку! За мной, марш! - чуть нагнувшись вперед, исчез в густой зелени.
То ли стараясь ошеломить горцев, то ли заглушить собственный страх, многие солдаты заорали, что есть мочи «ур-р-ра!» и помчались за стройным ротмистром в гущу леса. Далеко
вглубь леса пронеслось солдатское «ура!». Но скоро, как началось так же резко и оборвалось это «ура!», по еще непонятной причине. Некоторое время спустя, солдаты по одному по нескольку начали выходить из леса. Держа в одних руках, подобно каким-нибудь палкам, тяжелые ружья, а другими, отодвигая мешавшие им ветки. Один за другим все солдаты вышли на дорогу.
   - Где? Где горцы, я вас спрашиваю! - визгливо заорал генерал, не понимавший ровным счетом ничего.
   - Нет их там, Ваше превосходительство! - спокойно ответил стройный ротмистр, вышедший из леса последним.
   - А где же они? Куда они подевались? Может, они сквозь землю провалились? - провизжал снова генерал.
   - Чуть дальше в глубине леса есть длинная просека, далее примыкающая к долине реки. Оказывается, у горцев там были кони..., - попытался офицер объяснить. А кони у них очень быстрые, - добавил он тихо словно сам себе. 
Последние слова к счастью ротмистра генерал не услышал, так как начал тут же разносить всех офицеров, диких горцев и еще кое-кого с мамашей и бабушкой.
   - Сколько солдат убито и ранено? Убитых похоронить тут же возле дороги, а раненных передать в походный лазарет, пусть присмотрят за ними! Живо, выполнять! - наконец, отдал распоряжение генерал и, нервно выругавшись напоследок, присел тут же под деревом на услужливо поставленный для него стул.
   - Вот, Ваше превосходительство, головной убор-с, - протянул генералу один из старших офицеров треуголку.
   Генерал нервно взял в руки треуголку, повертел ее несколько раз и вдруг изнутри просунул палец в дырку от пули. Старший офицер искоса поглядел на грозного генерала и еле заметно отошел от него, пока тот не начал кричать своим севшим визгливым голосом. Но, как ни удивительно, генерал горделиво водрузил треуголку на свою седую голову. Об этой треуголке и в столице будут складывать легенды! Генерал старательно навел на свое лицо грозное выражение, браво надвинув немного треуголку на глаза. Посему было видно, что генерал очень гордится этой треуголкой и собой. Старший офицер, подавший треуголку, понял, что гроза над его головой прошла, а, возможно, генерал и отметит его старание. 
 
     Дырку в треуголке генерала прострелил Эрзу. Как и всегда, он с верным другом Лечой подобно голодному волку кружил вокруг продвигающегося вперед вражеского войска. Как и было решено Васитом, за двумя разведчиками на небольшом расстоянии передвигались тридцать отважных всадников. У всадников не получалось быстро перемещаться посреди густого леса, да еще так, чтобы вражеские дозоры не учуяли. У молодых людей терпения не хватало лишь следовать за войском, чтобы только знать, где находится враг. Они изредка сворачивали коней к реке и по песчаной, а иногда и булыжной, долине реки они обходили войско с одного боку.
Вот так же было и сейчас, когда парням наскучило следовать по пятам за вражеским войском, и они свернули к речной долине. Когда они проскакали по долине реки вперед вражеской колонны, Эрзу вдруг заметил узкую просеку, которая вела прямо к дороге, по которой через некоторое время должно было продвигаться вражеское войско. Эрзу тут же подумал, что это удобное место для засады и быстрого отхода на конях.
   - Я сейчас посмотрю и скоро вернусь! - бросил он товарищам и поскакал вглубь этой самой просеки.
Через короткое время Эрзу снова вернулся к опушке леса возле долины реки, где его поджидали всадники. Махнув рукой, Эрзу позвал всех к себе, и когда отряд приблизился, то снова поскакал по просеке впереди, указывая дорогу. Оставив коней в конце просеки, отряд без шума выдвинулся к самой дороге и затаился в засаде. Через некоторое время по дороге проскочил головной дозор вражеского войска, а затем потянулись и сами солдаты во главе с полковником и другими офицерами. Генерала среди них не оказалось. Должно было быть, он по своей привычке тянется где-то в середине войска. 
   - Генерала не трогайте, оставьте его мне, выберите себе целью других офицеров, - тихо попросил Эрзу товарищей, целясь в сторону дороги. Вражеское войско еще долго проходило по узкой дороге, но генерала среди них не было видно. Наконец, Эрзу заметил в толпе солдат генерала, едущего на своей ленивой казенной лошади. Как бы это ни было странным, но в эту минуту рядом с генералом не оказалось ни одного офицера, кругом были лишь одни солдаты. Тем, кто затаился в засаде, надо бы хотя бы двоим, троим целиться в генерала для достижения надежности. Но друзьям было важнее желание Эрзу собственноручно выстрелить в генерала, чем его никчемная злобная жизнь командующего. Бойцы уложили по одному солдату раненным или же убитым. Благодаря тому, что путь отхода был заранее запланирован, всадники ловко вскочили на своих коней подобных ветру и были таковыми. Несмотря на то, что генерала все же не удалось подстрелить, нападение было организованным и удачным. Бойцы Эрзу не потеряли ни одного человека.
               
      В небе с небольшими хлопьями белых облаков солнце уже перевалило за полдень. Солдаты, не выспавшиеся ночью, уставшие, к тому же и проголодавшиеся еле плелись по бесконечному лесу. Но нападение из-за засады совершенное горцами немного подхлестнуло солдат, и они не желали останавливаться, пока не найдется в лесу удобное для устройства лагеря место. Генерал и сам не хотел даже думать об отдыхе, пока они не выйдут хотя бы на какое-нибудь удобное поле. Несколько раз возвращались высланные вперед на разведку дозорные казаки всадники и докладывали генералу, что впереди лишь густой лес и узкая дорога. И генерал, и солдаты прекрасно знали, что почти рядом с их дорогой течет река, и все жаждали, наконец-то, выйти к ней и, чтоб было открытое удобное место.
Солнце уже начало клонить к вечеру, когда, наконец, дозорный отряд казаков прискакал с радостной вестью для генерала.
   - Ваше превосходительство! Дорога впереди выходит к реке и там же довольно большая удобная поляна для устройства лагеря! - громко доложили разведчики.
   - А горцев вы не заметили впереди? - спросил генерал.
   - Ваше превосходительство, горцев там и следа нет! Широкая поляна, примыкающая прямо к долине и к самой реке! - радостно доложили еще раз казаки.
Радостную весть услышали и солдаты, находившиеся рядом с генералом. Они по цепочке на ходу передавали эту радость, пока она не достигла растянувшегося хвоста войска. Теперь солдаты и без окриков офицеров, словно ишак,  учуявший дорогу домой,  заметно прибавили ходу.
   Место и в самом деле оказалось прекрасным со всех точек зрения. Широкая поляна, на выстрел отдаленная от леса, низкий берег к долине реки. И самое главное, холодная вода в изобилии.
   - Войскам объявить двухчасовой привал! - передал распоряжение генерал через своего адъютанта.
Офицеры быстро донесли до слуха солдат приказ генерала и принялись размещать каждый своих подчиненных. Вода в реке была прозрачной настолько, что на дне видны были булыжники. Всевышний создал эту воду для всего живого. Будь то человек или зверь какой-нибудь стремится к этой светлой волне, чтобы утолить свою жажду. Люди, пришедшие сюда издалека с единственной целью, совершить зло, пролить кровь таких же, как они людей, чьей единственной виной является то, что они тысячелетиями проживали и хотят жить на своей земле,  теперь опускали в эту светлую волну свои руки по локоть в крови. Безвинная кровь с их рук быстро смешивалась с холодной водой и устремлялась, словно к райским вратам. Через мгновение волна снова становилась прозрачной словно слеза. Кто знает, сколько человеческих слез в этой реке, слезящейся из-под вечных ледников печального Башлама? Немало!
На дне реки виднелись булыжники коричневые, черные, белые и круглые, словно куриное яйцо, большие и малые, круглые и плоские. Низенькие берега по обе стороны реки указывали на то, что река теперь окончательно вышла на равнину, хотя и на равнине часто река преподносила свои сюрпризы. Река словно раздвинула лес и завоевала себе широкие долины, по которым она время от времени прокладывала себе новое русло. Над долинами тянулись поляны, усеянные густой травой и коврами пестрых цветов.
На одной из таких полян и расположилось уставшее войско генерала. Но солдатам не хватало поляны, они устраивались и в широкой пойме долины реки, некоторые солдаты перешли вброд реку и расположились с другой стороны вдоль реки, лишь бы быть поближе к воде. Офицеры расставили вокруг лагеря караулы и распорядились, чтобы походная кухня срочно занялась своей непосредственной обязанностью. Утолив жажду, солдаты расселись группами прямо на земле и довольно повеселевших у них начались и громкие разговоры, и ржание, не уступающее лошадиному. Шум стоял над лагерем, а под поварскими котлами скоро появились языки пламени, а еще через время от котлов потянуло вкусной солдатской кашей.
А для генерала в стороне солдаты живо установили белый шатер. Генерал был в хорошем расположении духа, поэтому он пригласил к себе на обед, свободных от караула офицеров. Ведь не могли офицеры питаться солдатской кашей, пригодной скорее лишь для собак. Не смотря на то, что день выдался довольно жарким, генерал свою треуголку с головы не снимал. Как он мог снять треуголку, которая должна была прославить его подвиги даже в далекой столице. Эта треуголка и была причиной хорошего расположения духа генерала. Но, когда личные повара командующего скоро подали еду, генералу таки пришлось на время расстаться со своей знаменитой треуголкой. Ведь он не какой-то там дикий горец, а  цивилизованный человек! Ему не принято сидеть за столом в головном уборе. Но генерал не просто снял свою треуголку и убрал, как обычно делал, а сначала погладил ее, еще раз напоказ просунул палец в дырку, проделанную пулей дикого горца.
   - На наше счастье эти дикари не умеют метко стрелять, как наши орлы-солдаты, - помпезно произнес генерал и церемонно водрузил знаменитую треуголку рядом с собой.
   - Прошу, мои дорогие, отобедать со мной, - присел генерал сам, а затем пригласил и офицеров разделить с ним его скромный обед.
   - Благодарим, Ваше превосходительство...
   - Премного благодарны...
Разместились офицеры вокруг массивного, объемистого стола.
   - Ваше превосходительство, вашу знаменитую треуголку должно сдать в музей-с, когда мы вернемся домой из этого дикого края, - сделал приятное старику, полковник, который в это время снял свою треуголку во много раз скромнее генеральской, и его круглая лысая голова несколько осветила шатер генерала.
   - Действительно, Ваше превосходительство!
   - Кажется, достойное место для военной реликвии, - согласились некоторые офицеры.
   - Нет-нет, мои любезные. Эту треуголку я подарю своему внуку, ему сейчас лишь десять лет, но он непременно свяжет себя с нашей доблестной армией. Наше подрастающее поколение должно завершить святое дело освобождения этого благословенного края от этих диких племен. Я и сам не успокоюсь, пока не увижу скелет последнего горца. Доберемся до нашей грозной крепости, подготовим много войск. У царя еще попросим войск. Сто тысяч, двести тысяч солдат, чтобы против каждого горца, считая и ребенка, стояло по одному солдату! - горячился генерал.
Но тут он увлекся аппетитной, поджаристой, золотистой куриной ножкой. И офицеры налегли на еду и отвлеклись от темы. Если бы не такой оборот действий, то от генерала еще досталось бы диким горцам.
   - Караул!
   - Помогите!
   - Спасайся, кто может! - донеслись вдруг отчаянные крики со стороны реки и постепенно начали приближаться к шатру генерала.
   - В чем дело! Что случилось на этот раз? - с жаренной куриной ножкой в руке, поперхнувшись и с трудом заглатывая мясо, сверкая глазами от ярости, выскочил генерал. - Где эти проклятые горцы? Подать мне мою саблю, я сам их разрублю на куски!
За генералом вереницей потянулись и офицеры с расширенными от ужаса глазами, стараясь хоть что-то понять.
   - Что случилось? - спрашивали и они у солдат, но сквозь крики солдат со стороны реки доносился какой-то непонятный и ужасный грохот.
Не обращая никакого внимания на генерала и офицеров, все солдаты как один стояли спиной к ним, а лицом к реке и с ужасом рассматривали что-то непонятное.
   - Что? Что случилось? Вы что с ума все посходили? Наступает конец света? - держа в одной руке жаренную куриную ножку, а в другой саблю наголо, генерал протиснулся среди солдат в сторону реки и грохота.
   - Разойдись, когда идут-с Его превосходительство! - кричали офицеры.
Однако, они и сами протискивались меж толпы солдат по проторенной генералом пути. Вскоре генерал и сам, разинув рот от удивления, застыл на месте. Густые брови его вскинулись вверх, а глаза округлились до неузнаваемости. Река, только недавно искрившая веселой светлой волной, изменилась вдруг до неузнаваемости. Разлившаяся на всю ширину долин с обеих сторон река, ревела, словно взбешенный лев. Могучие грязно-черные волны реки с легкостью несли на себе огромные деревья, вырванные с корнями, пнями и большими ветвями волны играли, словно с игрушечными. Волны неслись так стремительно, что невозможно было уследить за ними. Грохот стоял такой силы, что не было слышно голоса человека, стоящего рядом. Река, которую можно было спокойно перейти вброд, выглядела такой ужасающей, что и приближаться то к ней было страшно. Бурлящей реке было мало места в пределах долины, и она рвалась на берег и пыталась разлиться до самого леса. Несколько телег, стоявших в пределах низины, и одно крупное орудие исчезли, так что от них и следа никакого не осталось, река их поглотила, как и огромные дубы, вырванные где-то в горах с корнями.
   - Люди пострадали? Много людей? - растерянно громко спросил генерал, у рядом стоящего солдата почти приложившись к его уху.
   - Много... Много солдат проглотил этот змей Горыныч! Ваше превосходительство! Еще больше людей погибло из тех, что пытались перебраться с той стороны на наш берег! - прокричал солдат в ответ генералу.
Теперь только генерал обратил внимание на противоположный берег реки. Там в ужасе метались по берегу солдаты, не зная, что им делать. Они стреляли из ружей вверх, кричали от ужаса, просили им помочь. Но чем могли им помочь те, что находились по эту сторону реки? Они и сами стояли, онемев от ужаса перед невиданной стихией. Некоторые солдаты, схватившись за головы, стояли и раскачивались из стороны в сторону.
   - За рекой у наших солдат есть лошади? - крикнув, спросил генерал у своего окружения.
   - Нет, ваше высокородие, лошадей у них не должно быть. Потому что и те, у кого были лошади, пытались на них перебраться на нашу сторону, и их тоже сожрала эта бешеная река, - ответил один из солдат очевидцев, приложившись к уху генерала.
   - Так, а вон там, что за лошади? Ну-ка, подайте мне мою подзорную трубу! - приказ генерала сорвался на крик, он заподозрил что-то неладное и страшное.
В подзорную трубу, спешно доставленную генералу, тот ясно и отчетливо увидел: с нижней стороны течения реки из леса вышел один всадник, затем - еще один. Второй всадник тут же снова растворился в лесу. Но первый всадник вдруг рванул своего вороного прямо на солдат. Он навскидку выстрелил из ружья, затем вложил его в чехол за спиной, выхватил шашку и помчался в толпы солдат в ужасе бегающих по берегу реки взад и вперед.
   - Что он делает? Должно быть он помешанный! - негромко произнес генерал сам себе,
окружавшие его офицеры и солдаты не поняли ничего.
Всадник на вороном коне один рубился с солдатами, но в это время появился второй всадник, затем из леса высыпали еще около тридцати горцев. И эти горцы, на скаку приподнявшись в седле, навскидку дали залп по солдатам, убрав ружья в чехлы, и эти всадники ринулись на солдат с поднятыми над головами шашками.
   - Что они делают? Точно лишились ума! Почему солдаты стоят? Почему не защищаются? Их же не меньше трех сотен солдат! Стреляйте в этих дикарей! Огонь! Возьмите их в штыки! - в бешенстве кричал генерал.
Со стороны генерал сам напоминал сумасшедшего человека. А солдаты на том берегу напуганные рекой, оторванные от своих основных войск, растерялись и бегали по берегу. Многие из них давно уже побросали свои ружья, а другие выстрелили заряд вверх, прося помощи у своих солдат на этом берегу. Некоторые солдаты, пытаясь спастись от всадников, слишком близко подходили к реке, которая словно слизывала их с берега и проглатывала. Тридцать отчаянных всадников, словно ураганный ветер, проносились между солдат и косили незваных врагов на своей земле. Но скоро одному офицеру, оказавшемуся среди солдат, удалось подчинить своей воле большинство нижних чинов и солдат. Он начал спешно организовывать круговую оборону, выстраивая солдат большим кругом, ощетинившись штыками. И солдаты уже воспряли было духом, увидев, что нападающих не так уж и много, как им в первое время показалось. Но выстроить солдат для эффективной обороны офицер так и не успел, так как из лесной гущи как из-под земли выросли еще около трехсот разъяренных всадников, которые на скаку залпом из своих метких ружей разрушили последние попытки солдат к сопротивлению. Теперь и офицер сам был в растерянности, хотя не прекращал усилия привести солдат к организованному сопротивлению.
   - Орудия! Подкатить сюда срочно орудия! - закричал истерично генерал.
Солдаты забегали подобно муравьям, подкатили их и начали устанавливать, нацелив на противоположный берег реки, туда, где происходила трагедия, не совсем по сценарию, задуманному генералом.
- Живо! Живо, я вам говорю! - закричал генерал еще раз и подбежал сам к солдатам.
Солдаты срочно сняли с позиций орудия, которые были направлены в сторону леса, на случай, если оттуда нападут горцы и потащили их к берегу реки.
   - Установить орудия прямо здесь! Зарядить! Навести на горцев! На тот берег! - разошелся совсем генерал.
Генерал встал возле одного из орудий и стал разглядывать противоположный берег. Теперь у генерала в той руке, которой он только что держал жареную куриную ножку, была большая подзорная труба, но в правой руке он все также держал обнаженную саблю.
   - Ну, живо!  Готовы? Где факелы? Открывать огонь по моей команде! - приказал генерал артиллеристам и поднял над своей головой саблю, словно он этой саблей хотел изрубить всех горцев на свете. 
Но артиллеристы так и не дождались команды своего генерала. Солдаты так и остались стоять, застыв и не понимая, что происходит. Словно брошенная в грязь чурка, генерал плюхнулся прямо лицом в траву, распластав руки и выронив саблю рядом с собой. На голове генерала не было треуголки с дыркой от пули, она висела в его шатре на гвоздике. Но возле виска генерала виднелась еще одна дырка, из которой медленно сочилась черная кровь. А у опушки леса за спиной у артиллеристов в стороне стоял дивный серый конь с юным всадником горцем в седле. Несколько солдат, стоявших рядом, вскинули ружья и прицелились в горца. В мгновение стройный серый скакун взметнулся на дыбы и в тот момент, когда раздались хлопки выстрелов, конь резко рванул в сторону и тенью скользнул в лесную гущу.
Скоро к месту гибели генерала подбежали и многие офицеры, но встали растерянно вокруг бездыханного тела командующего, словно стадо овец у которого вожак-козел сорвался в пропасть.
В это время, словно круглый мяч, подкатил сюда и толстый, с блестящей лысиной, полковник, который в спешке уронил с головы свою треуголку и какой-то солдат бежал за ним, держа в руке головной убор полковника. Полковник брезгливо поморщился, глядя на своего бывшего командира, и заставил себя издать скрипучее подобие окрика:
   - Чего стоите! Чего застыли,  бес-с-совы дети! - что должно было означать вне всяких сомнений, что он теперь после генерала тут главнее всех. 
   - Стоим...   
   - Да-а... так, стоим...
   - Почему же вы спрашиваете? - удивились некоторые офицеры.
   - Ор-р-удия! Где факелы? Огонь из всех орудий! - тщетно пытаясь подражать генеральскому крику, выдавил из себя полковник.
Стройный ротмистр, который после выстрела Эрзу в треуголку генерала повел за собой солдат в атаку, вдруг вышел вперед, несмотря на то, что он носил чин среднего офицера и попытался образумить полковника:
   - Куда стрелять, Ваше превосходительство? В кого стрелять!
   - По горцам… всадникам! По дикарям! - истерично начал собирать полковник слова, оставшиеся в наследство от генерала.
   - Могу поручиться честью офицера, что за рекой горцы уже кончили начатое ими предприятие. И на том берегу уже нет их и следа! - взглянул с тревогой на грозно пылавшие в руках солдат факелы, стараясь как-то удержать их от бесполезной траты боеприпасов. «А ведь мог остаться на том берегу в живых и кто-то из солдат», - продолжал стройный офицер свои мысли.
В это самое время толстый полковник из-под бесцветных густых бровей грозно сверкнул глазами на солдат-артиллеристов, стоявших с поднятыми над орудиями факелами. Руки солдат с факелами машинально опустились на пороховницы пушек, и все вокруг огласилось грохотом, словно гром прогремел во время грозы. Этот грохот на какое-то время перекрыл даже могучий рев разбушевавшейся реки. Из жерла пушек выплеснуло снопы огня, и вокруг разлились клубы сине-белого дыма. С угрожающим шумом и свистом устремились на противоположный берег смертоносные ядра пушек.
Стройный ротмистр торопливо схватил в руки подзорную трубу и направил его в сторону противоположного берега реки.
   - Зачем! - лишь произнес он и отдал подзорную трубу полковнику, вдруг подскочившему к офицеру, словно собирался силой отнять у него трубу.   
   - Что это значит, господин ротмистр! Что вы себе позволяете? Пререкаться со старшим офицером! Не я ли утверждал, что эти горцы не уйдут от моих орудий! - взглянув на остальных офицеров, полковник добавил. - Желающим убедиться, вот подзорная труба! - протянул он трубу в сторону группы офицеров.
   - Противоположный берег реки зачищен!
   - Уж, не видать там этих диких горцев..., - дружно согласились все офицеры.
Ротмистр махнул рукой и отошел в сторону. Остальные офицеры тоже зашевелились, собираясь уходить. А полковник вдруг взглянул на землю и увидел мертвого генерала, уткнувшегося в густую траву.
   - Господа офицеры! Вы куда изволите направиться? Мы же не можем позволить солдатам без присутствия офицерского состава похоронить генерала! - остановил он офицеров.
   Но молодой стройный ротмистр уже был далеко от того места. Он торопливо подошел к потоку взбесившейся реки и взглянул на противоположный берег. Ветер быстро сдул черный дым от того места, где только что взорвались орудийные ядра. Темными пятнами на том берегу виднелись трупы убитых солдат, но, как ротмистр ни присматривался, не было видно ни одного трупа горцев, не было следов и их быстрых коней. Ротмистр расстроился окончательно и прошелся вверх по реке и, приблизившись к толстым деревьям, присел в траве. Офицер, не отрывая взгляда, уставился в ревущие волны реки.
Он был во власти каких-то своих дум. Долго он так просидел, не видя вокруг себя никого и ничто. «Таус! Таус! Иди к своей нане! Иди, скорее, обними свою мамочку!» - вдруг пронесся в его ушах, в сознании до боли знакомый женский голос.
Ротмистр от неожиданности вскочил, словно у него над ухом раздался выстрел. Он растерянно оглянулся вокруг, но поблизости не было никого, кто бы на него обратил внимание, а тем более женщины и подавно не было. «Что это было? Чей это голос прозвучал... мне не знаком этот язык. Ну, а если я не знаю этого языка, почему я понимаю, о чем говорит эта женщина? В моей голове? Неужели я схожу с ума!» - болезненно мотнув головой, снова присел молодой офицер.
   Волны, наполненные неописуемым могуществом, снова уносили мысли стройного ротмистра и удерживали на себе взгляд. Бурлящие, ревущие, перехлестывающие друг друга волны снова унесли внимание офицера. Словно какое-то колдовство кружило ему голову, а он, не в силах оторваться, глядел на это волшебство. Вдруг эта огромная могучая река словно испарилась, исчезла трава, исчез и густой лес. Перед глазами встала другая картина, словно это было явью: низенькая сакля-мазанка, покрытая землей. Маленький дворик старательно огорожен забором-плетенкой. А он сам маленький мальчик... Во дворе сидит очень стройный и привлекательный молодой горец в приземистой папахе, подбивает и точит косу-литовку. Вдруг этот горец поворачивается к мальчику и, красиво улыбнувшись, подзывает его: «Таус, мой мальчик, тебе надоело играть? Иди ко мне, к даде, я тебя научу подбивать и точить косу», - и протягивает мальчику молоток, а когда тот весело убегает, то начинает притопывать ногами, имитируя, что догоняет.
Открывается низенькая дверца сакли и из нее выходит молодая и очень красивая женщина с белоснежной кожей.
   - Беги, сынок, к нане, я тебя спрячу от дады! - звонко смеется красивая женщина.
Какие красивые голоса... Какие милые! Как хорошо ему - мальчику! Но, что это? Ветер! Холодный и ужасный ветер закружил в этом райском дворике! Огромные солдатские штыки! Густые, словно деревья в лесу! В руках у дады кинжал, кинжал... кинжал! Нана заходит в горящую саклю. Сакля горит! Дада падает перед самыми дверями сакли, пронзенный десятком штыков!
   - Таус! Беги! Беги, сынок, прячься! Скройся! Берегись! - остерегающе звучат последние слова матери и она закрывает дверь за собой в горящую саклю и остается внутри. Огонь! Страшные языки пламени! Дым... Сакля догорает, рушится... Чтобы не оказаться в руках врагов, мать выбирает смерть в жестоком пламени!
Молодой офицер хватается за голову и сжимает ее словно в тисках. Он вскакивает и застывает на месте. «... Таус! Мое имя... Таус! Таус.» Теперь молодой ротмистр уже ясно вспоминает все... Перед его глазами проносится все, что произошло дальше: Маленький Таус убегает... Куда? Зачем? Страшная сила страха гонит его в огород, а затем в сад. Он пытается спрятаться за деревьями, но и здесь везде солдаты, солдаты..., множество, бесчисленное множество пестро разодетых солдат. Штыки, лес штыков! Вдруг за его спиной:
   - Нет! Отставить штыки! Оставьте его мне! - в очень ярком одеянии с золотыми пуговицами офицер приказывает солдату уже нацелившему ему в спину огромный штык.
Мальчик не понимает, о чем ему говорит офицер. Но тот протягивает руку и пытается взять мальчика за руку.
   - Не бойся меня. Я хочу подарить тебе жизнь, - произносит офицер.
Но мальчик убирает свою руку, отходит и упирается спиной об дерево. Мальчик еще маленький, но ясно осознает, если он отстанет от этого офицера, то первый же солдат, которому он попадет на глаза, проткнет его штыком насквозь. Мальчик протягивает свою маленькую ручонку незнакомому офицеру.
   - Ты гляди на него! Оказывается, и дикари жаждут жизни. Ничего, ничего. Когда ты подрастешь, я снова привезу тебя в эти края, - говорит офицер, уводя мальчика за руку рядом с собой, хотя малыш не понимает ни одного слова.
   - Не понимал до сих пор! - произнес вслух в грохот бурлящего потока молодой ротмистр, стоя в опасной близости от грозной реки, скрестив руки на груди. - Но не ты меня все ж привез сюда, папа. Я сам приехал в свой родной отцовский край, - добавил он.
Молодой ротмистр вытащил кремневый пистолет, засунутый им на манер горцев за спиной, за ремень. Постояв немного, он решительно взвел курок пистолета. «Моя отчизна! Я вернулся в отцовский край и привел за собой эту адскую машину, несущую моему народу лишь страдания и смерть. Я вернулся, чтобы испить крови своего народа! Папа! Даже оказавшись на небесах, ты продолжаешь уничтожать горцев! Не было на тебе креста! Нет у тебя и Бога, папа!», - горькие мысли терзали молодого человека, вспоминая офицера вырастившего его, и которого он до сих пор называл своим отцом.
Скрытно от чужого глаза молодой человек направил дуло пистолета себе прямо в сердце и встал так, чтобы после выстрела его подхватили ревущие волны реки. Перед его глазами снова встала картина: его настоящий отец, лежащий бездыханно возле сакли, и даже мертвым, сжимая рукоять кинжала, мать, выбравшая смерть в горящей сакле, чем оказаться в грязных руках ненавистного врага.
   - Простите меня, дада, нана! - произнес молодой офицер и нажал на спусковой крючок пистолета.
Молодого человека качнуло, словно сильным ветром, но он удержался и не упал в бурлящий поток. Он стоял и не понимал, что же все-таки произошло. Чуть позже все понял - пистолет не выстрелил. Брызги воды из бурлящей реки достали до пистолета и намочили кремний и порох. В это время к капитану тихонько подошел старый солдат, наблюдавший за молодым человеком, всегда державшийся рядом. Ротмистр всегда жалел своих солдат, и не было случая, чтобы он поднял руку на солдата. Старик-солдат близко подошел к молодому человеку и заговорил, словно с сыном родным:
   - Милый мой. Сынок, так нельзя! Нельзя так! Ты, Ваше благородие, один для нашего брата солдата опора и поддержка везде и во всем. Надо бы тебе, Ваше благородие, подумать об них. Ты, сынок, только жить начинаешь. Если захочется тебе, Ваше благородие, успеешь ты очень многое исправить, много ошибок и несправедливости выправить. Господь назначил нам всем свой срок, и в назначенное время всех нас приберет к себе. Умереть, сгинуть легко, жить... правильно жить вот, что трудно на белом свете!
   - Старик, как прикажешь исправить свою ошибку? Разве возможно вернуть убитого тобой человека? - выдавил из себя ротмистр, словно отвечал на свои же вопросы.
   - Много на свете, Ваше благородь, того, что лишь самому Господу под силу исправить. Но, если человеку и в самом деле захочется исправиться, то Бог его без помощи не оставит. И еще скажу тебе, Ваше благородие, не тот достоин звания человек, кто не совершает греха, а тот, который находит в себе силы и мудрости исправиться, - терпеливо поучал старик удрученного своими мыслями молодого офицера.
   Ротмистр вдруг посмотрел на старика, словно бы впервые его увидел, и таинственно посмеялся:
   - Если я решусь исправлять свой грех, свои ошибки, то я, перво-наперво, вынужден буду убить тебя, старик! Но тебя божьего человека, царевого раба и таких же как ты, как мне приговорить? Я же вас сам и привел сюда! - отвернулся офицер от взгляда старика.
   - Обратись, сынок, с молитвами к Господу. Он не оставит тебя. Видать, Ваше благородь, много в твоей молодой голове непомерных горестей, - ответил старик.
   - К какому Богу мне обратиться? К твоему Господу или к Всевышнему горцев? - в отчаянии бросил офицер старику-солдату.
   - Бог один, мой мальчик! Вот к этому Богу и обратись. У него проси помощи! - старик пытался объяснить молодому человеку, то, что он сам давно уже осознал и понял.
   - Как же, старик, просить помощи у Бога, когда перед ним мы более всего и виновны! У нас не только руки по локоть в крови безвинно убитых нами людей, но и сердца наши захлестнула эта кровь уже давно! Все, хватит, старик, теперь оставь меня одного. Я не стану
больше спускать крючок пистолета, - резко закончил разговор молодой офицер и отошел недалеко в сторону.
«Видать, Ваше благородие, твои отец с матерью были хорошими людьми. Не может добро не перейти от родителей к детям с родимой кровушкой» - размышлял про себя солдат-старик, с грустью глядя вслед молодому офицеру.
   Старик, конечно же, поддержал капитана в очень трудную для него минуту, но рана на сердце молодого человека была не из тех, что излечивается, пока человек жив на этом свете. Самым невыносимым было то, что молодой человек теперь не знал, как ему быть дальше, как поступить. Там за рекой были горцы. Лишь каких-нибудь полчаса тому назад, ротмистр считал их своими самыми лютыми врагами. Он считал горцев какими-то дикарями. Конечно же, было оказано сильное влияние на его мышление псевдо отцом, офицером царской армии. Но ротмистр никогда не поощрял убийство женщин, детей, стариков, раненных и слабых. Когда солдаты штыками закалывающие женщин и детей замечали ротмистра, они мгновенно остывали и спешили скрыться от того места. Но, в угаре кровавого пыла вновь и вновь возвращались и повторяли свое злодеяние. Бывало, ротмистр и сам, если видел, хоть и раненого, но с оружием в руках, добивал без сожаления. Зачем же оставлять в живых этих дикарей.
   А теперь, что же? Выходило, что он и сам теперь горец «дикарь», не поворачивался у него язык назвать себя таковым. Лишь, когда перед глазами возникал образ своих настоящих родителей, он был готов бежать без оглядки к тем самым горцам и слиться с ними. Что же теперь ему оставалось делать? А солдаты, которых он лелеял словно малых детей, за которых столько переживал, столько за них заступался перед старшими офицерами. Они-то ведь в собственном государстве на рабском положении. В чем же они виноваты? Ведь он их и привел сюда, он и такие же, как и он, офицеры не спрашивали их, а при малейшем сопротивлении избивали до полусмерти, а нередко и до смерти, пропуская сквозь строй солдат с шомполами. К примеру, тот самый старик, что все время так душевно переживает за него, за его судьбу. Его забрали в войска еще молодым парнем, он постарел тут на царевой службе. Как быть теперь ему? Как поступить правильно? Как бы там ни было, надо будет немного подождать, подумать. Да и солдат, которых он же сюда и привел, следует вывести отсюда и довести до крепости. Это его святой долг, долг офицера, долг чести.
   А тем временем круглый полковник носился по лагерю словно мяч, по которому дали хорошего пинка. Доставал из внутреннего кармана огромные часы на цепочке, стучал пальцем по ним.
   - Третий час, как войска устроили привал! Подготовить войско к дальнейшему продвижению, - отдал полковник распоряжение офицерам, стараясь как можно больше походить на бывшего генерала.
Офицеры быстро приноровились к новому командующему, и больше прежнего старались угодить полковнику. Как и к генералу, офицеры теперь обращались к полковнику не иначе, как Ваше превосходительство.
   - Думается, что мало чего осталось от этих горцев, после того, как, Ваше превосходительство умело подвели их под орудийный залп. Как Вы, Ваше превосходительство, думаете? - спрашивали офицеры его.
   - Думаю, если и осталось, то незначительное их количество. Когда я осматривал место обстрела нашими орудиями, то еще дым от разрывов пушечных ядер не развеялся. Но и из того что мне удалось увидеть, могу с уверенностью сказать, что на противоположном берегу не было ни единой души: ни о двух ногах, ни о четырех, - был очень доволен собой полковник.
   - Выходит, Ваше превосходительство, перед нами более нет противника? - спросил один из офицеров.
   - Есть! - неожиданно заявил полковник.
   - И кто же? Неужели горцы еще..., - предположил кто-то.
   - Нет! - снова заявил полковник. Перед нами один противник, такой дикий и коварный, как и горцы!
   - Не мучьте, Ваше превосходительство, - взмолился кто-то из офицеров.
   - Этот единственный противник - вот эта река, которая встала преградой между нами и крепостью, - довольный своей шутке, тонко расхохотался полковник.
   - Однако, где мы переправлялись, когда шли сюда, господа? - спросил кто-то.
Между офицерами разгорелся спор, где именно войско перешло реку вброд.
   - К этому месту мы доберемся лишь только к вечеру, но мы и там не сможем перейти реку, вдобавок, там густые леса, - коротко высказался подошедший молодой ротмистр.
Неожиданно офицеры прекратили спор. Они затихли. Непонятно было почему: то ли от того, что выяснилось, сколько осталось до места перехода реки, то ли от того, что прозвучало, что леса густые. И это звучало как какой-то намек. Вскоре офицеры разошлись по своим подразделениям, к своим солдатам.
Войско было готово к дальнейшему продвижению, поэтому оно без промедления было отправлено в путь. Словно огромная змея вдоль реки потянулось войско дальше вперед.
 
      Всадники Висита, как всегда подобно молнии и грому налетели на врага и, расправившись с растерянным врагом, так же молниеносно ушли из-под обстрела вражеской артиллерии. Горцы ушли в густой лес и теперь отдыхали в тени листвы. И в этот раз бой был для горцев очень удачным. Если не считать легких ранений, отряд не понес никаких потерь.
   - Эх, нам бы вот так всегда на равных схлестнуться с врагом! Вот тогда бы можно было воевать с этими собачьими детьми сколько угодно! - как всегда, широко улыбаясь и прохаживаясь среди бойцов, притулившихся в разных местах под деревьями, говорил Эрзу.
   - Да ты и без нашей помощи чуть было сам не перебил всех вражеских солдат! Когда мы подоспели ты так резво носился среди них и махал шашкой, словно пастух вокруг своих баранов! - пошутил обычно молчаливый друг Эрзу Леча.
Ответив Лече дружным хохотом, бойцы все же поддержали Эрзу:
   - Правильно ты говоришь, Эрзу! На равных мы с ними и воевали бы лицом к лицу, не нападая на них неожиданно из-за кустов! - соглашались бойцы с молодым человеком.
   - Если дело пойдет таким образом, то скоро наши силы и сравняются! - добавил Висит.
   - Надо бы нам захватить у них хоть одну пушку! Правильно я говорю, Висит? - распалился совсем Эрзу.
   - Зачем тебе пушка, Эрзу? Может, ты задумал жениться и пострелять в воздух? Но у нас принято стрелять лишь из ружья! - пошутил Висит.
   - Эрзу, ты лучше приведи в дом сразу двух невест и не потребуется никакая пушка. Даже из ружья не потребуется стрелять в воздух, - пошутил Даша, готовый поехать хоть за семь гор, лишь бы подшутить над кем-нибудь.
   - Это почему мне не потребуется пушка? - спросил Эрзу, подмигнув Виситу.
   - Да они вдвоем тебе столько шуму устроят в твоем доме, что и пушка не понадобится! - первым рассмеялся сам Даша.
   - Нет, Даша, мне не пристало жениться, пока старшие ходят в холостяках, - таинственно произнес Эрзу.
   - Кто бы говорил о старшинстве! Да ты любого старика за пояс заткнешь своим словоохотливым языком! - принял на свой счет шутку Даша.
   - Мы-то с тобой ровня, нас бы в пору вместе отправить пасти овец, я имел в виду нашего баьччу Висита, - пошутил Эрзу и тут же пожалел, так как увидел, что Висит, вдруг погрустнев, опустил голову.
Немного помолчав, Висит вдруг обратился к Эрзу:
   - Ты говоришь, что пушка нам не помешала бы? Ничего не скажу на счет пушки, она может
оказаться нам в тягость. Но нам бы не помешали запасы пороха, - подумав о чем-то, произнес он.
   - Висит, у нас достаточно пороха для наших ружей, - сказал один из бывалых бойцов. - Но пороха и оружия, судя по неисчислимому нашествию наших врагов, нам понадобится еще немало. 
   - Вражеское войско обычно хоть спешно, но хоронило своих солдат, да и оружие с боеприпасами забирало с собой. Только на этот раз им это не удастся сделать, они не могут перейти разлившуюся и таким образом помогающую нам реку. Теперь нам следует проверить, что осталось от солдат и, главное, собрать все запасы пороха. Я тут поразмыслил над тем, что нам сказал Эрзу и сделал некоторые выводы. Конечно, орудие у вражеского войска отбивать мы не станем. Такая затея может нам дорого обойтись. Молниеносно ускакать после скоротечного боя, как мы это до сих пор делали, с пушкой мы никак не сможем. Она, скорее, свяжет нам руки, чем станет нам существенной подмогой. Однако, если пороха много то, его мы можем подорвать, хоть зарыв заряд на пути следования вражеской колонны. Если из пороха сделать взрывчатку и подорвать в тот момент, когда проследует телега с их боеприпасами, то это поможет приблизить нашу победу, - объяснил Висит, на какие размышления его натолкнула идея Эрзу отбить пушку.
   - Собрать оставшиеся на месте боя боеприпасы и оружие, дело не сложное. Для этого не нужно поднимать весь отряд. С этим справятся несколько молодых бойцов, - поглядел Эрзу на молодых парней, а затем на Висита.
   - Хорошо, друзья, соберите все оружие и боеприпасы. Словом, все, что может оказаться нам полезным. Торопиться вам вовсе и не нужно, так как пока река не успокоится ни один из вражеских солдат не сможет переправиться на наш берег, - согласился Висит.
Человек двадцать молодых парней из отряда под руководством вездесущего Эрзу сели на своих коней. Они неторопливо направили своих коней вверх вдоль реки, где совсем недавно они схватились с вражескими солдатами. Подобно дикому зверю, загнанному в ущелье, выла и ревела бурная река по правую руку группы всадников тронувших своих коней. От широкой долины реки теперь осталась узкая полоса, но этого было достаточно всадникам, чтобы спокойно добраться до места недавнего боя.
На поле и берегу реки, где происходило сражение горцев с отрезанными от основных сил солдатами, была неприглядная, чудовищная картина. От самой бурлящей реки до лесной опушки вся долина с примыкающим полем были посеяны трупами убитых солдат. Они нашли то, что искали и то, с чем пришли на эту священную землю, где до их прихода люди жили мирно и свободно. Но ведь и этих солдат создал Всевышний.
   - Кенти, внимательно осмотрите здесь все вокруг, каждую сумку осмотрите, - крикнул Эрзу парням, первым слезая со своего коня у самой опушки леса. 
И остальные сошли со своих коней и занялись осмотром местности. Они часто наклонялись и собирали все, что хоть как может им пригодиться в борьбе с врагами. Парни отобрали несколько походных солдатских сумок и в них складывали все, что собирали. Некоторые собирали солдатские ружья, сабли, тесаки и, связав их веревками, привязывали к спинам лошадей. Однако пороха они находили немного, но все, что находили, бережно складывали в мешки.
Эрзу бережно складывал очередной небольшой мешочек с порохом в свою сумку, как вдруг обратил внимание на добрейшей души юношу Догу, который растерянно стоял на коленях возле одного убитого солдата, лежащего на небольших разноцветных булыжниках.
   - Дога, что ты там увидел? Что случилось? Тебе стало плохо? - приближаясь к юноше,
спросил Эрзу.
Дога словно не слышал Эрзу, продолжал стоять, уставившись в одну точку, и не отвечал.
   - Арсби, Дакаш, - на случай, если нужна будет помощь, подозвал Эрзу двух молодых людей, что недалеко собирали ружья.
Сам Эрзу быстро приблизился к Доге и положил ему руку на плечо, но тот оставался неподвижным, как и прежде.
   - Дога... Дога! - громче заговорил Эрзу, подумав, что юноше стало плохо.
   Война - это самое страшное, отвратительное зло, которое сотворило человечество. Но человека стоящего лицом к лицу против тебя, исполосовать шашкой или же пристрелить из ружья не так-то просто. Некоторые воины так и не привыкают к этой адской работе, если даже перед ними стоит матерый, кровожадный враг. Непросто взирать и на тела убитых, обезображенных в кровавой схватке. Особо трудно переживают молодые воины, впервые оказавшиеся в такой страшной рубке как сегодняшний бой. Эрзу и сам был немногим старше Доги, но он за свою недолгую жизнь уже успел побывать не в одной жестокой схватке с врагом и за Тереком. Он вырос среди этих частых стычек и окреп духом.
Эрзу присел рядом с Догой и взглянул ему в лицо, но тому, кажется, не было плохо, он даже и не глядел на убитого солдата. Когда Эрзу взял его за оба плеча, Дога вдруг поднял и показал ему самодельную детскую куклу, которую вытащил из солдатского мешка.
   - Он эту куклу взял для своих детей... Как? В чужом селении проткнул насквозь штыком чужого ребенка и из его рук взял эту куклу, для кого, для своего ребенка? Почему! - вдруг злоба перекосила совсем еще мальчишеское лицо Доги, и он с такой ненавистью взглянул в сторону мертвого солдата, лежащего среди булыжников, раскинув руки.
А незатейливо сшитая кукла была очень похожа на тех кукол, которые он видел в маленьких ручонках девчушек в его горном селении. Кажется, кукла была сшита из куска материи старенькой красной черкески.
   - Этого злодея Всевышний наказал! Теперь он сам будет гореть вечно в синем пламени ада! - постарался Эрзу отвлечь внимание юноши.
Но в это время Эрзу и сам вдруг заметил в углу сумки, стоявшей рядом с Догой что-то чудовищное, отчего тот и сам застыл в ужасе. Чтобы Дога случайно не увидел, Эрзу незаметно схватил и сунул в свой карман какой-то небольшой предмет. После этого он взял сумку и вывернул ее прямо на песок меж булыжников. Среди остальных вещей Эрзу обратил внимание на свернутую красную тряпку, на которой ясно различались уже высохшие капли крови. Когда он развернул эту тряпочку, то увидел золотые женские серьги и несколько золотых цепочек. «Сколько же ты, собака, убил женщин из-за этих золотых побрякушек!» - покачал головой Эрзу, взглянув на убитого.
А убитый солдат лежал, уткнувшись в булыжники, словно запоздало стыдился своего бесчеловечного поступка. «Неужели вас родили женщины! Неужели вы не ведаете вовсе совести, стыда? Как вас терпит земля? Почему она не разверзнется там, где вы ступите!?» - мучимый такими мыслями, отошел в сторону Эрзу. Немного углубившись в лес, он подошел к большому дубу и с помощью кинжала вырыл глубокую яму. Затем он вытащил из своего кармана тоненький женский палец, что сунул туда незаметно от Доги и осторожно положил его в яму. На пальце желтел небольшой золотой перстень. Эрзу засыпал яму землей и долго читал над ней молитву. Затем юноша вернулся к своим товарищам.
   Невеселым поручением оказалось то, что Эрзу со своими друзьями взяли на себя. Молодые люди все как один были очень расстроены увиденным. Многое они передумали за это короткое время, посуровели их лица, и сами они вдруг стали намного старше своих лет. Пороха, правда, оказалось не так уж и много, в основном ружья да холодное оружие.
   - Кенти, вас, что там кто-то поймал и побил? Что вы все вернулись, опустив головы! -               
постарался как-то подбодрить парней Висит, который сразу же понял что с ними случилось.
   - Кто нас может там побить! Мы же там побили тех, кого следовало! - поддержал Эрзу Висита, вдруг выйдя из удрученного состояния.
   Но остальные бойцы, для приличия привели разные причины и разбрелись по лесу, где отдыхали их товарищи. Вскоре один Эрзу остался рядом с Виситом, но баьчча щадя юношу, перевел разговор к другому и присел с юношей рядом под деревом.
   - Послушай меня, Эрзу. Вражеское войско рано или поздно должно перейти через реку на нашу сторону. Пока они этого сделать не в состоянии из-за разлившейся реки. Враг двинулся вниз вдоль левого берега реки. Мне кажется, что вас с Лечой пока должно хватить. Вам
следует двигаться наравне с вражеским войском по нашей стороне реки. На их стороне проходит старая дорога, по которой они в некотором отдалении от реки и будут двигаться. Но с нашей стороны дороги нет, и нам придется продвигаться вдоль опушки леса, в основном по узкой полосе долины, затопленной рекой. Как мы знаем, дорога, по которой движется вражеское войско, иногда вплотную подходит к берегу реки и нас могут заметить, если мы всем отрядом двинемся наравне с ними вдоль реки. Понял меня? Мы отправимся чуть позднее вас с Лечой, но вам нужно немного отдохнуть и трогаться в путь, - говорил Висит с Эрзу, как бы спрашивая у того совета.
   - Хорошо, Висит, я-то готов прямо сейчас. Я совсем и не устал. Но я тут думал и хотел с тобой посоветоваться, - взглянул юноша на Висита.
   - Говори, Эрзу. Недаром же люди говорят, что у двоих два раза больше ума, чем у одного. Ты тоже, несмотря на свою молодость, бывалый волк. И ты не из робкого десятка, - похвалил Висит парня.
   - Висит, мне кажется, что за нами с Лечой должны двигаться, по меньшей мере, пятьдесят всадников. У меня из головы никак не выходит моя промашка с этим их генералом. Понимаешь, Висит, если бы нас было в тот момент пятьдесят человек, сколько мы положили бы наших врагов! Правда, в тот момент там пригодился бы и весь наш отряд. Возможно, тогда и я бы не оплошал и пристрелил этого вздутого индюка, генерала. И еще, Висит, эти полсотни всадников все же должны двигаться поодаль нас и в этот раз, несмотря на то, что мы разделены от врага бурлящей рекой. Кто знает, вдруг подвернется какой-нибудь удобный случай, - выложил свои мысли молодой дозорный разведчик.
   - Эрзу, я не против, думаю, что и все наши братья согласятся с тобой. Мне кажется, что ты прав. Молодец! - похвалил Висит парня, дружески положив ему на плечо руку. - Но ты, Эрзу, да отведет от  тебя Всевышний всякую беду, слишком горяч. Старики говорят, что из всех зверей лишь настоящий волк нападает на более сильного противника. Так и ты, бросаешься в самое пекло один, когда можно было бы чуть подождать нас. Побереги себя немного. Ты должен быть не только волком, но владеть и повадками лисицы. Ты с Лечой наши глаза и уши. Во многом благодаря вам наш отряд и имеет такие успехи, - подобрал Висит правильные слова, зная характер своего боевого друга.
   Слова Висита Эрзу пришлись по душе. Это можно было понять и по блеснувшим в глазах парня искоркам.
   - Хорошо, Висит! Постараюсь выучить и повадки лисицы, - заулыбался юноша. Только сначала поймаю ее за пышный хвост и буду учиться у нее, - пошутил он.
   - В таком случае, пойдем, посоветуемся с нашими товарищами. Не совсем будет удобно, если не спросить и их мнения, - встал Висит.
   Ловко вскочил и направился за Виситом и Эрзу.
   День клонился к вечеру. Пока небольшие, но не слишком обнадеживающие сероватые облака накатывали понемногу. Бурлившая и разлившаяся река была свидетелем тому, что в горах прошли неожиданные и обильные грозы. Но здесь на равнине пока не ожидалось дождя, если не считать потаенную дымку облаков.
   У Эрзу словно выросли крылья за спиной, и его вороной почувствовал настроение седока и летел, словно веселый ветер, споря резвостью с бурлящей, яростной волной. Он ехал далеко впереди своего напарника Лечи. Река тоже, словно обрадовалась такой компании, ей до сих пор нисколько не наскучило резвиться. Словно разыгравшийся зверь, неслась ревущая река, и волны ее с остервенением разливались и захватывали все новые берега, сужая и без того сузившиеся долины и поляны вдоль опушки леса. И когда какой-нибудь очередной берег оказывался сильнее волн, то река разъяренной медведицей становила на дыбы грязно-коричневые волны и бросала на берег и царапала своими медвежьими когтями. Лишь Эрзу не замечал яростный вой реки, его вороной, чуть касаясь этих опасных волн, легко двигался вперед над самым берегом. Вдруг Эрзу взглянул на противоположный берег и был немало удивлен. Точно так же как и он сам, с таким же озорством и легкостью, играя с буйной волной, несся стройный всадник на дивном сером коне. Встречный ветер мешал Эрзу хорошо разглядеть юношу на сером коне, и он резко остановил своего вороного, чтобы лучше разглядеть. Эрзу с любопытством взглянул на противоположный берег и снова вынужден был удивиться не меньше. На том берегу не оказалось никого.
   - Что же это было! - произнес Эрзу помимо собственной воли, от удивления. - Ты это видел, Леча! - обернулся он резко, чтобы спросить напарника.
Но и его друга Лечи не оказалось на месте, он тоже как сквозь землю провалился.
   - Что же это такое! Неужели я схожу с ума? Я же явно видел за рекой серого коня и на нем всадника! Так, а где же Леча? Куда же хоть Леча подевался? Он-то никогда не имел привычки отпускать хвост моего коня! - сам себе выговаривал юноша, все больше раздражаясь.
   «Топ-топ! Топ-топ!» - глухо стуча копытами в кожаных обувках, прискакал, наконец, конь Лечи. С вечно сведенными на переносице бровями Леча подъехал и уставился на друга с такой невозмутимостью, что Эрзу подхлестнуло сказать своему напарнику несколько острых слов, всегда припасенных им для такого случая.
   - Ты где это скачешь? Чтоб тебе Всевышний дал еще сто лет жизни! Ты же до сих пор ехал за мной, словно малый ребенок, за материнский подол, держась за хвост моего коня! - как умел, ругал Эрзу своего друга.
   - Я-то ехал, следуя обычной походке своего коня. А вот ты сегодня, словно подружился с самим чертом, вылупил глаза и несешься сам не ведаешь куда, - ответил Леча, который никогда не позволял себе таких длинных речей.
   - Э-э! Да будет свободным твой приход! Добро пожаловать! Оказывается у тебя во рту такой длинный язык, и ты его до сих пор прятал от людей? - настроившись подшучивать над другом, Эрзу вовсе забыл, зачем он искал его.
Леча, немного разгладил свои вечно сведенные у переносицы брови, и чуть было не заулыбался, но в последний миг у него этого не получилось.
Но Эрзу, заметив такие большие перемены в характере вечно хмурого друга, залился хохотом на всю округу. И, если бы не река, ревущая рядом, то юношу могли бы услышать и на том берегу.
   - Если не сегодня, то он никогда не пойдет этот красный снег! Ну, все, трогаем дальше, чего ты тут встал и хохочешь на всю округу! - все шутил Эрзу, не в силах остановить свой смех.
   - Ты... ты что-нибудь заметил за рекой... на том берегу? - вдруг вспомнив, спросил Эрзу у друга и перестал смеяться.
   - Да, заметил, - ответил Леча коротко.
   - Так чего ж ты тут стоишь, смеешься изо всех сил? Что же ты видел на том берегу, мой дорогой? - обрадовался Эрзу.
   - Наравне с нами по противоположному берегу движется на сером коне всадник. Я же поэтому и задержался, что скрылся от него в лесной чаще. Это ты скачешь, словно кричишь всему свету: «Кто меня не видит, у того пусть глаза ослепнут! Вот он я!» - еще раз обрадовал друга Леча непривычной для него длинной речью.
Но больше всего друг обрадовал Эрзу тем, что подтвердил увиденное им самим.
   - Живи, мой друг, целых двести лет! Когда мы приедем домой, я тебя обниму за эти слова, - закружил Эрзу вороного вокруг Лечи и его коня.
   - Поехали, поглядим, что там впереди, - коротко произнес Леча и указал рукой.
   - Поехали, конечно! Только гляди у меня, больше не играй со мной в прятки! - показал Эрзу другу ряд ровных белых зубов и лихо, заломив папаху, поскакал вперед. 
Эрзу отшучивался, но и сам прекрасно понимал, что он допустил серьезный промах. Теперь он был прежний Эрзу, осторожный и зоркий. Он хоть и не оборачивался, знал, что Леча едет за ним и на каком расстоянии тот едет. Боковым зрением Эрзу еще долго наблюдал за противоположным берегом реки, но всадника на дивном коне больше там не замечал. Долго еще ехали разведчик друг за другом, не торопя своих коней.
   Из-за серых туч стало лениво начало выглядывать побагровевшее солнце, когда Эрзу подошел к высокому берегу, упиравшемуся в бурную волну. Он остановил коня и взирал на берег высотой более двух лошадиных роста, когда и Леча подъехал к нему. Наверху должно было быть очень красиво, потому что отсюда снизу виднелась свисавшая густая трава вся в цветах и густые ветви деревьев. Чтобы взойти на этот берег нужно было немного обогнуть небольшую лесную чащу. Вот туда-то и направили молодые люди коней без словесного решения. Иногда два друга понимали друг друга и без слов, ничуть не хуже чем Эрзу со своим конем. Наверху действительно была густая трава и удобное место для отдыха. Юноши сошли с коней, которые тут же принялись щипать душистую траву. А юноши тем временем подошли близко к берегу и взглянули вниз. Перед их взором встала чарующая картина. Внизу бурлила и пенилась река, словно зверь она выла и ревела. Волны сплетались друг с другом, словно в смертельной схватке, и кидались одна за другой высоко вверх, к крутому берегу, стараясь достать до самого верха. Юноши взглянули на противоположный берег, где не меньшей красоты высокий берег выдавался напротив. Теперь было понятно, почему яростные волны в этом узком месте проявляли свой безумный характер и пытались свалить хоть один из высоких берегов и освободить себе место для вольготного течения. Ах, если бы грозным волнам реки удалось свалить хоть один из этих ненавистных берегов, то каким бы свободным течением упивалась бы река. А когда взбешённые волны видели всю бесполезность их воинственных наскоков на берега, они решались на небольшие хитрости. Река начинала кидать к подножию крутых берегов разного рода подношения. То могучий ствол дуба подносила река обоим берегам попеременно, то толстый ствол дикой груши с распушенными еще цветущими ветвями или же подносила река, сорванную вместе с цветами, пучок травы с обрушенного края какого-нибудь невысокого берега. Но крутые берега, крепко защищенные могучими корнями растущих на них деревьев, не обращали ровным счетом никакого внимания на все эти шалости хитрой и коварной реки.
   - Пока эта взбесившаяся река не спадет в свое прежнее русло, нам все равно не добраться до вражеского войска. Уже вечереет, тут на высоком берегу удобное место устроить ночлежку для нашего отряда, - произнес Эрзу и опустился в мягкую траву.
   - Если мы сильно не захотим... - на полуслове замолчал Леча, пристально вглядывавшийся в противоположный берег.
   - Что ты говоришь? Если захотим? - не понял Эрзу напарника.
   - Если мы сильно захотим, то доберемся до врага, - уточнил Леча, хотя из его отрывочных высказываний ничего не было понятно.
   - Как? Неужели ты думаешь, если тебе твой славный отец дал соколиное имя Леча, то он тебе вдобавок еще припас и парочку крыльев?
   - Веревку!
   - Какую веревку?
   - Веревку, которую он собственноручно сплел из прочных шелковых нитей, - не переставал Леча сверлить своими любопытными глазами противоположный берег.
   - Может быть, ты намереваешься, тот кусочек веревки, что тебе связал твой уважаемый отец, перенести на тот берег, поднявшись в воздух на крыльях, которые тебе все-таки не дал твой мудрый и предусмотрительный отец, - стараясь перекричать бурную волну, язвительно подшучивал над другом Эрзу.
   Но увлеченный дерзкой мыслью друга Эрзу скоро и сам подошел к Лече и стал внимательно всматриваться в другой берег. Мысль на самом деле оказалась столь заразительной, сколь безумной всякая попытка осуществить ее в реальности.
   - Ну-ка, покажи-ка веревку, которую твой почитаемый всеми в нашем горном краю отец собственноручно сплел своему геройскому сыну, - пытался Эрзу все же придерживаться шутливого тона, хотя обстановка складывалась не совсем удачная для этого.
Когда Леча вытащил из специальной сумки веревку-подарок отца, то Эрзу невольно заулыбался, проникшись уважением к благородному отцу своего друга. Веревка была не
только крепка как сталь, но и пестра, и красива словно змея. Когда Эрзу взглянул в сумку с веревкой, то поначалу ему действительно показалось, что там, свернувшись, лежит длинная змея.
   - Как ты думаешь, Леча, хватит ли длины этой веревки? А крепости этой веревки? - словно бы самого себя задумчиво спрашивал Эрзу друга.
   - Эту веревку с уверенностью можно перекинуть через пропасть и дать на ней порезвиться канатоходцу, - бросил Леча, довольный радостью друга.
   - Веревка славная! Ну, а где же твои крылья? Их тебе не дал тебе твой отец? Да продлит Всевышний Дела ему годы жизни, - спросил Эрзу, наконец.
   - Нет, крыльев не дал. Дал только веревку и голову, чтобы думать, - задумчиво произнес Леча, глядя на ствол могучего дерева. 
   - Голову... голову-то и мне мать дала, хотя она немного уступает твоей по своим скромным размерам. Однако наши головы тут ничего не смогут придумать, разве что привязать их к концу веревки и кинуть на тот берег..., - осекся Эрзу и повернулся к узкой полосе долины внизу и взглянул на круглые булыжники.
Недолго думая, он быстро спустился к пойме реки и вскоре вернулся с кучей булыжников. Плоские, продолговатые и круглые булыжники высыпал он себе под ноги. Тут и Леча понял задуманное товарищем и стал тому усердно помогать. Они вдвоем крепко привязали один из булыжников к концу веревки, а другой конец затем привязали к толстому дереву на уровне роста человека. Всю веревку юноши сложили аккуратно в круг, чтобы она могла разматываться без помех.
Леча был несколько крупнее своего друга, и в руках у него должно было быть чуть больше сил, чем у, более ловкого и быстрого, Эрзу. Поэтому он взял в руки конец веревки с привязанным к нему среднего размера булыжником и немного спустил его и начал крутить ее сбоку сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Когда булыжник уже крутился над головой юноши и так, что невозможно было различить веревку с булыжником на конце, он резко выбросил веревку в сторону противоположного берега реки. Словно длинная змея, изогнувшись и издав пронзительный свист, устремилась веревка ввысь и затем потянулась к тому берегу. Но булыжник, достигнув середины реки, тяжело плюхнулся в кипящие пеной волны. Подобно струне дечиг пондара1, умело натянутой музыкантом, натянулась мощная веревка. Почуяв, наконец, в своих цепких когтях хоть какую добычу, с остервенением набросились могучие волны на веревку, пытаясь хоть оборвать, но отобрать у парней тонкую нить веревки. «Эх, была хорошая веревка! Теперь нам ее ни за что не отдаст коварная река», - подумал Эрзу, но промолчал, не стал расстраивать друга. Но Леча и не думал расстраиваться. Он умелыми и могучими руками стал вытаскивать из цепких волн реки веревку и любовно складывать ее кольцами у себя под ногами. Некоторое время спустя, Леча вытянул и конец веревки с привязанным к нему булыжником.
   - А ничего, что веревка намокла в воде? Теперь она еще годится? - громко спрашивал Эрзу, обрадовавшись, что веревка все-таки цела.
   - Ничего... ничего, если долгое время не будет находиться в воде, - успокоил своего беспокойного друга Леча.
   - Послушай, Леча, мне кажется, что наши усилия бесполезны. У нас все равно не хватит сил перебросить веревку с булыжником на ту сторону. А если и сумеем ее каким-то образом перебросить, то, как мы ее закрепим на той стороне. Ничего не приходит в голову. А все же было бы здорово, протянуть наш веревочный мостик через эту реку, - высказал свое мнение Эрзу.
   - Теперь и я ума не приложу, как эту веревку все же перебросить на тот берег, - расстроился Леча и опустился на траву рядом с присевшим уже Эрзу.
   Немного посидели друзья так, но покоя у них не было на душе. Они никак не могли согласиться с тем, что невозможно справиться с такой простенькой на первый взгляд задачей.
Вдруг они оба обратили внимание, как резко подувший ветер стал наклонять и раскачивать молодое деревце, росшее на берегу возле самого обрыва. Ветер словно поддразнивал молодых людей и наклонял ветвистое деревце, делая ее похожей чуть ли на огромный тугой лук. Оба молодых людей разом встали и с любопытством приблизились к деревцу. Ветер прекратился так же резко, как и задул. Молодое деревце вновь выпрямилось и сразу же вытянулось, словно молодая стройная горянка.
   - Жаль, конечно, но надо будет обрубить шашками этой красотке ее пышные веточки, чтобы из нее сделать метательное орудие, наподобие огромного лука. Затем мы приспособим к концу макушки ствола конец веревки с массивным булыжником и пустим на тот берег. Если нам повезет, то булыжник попадет в ветви одного из многочисленных деревьев на том берегу и надежно застрянет там, - словно, размышляя вслух, предположил Эрзу.
  Дечиг пондар1 - трехструнный инструмент.   

   Молодое деревце, словно поняв жестокое для него решение молодых людей, казалось, совсем сжалось и задрожало. Ведь оно так красиво распустило свои молодые веточки и нарядилось в зеленую весеннюю листву. И по такой красоте... острой шашкой, назначенной для того, чтобы рубить злодеев, а не такое хрупкое божье творение. Но делать было нечего,
сейчас не до всей этой красоты. Эрзу вытащил свою острую шашку и стал выбирать выгодное положение для того, чтобы срубить ветки. Он занес шашку над правым плечом и сжал рукоять, чтобы наискосок срубить ветви. Но в это самое время, перебивая рев реки, вдруг послышалось «ш-ш-ш!..» и следом, просвистев в воздухе словно змея, примчалась с того берега огромная стрела и воткнулась в толстое дерево недалеко от Эрзу, издав характерное «цхап-п!». К огромной стреле была искусно привязана тоненькая веревочка, которая теперь соединяла два берега бурлящей реки. От удивления Эрзу так и застыл, замахнувшись шашкой на деревце, но быстро повернул голову туда, откуда так неожиданно прилетела стрела. Бросив деревце, которое он намеревался изуродовать шашкой, юноша бросился к краю обрыва, словно хотел достать занесенной шашкой тонкого, очень стройного юношу, которого он увидел на том берегу. Тот в это время как раз встал во весь свой рост, и в руках он держал огромный лук, достойный длинной стрелы, которая была только что пущена из нее.
   Эрзу быстро взглянул в сторону Лечи и тут же набросился на него:
   - Ты чего на меня уставился, чтоб тебя с потрохами съели девушки, которые тебя когда-нибудь полюбят! Ты что же не видел как эта стрела, подобная целому гоьмаку2, летела в меня! А если бы она вонзилась мне промеж лопаток! Что бы ты тогда делал? - ругал Эрзу друга, одаривая того своей знаменитой задорной улыбкой.

  - А вдруг тот благородный юноша целился этой достойной стрелой тебе не в спину, а в твой длинный язык! - отшутился Леча и потащил конец своей веревки к дереву, в которое вонзилась стрела.
Но Эрзу уже забыл о своем напарнике и, подойдя к самому обрыву, засыпал юношу на том берегу вопросами:
   - Как тебя зовут? Ты из какого селения? Много ли вас бойцов на том берегу? - орал он, хотя его даже стоявший недалеко Леча с трудом слышал, от рева и шума реки.
Юноша с того берега все это время терпеливо ждал, пока Леча привяжет к его веревочке со стрелой свою толстую плетенную веревку. Леча ловкими движениями рук быстро скрепил веревку с тоненькой веревочкой. Затем он, осторожно раскачивая, не повредив, вытащил из ствола дерева длинную стрелу, с интересом рассмотрел ее и тоже привязал к веревочке. Когда все было готово, Леча рукой сделал знак юноше на том берегу, чтобы тот тянул. Вскоре толстая плетенная веревка Лечи была крепко привязана к огромному стволу дерева на том берегу.
Эрзу заторопился, ему не терпелось быстрее переправиться и завести дружбу с теми благородными воинами на том берегу. Но в это время к стройному юноше на том берегу подошел дивный, серый конь, который неторопливо и, ловко ступая, вышел из леса. С удивительной легкостью юноша оказался в седле своего сказочного коня и в скором времени
слился с листвой густого леса.
   - Эй! Ты куда? Не уходи, пока я не переправлюсь к тебе! Нам надо о многом поговорить! - орал Эрзу, подбегая к висевшей над рекой веревке, но все его старания были напрасны, так как юноши на том берегу словно и не было вовсе. Он исчез.
   - Ты чего тут орешь, визжишь и прицепился к этой веревке словно обезьяна к ветке! - появился на коне впереди полусотни, не менее словоохотливый чем Эрзу, Даша.
   - Даша..., - взглянул Эрзу в сторону вновь прибывших всадников и не растерялся с ответом. Да это я тебя звал, Даша. Мне почему-то показалось, что ты на том берегу.   - С чего это мне быть на том берегу, я может быть и орел, но пока еще перелетать через бурные реки не
  Гоьмак2 – копье.
научился.
Это что за нитка тут висит? - пытался Даша понять, что тут происходит.
  - Не нитка, а, скажем, мостик. Узнав, что ты едешь сюда со своей бравой полусотней всадников, Леча тут постарался и навел мост. Тебе ж не терпится поскорее добраться до наших врагов? - спросил Эрзу и взял за руку и подвел к веревке Дашу, который к тому времени сошел с коня.
   - Должно быть тебе, кант, прошлой ночью снились плохие сны, и ты не выспался. Ты не в состоянии обыкновенные нитки отличить от веревки, - не сдавался Даша.
   Даша подозрительно взглянул на висевшую веревку, подтянувшись, схватил ее одной рукой и потянул вниз. Она ему казалась очень хрупкой, стоит лишь легонько потянуть, и она враз оборвется.
   - Зато тебе, Даша, будут сниться очаровательные сны, когда ты полезешь по этой ниточке на тот берег. И, когда к твоим пяточкам подберется кипящая пенистая волна и начнет тебе щекотать стопы, - заулыбался Эрзу.
   - За что же это ты решил меня казнить такой жестокой казнью? Что я тебе такого сделал, что ты мне приготовил такое испытание? - теперь и Даша начал понимать всю авантюрную затею Эрзу, и его передернуло, особенно, когда он взглянул вниз на бурлящие потоки реки.
   - Мне ты ничего плохого не сделал, но язык твой - враг твой, он очень  острый и длинный, - перекрикивая реку, вынес свой приговор Эрзу.
   - Может, поглядим, чей язык из нас длиннее, замерим? - не сдавался Даша, который вдруг понял, что этот шустрый молодой человек не успокоится до тех пор, пока не увидит его висящим на веревке над этим бурлящим потоком. 
Полсотни всадников сошли с коней и с, любопытством разглядывая натянутую веревку, посмеивались над сцепившимися остряками. Зная, что Эрзу несколько растянет удовольствие рассказать, бойцы спросили у Лечи, о том, что здесь произошло. И Леча, как всегда, коротко им все объяснил.
А Даша к тому времени уже отталкивал Эрзу, который пытался заставить его взойти для наглядности на натянутую веревку:
   - Пока ночь не окутает все вокруг, меня ты не заставишь лезть на эти нитки! Ты что,
кант, думаешь, что я канатоходец! - отбивался Даша.
   - Ведь ты же горец и всадник! А всадник должен быть таким ловким, что должен сплясать лезгинку на такой вот веревке! Если так дело пойдет, у тебя скоро закружится голова и на коне! Лезь на веревку! - тянул Эрзу Дашу к веревке.
   - Допустим, меня ты заставишь залезть на эту веревку, а как же ты моего коня на этот свой мост загонишь? Ты что же вздумал и коня моего научить танцевать лезгинку на этой веревке? 
   Пока Эрзу с Дашой подшучивали друг над другом, Леча сам подошел к  веревке. Он развязал свой наборный ремень с кинжалом и, ловко подтянув к себе веревку, перекинул через нее и снова опоясался. Теперь юноша, если и отпустит ненароком веревку, ремень подстрахует и удержит его. Леча ловко подтянулся, запрокинул ноги поверх веревки, и, повиснув вниз, быстро как барс какой начал работать руками и ногами. Вскоре юноша оказался на середине реки и убедился, что веревка довольно низко свисает в этом месте. Поэтому Леча оказался в объятиях более прытких и высоких волн, но сильные руки юноши сумели ускользнуть от нежелательных ласк и нежностей опасных волн. Выйдя к противоположному берегу Леча первым делом подошел к толстому дереву, к стволу которого была привязана веревка. Веревка оказалась чуть ниже привязана, чем рослый юноша ожидал. Поэтому он развязал ее и, сильно натянув, привязал повыше. Затем Леча так же ловко орудуя руками и ногами словно рысь перебрался обратно. На этот раз веревка не свисала и была надежно натянута.
Вот теперь Леча был уверен в надежности своей веревки, так как он сам был из ряда самых тяжеловесных воинов отряда. Юноша мог бы гордиться мастерством плетения веревки своего достойного отца.
   Леча убедил и Эрзу, что веревка надежна, поэтому тот отправился навстречу основному отряду. Решил обрадовать Висита и всех остальных рассказом о чудесном мосте Лечи. Вскоре все всадники во главе с Виситом подъехали к тому самому месту.
   - Ну и где воздушный мост Лечи, о котором так интересно рассказывает Эрзу? - радостно подошел Висит к бойцам стоявшим у натянутой веревки.
   - Если бы на том берегу не оказался тот благородный юноша, нам бы ни за что не протянуть веревку, - произнес Леча не так громко, поэтому рев реки словно проглотил его слова.
Но Висит все же услышал слова Лечи и заинтересовался:
   - Какой юноша? О ком это ты говоришь Леча? - отпустил он веревку, что пробовал одной рукой.
   - Висит, я тебе не все успел рассказать. Должно быть, этот юноша один из тех воинов, что умело бьют наших врагов. У него очень красивый стройный, серый конь, подобный тому белому коню с крыльями, о котором в сказках рассказывают. Мы с Лечой его и раньше замечали на том берегу. Он ехал вдоль берега наравне с нами. Затем он вдруг исчез и так же неожиданно появился на том берегу, когда мы с Лечой пытались перебросить конец веревки с привязанным к нему булыжником. Если бы он не помог, нам бы ни за что не перекинуть веревку на тот берег, - быстро заговорил Эрзу, приходя на помощь Лече.
   - А где же тот юноша теперь? - спросил Висит.
   - Вот что самое интересное... Он помог нам своим огромным луком, из которого он пустил в нашу сторону, вон в то дерево, очень длинную стрелу. К стреле была привязана тоненькая веревочка, с помощью которой мы и перетянули на тот берег нашу плетенную толстую веревку. А он, этот юноша, помог нам и даже, не попрощавшись, ускакал на своем коне. Я хотел было пообщаться с ним, но он не обратил никакого внимания на мои крики, - всем своим видом Эрзу показывал свое негодование.
   - Я думаю, такие опытные воины не очень склонны к разговорам всякого такого рода. И еще, если он куда-то торопился, возможно, они тоже затеяли нападение на вражеское войско. И нам следует поспешить, друзья мои, - стал торопить друзей и Висит.
   - Висит, скажи мне, как можно по этой ниточке пробраться над этим адом, что ревет внизу? - бросил Даша, который не смог убедить Эрзу и теперь искал хоть какого-нибудь понимания у Висита.   
Висит оглянул всех и, увидев, как все бойцы спешно начали готовиться к переправе, приблизился к уху Даши и сказал:
   - Если честно, Даша, я и сам боюсь этой веревки как ядовитой змеи! Но что делать, наши враги на той стороне реки, значит и нам следует быть там. Давай договоримся так, мы с тобой пойдем по веревке друг за другом. Все-таки вместе не так боязно. 
   - Если хочешь, будем держаться друг за дружку ручками, - пошутил в ответ Даша и улыбнулся.
Все готовились к переправе на тот берег, все жаждали добраться до своих врагов. Но всем никак нельзя было переправиться.
   - Нам нужно будет оставить людей, чтобы присмотреть за лошадьми, раненным тоже небезопасно переходить по веревке. Друзья, с собой возьмем только лишь оружие. На том берегу нам придется двигаться бегом, чтобы догнать наших врагов. Они должно быть уже далеко ушли вперед! - стараясь, чтобы все услышали крикнул Висит, перекрикивая гул реки.
Раненых в отряде было не так уж и много, но всем хотелось на тот берег. А там раненым быстро передвигаться пешком было бы не под силу. Поэтому Висит еще раз попросил:
   - Взять за глотку наших врагов нам хочется всем, и это не удивительно. Раненому легче воевать на коне, но пешему этого делать не так-то просто.
Решено было оставить на этой стороне реки одиннадцать человек раненых. Они же должны были присмотреть и за всеми лошадьми. Более двухсот пятидесяти бойцов были готовы переправиться, а некоторые из них уже висели на веревке и словно пауки карабкались к тому берегу над ревущей волной. То ли для надежности, то ли для успокоения души Даши, бойцы, переходившие на тот берег, натянули над рекой еще одну веревку рядом с первой.
Когда солнце уже скрылось над лесом и первые сумерки сгущались над землей, отряд горцев все до одного переправились через реку и были готовы к броску в сторону вражеского войска. И через некоторое время отряд двинулся на поиски вражеского лагеря. Впереди, на определенном расстоянии, двигались Эрзу с Лечой, и хотя теперь им приходилось пешим ходом рыскать вокруг, они справлялись с этим довольно успешно. Они вдвоем шли быстрым шагом, иногда переходя на легкий бег, и в скором времени натолкнулись на узкую лесную дорогу, по которой ушли вражеские войска. О чем уверенно можно было судить по многочисленным следам, оставленным солдатами, телегами, орудиями и лошадьми. Разведчики крикнули, подражая сове, и присели возле дороги, пока подтянется весь отряд.
   Скоро Висит уже негромко говорил бойцам:
   - Братья, мы уже напали на вражеские следы, можно сказать, что мы у них уже на хвосте. Теперь наша задача, приблизиться к врагу так, чтобы он нас ни в коем случае не заподозрил, иначе мы лишимся нашего преимущества, неожиданности. Враг должен думать, что мы за бурлящей рекой, и расслабиться. А Эрзу с Лечой, как и прежде, должны след в след идти за ними тенью. Возможно, войско остановилось впереди лагерем, на ночь. Общаться будем только шепотом.
   Эрзу с Лечой скорым шагом двинулись вперед, было уже темно. Но вскоре появилась круглая огромная луна и как днем осветила дорогу. Юноши все же, шли крадучись по теневой стороне дороги, укрываясь за пышными ветвями. Довольно долго шли они так и, наконец, услышали недалеко впереди шум и громкие чужие голоса, скрип несмазанных колес телег. Войско, несмотря на наступившую ночь, продвигалось вперед, и было непонятно почему. Хотя юноши очень скоро догадались, что офицеры искали удобное место поближе к воде. Вода в реке была, конечно, мутной и грязной, но, пропустив ее через сложенную в несколько раз материю, можно было более или менее очистить и сделать ее пригодной для употребления.
   После удачного обстрела из орудий противоположного берега, где горцы налетели на оставшихся там солдат, полковник был уверен, что мало кто из его преследователей остался в живых. А если кто и остался, то и они были отделены от его войска разлившейся рекой. Поэтому сам полковник и его офицеры были в хорошем и беспечном настроении. Именно поэтому войско двигалось и ночью, не остерегаясь ночного нападения противника. А конечной целью, как и предполагали Эрзу с Лечой, было место возле реки. О таковом месте, полковнику уже было доложено казачьим дозорным разъездом, и в скором времени передовые отряды войска дошли до него. Это было то самое место, где дорога упиралась прямо в реку. В этом месте реку, в спокойном состоянии, можно было перейти вброд, именно здесь и решил полковник остановиться со своим войском лагерем. Правда, останавливать войско прямо на дороге в лесу было небезопасно, когда противник близко, но горцы были за рекой. Чего же было остерегаться полковнику.
   - Собрать растянувшееся войско и разместить посреди леса по обе стороны дороги. Для моего шатра найти какую-нибудь поляну в лесу и там установить. Срочно приготовить ужин
для меня и всех офицеров! Солдатам тоже приготовить ужин! - отдал полковник распоряжение офицерам.
Стройный ротмистр, руководивший, в том числе и дозорными отрядами был очень недоволен таким решением полковника.
   - Ваше превосходительство, мои дозорные отряды нашли удобное место для размещения войска. Это пустырь вдоль реки. Со спины прикрывает река, а со стороны леса можно выставить караульные посты прикрытия, - предложил ротмистр полковнику.
Но полковник уже отдал распоряжение, а менять свои приказы, ему не позволило бы чрезмерное самолюбие. Да и кого ему остерегаться с этой стороны реки.
   - Если вдруг горцы нападут ночью, вдоль реки позиции очень удобные, - попытался ротмистр еще раз убедить полковника.
   - О каких горцах идет речь, ротмистр! Вы сами изволили наблюдать в подзорную трубу, что сталось с этими дикарями после орудийного огня. Идите, исполняйте свои обязанности! - освободил полковник ротмистра, не пригласив, однако, к себе и на ужин.
Еще два офицера попытались высказать свои опасения по поводу размещения войска, но и их тоже забыли пригласить на ужин в шатер полковника. А в скором времени посреди леса, там, где солдаты разместились на ночь, засветились огни от костров. Потянулся дымок от костров вместе с протяжным и гнетущим солдатским пением. На небольшой поляне посреди леса рядом с солдатским лагерем был на скорую руку поставлен шатер полковника, куда в скором времени потянулись приглашенные на ужин офицеры. Скоро и сам ужин был приготовлен лучшими поварами покойного генерала. Вино из генеральских запасов тоже пришлось очень кстати на этом ужине, посвященном победному завершению военной кампании по усмирению диких горских племен.
   Ротмистр, человек чести и ответственный за своих подчиненных и пожелавших быть с ним рядом, не мог себе позволить оставить солдат в таком уязвимом с военной точки зрения месте. Он отвел три сотни солдат к пустырю, прилегающему к долине и самой реке, и разместил их по всем войсковым правилам, коим он был обучен еще при военном училище. В сторону лесной опушки он выставил караулы, а с тыла войска защищала все еще бурлящая река. Еще два офицера разместились рядом с ротмистром с солдатами, изъявившими желание быть поближе к ротмистру. Правда, солдаты, устраиваясь у реки, времени потратили больше на обустройство, но им усердно помогала огромная луна.
Вскоре старательной яркой луне пришлось соперничать с отяжелевшими тучами волнами, подползавшими к ней. Но она достойно сопротивлялась, то, выглядывая из-за одной тучи, то из-под другой поблескивая желтым брюхом. Ночной красавице пока везло, так как тяжелые свинцовые грозовые тучи еще были далеко.
 
      Эрзу оставил Лечу присматривать за солдатами разместившимися в лесу, а сам решил выяснить, чем заняты солдаты в головной части колонны. Он стал свидетелем, как от основной массы войска три офицера увели своих подчиненных к берегу реки и разместили их там, расставив караулы. Относительно оставшихся в лесу солдат эти быстро устроились, и скоро над их лагерем не было слышно ничего кроме окриков караульных.
Солдаты, разместившиеся в лесу, долго не могли успокоиться, не стихали их громкие разговоры и песни вокруг костров. На костре же они приготавливали себе ужин, и чувствовалось, присутствие при этом ужине и горячительного.
Скоро Эрзу крадучись меж деревьев вернулся к месту, где условились встретиться с Лечой после обхода вражеского лагеря. Но того на месте не оказалось. «Эх, Леча, оказывается ты без своего коня пешком не очень то и расторопен!» - кольнул он своего друга вслух и решил малость отдохнуть, пока тот не подойдет.
Прошло некоторое время, когда Эрзу вдруг вскочил оттого, что его кто-то толкнул в бок:
   - Чего ты тут разлегся посреди леса и храпишь на всю округу? - упрекнул Леча друга, приблизившись к самому уху.
   - Кто храпит на всю округу... А ты чего же сам-то шляешься по всему лесу? Ты же должен был вернуться раньше меня к условленному месту? - попытался Эрзу выкрутиться и переменить тему.
   - Хорошо, что солдаты полагают, будто мы за рекой, и распевают свои собачьи песни. Иначе бы они давно унюхали тебя и забрали, пока ты тут храпака выдаешь, - словно прорвало молчуна Лечу. - Хотел бы я поглядеть на тебя, когда б ты утром проснулся среди полупьяной солдатни! - добавил он с деланным сарказмом, не давая Эрзу опомниться.
   - Чего ты ко мне прицепился! Если я тебе так мешаю, я сейчас встану и уйду к ним навсегда! - притворился Эрзу обиженным.
   - Иди, иди! Они как раз поднесут тебе чарку своей бурды и угостят только что поджаренным на костре свинячьим пятачком. Вот тогда, может быть, ты не хуже их споешь их собачье вытье, - не унимался Эрзу от своего друга.
Впервые в жизни Эрзу не мог найти, чем ответить на шутки друга, но и без ответа он все же не оставил напарника:
   - Эх, научил я тебя таки человеческой речи на свою голову! Ты говори, был то ты где все-таки? - спросил он.
   - Я разведал, где скопилось их офицерье на отдых в одном месте, - вдруг перешел Леча на серьезный лад, но не без некоторого бахвальства.
   - Ну раз такое дело, ты тут похрапи вместо меня, а я пойду к отряду и расскажу все Виситу! - съязвил в ответ Эрзу.
   - Эрзу, не следует их торопить! Эта толстушка луна сослужила нам сегодня плохую службу. Она сегодня как никогда старается, светит вовсю, - вдогонку уже тронувшемуся Эрзу произнес громким шепотом Леча.
   - Хорошо! А ты гляди в оба, будь осторожен! - ответил Эрзу и исчез в густых ветвях.
 
     Висит с остальными всадниками, был совсем недалеко. Он лежал на спине в густой траве под деревом и наблюдал за луной в просвете меж ветвей. Вокруг в ночном лесу стояла такая тишина, словно бы вблизи Висита не было около трехсот бойцов, готовых в любую минуту схватиться с врагом. А пока каждый из них размышлял о чем-то своем лежа в траве. Висита никак не отпускала мысль о юном всаднике на дивном сером коне, о котором ему рассказали Леча с Эрзу. «Почему он не стал дожидаться, пока кто-нибудь переправится по веревке на тот берег? Почему он не захотел делиться планами нападения на вражеский стан бойцов своего небольшого отряда? И почему они не желают, объединять свои действия с нами? Ведь вместе все-таки было бы легче?» - размышлял баьчча над вопросами, на которые не было ответа. Он глядел на отчаянную борьбу огромной луны с могучими хлопьями туч и удивлялся. «Почему так получается, и маленький муравей, и могучие тучи, и эта прекрасная луна вынуждены отстаивать свое место на земле и в небе? Всегда сильный остается, а слабый вынужден исчезнуть, погибнуть, словно бы его и не было на этой земле. Какая же мне достанется доля в этом огромном мире? Ждет ли меня судьба сильного или же я тоже сгину в этой вечной борьбе за свое место на земле? Нет! Никак невозможно мне сгинуть! Ведь если мы все сгинем, то поселятся на этой прекрасной земле эти нечистые люди и испоганят земли наших отцов. Нет, никак я не могу уйти, исчезнуть хотя бы не оставив вместо себя кого-нибудь. Мне нужно быть сильнее и умнее моих врагов. И Зара... Зара останется одна на всем белом свете. Должно быть, сидит одна, скучает. Вспоминает ли? Наверное, как и раньше, чтобы никто не видел, по ночам скачет по горам на своем сером коне... Серый конь! Сирдин! Юноша всадник на дивном сером коне. Не может быть! Нет, Зара не позволит себе такого! Ведь не один серый конь, хотя бы и дивный, на белом свете!» - терзаемый своей невеселой догадкой молодой человек вскочил на ноги и начал прохаживаться. «А огромный лук? У ваши, отца Зары тоже был лук! Но тот лук Зара не смогла бы при всем своем желании натянуть даже наполовину? Я и то его натянул бы с трудом? Это был лук для таких богатырей как отец Зары! Нет, не может быть, чтобы Зара. Не может!» - уверял себя Висит, но прилечь снова так и не смог.
   - Висит? Где Висит? - услышал он немного погодя, голос Эрзу.
   - Эрзу! Я здесь, подойди сюда. Ну, рассказывай, что вы с Лечой выведали о наших врагах? - вполголоса ответил Висит и в нетерпении пошел навстречу.
Тут же навстречу Виситу вышел Эрзу и в просвете ветвей при ярком свете луны продемонстрировал свою великолепную улыбку. Из несколько растянутого подробного объяснения юноши Висит сделал главные выводы: то, что основная группа вражеского войска разместилась по обе стороны дороги, тем самым разделившись на две половины, и то, что офицеры собрались все одном вместе в шатре поодаль от солдат. А торопиться Висит и сам не стал бы, хотя следовало приблизиться к вражескому лагерю как можно ближе, пока они песни свои воют, да разговорами увлечены. Да и неизвестно было, как поступят офицеры, после того как набьют свои поганые брюхи. Поэтому, он прошелся с Эрзу по группам отдыхающих бойцов и обратился к ним:
   - Братья, как и всегда, Всевышний Дела помогает нашему правому делу. Нам следует воспользоваться удобным для нас расположением вражеского войска и нанести ему урон, насколько нам позволит наша смекалка и удача. По всей видимости, враги решили, что мы все еще на той стороне реки, и им ничто не угрожает. Нападем на солдат, что разместились в лесу и постараемся уйти. С нашей стороны не должно прозвучать ни одного выстрела, лишь в крайнем случае. Главным нашим оружием нападения должны стать кинжалы. А теперь нам следует подойти к вражескому лагерю поближе, насколько это возможно, пока они все не спят и шумят. Путь нам укажет только что вернувшийся оттуда Эрзу.
Вдруг Висит догнал только что тронувшегося Эрзу и положил ему руку на плечо:
   - Эрзу, скажи мне, а ростом был высок тот юноша?
   - Какой юноша?
   - Ну, тот юноша, который вам с Лечой помог... Стрелой...
   - Да нет, он был ростом не слишком высок, хотя и не маленький. Но очень стройный юноша, тонкий как девушка.
   - Тогда, объясни мне, как ему удалось натянуть огромный, по вашим словам, лук и пустить стрелу, да еще и с веревочкой? - настойчиво спрашивал Висит, так что Эрзу даже удивился.
   - Не знаю, Висит. Как натягивают лук? Двумя руками, наверное. Я же говорю, это Леча видел, как он натягивал свой лук и целился в меня. И когда стрела попала рядом в дерево,
я вздрогнул, а он стоял и смеялся с моего испуга, - умело перевел Эрзу все эти странные вопросы на своего напарника Лечу.
   - Ну, ладно. Если Леча видел, как этот юноша натягивал лук, у него и спрошу. Позже, - оставил Висит юношу в покое.
Первое время отряд горцев по двое осторожно продвигались по узкой дороге ярко освещенной лунным светом. И когда они дошли до того места, где Эрзу определил малочисленные караулы, то слились с лесом и пошли по одному, по двое за своим проводником. Вскоре Эрзу привел всех к тому месту, где затаился Леча. Он то и повел небольшой отряд дальше к шатру, где пировали офицеры.
 
        Солдаты, разместившиеся среди леса по обе стороны дороги, развели большие костры, словно пытались за одну ночь сжечь все дрова в этом огромном лесу. Палатки солдаты не могли поставить в густом лесу, но они особо и не нужны были, ночь была теплой. Если случайно не польет дождь, то им ничто не угрожало. Вокруг каждого костра сидело по десять и более солдат. Над кострами висели солдатские котелки, в которых они готовили себе ужин. Солдаты, которых офицеры гнали вперед, стараясь добраться до воды и старой переправы, были сильно уставшими и скоро затихли их разговоры, да и песни стали больше походить на завывание уставшего пса в полудреме.
Веселье офицеров после дюжины бутылок вина открытых из запасов генерала и отменного даже в полевых условиях ужина, несколько затянулось. Близко к шатру полковника солдатских костров не наблюдалось, и нельзя было их винить в желании держаться подальше от офицеров. Правда, перед шатром был разведен костер, на углях которого готовились всякие кушанья для полковника и его гостей. Шатер охранялся вокруг с четырех сторон караульными солдатами с ружьями примкнутыми к ним штыками.
   Небольшой отряд, бойцов двадцать, с Виситом во главе затаился недалеко от шатра в густых ветвях деревьев. Так как шатер с офицерами стоял на поляне поодаль от солдат, Висит жаждал навестить сначала именно их. Но его останавливало затянувшее соперничество огромной луны с редкими тучами. Каждый раз, как только та или иная тучка закрывала луну, она тут же выворачивалась из под них и словно дразнила и тучи, и Висита, потерявшего уже всякое терпение. А луна разошлась, да так, что она умудрялась освещать ярким светом даже под деревьями. А поляну, что солдаты выбрали для полковника, луна освещала словно бы днем. Горцы с последней надеждой глядели на тучи, но неожиданно выглянувшая луна, могла испортить все. Один сделанный выстрел мог испортить весь план действия. Горстка горцев не смогла бы справиться с тысячью вражескими солдатами. Но, если бы удалось справиться с офицерами, то против них оставались две группы солдат примерно по пятьсот солдат в каждой. Однако надо было торопиться, пока офицеры не задумали расходиться по вверенным им солдатам. Теперь все зависело от терпения бойцов Висита, и от их отменного умения владеть кинжалом.
   Вдруг капризную луну накрыла, откуда ни возьмись, большая волнистая туча. Висит ждал именно такого случая и очень обрадовался. Он взглянул на бойцов, затаившихся рядом с собой, и почти шепотом произнес:
   - Братцы! Приготовились..., - и последнее слово его зависло в воздухе, что-то удерживало его.
   - Стой! Кто идет? - вдруг раздался голос старшего караульного возле шатра.
   - Смена караула! Свои..., - ответили из-за деревьев в лесу солдаты со старшим унтер-офицером, которых Висит никак не мог видеть.
Караульные солдаты, находившиеся вокруг шатра, узнали негромкие голоса приближавшихся и, так как были сильно уставшими, быстро сменились. Но как только караульные сменились, луна снова выскочила из объятий черной тучи и снова разлила серебристый свет на лес, на шатер. Теперь луна неожиданно помогла своим светом и горцам Висита. Так как теперь они знали, где какой караульный солдат стоит вокруг шатра.
Вскоре вновь сменившиеся караульные солдаты услышали подвыпившие голоса офицеров из-за тонкой стенки шатра и быстро успокоились. Они один за другим стали подбираться к толстому повару, копошившемуся возле костра, в надежде поживиться чем-нибудь вкусненьким. Повар стал отбиваться от них как от назойливых мух.
   - Если офицерам не хватит еды, то они меня самого вмиг сожрут! - шипел на караульных солдат толстый повар.
Вдруг прямо на охваченных ужасом глазах повара, все караульные солдаты сползли на землю, не успев даже понять, что случилось. Последнее, что в этой жизни увидел и сам повар, было то, как человек двадцать горцев с ловкостью барсов, заскочили в шатер с офицерами. После чего он и сам скатился и распластался на земле. Офицеры в шатре тоже не успели понять, в чем дело, когда со всех сторон, распоров острыми кинжалами тонкие брезентовые стенки шатра, к ним ворвались горцы. Великолепное владение кинжалами дало свои результаты. Все было закончено молниеносно. Так же быстро горцы снова исчезли в лесном массиве.
   «Теперь, луна ясная, все зависит от твоей благосклонности!» -  с надеждой взглянул Висит в небо, продвигаясь вперед со своими бойцами. Словно прочитав мысли Висита, луна, недолго думая, скрылась за набежавшей большой черной тучей. Вдали чуть слышно прокричала сова несколько раз подряд. Словно тени замелькали вокруг каждого костра по пять шесть горцев, все это время незаметно подползавших близко к своим врагам. Первыми полегли караульные солдаты, затем такая же участь настигла бодрствовавших солдат и последними были те, кому посчастливилось к тому времени уже заснуть. Прошло лишь несколько мгновений, и все было кончено. Костры горели, как и прежде, солдаты лежали вокруг костров. Но не суждено было им больше встать и пойти по этой земле, неся людям смерть и страдание. Они лежали так же, как днем раньше, изрезанные ими жители ни в чем не повинного селения. Божья кара настигла их в этот полночный час.
   Бойцы Висита отошли так же быстро, как и напали на своих врагов и теперь собрались для продолжения начатого и задуманного.
   - Если мы сумеем с помощью Всевышнего расправиться и с теми солдатами, что устроились на отдых в лесу за дорогой, то больше половины вражеского войска мы положим вне всякого сомнения! - говорил Висит шепотом. - Братья, постарайтесь без шума, чтобы ни одна хворостинка под ногами у вас не треснула. Пройдите, огибая дорогу, как мы обговаривали раньше, между войском, которое закрепилось на берегу реки и солдатами, что на той стороне дороги. Сначала ликвидируйте караульные посты, которые Леча с Эрзу наметили, а затем ждите «крика совы», не суетясь. Но как только услышите условный знак, будьте подобны молнии, карающей врагов нашей земли! А к Лече с Эрзу у меня особая просьба. Подберите себе двадцать бойцов для прикрытия. Как вы говорили раньше, на берегу реки закрепилась большая группа солдат и мы сейчас должны вклиниться между ними и оставшимися солдатами. Если нам не удастся справиться с задуманным нами, то мы вынуждены будем уходить и отстреливаться. Но если на нас устремятся еще и солдаты с берега реки, то мы окажемся в окружении. Вот тогда вряд ли кто-нибудь из нас уцелеет в этом бою. Слишком уж огромны силы наших врагов, и мы пешком не сможем быстро уйти от погони. Поэтому Леча, Эрзу, отберите двадцать добровольцев для прикрытия основных наших сил, в случае вынужденного быстрого отхода. Вы растянитесь насколько это возможно и, если услышите с нашей стороны выстрелы, откройте огонь из ваших ружей по войскам, что расположились на берегу реки и непременно устремятся на помощь своим. Постарайтесь поднять такой шум, чтобы они поверили, что вас много и вы нападаете на них. Но, если они не начнут обороняться, а ринутся на вас, тогда держитесь, пока мы не сможем уйти от погони. Можно было бы послать с вами больше бойцов, но тогда мы здесь можем не справиться. Поняли меня, братья? - спросил Висит в конце для  уверенности.
   - Конечно же, двадцати бойцам трудновато будет выдать себя за тысячу воинов, но, будь там хоть десять тысяч, пока мы живы, они до вас не доберутся! - опередив словоохотливого Эрзу, заявил Леча.
   - По одному заряду из наших ружей, допустим, мы успеем выпустить. Но, пока мы зарядим наши ружья для повторного выстрела, вражеские солдаты успеют добраться до нас. Что ж ты, после первого выстрела, станешь кусать наших врагов? - поспешил Эрзу кольнуть своего друга.
   - Ну, если дойдет до зубов, то у меня еще имеется шашка и острый кинжал. Но, чтобы не дошло до кинжалов, мы соберем ружья тех солдат, что нынче держат ответ перед Всевышним Делой, за свои зверства на этом свете. Выберем заряженные ружья, сколько сможем. Я думаю прихватить с собой десяток ружей, зарядить их я не успею, но выстрелить десять раз постараюсь! - все с таким же воодушевлением заявил Леча.
А Эрзу так и не нашелся, что сказать и остался стоять с раскрытым ртом. Да и что можно было тут сказать, Ничего умнее и придумать нельзя было. Добровольцы нашлись очень скоро, и вскоре двадцать два бойца, загруженные ружьями убитых солдат, ушли в темноту леса, чтобы сложить свои головы, прикрывая товарищей, если на то будет воля Всевышнего.
Остальным бойцам Висит взволнованным полушёпотом добавил:
   - А теперь, друзья, и мы должны показать чего мы стоим! Вперед на наших врагов! Да поможет нам Всевышний Дела! - добавил полушепотом Висит и вышел вперед отряда.
Должно быть, горцам повезло сильно в том, что все солдаты сидели и лежали вокруг костров. Горцы двигались по лесу так бесшумно и осторожно, что ни росинки не роняли с листочка на ветке. Они словно сливались с густой травой и подползали близко к своим жертвам подобно осторожной ящерице. Словно под землю проваливались один за другим караульне солдаты, что, опершись на свои длинные ружья, вели неравный спор с одолевающим их сном. Кинжал, острый клинок которого без труда разрезал на две половинки подброшенный в воздух и опускающийся носовой платок, точно находил сердце врага и горло. Кажется, все до единого, караульные солдаты бездыханно лежали в кустах. Бойцы с великой осторожностью начали подползать к солдатам, что расположились вокруг костров, для решительного броска на врагов. Время пришло, и троекратный совиный крик огласил лес.
   - Кто здесь? Стой, стрелять буду! - вдруг неожиданно послышался растерянный, сонный голос из-за стволов деревьев несколько в стороне. 
Оказалось, что караульный солдат устроился на разветвленном стволе дерева и заснул. Вдруг проснувшись от крика совы, он-то с испугу и начал орать. Орать то ему пришлось недолго, кто-то из горцев метнул в него сверкнувший в отсвете костра кинжал, который и заткнул ему рот навсегда. Но караульный, перед тем как замертво сползти с дерева, успел нажать на спусковой крючок своего ружья. Оглашая тишину леса, раздался оглушительный выстрел, разнесшийся далеко вокруг. Проснувшиеся солдаты истошно закричали и начали хвататься за свои ружья, выставленные шалашом возле каждого костра. Готовые ринуться на врага горцы теперь и сами могли не таиться. Что они и сделали, в ход пошли ружья, шашки и кинжалы. Началось действо противное человеку и именно поэтому требующее крепких сверхчеловеческих нервов и силы духа.
   Горцы, что должны были быть далеко за рекой, вдруг оказались рядом лицом к лицу, и от этого многие солдаты растерялись. Да и над теми, что попытались оказать сопротивление, уже был занесен кинжал мести. Горцев было в два раза меньше чем солдат, но неожиданность их нападения решило исход схватки. Возмездие нашло тех, кто ее заслуживал. Они больше не принесут на концах своих штыков смерть в этот край.
В установившейся тишине Висит вдруг обратил внимание на выстрелы, что доносились со стороны реки. Он рванулся туда, но бойцы преградили ему дорогу и схватили с двух сторон за руки.
   - Ты не имеешь права! - услышал он из толпы.
   - Оставьте меня! Я их послал на смерть! Я должен остаться с ними! Но если мы все тут
поляжем, некому будет добить оставшихся врагов! Это вы сумеете сделать и без меня! - в
ярости закричал Висит на своих товарищей.
   - Ты изменяешь собственному слову!
   - Ты сам нас учил следовать принятому решению!
   - Если умрем, то умрем все вместе! - раздались решительные голоса.
   - Я один... один останусь. Вы уходите, - просил Висит.
   - Надо уметь держать свое слово! Нам надо уходить немедля! - похлопал его по плечу боец постарше и увлек за собой.
   - Хорошо! Хорошо... Я дал слово, - тронулся он с бойцами в сторону веревочной переправы. - Нам надо выйти на дорогу, так легче будет уходить! - направил он друзей к дороге.
Прошло немного времени, и чутким слухом Висит уловил, что ружья бойцов Эрзу и Лечи вдруг замолчали. «Мы успеем лишь сделать по одному выстрелу! Пока мы вновь зарядим наши ружья, враг добежит до нас. Слишком уж близко они находятся от опушки леса!» - громом пронеслись слова Эрзу в голове Висита.
   - Братья! Их же всего лишь трое против нас одного! - крикнул Висит на весь лес и, выхватив шашку рванулся обратно в лесную гущу.
Он бежал и рубил вперед себя ветки, чтобы легче было бежать. Гул ярости несся позади него, и остальные бойцы следовали примеру Висита, прорубали шашками себе дорогу. В это время со стороны реки раздались взрывы орудий. Страшный гул разнесся по лесу, заглушая выстрелы из солдатских ружей. «Эрзу говорил, что у солдат возле реки нет пушек. Должно быть Эрзу ошибся. С ним такого ни разу не было до сих пор. Должно быть ошибся», - думал Висит, все рьянее пробиваясь сквозь густые ветви.
Висит в очередной раз поднял шашку, чтобы срубить мешавшую ему ветку, когда из-за нее вдруг вырос молодой боец.
   - Ваша, осторожнее! Не попади в меня! - крикнул боец, идущий ему навстречу, и отстранился из-под удара Висита.
   Висит рукой рванул и отодвинул ветку впереди себя и внимательно посмотрел в темноту. Перед ним стоял молодой боец, который отправился с Эрзу и Лечой в прикрытие.
   - Где наши? - быстро спросил Висит.
   - Висит! Висит, - мы все здесь! Все целы и невредимы! Нам нужно уходить быстрее! Он помог нам уйти от преследования, - крикнул Эрзу и помчался в сторону дороги, возвращая и увлекая за собой, всех кого встречал на пути.
 
      Зара помогла Эрзу с Лечой перетянуть через реку веревку и поспешила скорее скрыться от этого места. Она прекрасно видела, как Эрзу что-то объяснял ей, что-то пытался сказать, хотя она не слышала из-за гула реки его слов. Но из-за того, что Эрзу не терпелось с ней поговорить, девушка не могла позволить себе открыться перед ними. Поэтому она лишь улыбнулась тому, как Эрзу ловко изъяснялся с помощью рук, и быстро удалилась в лес.
   Ехать через лес было не совсем удобно на коне, но Заре следовало скрыться от глаз Эрзу и Лечи. Отъехав так, чтобы на другой стороне реки ее не увидели, Зара снова вышла к узкой долине реки и пустила своего Сирдина по-над берегом. Река в этом году как никогда разошлась и не собиралась в скором времени возвращаться в свое русло. Она со стороны походила уже на огромного дракона, ползущего, выворачивая на своем пути деревья с корнями. Казалось, люди разбудили его, и он ищет виновных и не успокоится, пока не найдет. Один лишь Сирдин не ведал страха перед могучим драконом. Казалось, конь желает с ним померяться силой богатырской. Он иногда так близко подходил к грозным волнам, что они лизали стройные ноги коня.
   Зара уже давно поняла, что Висит переправится на этот берег и постарается неожиданно ударить по вражеским войскам. Она думала, чем же ей помочь своим братьям односельчанам. Ей одной было легче, она могла незаметно подкрасться к вражескому войску, выстрелить да и ускакать на своем быстром Сирдине. Ну а Виситу со своими друзьями пешим строем не удастся так быстро уйти от огромного войска.
   «Так, а я-то куда направляюсь? Зачем же я стараюсь уйти от них подальше? Ну, подойду я на выстрел к войску, постреляю и ускачу, а толку от этого никакого нет. От этого и Виситу никакой помощи нет. Чтобы помочь Виситу, мне следует сначала узнать, что же он задумал сам. До сих пор я следовала тенью за вражеским войском, ходила по пятам, стараясь найти слабое место для нанесения удара. Думаю, теперь мне нужно будет последить за Виситом... Поглядим, какой ты у меня внимательный, сможешь ли ты учуять, что я слежу за каждым твоим шагом, что я рядом, наконец», - размышляла Зара и улыбнулась собственным мыслям.    - Сирдин, мы с тобой последим теперь за моим Виситом. Поворачивай-ка, мой хороший, назад, - повернула девушка коня к месту, где непременно должны были переправиться
бойцы Висита.
   «Однако теперь мне и самой надо быть предельно осторожной! Если Висит узнает, что я здесь, то он немедленно отправит меня обратно домой!» - испугалась Зара собственной мысли. Сирдин скоро приблизился к месту переправы, девушка спешилась и, погладив по шее, отпустила коня попастись. Сама же она взяла лишь подзорную трубу и, скрываясь в ветвях, с большой осторожностью стала приближаться к месту, где была натянута веревка через реку. Наконец, она подошла близко, насколько это было возможно, и, затаившись за пышным кустом, удобно устроилась для обзора. Зара достала из футляра и направила на противоположный берег подзорную трубу. Она сразу заметила Висита, он о чем-то говорил с бойцами. Зара подставила ладошку под свой красивый подбородок и с наслаждением наблюдала за тем, кто ей был дороже всех на свете.
   - О, Всевышний Дела, дай им удачи в бою, отведи от них вражеское оружие! - молила девушка Бога, глядя, как бойцы начали по веревке переправляться на этот берег.
Хоть и начали сгущаться сумерки, Зара, конечно, с большим любопытством наблюдала и за тем, как ее милый переправлялся по веревке, раскачиваясь из стороны в сторону.
   - Однако на коне мой милый смотрится значительно лучше, чем вот так болтается на веревке! - шутила сама с собой девушка. - Ничего, мой милый, мне нужен не канатоходец какой-нибудь, а такой хороший парень как ты! - продолжала она говорить с Виситом, словно он был рядом и мог слышать ее. 
   Когда все бойцы переправились на этот берег и с осторожностью стали продвигаться по дороге в сторону расположения вражеского лагеря, Зара легкой походкой кошки незаметно прокрадывалась за ними. Вскоре девушке удалось послушать то, зачем она за ними так настойчиво следила. Навстречу к отряду подоспел Эрзу, разведавший расположение вражеских войск, и Висит собрал всех поближе к себе и начал согласовывать их дальнейшие действия. Близко подойти к ним Зара, конечно, не могла, но она разобрала из полушепота Висита все, что ей нужно было узнать. Теперь она знала, как произойдет нападение горцев на вражеский лагерь. «А я пойду еще раз, обойду расположение вражеского войска и погляжу, может, что и не углядели разведчики Висита?» - подумала девушка и осторожно отстала от отряда, который вскоре ушел вперед.
   - Бойцы Висита нападут на врагов лишь после полуночи, и это время надо будет мне использовать для дела, - прошептала она про себя и направилась, ступая осторожно, в лесную гущу.
   Мягкая обувь из толстой кожи буйвола, ичиги, позволяли ей нащупывать под ногами дорогу и ступать бесшумно. Зара с большой осторожностью обходила и изучала место расположения вражеского войска, границы разделения войск. Караульные посты она обходила с осторожностью, проползала юркой ящерицей совсем рядом с ними. После долгого и трудного обхода и наблюдения за всем расположением войска, Зара выяснила особую опасность со стороны солдат, закрепившихся на берегу реки. Про это знал и Висит, поэтому он и отправил туда с Эрзу и Лечой для прикрытия отхода основной группы. Но этот малочисленный отряд не смог бы в случае чего остановить наступление солдат с берега реки. Эти храбрецы, возможно, продержались бы, пока основной отряд не вырвется из окружения, а затем полегли бы и сами смертью героев, смятые многочисленными врагами. Чтобы остановить наступление солдат с берега реки понадобились бы пушки и большее количество бойцов. Пушек, конечно, не было, но в расположении вражеского лагеря девушка выявила слабую охрану имущества в обозе. Войско находилось по обе стороны дороги в лесу, а обоз со всем войсковым имуществом так и остался стоять на своих местах посреди дороги. Зачем нужно было выставлять караульных солдат возле каждой телеги, когда весь обоз находился посреди расположения войск. Караулы были выставлены вокруг всего расположения войска, в хвостовой и головной части обоза. Лишь лошади все были распряжены и паслись рядом вдоль дороги и, чуть углубившись в лес. Зара осторожно шла среди этого обоза и проверяла содержимое каждой телеги. Здесь были крытые телеги с запасами продовольствия, ядрами для пушек, запасами пороха. К каждой из телег Зара что-то находила и приспосабливала тут же или же переносила из другой телеги. Когда луна вырывалась из объятий туч и ярко освещала дорогу с телегами, она укрывалась в теневой стороне. Но когда ночное светило вновь попадало в цепкие космы туч, девушка чувствовала себя увереннее. В некоторых телегах уже похрапывали возничие, возле этих телег девушка вела себя особенно осторожно. Наконец Зара вышла к головной части обоза недалеко от бурлящей и ревущей реки. Здесь она нашла еще одну крытую телегу с запасами пороха в небольших деревянных бочонках. Стараясь держаться в стороне от расхаживавших по дороге нескольких караульных солдат, Зара достала из телеги четыре бочонка набитые порохом. Одну за другой три бочонка с порохом девушка разместила напротив позиций солдат, разместившихся вдоль берега реки, недалеко от их караульных постов. Из этих бочонков она выбила пробки и высыпала рядом немного пороха. Затем Зара, не теряя осторожности, направилась к своему верному Сирдину, который ждал девушку у опушки леса поодаль расположения солдат у реки.  Она захватила с собой один бочонок с порохом, и распределила по специальным кожаным мешочкам, туго набив их,  и положила в подседельную сумку. Там же на опушке леса вверх по течению реки она прилегла на траве возле ног своего коня, чтобы немного отдохнуть.
   Но отдыхать долго Заре не пришлось. Во время второго нападения Висита и его бойцов на спящих солдат, караульный солдат, выстрелив из ружья, поднял такой переполох, что солдаты, отдыхавшие отдельно на берегу реки, тут же вскочили и устремились на помощь к дороге и к опушке леса. Но в их гущу посыпались пули, посланные из ружей горцев, оставшихся в прикрытии. Солдаты тут же отступили и заняли оборону. Началась ожесточенная перестрелка. Но бойцы Эрзу и Лечи очень скоро разрядили свои ружья и начали их перезаряжать, на что уходило значительное время. Хуже всего было то, что опытные вражеские офицеры быстро поняли по количеству производимых горцами выстрелов из ружей, что напротив них засела на опушке леса лишь горстка людей. Первым это понял стройный ротмистр. Он был в первых рядах наступавших солдат, и теперь он стоял во весь рост, не обращая внимания на редкие выстрелы из леса.
   - Приготовиться! Зарядить ружья! Залпом огонь! В штыковую атаку! Вперед! - скомандовал он и сам первым ринулся в сторону леса.
Преданные своему ротмистру солдаты криками огласили всю округу и все как один ринулись за своим командиром. Но в это время вдоль опушки леса, словно на крыльях, помчался дивный серый конь. В руках у всадника сверкали пылающие факелы. Один из факелов, зажженных стрел, стройный всадник пустил в сторону одинокого дерева, и тут же взорвавшийся порох огласил оглушительным взрывом и осветил пламенем все побережье реки. Проскакав вдоль опушки леса до середины наступающих солдат, молодой всадник пустил вторую зажженную стрелу к ранее намеченному кустику и раздался взрыв, подобный первому. Солдаты запаниковали и застыли. Третья зажженная стрела тоже достигла своей цели, и третья группа солдат дрогнула.
Ими руководили два офицера, примкнувшие ранее к группе ротмистра. Солдаты перед атакой разрядившие залпом свои ружья, и рассчитывавшие добить горстку горцев штыками не могли выстрелить в таинственного всадника храбреца. Хотя не так-то просто было попасть во всадника на таком расстоянии, да и конь у храбреца был подобен порыву ветра. Упорный ротмистр быстро побежал было наперерез всаднику, и уже выхватил из-за спины заткнутый на манер горцев кремневый пистолет и прицелился во всадника на дивном коне. Но в последний миг он остановился и не смог заставить себя выстрелить в такого отчаянного храбреца. Более всего на свете он уважал отчаянное мужество, даже у своих противников. Кто знает, может, у ротмистра была и совсем другая неясная причина своему благородному поступку.
   А отчаянный всадник, на своем сером коне доскакав до спуска дороги, выходящей из леса, к реке, резко повернул коня в сторону вражеского обоза. Быстро углубившись на коне, всадник подскочил к одному из догоравших костров, оставшихся от перебитых бойцами Висита солдат, ловко нагнулся и с седла взял в руки еще горевший факелом головешку. Затем она выскочила на дорогу и поднесла головешку к первой, стоявшей в ряду обоза крытой телеге, и прошлась, поджигая одну телегу за другой. Она поджигала и орудия, под которые она заранее подложила ядра и охапки тряпья из телег, политые своей горючей смесью из нефти. Когда Зара почти закончила, учиненную, ею месть над телегами, в начале обоза уже рвались и пылали телеги и одна за другой разрывы подступали к ней. Поэтому девушка торопливо закончила, начатое дело, и поспешила удалиться от этого места подальше. Подобно ветру пустила она своего коня вверх по узкой лесной дороге.

    Висит, со своими товарищами, успел уйти уже далеко от места сражения, когда они вдруг услышали оглушительные взрывы, и увидели вдали высоко взлетавшее над лесом зарево пламени. Все бойцы вдруг остановились от удивления.
   - Что это было? Что это там взрывается и горит? - спрашивали они друг друга, словно те знали больше их самих.
Но среди них был лишь один человек, который мог объяснить все произошедшее. Он один должен был знать даже то, что никто другой не может и не обязан знать. Это был Эрзу.
   - Возможно, скоро грянет гроза, и река разольется еще больше! Братья, нам надо поторопиться! Притом, что мы с собой ничего не взяли кроме одного оружия. У нас и бурки за рекой, если польет дождь. Пусть по пути нам Эрзу расскажет, что он знает об этих взрывах, - произнес Висит, взглянув на затягивающееся тучами небо, и сам первым двинулся вверх по дороге.
Все бойцы последовали за Виситом, но все на этот раз пытались быть поближе к молчащему Эрзу.
   - Эрзу, твой язык до сих пор невозможно было остановить, так что все уставали от этой трескотни. Что же с тобой случилось этой ночью? - пытался разговорить юношу его давний соперник по острословью Даша.
   - Эрзу, да говори же ты скорее, что за взрывы мы там слышали? Что там произошло? Кроме тебя об этом никто не может знать, - торопили юношу и товарищи, гурьбой шедшие
за ним.
   - Откуда мне знать? Я же с вами вместе был все это время. Но, если вы настаиваете, я сбегаю, узнаю, что там произошло! - заупрямился, загордился вдруг молодой человек, хотя, казалось, у него и у самого язык чесался рассуждать.
   - Эрзу, о какой помощи оказанной вам ты говорил? Как вам удалось уйти целыми и невредимыми от такого количества вражеских солдат? - вдруг спросил не останавливаясь, идущий впереди Висит.
   - Я разве тебе не говорил? - удивленно вопросом на вопрос ответил Эрзу, в спешке подумавший, что он уже все рассказал.
   - Нет, конечно. Не рассказывал ты ничего. Тут, найдя вас всех живыми и невредимыми, мы настолько обрадовались, что обо всем и забыли, - бросил Висит.
   - Как этот так? Я же тебе сказал, что нам снова помог он!.. - вдруг на полуслове остановился Эрзу.
   - Он? - замедлил шаг Висит и остановился. - Он? – переспросил он снова.
   - Тот самый юный храбрец, этот воин проскакал между нами и рванувшими к нам с криками и ружьями наперевес солдатами. Он пускал подожженные стрелы куда-то, и в том месте что-то взрывалось словно бы пушечное ядро. Пока солдаты в растерянности застыли на месте, а некоторые и побежали обратно, мы и успели уйти от них. Если бы не этот храбрец, то через мгновение перед нашими носами кружили бы вражеские штыки, словно бы мы разрушили осиное гнездо, - разговорился, наконец, Эрзу.
   - Он был только один? Ты точно знаешь? Правда? - быстро приблизился Висит к юноше.
   - Он был один! Да, что я один там был что ли? Нас же там было двадцать два человека! Ты можешь спросить у них, если ты мне не доверяешь, - нотки обиды прозвенели в голосе юноши.
   - Верю, конечно же! Как тебе не верить? - правой рукой обнял Висит юношу.
   - По-моему, этот отважный юноша подорвал перед вражескими толпами три мешочка или бочонки с порохом! Это был тот самый юноша, что помог нам закрепить веревку на противоположном берегу! - добавил Леча, стоявший поодаль от них.
   - Леча... Скажи мне... Никак у тебя не спрошу... Как умудрился тот стройный юноша, не такого уж и богатырского сложения, как вы говорите, пустить такую огромную стрелу из большого лука, да еще с веревочкой на конце через широкую реку с того берега на ваш? Ведь на такое расстояние пустить такую огромную стрелу, нужны руки настоящего Турпала 1
А он ведь слишком молод для таких богатырских дел? - спросил Висит у Лечи, приближаясь к нему в темноте.
   - Очень удивительно и мастерски он выпустил эту стрелу на наш берег. Он сел, упершись спиной о толстый ствол дерева, и обеими ногами уперся в древко огромного лука, и тетиву со стрелой он натягивал так же обеими руками. Такого я в жизни никогда не видел! - донеслось до уха Висита из темноты, где уже с трудом можно было различить друг друга.
   - Леча, а ты бы смог натянуть тетиву этого огромного лука? - почему-то спрашивал Висит, стараясь что-то понять через силу.
   - Я-то, конечно, смог бы натянуть такой лук, - ответил Леча, не оставляя никаких сомнений в том, что он бы смог.
   - А ведь, этих взрывов было намного больше, чем три мешочка пороха? - спросил кто-то из бойцов.
   - Я думаю, что это тот юноша-храбрец решил напоследок подорвать их обоз со всеми припасами, - высказал свое предположение Эрзу, оказавшийся в окружении бойцов.
   - Так, оказывается, это был всего лишь один воин!.. Зара! - рванулся Висит в темноту обратно по дороге.
Среди густой темноты, среди леса стояли удивленные и ничего не понимающие горцы. Они все тронулись вслед за своим баьччой в темноту, надвинутую на землю застилавшими все
_____________________________________
Турпал 1 - былинный богатырь, герой.
---------------------------------------
небо черными тучами. Но вскоре они наткнулись на возвращавшегося к ним расстроенного 
Висита. Должно быть, он понял, что среди этой ночной темни ему ни за что не найти того, кого он ищет.
   - Неужели наш Висит тронулся умом? Кажется, он назвал имя Зары… Ты слышал? – спросил Эрзу у Лечи, приблизившись к нему.
   - Слышал! – коротко ответил Леча.
С трудом разыскали горцы свою веревочную переправу через реку в наступившей темени. Переправиться на тонкой нити веревки через бездну с бушующей внизу, ревущей словно раненный зверь, рекой, когда впереди себя в метре не видишь даже веревку, по которой лезешь, было невыносимо тяжело.
   - Может, нам следует здесь переночевать, а завтра уже засветло переправиться на тот берег, - словно бы самого себя, не видя вокруг никого, спрашивал Даша в темноту.
   - А что, если завтра солнце не покажется? Что ты тогда будешь делать? - нашел Эрзу причину пошутить с другом.
   - А куда же оно денется? Почему оно не станет показываться? - спросил Даша.
   - Как это куда денется? Спрячется от тебя за черными тучами, и будет там сидеть. Ты же не собираешься переправляться, пока оно не покажется! - пересиливая шум воды, громко, шутил Эрзу в сторону Даши, хотя его самого и не видел вовсе.
   - Поторопитесь, братья! Возможно, скоро разразится гроза! - крикнул Висит и поторопил бойцов, цепляя свой пояс за веревку и уползая по ней в ревущую темноту.
Когда казалось, что Висит уже добрался до того берега, вдруг на самом краю обрыва загорелся огромный костер. Должно быть, их товарищи в ожидании их заготовили сухие дрова и ждали, чтоб хоть костром поддержать друзей. Теперь и переправляться стало веселее, все же видно было хоть веревку перед собой. Прошло немного времени, и все бойцы переправились на тот берег.
   Раненные товарищи, остававшиеся на месте, были обрадованы тому, что отряд вернулся без потерь, лишь некоторые были ранены легко. Царапин от веток было больше, чем ран полученных в бою. «Что было? Как прошло нападение на вражеский лагерь?» - были вопросы на устах ожидавших на том берегу. Но для исчерпывающего и долгого ответа на эти вопросы у Эрзу был весь следующий день. А сейчас уставшие бойцы уютно устраивались под теплыми бурками и в тот же миг засыпали с молитвой на устах.

   Зару бы Висит все равно не нашел, если бы даже он искал ее всю ночь. Она прошла сквозь весь вражеский обоз с разгоравшейся факелом в руках головешкой и поскакала по лесной дороге. Но через некоторое время она остановила Сирдина и, повернувшись, долго глядела в полыхавшее до самых небес пламя. Там до сих пор в аду пожара, устроенного Зарой, разносились по всей округе словно гром и молнии взрывы пушечных ядер и пороховых запасов врага. После каждого такого взрыва огонь ярко освещал низко нависавшие над лесом тяжелые свинцовые тучи. И казалось, что после каждого взрыва тучи съеживались от ужаса.
Факел в руках Зары понемногу начал угасать. При свете факела, последний раз вспыхнувшего перед тем, как угаснуть совсем, высветились горящие огнем щеки девушки, а по ним искрились и скатывались слезы.
   - Какую прекрасную весну вы испоганили! Да проклянет Всевышний Дела матерей, что родили на свет таких извергов как вы! - в сердцах бросила Зара догоревшую в ее руках головешку на дорогу.
Зара почувствовала жгучую боль в ноге чуть выше колена. Вражеский свинец впился ей ногу. Попади пуля на три пальца в сторону, и попала бы в Сирдина. Девушка благодарила Бога за то, что уберег он ее отважного коня. Не слезая с коня, она перетянула ногу повыше раны с помощью специального ремня и остановила кровь, сочившуюся с ноги на светлый бок коня. Конь, конечно же, почувствовал кровь и ступал так бережно, словно боялся причинить боль девушке.
Зара некоторое время ехала по дороге, но затем свернула и не очень далеко углубилась в лес.
Прихрамывая на левую ногу, она ослабила седельные подпруги, взяла из подседельной сумки небольшой кожаный мешочек, отстегнула прикрепленную к задней луке седла свернутую бурку. И затем сказав коню:
   - Сирдин, поищи себе травы! - девушка отпустила коня.
Но Сирдин не стал, как обычно безмятежно щипать траву, а стоял рядом с Зарой, словно хотел ей помочь, и на уговоры девушки не реагировал. Когда девушка достала из маленького мешочка снадобье, приготовленное еще с отцом Булатом, из целебных трав, начала немного распоров брюки обрабатывать рану, конь раздув ноздри начал принюхиваться к лекарству.
   - Сирдин, не беспокойся. Рана не опасная, кость не задета. Пуля шальная, сидит неглубоко. Сейчас я ее достану и приложу к ране снадобье. Завтра, к утру, рана заживет, словно бы ее и не было вовсе. Иди лучше поищи себе сочной травы, тебе и завтра понадобятся силы, - погладила девушка коня по светлому лбу и успокоила.
Конь послушался девушку и отошел немного. Он нашел себе поблизости место, где попастись и, изредка поглядывая на Зару, стал щипать траву. А Зара тем временем с помощью небольших щипцов ловко вытащила пулю, словно всю жизнь этим и занималась. Затем она приложила к ране пахнувшее цветами снадобье и, нарвав тут же, сверху наложила еще и целебные листья трав. Туго перевязав рану, Зара залезла под теплую бурку и скоро заснула крепким сном.
   Отяжелевшие черные тучи начали сливаться с черным дымом, поднимающимся к небу, от горящих повозок и перебросившегося на придорожный лес огня. Молнии засверкали и высвечивали на короткое время то дальние, то ближние углы ночной темени. Подобно оглушительным взрывам чуть ранее подорванных Зарой в обозе врага пушечных ядер раскатились громы,  оглашая небо. С неба на землю понеслись разрозненные капли дождя, которые вскоре превратились в многочисленные тоненькие струйки измороси.
Зара крепко спала, устроившись под огромной дикой грушей. Она уютно лежала под
надежной буркой и не слышала ни оглушительных громов в небе, ни молний разрывающих косматые черные тучи. Девушка была во власти сладкого сна.
   В родных горах среди зелени, под высокими деревьями, в тени приютился серебристый родник. В узорном ковшике Зара набирает холодной водицы и протягивает весело улыбающемуся отцу Булату. В веселых каплях спадающих один за другим с края ковшика искрится солнце. Булат, осушив ковшик с водой, благодарит дочку и ласково гладит ее по голове своей сильной богатырской рукой
   - Дада, дада! Как мне трудно жить без тебя! Одну ты меня оставил в этом огромном мире! Совсем одну! - обнимает Зара отца.
   - Доченька моя! Я с тобой, я всегда рядом с тобой. Я же всегда гляжу на тебя и вижу тебя все время. Просто ты пока не можешь видеть меня. Девочка моя хорошая, ты теперь стала совсем взрослой, - гладит ее по голове Булат.
   - Дада, можно я пойду с тобой? Тоскую я тут одна, трудно мне одной! Возьми меня с собой! -  просила дочка.
   - Еще не скоро, не время, мой ангелочек. У тебя все еще впереди. Ты только теперь и начинаешь жить. Не тоскуй, девочка, и не думай так больше, ты же ведь нужна Виситу. Так, а скажи мне, Зара, ты передала Виситу то, что я просил сказать? - спросил отец ласково.
   - Дада! Дада! Как я передам ему твои слова, я же девушка, горянка! Как я могу ему сказать: «Дада сказал, чтобы ты взял меня в жены!» Мне же стыдно, дада, произносить такое вслух! Дада! - обнимала девушка отца за плечо и заливалась слезами.
   - Моя хорошая, прости ты своего отца! Не сумел я во время устроить твое счастье. Но ты не плачь, дочка, я Виситу скажу сам об этом. Скажу. Ты еще будешь счастлива, дочь моя. Обещаю тебе, - пальцем руки поддел Булат слезинки с щёчки Зары, и в них заискрилось солнце словно в серебристых капельках воды из родника.
   - Дада! Не оставляй меня здесь одну! Возьми меня с собой! - снова заливаясь слезами, просила Зара.
   - Доченька, всему свое время. Мы будем вместе... потом... позже! А теперь, Зара, проснись скорее! Поторопись, дочь моя! Проснись..., - еще звучал голос отца в ушах девушки, когда она движением руки откинула с себя бурку и быстро присела.
   Посреди густых ветвей деревьев пробивались теплые лучи солнца, светло и свежо было
вокруг в лесу. Веселый птичий гомон оглашал лесную чащу. Омытые дождем ночью листья деревьев, зеленая трава и пестрые цветы в траве все это было настолько ярким, что глазам больно было смотреть. Поверх черной бурки Зары до сих пор виднелись прозрачные капельки от ночного дождя. Зара весело встала на ноги, отряхивая густые капли дождя с бурки. Капельки дружно попрыгали в траву, блеснув лишь мельком в лучах солнца.
   - Какой сегодня должен быть ясный и красивый день! - воскликнула Зара.
Вдруг девушка вспомнила сон, отца... Тоска по отцу вновь овладела ее мыслями, и она вновь готова была залиться слезами. Но она вдруг услышала словно бы мычание теленка из-за толстого ствола лесной груши, под которым она стояла. Зара оперлась об ствол груши и выглянула из-за него. Вначале она очень обрадовалась и засмеялась. Спиной к девушке стоял ее Сирдин, ну а напротив коня возился, по всей видимости, совсем еще юный медведь. Медведь, недовольным мычанием ругая коня, пытался обойти коня то с одной стороны, то с другой. Должно быть, это противостояние коня и медведя длилось довольно долго. По всей видимости, медведь уже слегка успел понять вкус передних и задних копыт коня. Но он, хоть и совсем еще дитя, но все-таки был из рода медведей, и ему не пристало пристыженным уходить от какой-то лошади. Кроме того, ему было уж очень любопытно посмотреть, кто это там лежит под буркой за толстым стволом груши. Сирдин тоже был хорош. Обычно коням стоит только учуять дикого зверя, будь-то волка или медведя, как они, не оглядываясь, убегают из-за природного страха, что сидит в них глубоко. Но Сирдин был не из таких коней. Он не только не собирался убегать, но не хотел подпустить дикого зверя к своей любимице. Казалось, он бы тут костьми лег, но не дал бы в обиду Зару, появись тут даже семиглавое чудище сармак. Уже не так воинственно как вначале медведь угрожал коню «Ма-а-а!» и пытался обойти противника справа, но и конь поворачивал направо. Недовольно вздыбив темно-коричневую щетину на затылке, медведь снова угрожал «Ма-а-а!» и поворачивал налево, конь и тут не уступал ему. Молодой медведь от злости подпрыгивал на передних лапках и снова опускался. Но Сирдин бил передними копытами об землю и выкидывал комья, давая понять противнику, что не собирается уступить. Наконец, молодой медведь вышел из себя окончательно, он встал на задние лапы и пошел вперед напролом. Вот этого ему как раз и не следовало делать. Когда Сирдин поднялся на задние ноги, то он оказался вдвое больше совсем еще юного медведя. Кроме того, передние копыта коня били очень больно в грудь и в плечо. Медведь от удара коня повалился на бок и от боли заскулил словно маленький ребенок. Но Сирдин был уже вне себя и готовился к последнему удару, теперь уже задними копытами. Медведь еще жалобнее заскулил, не в силах ни встать, ни убежать, он весь сжался в ожидании последнего удара.
   - Сирдин! Не надо! Ты не видишь, он же еще маленький! - подбегая, закричала Зара.
Услышав голос Зары, Сирдин тут же забыл про медведя, и подошел к девушке, словно хотел посоветоваться с ней.   
   - Не бей его, мой хороший! Он же и так лежит побитый, не в силах шелохнуться! Ты и медведя не боишься. Дерешься с медведями. Какой ты у меня отважный конь! - ласково погладила девушка коня по изогнутой шее. - Пойдем, теперь поглядим, куда ты ему попал копытами. Кто знает, если ты ему что-нибудь сломал, то он не сможет добыть себе пищу на пропитание. Он же ведь может умереть с голоду, - объясняла она коню.
   Но Зара знала, что дикие звери иногда притворяются раненными и набрасываются неожиданно на свою жертву, усыпив его внимание. Только и оставить тут животного одного, если оно ранено, тоже было несправедливо. Чтобы показать животному, что она ему не враг, Зара достала из своей сумки приличный кусок сушеного мяса и начала приближаться к нему. Учуяв запах мяса, медведь смешно надул ноздри и начал принюхиваться, и вкусное мясо решило исход их отношений. Пересиливая боль, молодой медведь потянулся к куску мяса, и Зара протянула его, все еще оставаясь на расстоянии. Недолго думая и помогая себе передними лапами, молодой медведь начал уплетать мясо. И он почувствовал себя значительно лучше после съеденного мяса. Но, по всей видимости, еще такой же кусок мяса помог бы значительно ускорить мирные отношения с медведем.
   - Э-э, да ты оказывается еще и маленький хитрец. Чего ты тут разлегся, и не стыдно тебе клянчить мясо? Вставай и уходи отсюда, пока я Сирдина не позвала, - шутила Зара с молодым медведем.
   Сирдин уже понял, что Заре ничего не угрожает и, что девушка нашла общий язык с медведем. Поэтому конь отошел в сторону и пощипывал сочной травы. Ну а Зара, тем временем, подошла к коню и взяла из сумки еще кусок сушеного мяса и кусок ароматного чурека.
   - Ты уж больше не проси у меня. Мне и самой, должно быть, не хватит. Ведь я не знаю, когда и сама попаду домой. Да и попаду ли... Ты уж не разлеживайся тут долго, ходить тебе надо, искать себе корм на пропитание. Ты уже большой медведь. Стыдно должно быть попрошайничать, - ласково говорила Зара медведю.
   Медведю тоже хорошо слушалось, закусывая под мелодичный голос девушки, мясцом и чуреком. Сидя рядом с медведем, Зара вдруг обратила внимание на толстый слой разворошенных прошлогодних листьев под огромной грушей. Она протянула руку и подняла толстый слой листьев и под ними нашла уйму прошлогодних спелых диких груш. 
   - Э-э, мой друг. Ты уж прости нас с Сирдином. Оказывается, мы забрели на твою территорию. Ты пришел сюда к своим прошлогодним запасам вкусных диких груш, а мы подумали, что ты решил напасть на нас, - совсем расстроилась Зара, и сама не заметила как она, сидя рядом с медведем, слегка погладила медведя по лбу. Такого с ним до сих пор не позволял себе никто. Поэтому медведь резко привстал и присел, упираясь о передние лапы, ему теперь было значительно лучше. Когда прикосновение девушки не причинило ему боли, медведь успокоился.
   - Кажется, тут под этой грушей запасено еще достаточно много груш. Мы не будем тебя больше тревожить. Возможно, ты пока не сможешь двигаться, но и от голода ты не умрешь здесь. Собирай себе потихоньку груши из-под листьев и поправляйся. Ты уж прости нас с
Сирдином, - говорила девушка медведю, глядя ему в лицо. - А мне надо идти, у меня больше времени нет. Пусть Всевышний Дела даст тебе прежнего здоровья! Если я останусь жива, я обязательно загляну тебя проведать, - попрощалась Зара с медведем.
Зара встала, чтобы уйти, и медведь с ней тоже встал во весь рост. Но он долго не смог стоять и сначала присел, потом и прилег на сторону, вытянув все четыре лапы. Уставший и сытый медведь тут же заснул крепким сном. Зара подошла и еще раз погладила медведя по лбу. У медведя расширились ноздри, но, учуяв лишь знакомый запах, он продолжил сопеть во сне. Пока медведь заснул крепким сном, Зара еще раз посмотрела рану медведя и наложила на нее снадобье из своего мешочка. Это снадобье помогло и самой девушке за ночь, ее пулевое ранение уже не болело, хотя и беспокоило сильно.
Зара нашла недалеко небольшой родничок и, увидев медвежьи следы, поняла, что и молодой медведь любил похаживать к этой воде. Должно быть, он доберется и сюда, если жажда замучает, успокоилась она. Попив из родника, умывшись холодной водицей, Зара и сама перекусила немного и стала готовиться в путь.
   Солнце уже близилось к полудню, на небе лишь редкими кучками виднелись облака. День и в самом деле выдался хороший. Зара ехала на своем Сирдине через лес, стараясь меньше выходить на дорогу, где она могла напороться на вражескую засаду. Наконец, она оказалась в том самом месте, где вчера еще стоял вражеский обоз. Везде стояли обгорелые телеги, разбитые пушки, но здесь не было ни единой живой души. Наверняка, тут где-то враги устроили засаду. Скрывавшееся недалеко вражеское войско, должно было оставить здесь свои дозоры, караульные заслоны. Но их нигде не было видно, значит, они очень опытные и хитрые и умеют хорошо скрываться. Вражеское войско словно подменили, оно хорошо скрывалось и не совершало каких-либо промахов. Это насторожило Зару.
Девушка не привыкла быть дичью, она сама была охотником. Она должна была выйти победителем в этой схватке с невидимым врагом. Поэтому девушка сошла с коня и начала искать противника, отпустив Сирдина попастись в укромном месте. Она следовала, словно тень по лесной чаще и ни один лист не шелохнулся  пред ней, ни одна хворостинка не хрустнула под ногами. Птицы не останавливали свой веселый гомон при ней, зверушки малые не замечали ее появления. Так осторожно ступала девушка. Зара подошла к опушке леса и взглянула на берег реки, но и здесь не было вражеского войска. Оно словно сквозь землю провалилось. Долго сидела Зара в укрытии среди листвы, наблюдая за пустым берегом реки. Берег был пустынным, но отдаленно доносился гул все еще ревущей в ярости реки. Наконец, девушка решилась выйти к побережью и взглянуть на следы, оставленные там войском. Но исчезнувшее вражеское войско не оставило никаких следов, и, если бы не следы от сгоревших костров, то никто бы не сказал, что здесь стояло многочисленное войско. Примечательным было то, что у солдат, закрепившихся на ночь, на берегу реки, не было ни пушек, ни телег. От их тяжелого бремени вражеское войско освободила ночью Зара, спалив все дотла. Но у них оставалось некоторое количество лошадей, и от их копыт с подковами не могли не остаться хоть какие-то следы.
«Неужели вражеское войско решило спастись бегством? А может, они оставили заслон из тех, кто был на лошадях? Если войско бежало, то в каком направлении они могли уйти?
Во всяком случае, они должны были бежать в сторону своей большой и грозной крепости» - задавалась Зара вопросами, на которые у нее пока не было ответа.
Вражеская крепость находилась за рекой, и добраться до нее солдаты не могли, пока река не спадет. А она все по-прежнему ревела и шумела, хотя чувствовалось некоторое снижение первоначального напора реки. «Ну, а если они не могут перейти реку, то куда они должны были направиться?» - ставила Зара себя на место своих врагов, чтобы понять в каком направлении они могли скрыться. «В сторону гор, конечно же, они не пойдут, там им уже делать нечего без своих орудий и многочисленных солдат. Но, если они пойдут вниз вдоль реки, то они несколько приблизятся к месту расположения крепости!» - сделала свои выводы девушка после долгих обдумываний.
Берег реки, по которому, возможно, ушли солдаты, был в основном густо покрыт лесом, и во многих местах деревья стояли, спустив свои могучие ветви прямо к реке, словно дразня ее таким образом. А ревущие волны подпрыгивали из всей своей мочи, но достать ветви не могли, уж очень высоко они висели. Правда деревья, что рискнули пониже опустить свои ветви, поплатились за это жизнью, река их сначала ухватывала за ветви, а затем с корнями вырывала и уносила в своих бурных волнах. Но вдоль этого левого берега были и большие поляны, пустыри и даже узкие долины реки. Вот в этом направлении враг и должен был уйти, по предположению девушки. Что в скором времени и подтвердила для себя Зара. Она нашла множество солдатских и лошадиных следов, направленных вниз вдоль реки, особенно хорошо следы были различимы на песчаных участках долины. Вражеское войско спешно ушло или рано утром, или же еще ночью тронулись в путь. Девушка сделала такой вывод, потому что вражеские следы были несколько сглажены ночным дождем. Как бы то ни было, солдаты должны были быть уже довольно далеко, если не допустить, что они не засели где-то в удобном для засады месте. Зара позвала Сирдина и, торопливо взобравшись в седло, поехала по найденным ею следам. Справа от нее все еще ревела и пенилась река, но силы ее уже были далеко не те, что прежде.   
 
   Спустя некоторое время, на том же месте, где до этого стояла Зара, появился Эрзу. Он, опершись руками о пояс, встал ровно посередине, где прошлой ночью стоял вражеский лагерь. Затем он прошелся, внимательно разглядывая следы, и тоже, как и Зара, решил, что вражеские солдаты ушли вниз по берегу реки. Подойдя вплотную к реке, Эрзу сделал рукой знак на тот берег, где в это время на противоположном берегу у опушки леса появился на своем могучем коне его друг Леча. После этого Эрзу двинулся скорым шагом
вниз вдоль реки, и Леча неторопливо направил своего коня в том же направлении по своему берегу.
   Зара ехала неторопливой рысью по самому краю реки, и конь, словно дразнил свирепые волны, играл с ними, задевая иногда копытом. Несмотря на то, что Сирдин довольно быстро продвигался, девушка глядела вперед осторожным и внимательным взором, остерегаясь засады со стороны вражеских солдат. Если впереди показывалось уж очень удобное место для какой-нибудь засады, то Сирдин сам шел вперед без девушки, чтобы разведать местность. Ведь не секрет, что людям, проделавшим долгий и трудный путь, лучше хорошего коня нет ничего. Поэтому Сирдин уходил вперед, словно бы он отбился от своего хозяина. А Зара оставалась за кустами и деревьями ждать своего умного коня. День уже начал клониться к вечеру, а девушка ничего не находила кроме редких и плохо сохранившихся вражеских следов. Зара ехала как всегда вдоль реки по узкому полю, густо заросшему травой и цветами, когда вдруг впереди она заметила оторванный от леса, словно бы островок, заросший густыми и огромными деревьями. Этот островок вплотную примыкал к реке невысоким крутым берегом. Противоположный берег реки, хотя и был чуть ниже, но тоже словно бы повторял очертания этого, а река в этом месте, казалось, была немного шире и чуть спокойнее. На этом островке можно было бы разместить несколько тысяч солдат, и их со стороны невозможно было бы заметить. Между Зарой и этим островком пролегала большая поляна с обильной травой. Девушка остановила коня и затем направила его за высокий кустарник и, достав из футляра, стала внимательно разглядывать подозрительный островок. Зара никого не заметила на этом островке, но ей показалось, что на островке среди деревьев не слышится веселое пение птиц, как рядом с ней в лесу. Заре никак не следовало спешить, и поэтому она слезла с коня и еще долго разглядывала в подзорную трубу тихий островок. Зара отправила Сирдина попастись позади себя на опушке леса и себе взяла из сумки еды. Девушка сняла со спины коня и свое непомерно длинное ружье и прислонила рядом к дереву, чтобы, перекусив немного, почистить и зарядить ее.   Зара устроилась за кустами и уже хорошо отдохнула, заодно и перекусила. Почистила и приготовила свое
знаменитое ружье, словно невесту, что готовят к замужеству. Вдруг ей почудилось, что кто-то разговаривает, и она быстро выглянула из-за куста в сторону подозрительного островка. Зара оцепенела от удивления и испуга. Между кустами, за которыми она скрывалась, и тем злосчастным островком прямо посреди поляны, как ни в чем не бывало, пасся конь Сирдин. А уже с двух сторон к нему приближались на хороших лошадях четыре казака, держа в руках наготове длинные арканы. Судя по тому, что Сирдин вовсе не торопился спастись, в том месте была очень сочная и вкусная трава. Должно быть, теперь было бесполезно Сирдину пытаться убежать от умелых рук казаков и их длинных арканов, уж слишком близко они подобрались к коню. Теперь и сам Сирдин заметил подбиравшихся к ней всадников, поэтому он резко отпрыгнул в сторону и начал уходить от своих врагов. Отпрыгнул Сирдин, надо сказать, в самый опасный для него момент, так как в это самое время, лишь коснувшись его ушей, упал в траву аркан, выкинутый умелой рукой казака. Сирдин уходил от преследователей, делая большой круг по поляне, но всадники окружали его и теснили, хотя он был несколько быстрее преследующих его лошадей. Еще несколько раз взметнулись крепкие ногайские арканы казаков, но конь успевал в последнюю минуту уклоняться от них. Долго кружил Сирдин окруженный лихими казаками, не давая врагам накинуть на себя аркан, но и оторваться от преследователей ему никак не удавалось. И в один неудобный для Сирдина миг три аркана были резко выброшены в гордую голову Сирдина. Словно натянутая на дечиг пондаре струна, натянулся один из арканов удачливого казака на шее серого коня. Но Сирдина не так просто было покорить, он взял в свои крепкие зубы конец аркана близ своей шеи и начал, еще сильнее натягивая аркан, кружить вокруг удивленного казака. На третьем круге аркан лопнул подобно перетянутой струне инструмента, оставив на шее коня лишь петлю аркана. Казак в ярости вскинул свое ружье и прицелился в коня, освободившегося из его рук. Но в это самое время верный выстрел из дальнобойного ружья Зары достал казака. Словно вдруг опустевший мешок сполз со спины своей лошади казак. Пока остальные казаки поняли, что произошло, Зара ловким движением рук достала один из газырей и всыпала порцию пороха в ствол своего ружья, бросила туда же пулю, что она держала в зубах и, засунув сверху пыж, быстро затолкала его шомполом вглубь ствола. В то самое время, когда трое казаков рванули своих лошадей в ее сторону, Зара выстрелила второй раз. Двое казаков чуть поостыли, когда второй казак рухнул на землю с коня на полном скаку, но в это время Зара побежала вглубь леса к толстым деревьям. Казаки тут же поняли, что перед ними лишь один горец, и тот довольно молодой и неопытный. Но Зара, убегая, на ходу заряжала свое ружье и держалась за кустами, на случай, если в нее постараются выстрелить. За первым же толстым стволом дерева, до которого она добежала, девушка укрылась и, быстро затолкав пыж, прицелилась в мчавшихся на нее во весь опор казаков. Но врагов было двое, и перезарядить ружье она при всем желании уже не успеет. И колчан с луком и стрелами был прикреплен к спине Сирдина. Но удивлению девушки не было конца, когда она, прицелившись в мчавшихся на нее казаков, увидела, как над скачущим позади казаком появились передние копыта Сирдина. В мгновение ока копыта со стальными подковами раздробили голову казака, да так быстро, что тот и понять ничего не успел. В это время, оставшийся против Зары последний казак, в отчаянии попытался достать ее меткой пулей. Но дерево спасло девушку, а последний выстрел все ж остался за ней. В это время Сирдин влетел в гущу леса рядом с Зарой. Вслед за этим раздался многочисленный нестройный ружейный залп со стороны подозрительного островка. Но Сирдин уже был за толстыми деревьями, и Зара успела спрятаться. Скоро девушка со своим боевым другом была в безопасном месте. Теперь она знала, где находится новый вражеский лагерь, и где враг затаился.
 
        В ночь, когда Висит со своими товарищами переправился по веревке и напал на вражеское войско, молодой ротмистр собрал своих оставшихся в живых триста солдат у реки. После того как он расставил караулы, а остальные солдаты устроились отдыхать, молодого офицера что-то потянуло ближе к реке. Как бы то ни было, у ротмистра была какая-то невидимая глазу связь с этой бурлящей и кипящей рекой. И не могла не быть. Во-первых, эта река была словно главной артерией его родного края. Кто знает, может, поэтому эта река вот так разлилась и бурлит, и грозит врагам этого края, которые творили здесь свои злодеяния. Может, эта река тоже хотела бы добраться до врагов, чтобы перемолоть их всех в своих яростных волнах. Казалось, что и в жилах храброго ротмистра кровь бурлит с не меньшей силой, чем вот эта ревущая, кипящая волна. Беспокойные мысли теребили горячую голову молодого ротмистра. В нем кипело чувство обиды, казалось, что его с ног до головы окатили грязью.
   - Славная река! Укажи мне правильную дорогу! - просил молодой ротмистр, встав у самого края кипящей реки. - Тот, которого я почитал за своего отца, оказался моим кровным врагом, убийцей моего настоящего отца и матери! Моя родина, которую я любил больше жизни, которую я оберегал от ее врагов не щадя ни жизни, ни крови своей, оказалась страной моих ярых врагов, убивающих вот уже долгие годы мою настоящую родину! Война, которую я вел во имя славы моей родины, во имя ее величия, оказалось, я вел со своим бедным народом, уничтожая его и превращая его достойных сынов и дочерей в рабов. Бесправные солдаты, которых я за собой привел в этот свободный край, оказались на грани уничтожения! С ними воевать мне не позволяет офицерская честь и благородство горца. Повернуть свое оружие вновь против своих единокровных братьев горцев я не могу, скорее я прострелю себе свое горячее сердце! Неужели этот мир так несправедлив! Как мне быть, о, славная река? - горячо спрашивал молодой ротмистр у ревущих волн.
Но ревели, пенились грозные волны, одна за другой яростно бросаясь на берег, словно пытаясь добраться до него и смутить его. Казалось, волны вот-вот схватят его в свои цепкие объятия и остудят его горячее сердце, навечно успокоят в своих грозных волнах.
   - О, славные волны! Вы правы! Я преклоняюсь перед вашим величием и мудростью! Я не оставил места, чтобы моя родина и вы могли меня простить! Нет мне прощения за пролитую мною безвинную, святую кровь своих собратьев! Но я даю вам слово чести, слово благородного горца, славные волны! Как только, не нарушив клятвы своей, я выведу из этого священного края солдат, пришедших сюда не по своей воле, я принесу свою повинную голову на ваш праведный суд! Тогда я прощу свою горячую кровь вам, о, могучие волны,  и прощу ее своим истинным собратьям-горцам! Тысячи лет неси свободно свои священные волны, о, великая река, по этой вечно свободной земле моих достойных предков! - склонил молодой ротмистр голову перед могучей рекой.
   Немного поев из солдатского котелка вместе с солдатами, устроился молодой офицер на отдых среди своих солдат. Во сне молодому офицеру снова явилась могучая река, но волны ее были светлы как слезинка ребенка, и катили они ровно и светло, лаская и приветствуя молодую душу горца и офицера. У самой реки в печали склонил свою гордую голову в невысокой папахе стройный горец и рядом с ним стояла в черном полупрозрачном шипоне1 красивая тоненькая женщина.
   - О, славная и могучая река! Хоть в зеркале своих светлых волн яви нам образ нашего маленького мальчика! Расскажи нам о судьбе нашего единственного мальчика! Может, лежит наш бедный мальчик в чужом диком поле израненный, и некому ему перевязать горячие раны? Иль может, наделил его Всевышний Дела счастьем, которого не было у нас, у его родителей? - спрашивал у реки стройный горец.
   - О, славная река! Дай мне увидеть хоть на миг лицо моего мальчика, Тауса! - тихо просила тоненькая женщина-горянка.
   - Нана! Дада! - вдруг понял стройный ротмистр кто эти люди. - Я здесь! Я ваш сын! Я Таус!
   - Таус! Мой маленький, мой милый! - протягивала руки мать.   
   - Таус! Иди к нам, дай нам тебя обнять! Где ты до сих пор был? Где мы тебя только не искали! - обнимали мальчика отец с матерью.
   - Дада! Нана! - обеих обнимал и мальчик. - Возьмите меня с собой! Не оставляйте меня больше чужим людям! Я больше не хочу жить среди чужих людей! Я хочу жить с вами! Дада! Нана!.. - проснулся молодой ротмистр и громко произнес последние слова наяву.
   Некоторые солдаты проснулись от странных слов молодого офицера. И бодрствовавшие, и проснувшиеся от его слов, солдаты глядели на своего командира недоуменно. Лишь солдат-старик, не отходящий от молодого ротмистра ни на шаг, понимающе молча, покачал головой. Он наклонился над молодым ротмистром и ласково по-отечески погладил его по голове и тихо произнес:
   - Спи, милый! Спи, сынок! Видать трудный момент настал в твоей молодой жизни. Спи! Сон лечит души людские!
Но долго лежать молодому ротмистру не пришлось. Он решительно встал, как только услышал первый же выстрел из ружья, и быстро выслушал караульных, докладывавших о своих догадках. Молодой ротмистр и без всякого доклада понял, что ни толстого полковника, ни его войска уже нет в живых на этом свете. Но для успокоения собственной души и своих солдат, он скомандовал, чтобы солдаты приготовились идти на помощь полковнику и его солдатам. Раздавшиеся с опушки леса выстрелы по двинувшим туда солдатам лишний раз убедил его в своей догадке. Но солдаты не могли об этом знать, поэтому молодой офицер и не стал поворачивать рванувшихся в лес солдат. Но, что его удивило и оставило в нем глубокое чувство, то это был поистине геройский поступок молодого всадника на сказочном сером коне. Теперь он помимо своей воли гордился достойными и благородными поступками своих собратьев-горцев. Он совершенно другими глазами начал смотреть на них, и находил в них, в их поступках качества достойные самой высокой оценки, с точки зрения человечности и благородства. Ему с детства вкладывали в голову мысль, что горцы это не что иное, как дикари, что они и языком-то человеческим не владеют, что песни им в дикость. А умения писать стихи или создавать художественные произведения им Бог и вовсе не дал. Его учили, что горцам не ведомы благородные и
-------------------
   Шипон 1 - шифоновая полупрозрачная легкая накидка на голову.
-------------------------------------
 высоконравственные поступки или высшее достояние человека – жертвование своей жизнью ради своих собратьев. Теперь молодой ротмистр собственными глазами видел, что все чему его учили, была направленной ложью, имеющей под собой цель создать образ врага, для последующего его безжалостного уничтожения захвата его земель. Молодой ротмистр теперь видел, что горцы по своему общественному устройству стоят на голову выше царского обустройства государства, где народ являлся никем иным, как рабом в собственном отечестве. У горцев же самой высшей властью был авторитет старейшин, каждый член общества был равноправен. Уважение старших, поклонение мудрости было верхом совершенства в их обществе. А высшим достоинством для них была смерть на поле брани при защите родной земли. Они были истинно свободными людьми и высшим достоянием для них была свобода. И защищали эти мужественные люди свободу так, как ни один народ до них не защищал, как могут защищать лишь истинно свободные духом люди. Они с завидным спокойствием шли на смерть, шли на многочисленное вражеское войско, вооруженное пушками, бросались на штыки, имея в руках лишь короткие кинжалы, и нередко выходили победителями за счет собственной отваги и мужества. Они всегда готовы были сложить свою голову во имя собрата своего, как вот этот юноша, пронесшийся словно пламень, перед носом вражеского войска. Молодой ротмистр, конечно же, как опытный воин понял, что перед войском стояла лишь горстка горцев, решивших пожертвовать своей жизнью ради своих товарищей. Но юноша на сером коне, своим бесстрашием и отвагой вырвал из когтей врага и эти жизни. Молодой ротмистр был безмерно счастлив и горд, что все, что ему с детства говорили о его народе, оказалось неправдой, что его народ стоял в ряду самых достойных и героических народов, когда-либо существовавших на этой земле. Теперь уже ему было совестно, что он поднял свой пистолет на юного всадника на сером коне, хотя и не выстрелил.
Когда молодой ротмистр понял, что в эту ночь горцы больше не нападут на их лагерь, он выслал дозорных разведчиков и выяснил, что в эту ночь произошло. Он посовещался с двумя
офицерами, что с ним рядом разместили своих солдат. Офицеры были из тех героических поэтов, которых царь безжалостно посылал под горские пули. Они-то были уверены, что с горцами нужен экономический и культурный союз, а не дикая война на уничтожение всего человеческого. «Здесь не место пушкам и штыкам. Им бы дать возможность переплавить свои кинжалы на железные плуги, да торговлю с горцами возродить!» - часто повторяли они, не ведая страха ни перед старшими офицерами, ни перед возможными рапортами в царские полицейские карательные отделы. Кроме солдат, потерявших всякое человеческое обличье на дне бутылки, их все понимали и всячески старались уберечь их и в бою. Теперь их прекрасно понимал и сам ротмистр. Поэтому-то он и открыл им свой план дальнейших действий.
   - Господа, надеюсь, вы можете подтвердить, что я человек чести и не приемлю трусости, в ком бы то ни было, а в себе самом тем более! Вы не раз могли иметь честь видеть меня в деле. Но моя война с горцами окончена с этой минуты. Не посчитайте, что я лукавлю... Нынче мое сознание прояснилось и выяснилось, что я сам выходец из местных горцев! Это лишь одна сторона причины моего решения. А вторая и главная причина - это война несправедливая с нашей стороны и позорная! Эта война родилась не здесь, мы ее принесли сюда на концах штыков наших солдат! Тем более мы здесь воюем не с регулярными войсками, а с мирными селениями. Уничтожаем детей, женщин, стариков! Сжигаем их посевы, сады, жилища! Мы уничтожаем народ, чтобы потом завладеть их землей. Но они свободный, гордый и мужественный народ, и им ничего не остается делать, как защищать свои селения, свою землю. Неправду говорили наши генералы, когда утверждали, что война у них в крови. Нет! Даже мышка кусается, когда наступают ей на хвост. Мы принесли им горе и страдание...
Я же постараюсь вывести солдат без боя из этих лесов и добраться с ними до крепости. А затем я вернусь к себе домой... Мой дом вон там, где снежные вершины стоят, подперев небеса, в горах! Меня еще мальчиком увез царский офицер на чужбину, и я ошибочно воспринимал чуждый мне край за свою родную землю. Теперь я нашел свою настоящую Родину. Здесь мое место. Итак, господа, если вы не согласны с моим решением, я передаю вам командование оставшимися солдатами, - закончил ротмистр свою исповедь.
Два офицера всегда были на стороне мирного решения. Они и так были отправлены сюда царем, за свое миролюбие и вольнолюбивые стихи. Правда, они и здесь не переставали писать в своих стихах правдивые строки.
   - Если вы согласны с моим решением, то мое распоряжение войску будет таким: продолжил молодой ротмистр. Мы немедля и без лишнего привлечения к себе внимания, собираемся и уходим подальше от этого места. Будем идти эту ночь, и завтра целый день, с небольшими привалами для отдыха. Найдем укромное место, чтобы горцы не нашли нас и постараемся переждать, пока вода в реке не спадет. А затем переправимся и попробуем пробраться незаметно к крепости, чтобы не пролить ни нашей, ни горской крови. Это распоряжение довести до каждого солдата и немедля приготовиться в дорогу. И самое главное, следует постараться по мере возможности не оставлять никаких следов, чтобы разведчики горцев не пошли по нашим следам. Возможно, скоро польет дождь, и даст Бог, смоет наши следы. Вопросы есть? 
   - Я-то готов хоть сию минуту удалиться в крепость и сидеть там до скончания века, - заговорил один из двух офицеров. - Но некоторые вопросы вытекают сами по себе. Во-первых, не получится ли как в сказке об Иванушке-дурачке: «Я поймал медведя, а он меня не пущает...» Вряд ли возможно нам уйти и схорониться, не оставив при этом следов вовсе. А горцы нас отпустят, мы их не спросили? А во-вторых, если мы и доберемся до крепости, завтра же какой-нибудь искатель чинов поставит впереди нас генерала и снова направит сюда под пули горцев. Или же, если мы заартачимся, расстреляют перед строем. О третьем варианте я и не говорю. Мы же сможем переправиться только тогда, когда вода в реке спадет. И еще, мы же должны переправиться в этом месте, где есть брод и дорога.
   - Я не могу знать, будете ли Вы жить вечно. Но могу сказать точно, что будете жить, пока не наступит ваш срок, - отшутился стройный офицер. - Все будет зависеть от того, как хорошо мы сумеем оторваться от преследования горцев и от нашего умения хорошо маскироваться. Остальное все в руках Господа. Направление будем держать вдоль берега реки вниз по течению, все же подойдем несколько ближе к крепости. А теперь, передайте всем солдатам и казакам, чтобы постарались оставлять как можно меньше следов. Да поможет нам Бог! - объяснил он свое решение и дал понять, что пора действовать. 
   Два офицера спешно отправились к солдатам, и скоро послышался шум собирающегося в дорогу войска. А еще через время войско, петляя словно змея, подкрадывающаяся к лягушке, начало двигаться вдоль реки. Среди пешего строя иногда встречались и всадники. Это были казаки, оставшиеся от некогда боевой сотни. Справа слышался глухой шум бурлящей реки, а слева тянулась лесная опушка то, приближаясь совсем близко к берегу реки, то, отдаляясь и образуя широкую поляну.
   Было уже за полдень, когда офицеры решили устроить солдатам привал для отдыха и обеда. Уставшие солдаты радостно начали устраиваться на отдых, когда несколько дозорных всадников казаков прискакали и доложили стройному офицеру, что совсем недалеко они нашли удобное место для устройства там лагеря для войска. Нехотя встали солдаты и направились за офицерами к тому месту, о котором рассказывали казаки.
Место было хорошим не только для устройства там привала на время обеда. Это было место, какое и искал молодой ротмистр для временного укрытия от противника. В некотором отдалении от лесной опушки, отдельно стояла возвышенность, покрытая густым лесом и окруженная невысоким отвесным берегом. С другой стороны этот островок омывался разлившейся ревущей рекой. И через реку напротив них возвышался такой же невысокий резко обрывающийся глинистый берег. Главным же достоинством этого островка леса было то, что это было готовое укрепление. Вокруг возвышался глинистый берег, подходы к нему были открытыми, а наверху густой лес, где можно надежно укрыться. Должно быть, и горцы об этом месте не знали... Не знали, пока Зара со своим Сирдином не напоролась на них.
   - Я же отдавал строгое распоряжение, чтобы солдаты укрылись и не выдавали свое присутствие здесь, если даже горец подойдет совсем близко и будет перед вами плясать лезгинку! - ругал стройный ротмистр своих солдат и двух офицеров.
   - Да, там горцев и духу не было слышно... тем более пляшущего. Нам показалось, что эта лошадь отбилась от хозяина и приблудилась к нам...
   - Уж, очень нам лошадь приглянулась... Да, и лишняя лошадь нам сейчас не помешала бы... С нами есть раненые... Кто знал, что эти горцы нас так скоро найдут, - оправдывались солдаты.
   - Теперь слушайте новый приказ для всех без исключения, - громко, чтобы слышали как можно больше солдат, произнес ротмистр. - Теперь, можно считать, что горцы знают о нашем месте нахождения. Всему личному составу следует немедленно рассредоточиться по периметру островка, занять круговую оборону и закрепиться на месте. Пока вода в реке не осядет, займем круговую оборону и переждем. При первой возможности переправимся через реку и двинемся к крепости, если судьба не подкинет нам никаких новых подарков. Выставить усиленные караулы по периметру острова!
   - Виноваты, Ваше благородие...
   - Простите, Ваше благородь, недоглядели..., - виновато понурив головы, разошлись казаки, солдаты и два офицера, чтобы исполнить новое распоряжение командира.
А молодой ротмистр, поняв, что нападения горцев пока не ожидается, удалился в свой шалаш, сколоченный для него из веток на скорую руку солдатами. Каждый раз, оставшись один, он все чаще думал о своей так неожиданно изменившейся судьбе. «А что я буду делать среди горцев, хоть они мне и родные? Я то и языка родного уже не помню. Некоторые слова крутятся в голове «дада», «нана». Ну, ничего, язык-то выучить недолго, а одежда? Черкеска, газыри... какими родными и притягательными они были, оказывается. А как шла стройному даде черкеска с газырями и наборный ремень, и узорный кинжал. На мне тоже будет смотреться черкеска. Но у меня нет среди них родственников! Или есть? Может, вспомнят меня? Как же они меня все-таки примут? Примут ли вообще? Я же принес им лишь жестокость и лишения! Лучше умереть от рук этих благородных воинов, чем уподобиться чужим мне людям и жить среди них! Но я же могу быть им полезен. Я буду трудиться, не покладая рук, чтобы искупить свою вину перед ними. О каком труде я говорю? Что я умею пахать, сеять? Я же умею только воевать, убивать людей... Почему-то мне думается, что отныне моему народу очень понадобятся люди, умеющие воевать. Может, и я пригожусь. Правда, и так мои собратья неплохо воюют, хотя и не оканчивали никаких военных училищ. Им понадобится более совершенное оружие. Как же все-таки штык длиннее кинжала! Как много войск у царя! Бедный мой народ, как же много у тебя на свете врагов!» - размышлял молодой человек, глядя в просвет шалаша в голубое бездонное небо.
   Незаметно и тихо кончился залитый ярким солнцем день. Тут же за сумерками на небе зажглись звезды и, недолго думая, вышла луна. Замолкли давно, еще не привыкшие к присутствию людей, птицы. Лишь неутомимые цикады стрекотали, нагоняя на солдат сон и блаженство, в эту теплую и волшебную ночь. Уставшие и не выспавшиеся солдаты, пользуясь затишьем, отдыхали. Но за эти дни они настолько привыкли, что горцы не дают им покоя, ни днем, ни ночью, что все время, в том числе и во сне, находились в предчувствии чего-то нехорошего. Нелегко завоевывать чужие земли! Некоторые из солдат помнили, как в недалеком прошлом на их страну напал очень сильный враг. Солдатам приходилось служить по двадцать пять лет и более. Поэтому многие из тех солдат, что сейчас лежали под чужим небом, ожидая во всякое время нападения противника, прекрасно помнили, как они изгоняли из своей страны чужаков. Они храбро защищали свои земли от чужеземных захватчиков. Но теперь они сами были в этих краях чужеземцами и захватчиками, и врагами. Они сами теперь пришли в этот небольшой, но свободный райский уголок земли, чтобы втоптать в грязь их свободу, их право на жизнь. Если солдаты храбро воевали, защищая свое Отечество, то здесь воевать на чужой земле, завоевывать этот край для ненасытного царя, солдатам было трудно. Караульным солдатам, особенно трудно было ночью, им казалось, что за каждым кустиком скрывается горец и целится в него из ружья.
   Прошла короткая южная ночь, и солнце поспешило занять место своей ночной помощницы. А горцев так и не было видно ни ночью, ни этим ясным утром. Вместе с устремившимся ввысь солнцем, заголосили и птицы, уставшие ждать, пока уйдут люди, нарушившие их покой и занявшие их райский уголок. Река, ревевшая всю ночь словно дикий зверь, казалось, поутихла. Она хоть и не вернулась в свое прежнее русло, но и времени отпущенного ей оставалось не так уж и много. Поэтому ротмистр внимательно наблюдал за ней. Ведь более всех его солдат удерживала эта разлившаяся река. За утро уже несколько раз он посылал солдата, чтобы тот проверил уровень воды в реке.
   - Пока уровень опустился ненамного, может к вечеру осядет волна, - докладывал каждый раз посланный им солдат.
В обеденное время ротмистр сам направился проверить уровень к реке. Ему показалось, что волна несколько сгладилась, не было былого порыва бешенства в волнах, но злость все ж
чувствовалась в груди у могучей реки.
   - Славная река! От тебя зависит, уберечь нас от кровопролития! Прошу тебя, отпусти нас! - приблизившись к волне, просил шепотом молодой ротмистр. 
   Противоположный берег в этом месте был недалеко, казалось, вот он протяни рукой и ты спасен, можешь помчаться без оглядки в свою спасительную крепость. Казалось, и время окончания этой затянувшейся схватки с горцами, тоже так же близко, как и тот манящий к себе берег. А молодой ротмистр, присев на корточки на берегу, еще долго о чем-то разговаривал с рекой. Кто знает, какие заветные мысли он доверял немного посветлевшей волне. Очень долго Таус был разлучен с этой могучей и до боли родной рекой. Сколько же должно было накопиться у них сказать друг другу! Долго так сидел молодой офицер на берегу реки.
Прошло довольно много времени, когда ротмистр вернулся к солдатам. Как у ясного солнышка посветлело лицо офицера, так что он даже заулыбался. Солдаты привыкшие видеть его все время мрачным тоже обрадовались и заулыбались.
   - Слава Богу! Должно быть, он пришел с какой-то радостной вестью! - делились солдаты радостью друг с другом.
Оказалось, что солдаты были правы и радовались они совсем не зря. Ротмистр пришел с радостной вестью, и поэтому собрал вокруг себя солдат и поделился с ними этой самой вестью. 
   - Дорогие мои, я думаю, что мне все-таки удастся вас довести до крепости целыми и невредимыми. Возможно, с божьей помощью мы сегодня сумеем переправиться на тот берег. Для этого мне нужны будут два-три самых отчаянных и сильных добровольцев и самых рослых лошадей. Кроме этого, мне понадобятся все веревки, вожжи, ремни, какие у нас имеются в наличии при себе, - заявил молодой офицер солдатам, от любопытства разинувшим рты.
Без лишних вопросов солдаты спешно разбрелись выполнять указание командира.
Десяток солдат по велению того же командира принялись выбирать и рубить ровные не слишком толстые стволы деревьев.
   Время было уже под вечер, когда все, что командир им приказал, солдаты смогли выполнить. Была сплетена из всех наличных веревок, ремней, вожжей одна толстая веревка. Бревна, что срубили солдаты, были тщательно стесаны и из них связан небольшой паром. Четыре самых рослых коня были крепко связаны между собой и на них устроились два добровольца-казака. Толстую веревку надежно прикрепили к коням. Невысокий берег из желтой глины был лопатами выровнен, так что лошади легко могли войти в реку, которая к тому времени порядком успокоилась. По приказу офицера лошади пошли к реке, таща за собой толстую веревку. А на паром навалилось множество солдат, и подтащили ее близко к берегу реки.
   - Братцы, еще раз подумайте, кто сомневается в своей силе, можете отказаться пока не поздно! - крикнул командир двум добровольцам.
   - Справимся, Ваше благородь! - ответили казаки, сидя на лошадях.
   - Ну, тогда, с божьей помощью! Вперед! - скомандовал ротмистр.
Вода хоть и спала, но волны все ж были мощными и подхватили связку из четырех лошадей. С шумом плюхнулись лошади в воду, и вначале волна их поглотила с головой, затем через некоторое время четыре головы появились над водой и начали медленно, но все ж продвигаться к противоположному берегу. Из двоих добровольцев одному все же не удалось удержаться на спине лошадей и его поглотили все еще кровожадные волны. Второй казак оказался более удачливым, он изо всех сил вцепился в седло одной из лошадей и держался наверху. Чем дальше к другому берегу продвигались лошади, толстая веревка, прикрепленная к их спинам, становилась все тяжелее и в них цеплялись все новые и новые волны. Поэтому лошадям и становилось труднее, чем дальше они уходили. Наконец, когда они уже прошли середину реки лошади не выдержали и готовы были повернуть назад или же пуститься вниз по реке. Но могучими усилиями казака, что держался на спинах лошадей, они были все ж направлены к противоположному берегу. Через некоторое время вдруг появились спины лошадей из-под воды. Оказалось, что ближе к другому берегу, река была намного мельче. И лошади, почуяв под ногами дно реки, рванули с силой и вскоре оказались на другой стороне и, найдя удобное место, взошли на невысокий берег. Не останавливаясь, лошади прошли еще немного, и веревка, словно струна, выскочила из-под воды и натянулась. Затем казак доброволец слез с коней и обведя их несколько раз вокруг толстых деревьев на том берегу, надежно закрепил веревку.
   - Вот мост на тот берег, о котором я вам говорил, господа! - воскликнул ротмистр двум офицерам, что стояли рядом.
   - Дорога на тот берег есть, но что-то нам готовит судьба на той стороне? - сам себя спросил
один из офицеров.
   - Поторопитесь, господа, пока сумерки не сгустились над рекой! Солдат и имущество следует перевезти на пароме! Ну, а лошадей пусть потянут на веревках с той стороны, и они переплывут! - распорядился ротмистр.
   - А нам как быть? Кто из нас переправляется первым? - спросили офицеры у командира.
   - Вы вдвоем переправляетесь с первой же партией и организуйте там прием новых групп солдат! Я же перейду реку с последней партией! Если горцы нападут, то следует тут организовать прикрытие переправы. А вы уж постарайтесь на том берегу, не оплошайте, - распорядился ротмистр.
   - А Вы поберегите себя, если горцы полезут к вам! - попросили офицеры и весело направились с группой солдат к парому, придерживая левой рукой длинные сабли на боку.
Паром был небольшим, за один раз на нем могли переправиться не более десяти человек, но он ловко скользил по волнам и резво перевозил людей. Отсюда командир наблюдал за двумя офицерами, как они расставляли караульные посты вдоль опушки леса и закреплялись на берегу. Слишком долго ожидали этой переправы два офицера и солдаты, что переправились уже и теперь они были в приподнятом настроении. И чем больше солдат переправлялось на тот берег, тем увереннее и бодрее они становились. Каждую группу солдат на том берегу принимали как дорогих гостей и с разными шутками в адрес удалого парома. Шум волн мешал им понять друг друга, но общее веселье передавалось всем и ожидавшим своей очереди солдатам на этом берегу тоже. Солдатам все же было несколько боязно садиться на такое ветхое суденышко и это придавало повод для шуток в адрес нерешительных солдат.
   Ротмистр не находил себе места и все торопил солдат на переправе, какая-то смутная тревога не давала ему покоя. Слава Богу, уже больше половины солдат было на другой стороне реки. «Не приведи Господь, если горцы вдруг нападут с этой стороны, то хоть те, кто переправился, спасутся!» - рассуждал он про себя. Везде были расставлены караулы дозорные охраняли подступы к укреплению, но покоя на душе у командира все ж не было. Он-то подбегал к парому и торопил людей, то выходил на ту сторону островка, где вчера они видели юного горца на сером коне. И в этот раз он подошел, чтобы взглянуть на паром, проверить веревку. Десять солдат разместились на пароме и стали тянуть за веревку и переправляться таким образом. Увлекшись паромом, ротмистр потерял из виду на некоторое время противоположный берег. Но, когда он резко взглянул туда, то из его груди вырвался крик отчаянья! На опушке почти рядом с выставленными двумя офицерами караулами появились из леса несколько горцев. Замелькали разноцветные черкески, черные бурки, серые низкие папахи, серебристые узорные газыри. Вначале горцы прицельно стреляли из ружей и вслед за этим ослепительно сверкали шашки в их руках.
   - М-м-а! М-а... ма тох! 1 - нечеловеческим голосом заорал он на своем родном языке, сам не понимая ничего.
   Солдаты на том берегу были настолько ошеломлены, что они даже не успели испугаться. Выражения их лиц не указывали ни на что, лишь полное безразличие случившимся можно было видеть в них. «Так уж предначертано было самим Господом!» - лишь читалось в этих отрешенных лицах. Они еще стояли, дышали, видели все вокруг себя, но их души уже оставили обмякшие безжизненные тела и улетели в небеса.
Одними из первых пали под шашками два офицера-поэта, написав горькой смертью последние строки, предначертанные им судьбой в этих многострадальных лесах.
Десяток солдат, что на пароме изо всех сил тянули за веревку, стараясь быстрее переправиться, увидели земной ад именно в том месте, куда они так спешили и надеялись на радость спасения. Они в тот же момент, ошалело озираясь на происходящую божью кару дико искаженными от страха лицами, стали тянуть паром обратно. Но это уже было вовсе не нужно, так как за этот короткий срок горцы ураганом прошлись по противоположному берегу и исчезли также быстро, как и появились. Такой быстрой и легкой победы не было у горцев с самого начала преследования вражеского войска. 
А на этом берегу стоял, схватившись за голову, последний из офицеров по воле рока оставшийся в живых. Он взвыл и присел тут же рядом на траву, а вокруг него метались солдаты, не зная, что им предпринять. Вдруг офицер рывком встал, выпрямился, поправил на себе мундир и решительно направился к парому. Солдаты смотрели на него как на умалишенного и пытались остановить:
   - Ваше благородие! Не ходите туда, они убьют Вас!
   - Ничего, ничего! Если я не вернусь, то своим умом добирайтесь до крепости! - произнес офицер и взошел на паром, снимая с себя саблю и передавая ее солдатам, что стояли возле парома и все еще пытались удержать от необдуманного решения.
Вместе с офицером на паром взошли еще несколько солдат, дабы помочь ему переправиться. Вскоре солдаты налегли на веревку, и паром, скрипя, заскользил по буйным волнам. Дотянув паром до другого берега, солдаты остались стоять на месте. Офицер сошел с парома и огляделся вокруг. Увидев убитых и раненых, он приказал солдатам, что стояли на пароме:
   - Раненным помогите, чем сможете... Убитые уже в руках Господних!
Затем он твердым шагом пошел к опушке леса, но, не входя в лес, стал ожидать там горцев. Но, видимо, горцы уже совершили все, что ими было задумано, и посему решили довольствоваться достигнутым успехом.
Офицер направился вглубь леса, когда понял, что к нему никто не выйдет. Но и в глубине леса, оказалось, его никто не ждал. Но внешнее впечатление было обманчивым, зоркие глаза Лечи следили за каждым шагом офицера из-за деревьев. Вскоре офицер попробовал позвать горцев. Языка горцев он не знал, но некоторые слова неожиданно стали всплывать в его сознании, хотя они были совсем не к месту.
   - Дада! Нана! - звал офицер, не обращая внимания на содержание произносимых им слов, словно он пришел к себе в родной дом, дом отца и матери.
Леча очень удивился этим, не к месту произнесенным чужим офицером, словам. Если бы он тут среди деревьев увидел семиглавое чудище сармака, то и тогда юноша так не удивился
_____________________________________
    - М-м-а! М-а! Ма тох 1 - Не бей, не убивай.
------------------------------
бы как сейчас. Леча решил, что следует тут же сообщить Виситу о странном вражеском офицере, разгуливающем по лесу и при этом зовущего отца с матерью на горском наречии.
   Уже скоро Висит стоял напротив странного офицера. Они некоторое время стояли и изучающее глядели друга на друга.
   - Таус, - произнес офицер, ткнув себя в грудь пальцем.
   - Со Висит ву. Висит1, - положил себе на грудь ладонь Висит.
Оба не владели речью друг друга. О чем они могли говорить? Как найти нужные слова?
   - Таус... нохчо... со нохчо 2, - вдруг произнес офицер и сам удивился тому, что вспомнил.
   - Ты чеченец? Как чеченец? Почему ты одет во вражеский мундир? Почему? - поднеся руку к одежде офицера, показал Висит, что не понимает этого.
С помощью жестов пытался офицер объяснить Виситу, что его в детстве увезли солдаты. Что он только вспомнил об этом. Он просил пропустить его солдат, оставшихся в живых, 
рисуя картинки на земле, жестами.
   - Если бы ты владел языком, возможно, я бы тебя и понял, Таус. Я не понимаю, почему я должен отпустить извергов, которые пролили кровь невинных мирных людей, детей, женщин? - пытался понять Висит.
Офицер снова пробовал объяснить, что он жертвует своей жизнью, предлагает взамен свою жизнь во имя спасения солдат.
   - Ты разве не видел ад устроенный твоими солдатами в селении, что вы сожгли? Если ты чеченец, почему ты допустил убийство мирных людей? Ты и есть главный виновник! Ты их привел за собой, чтобы они уничтожили наш землю! - брезгливо взглянул Висит на офицера.
Офицер не находил себе места от отчаяния, он понял некоторые слова Висита, до некоторых дошел своим чутким умом. У него не было слов. Он опустил свою гордую голову на грудь.
   - Салти бац бехк... Са бу! 3 - снова вспомнил он в отчаянии несколько слов.
Теперь, кажется, я начинаю тебя понимать. Ты прямо на глазах начал вспоминать свой родной язык. Ты винишь себя и отгораживаешь солдат. В мужестве отказать тебе нельзя. Я
так понял, ты готов предложить свою жизнь взамен, чтобы мы отпустили твоих солдат. Но мне не нужна ни твоя душа, ни души твоих солдат. Вы же не в гости к нам пришли. Вы не просто сражались с воинами и пролили лишь их кровь. Вам не достаточно нас победить! Вы пришли вывести нас под корень. Если мы отпустим твоих солдат сегодня, то они завтра к нам придут с еще многими тысячами солдат. Они попробовали человеческой крови! Им она понравилось! Пока они живы, они не перестанут проливать человеческую кровь. Если они истребят нас всех, они найдут другие народы, но будут проливать кровь до скончания своего века! – пытался Висит объяснить офицеру. Если ты считаешь себя горцем, то найди свое родовое селение и попроси у всего своего рода прощения!
   - Дош... ас дош... са дош! 4 - с трудом подбирая слова, выговорил офицер.
   - Ты дал слово? Слово надо держать, если ты его дал даже врагу. Зачем же ты зашел так далеко? Зачем ты не вернулся раньше к своему народу? Зачем же ты не бросил этих людей, что создали свой мир за счет унижения и уничтожения других народов? - увидев, что офицер не понял его, Висит постарался объяснить еще и с помощью жестов.
   - Де. Де...,5 - на пальцах показал офицер два дня, жестами объясняя, что два дня назад только он вспомнил. - Ца хууш... Корт… вицвел... Со бер дар 6..., - офицер попытался скрыть скатившуюся по щеке слезу и отвернулся от Висита.    
Офицер так и ушел к своим солдатам, не обернувшись и не сказав больше ни единого слова.
И кто знает, если бы этим двум горцам хватило слов на родном для них языке, они ________________________________________________________
    -Со Висит ву. Висит. 1 - Я Висит. Висит
    -Таус... нохчо... Со нохчо 2 - Таус... чеченец... Я чеченец
   - Салти бац бехк... Са бу! 3 - Солдаты не виноваты... Моя есть!
   -Дош... ас дош... са дош! 4 - Слово... я слово... мое слово!
   -Де..., - Де5 - день, день.
   - Ца хууш... Корт… вицвел... Со бер дар 6 - Не знал...     Голова… забыл... Я был ребенком…
расстались бы друзьями и братьями. Но царский офицер, который увез Тауса к себе, сделал все от него зависящее, чтобы эти два родных друг другу человека не поняли друг друга, чтобы сделать их врагами…
Когда ротмистр уже подходил к парому, он увидел на нем выживших раненных солдат, лежащих вряд. Он, не останавливаясь. Взошел на паром и скомандовал:
   - Трогай! Обратно! – и, взявшись за поручни, обернулся к опушке леса.
Там, выйдя из-за деревьев, на опушке леса стоял и глядел вслед удаляющимся Висит. Офицер недолго глядел в сторону леса, и чтобы чем-то занять себя, стал помогать солдатам, тянуть паром к противоположному берегу. Вскоре паром уперся о берег. Раненных солдат бережно сняли с парома подбежавшие солдаты и быстро отнесли в тень, к лекарю. Через некоторое время офицер с солдатами уже скрылся за деревьями.
   Река, бесившаяся несколько дней кряду, уже устала и спала почти полностью. Она, казалось, пытается отдохнуть, как и солнце, блеснувшее напоследок и скрывшееся за горами. К завтрашнему дню через эту реку, должно быть, можно будет спокойно переправляться на лошади. Как бы то ни было, завтрашний день должен был показать, как себя поведет река. Ночь наступила как обычно быстро. Возможно, радуясь тому, что они очень далеко от всех земных жестокостей, замерцали одна за другой звезды. Вокруг было тепло. Наконец, показалась несколько расстроенная своей полнотой луна, возможно оттого, что она стала похожа на круглый чурек из кукурузной муки, с чуточку отломленным краешком.
Грустные солдатские костры слабо засветились среди леса, но не было слышно их протяжного пения, не было и веселых шуток. Лишь под утро сморило всех сном под глухие стоны раненых. А молодой ротмистр и вовсе не сумел заснуть в эту ночь. Слишком жестоко его терзали неспокойные мысли. И не мог он найти на всем свете человека повинного в злой шутке, сотворенной над ним судьбой.
Теперь он уже стоял, пристально вглядываясь в пробивающиеся сквозь тучку первые лучи солнца, словно светило было последней его надеждой на избавление от тягостных мыслей. Но и появившееся, наконец, солнце было безразлично к его боли. Оно грело всех, оно светило для всех, не различая среди людей хороших или извергов.
   - Ну, что ж, Висит! Сегодняшний день покажет, чем закончится наш спор - жизнью или смертью! – произнес про себя ротмистр и приказал рубить веревку, за которую все еще цеплялся паром.
Он направил свой отряд снова вниз вдоль реки в надежде найти там более удобное место для переправы вброд через реку. Раненых солдат разместили на носилках, сколоченных на скорую руку, и несли с собой по четыре солдата, сменяя уставших. За исключением тех раненых, что скончались ночью от ран, их было всего двенадцать человек. Солдаты теперь поняли, что надежды на спасение почти нет, и там, где их настигнут горцы, они будут биться насмерть. Хмурые лица солдат выражали лишь безразличие ко всему, они теперь брели устало и неторопливо. Сам офицер шел впереди, возможно, он решил первым встретить всякую неприятность, если таковая появится. От всего войска теперь осталось всего около четырехсот солдат и десяток казаков.
   
   Тенью за войском следовал и Эрзу, следя за каждым шагом врага. Он время от времени выходил к реке и остановившись на видном месте, ждал пока на другом берегу покажется Леча. Затем он жестами объяснял другу, где в настоящее время находится вражеский отряд, и снова скрывался в густом лесу.
   Ротмистр, идущий впереди, часто заворачивал к реке, чтобы лично убедиться насколько уровень воды в реке снизился, и нет ли удобного места для переправы на другой берег. Отряд солдат шел неспешно, время от времени останавливался лишь пообедать и немного передохнуть. За этот день вода в реке хоть и была все еще мутной, но осела и немного приблизилась к своему обычному руслу. Но здесь долина реки была поуже и поэтому река была в этом месте глубокой для переправы людей и в обычном состоянии.
   Было уже за полдень, когда солдаты шли, и русло реки начало понемногу шириться. И когда отряд дошел до более или менее удобного места для переправы, офицер направил несколько конных казаков на поиски брода. Казаки выбрали на свое усмотрение подходящее место и решили попробовать переправиться на лошадях. Лошади, напуганные до этого разлившейся рекой, теперь с трудом сделали первый шаг в реку. Но, когда они почувствовали под ногами дно и дошли до середины, уже увереннее пошли дальше и вскоре были на другом берегу. Обратно лошади шли уже намного увереннее и также удачно вернулись. Солдаты, наблюдавшие эту картину, немного повеселели. И тогда офицер отдал солдатам приказ, чтобы все хорошо отдохнули перед тем, как  начать переправляться. Пока солдаты отдыхали, он сам прохаживался вдоль реки и внимательно следил за противоположным берегом. Затем офицер позвал к себе несколько казаков.
   - Вам необходимо переправиться на тот берег и разведать близлежащую полосу вдоль леса. Горцы могут там затаиться и готовить внезапное нападение, как в случае с паромом. Поэтому вы должны хорошо обследовать тот берег, прежде чем мы все начнем переправляться, - велел офицер казакам. И еще, если вы там обнаружите горцев, то должны непременно дать нам знать об этом выстрелами из ружей, - добавил он.
   - Будет сделано, Ваше благородь, умрем, но исполним приказание! - заверили казаки и принялись выполнять поручение офицера.
Казаки по уже проверенному маршруту лихо переправились и скоро достигли отдаленной опушки леса на том берегу, где скрылись за густыми деревьями. А офицер и солдаты остались терпеливо ждать их возвращения или худшего, что с ними могло произойти.
«Хорошо, что горцев не оказалось возле самой опушки леса. Если бы казаки наткнулись на горцев, то непременно дали бы знать выстрелами из ружей. А, если горцам удалось из засады быстро выбить казаков из седла, и те не успели даже выстрелить? Иной клинок кинжала горцев длиннее, чем ружье солдата... Нет... нет там горцев, нет их там!» - терзался мыслями офицер, прохаживаясь вдоль берега реки. Наконец, когда офицер уже начал волноваться, казаки вдруг показались из леса на опушке и жестами показали, что в лесу горцев нет. Офицер послал за реку остальных конных казаков и приказал им, чтобы закрепились вдоль
опушки и встали там караулом.
   - Приготовьте ваши ружья и, если вдруг покажутся горцы, во время нашей переправы, прикрывайте нас, сколько сможете, - передал он приказ казакам.
Кроме этого, офицер велел солдатам пробовать переправиться пешим строем. И тогда человек десять солдат веревками привязали себя друг к другу, и пошли в воду. Такой способ переправляться через реку, оказался удачным, так как скоро все солдаты успешно переправились и, сняв с себя мокрые сапоги, переворачивали их и выливали из них воду. Эта довольно мирная картина несколько успокоила офицера, но он все ж не переставал терзать себя вопросом: «Почему Висит не устроил мне засаду здесь во время переправы? Неужели он все-таки решился отпустить солдат с миром? Нет-нет, Висит не пощадит солдат, проливших кровь мирных людей, детей...»
Вдруг офицер оживился и начал торопить солдат.
   - Скорее, братцы! Скорее переправляйтесь! Нет времени связывать друг друга веревками, возьмитесь за руки, держись друг за дружку, но поспешите! Горцы уже где-то рядом и, если они застанут нас в воде, нам придется туго! - крикнул он так громко, что его услышали все солдаты.
Дело было в том, что офицер вдруг понял, почему горцев не оказалось перед ними на переправе. Еще когда они шли сюда, офицер обратил внимание, вглядываясь в противоположный берег, что на той стороне лес все время подступал прямо к реке и свисал ветвями прямо к воде. Между густых деревьев пешему проще пройти, чем всаднику на коне. Поэтому Висит со своими всадниками и отстал от них и задержался, продираясь сквозь густые заросли. Офицер решил воспользоваться такой удачей и воспрянул духом. Ведь он и за рекой мог бы пройти к крепости лесом, оторвавшись от конников Висита.
Офицер, действительно, оказался прав. Висит задержался именно по этой причине. Но и
Висит прекрасно видел, что река уже села и русло ее расширилось. Он тоже понял, что в некоторых местах реку можно уже перейти на лошадях. Всадники Висита скоро нашли такое место чуть выше той переправы, что выбрали для себя офицер с его солдатами.
Теперь и офицер понял, что Висит принял именно такое решение, хотя понял он это слишком поздно. Чуткий слух офицера уловил выше по реке топот, стремительно несущихся к ним коней. А сама переправа сорвалась и еще по одной причине. На противоположном берегу, куда уже переправилась целая группа солдат, вдруг из леса появился красивый с гордо изогнутой лебединой шеей серый конь. Все удивленно уставились на коня без всадника. За собой конь тащил на конце длинной веревки какие-то кожаные мешочки. Конь проскакал мимо солдат, что стояли, разинув рты, и, когда странные мешочки оказались рядом с солдатами из леса раздался выстрел и веревка, на которой конь их тащил, оказалась перебитой. Странные мешочки оказались рядом с группой солдат. Солдаты, испуганно озираясь,  приготовились градом пуль встретить врага, но конь исчез в лесу, так же быстро, как и появился.  Долго ждали солдаты, затем разведали окрестности леса, и тогда лишь немного успокоились. Затем их даже пробрало любопытство, что же там в мешочках. И когда солдаты подошли близко к мешочкам и попытались открыть их, вдруг раздался второй выстрел из лесной гущи. Вслед за этим произошел оглушительный взрыв, который поднял в воздух густой серый дым и раскидал по всему берегу трупы любопытных солдат. Этот взрыв произошел так неожиданно, что солдаты и офицер, наблюдавший за этим, оцепенели и потеряли на некоторое время бдительность. И в это самое время по узкой долине реки ведущей к солдатам показался стремительно несущийся на них конный отряд Висита.
   Недаром в народе говорят: если овцами командует лев, то овцы победят даже львов, которыми командует овца. Решительная и громогласная команда офицера быстро привела в чувство даже тех солдат, что растерялись и готовы были бежать, куда глаза глядят. Солдаты спешно выстроились в цепь и даже успели дать залп по наступающим всадникам, нанеся им урон. Но и горцы дали на скаку залп по солдатам. И в последующую минуту смешались всадники с солдатами в смертельной схватке. И солдаты, и горцы уже поняли, что эта схватка последняя, и поэтому каждый боец бился с отчаянием. Лишь тот, кто победит в этой
схватке имел право жить и дальше на этой прекрасной земле. Вместе им не было места под этим палящим солнцем, в этом огромном мире. Между ними была кровь! Большая кровь!
Офицер мгновенно и умело построил солдат в большой круг, и солдаты, ощетинившись штыками, создали неприступную живую крепость. Солдаты, что находились внутри этой укрытия, успевали заряжать ружья и стрелять в нападавших горцев. Пока существовал этот ощетинившийся штыками круг солдат, пока не разрушат его, горцы не могли достать своими короткими шашками или кинжалами до солдат.
На полном скаку, подняв коня на дыбы, влетел в этот ощетинившийся круг солдат храброе сердце, Леча. Хотя в его богатырскую грудь уже впились две пули, он еще долго рубил своей шашкой вражеские штыки. Но слишком длинен штык против кинжала! Особенно, когда этих штыков много против одного кинжала. Могучий конь Эрзу с отважным седоком взлетел, словно на крыльях, и опустился в гущу вражеских солдат. Самоотверженный Эрзу пытался спасти своего друга Лечу, но подобны густому лесу были штыки направленные в его мужественное сердце. Храбрый весельчак Даша был сражен вражеской пулей, но, слетая с коня, он собрался с последними силами и метнул в своих врагов шашку. Один из врагов, пронзенный этой шашкой в грудь, упал, обнимая холодную сталь руками.
Висит словно коршун кружил со своими всадниками вокруг ощетинившегося врага, но шашки тут были бессильны. Опытный воин стройный ротмистр, умело держал оборону, и всадники Висита от вражеского свинца таяли, как снег под палящими лучами солнца.
В минуту, когда всадники Висита совсем было отчаялись, раздвигая своей могучей грудью мутные волны реки, вышел на берег конь Сирдин с отчаянной всадницей в седле. Искря брызгами воды, отлетающими от его боков, Сирдин отчаянно рванулся в самую гущу сражения. На полном скаку выхватила Зара из подседельной сумки последний кожаный мешочек с порохом и метнула под ноги солдат, ощетинившихся штыками. И тут же вслед за этим она выхватила из чехла знаменитое ружье, доставшееся ей от отца Булата, и выстрелила в заряд. Облаком серого дыма от взрыва пробила Зара брешь в цепи солдат. В эту брешь словно в ворота ада, рванула девушка, выхватив блеснувший на удивленном солнце, клинок дамасской стали, называемый горцами «ревущая обезьяна». Сирдин рванул вперед с такой силой, что с головы девушки сорвало папаху. Словно темная звездная ночь спустились на плечи девушки волны темных волос. Восторженный офицер на мгновение застыл, словно узрел он ангела спустившегося с небес. Но скоро ему пришлось защищаться от шашек горцев ворвавшихся в круг солдатской обороны. Но саблей неплохо владел и сам офицер!
Уже грудь в грудь, лицом к лицу дрались солдаты и горцы. Некоторые горцы, потерявшие раненными или убитыми своих лошадей, вынуждены были сражаться с двумя-тремя солдатами, раскидывая шашкой и кинжалом их штыки. О, как же ты все-таки длиннее, вражеский штык, кинжала горца!
Словно ураганный ветер носился и конь Сирдин средь вражеских штыков. Подобно разъяренной львице бросалась Зара на врагов и наносила удары подобно молнии блестевшей среди черных туч. Отважный конь девушки был разъярен не меньше чем сама Зара. Копыта Сирдина наносили врагам не меньший урон, чем шашка девушки, но и от острых зубов коня доставалось врагу. Могучим воином оказался Сирдин. Жестокое сражение, шло здесь на берегу, святая месть вершилась тут, и священная река была тому свидетельницей.
Могучей рукой своей наносил Висит удары шашкой по нескольким солдатам и обратил их в бегство, но вдруг конь его споткнулся и опустился на колено. Шальная пуля попала коню в шею, и вражеский штык он поймал своей могучей грудью. Падая с коня, в ловком броске шашкой достал Висит голову солдата, который вонзил штык в грудь его коня. И голова солдата отлетела, словно ее и не было вовсе. Но на земле тут же вокруг Висита собралось с десяток штыков. Свирепой змеей скользила его шашка меж вражеских штыков, но и сам он поймал правым плечом вражеский штык. Следующий штык, занесенный над Виситом. так и застыл в воздухе. Владелец его остался стоять с короткой стрелой Зары в глазу, и тут же рухнул на землю. С сабельной быстротою вонзились еще три стрелы в солдат, окруживших
Висита. И в это время перед Виситом оказался стройный офицер с окровавленной саблей в руке. Висит был ранен штыком в правое плечо и поэтому шашку он держал в левой руке. Стройный офицер тоже переложил саблю в левую руку. «Тах! Тах! Тах!» - искрясь, прозвенела, сплелась сталь друг с другом.
Словно дикие звери в смертельной схватке сплелись друг с другом и враги! Стоны раненых и умирающих! Выстрелы из ружей! Ломающиеся сабли и штыки! Крики! В этом шуме ничего не слышали лишь двое - Висит и офицер. Мастерски владел саблей офицер! Крученый удар Висита шашкой с боку офицер успевал отбить своей несколько массивной казенной саблей! Но в могучей руке Висита, хоть и в левой, силы и мощи было больше. Офицер успевал подставить свою саблю под удар шашки Висита, но могучая сила противника отбрасывала его вместе с саблей в сторону. Искры от могучих ударов стали об сталь, освещали круг смерти, в котором бесстрашно кружились двое отважных! Видно было, что два самых опытных и могучих воина сошлись в смертельной схватке. Некоторую усталость от полученной раны Висит возмещал яростью и упорством. А для офицера это была привычная, происходящая в его жизни почти каждый день, игра со смертью. И эта страшная игра могла закончиться во всякую минуту для одного из двоих холодным объятием со смертью.
   Недалеко от офицера и Висита отчаянно отбивался от, наседающих и рычащих, словно псы троих солдат огромный Дени. Словно бы вилами подгребали сено, метили штыками в Дени солдаты. Могучая, как и хозяин, лошадь Дени давно уже пала в бою, солдаты раз десять проткнули ей штыками бока. В огромных руках Дени крутились среди вражеских штыков шашка в одной и широкий кинжал в другой, словно крылья ветряной мельницы. Вдруг один из трех солдат ринулся на него с вытянутым вперед штыком. Дени кинжалом в левой руке отвел от себя штык и с размаху вонзил шашку в голову врага, словно топор в чурку. Второй штык, нацеленный в него, Дени ударом кинжала сверху вниз воткнул в землю перед собой, а его удар шашкой в обхват плеча с частью спины солдата  попал в солдатский ранец. Солдата  лишь ранило. Но шашка, поднятая над солдатом второй раз, не успела опуститься, в спину Дени воткнулся штык третьего солдата. Перед тем как упасть, Дени все же усилием воли заставил себя метнуть в своего убийцу кинжал, который вошел тому в грудь по рукоять. А солдат, раненый Дени в плечо, теряя сознание и не понимая, что он делает, с силой налег на ружье и стал его вытаскивать из земли, словно поднимал вилами большую охапку сена. Вдруг штык резко высочил из земли, вскинув комья земли, и ружье солдата выкинуло через его плечо, а штык с ружья сорвался и, сделав круг в воздухе, пролетел над головой Висита и неожиданно воткнулся в грудь молодого офицера. В это самое время Висит обеими руками занес над головой офицера свою шашку и с силой попал в подставленную саблю противника. Сабля офицера сломалась на две части, и в его руках осталась лишь рукоять. Шашка Висита дамасской стали оказалась крепче, чем казенная сабля офицера. От удара шашкой Висита и тяжелой раны, нанесенной штыком, офицер опустился на одно колено, и занесенная Виситом для второго удара шашка зависла над его головой.
Солдаты, крутившиеся вокруг горцев в отчаянной схватке, увидели случившееся и застыли на месте в растерянности. Выронив из рук ружья, словно по уговору, они все  разом опустились на колени, повернувшись к Виситу. Это могло означать лишь одно, каждый из этих солдат готов был предложить свою голову под шашку Висита, чтобы он пощадил их офицера. А солдат-старик, который всегда находился рядом с офицером, подошел к завалившемуся набок офицеру и, положив его голову себе на колени, тихо по-старчески заплакал и стал шептать слова молитвы.
Висит и не думал добивать офицера. Шашка, поднятая им над головой, застыла так от удивления случившимся. Когда он понял, что на самом деле произошел коварный удар судьбы, он очистил свою шашку от крови и вложил в ножны. Затем он присел перед офицером и, взглянув на штык, вонзившийся в его грудь, потянулся вытащить его. Старый солдат тихо отвел руку Висита, было понятно, что, если штык вытащить, тут же офицер истечет кровью и умрет.
   - Ваше благородь! Не оставь нас! Не бросай нас! Крепись, Ваше благородие! - слезно просил старик офицера.
   - Таус, - с трудом произнес офицер.
   - Что ты сказал, сынок? Что ты сказал, милый мой? - не понял старик и, наклонившись над офицером, погладил его по голове.
   - Мое имя Таус... Таус - мое настоящее имя... Я чеченец! - тихо произнес Таус еще раз.
   - Таус, ты выполнил свой долг и сдержал свое слово! Слишком поздно я тебя понял. Ты отныне чист перед Всевышним Делой и людьми! А теперь мы идем с тобой домой! К себе домой! – указав в сторону снежных вершин, сказал Висит и сжал в своей руке руку Тауса.
   - Ц1а!.. Саьккал! Дада! Нана! Со ц1а ву! 1 - звал отца и мать отходящий к ним навечно их благородный сын Таус.
 Словно маленького ребенка качал голову Тауса на своих коленях старый солдат, не переставая лить горькие слезы. Вот так на коленях старого солдата, не приходя в себя, тихо отдал Богу душу благородный Таус.
 
        Как Висит и обещал, Таус теперь направлялся к себе домой. Его тело несли горцы на носилках, и был Таус укрыт, как настоящий воин, как горец, черной буркой и лежала у его рук рядом с ним настоящая горская шашка, которую чеченцы называют «ревущей обезьяной». Рядом с Таусом несли на носилках, привязанных к спинам лошадей, и тела других достойных воинов, погибших в этом бою. Оставшихся в живых было намного меньше, чем тех, кого Всевышний Дела назвал своими любимцами и забрал в этом нелегком последнем бою. Позади носилок с телом Тауса шел в горы и старый солдат. Он верой и правдой служил царю всю свою жизнь и теперь из всех близких людей у него остался только Таус. К нему домой он и шел, чтобы прожить остаток жизни рядом с его могилой.
---------------------------------------
    Ц1а!.. Саьккал! Дада! Нана! Со ц1а ву! 1 - Домой!.. Сакля! Отец! Мама! Я дома!
---------------------------------
Оставшихся в живых и раненных в последнем бою солдат Висит переправил через реку и отпустил в крепость, дав им самое дорогое, что есть у свободного человека - свободу. Он исполнил последнее желание своего благородного брата Тауса.
   Впереди ехали кони с останками погибших, и оставшиеся в живых всадники из отряда. За ними последними ехали Висит с Зарой. Висит нашел себе коня, не такого могучего красавца, какой у него был, но доброго. Ну, а Зара ехала на своем боевом друге Сирдине.
   - Зара, в последнее время ко мне во сне приходит твой отец, ваша... Он каждый раз настаивает на том..., - язык не поворачивался у молодого человека продолжить трудный разговор.
   - Виса, отец и ко мне часто приходит во сне, - помогла девушка молодому человеку.
Зара вспомнила, что ей обещал отец во сне, и поняла, что отец свое обещание выполнил. 
   - Виса, у меня тут недалеко в лесу есть небольшое дело. Мне тоже следует выполнить свое обещание. Ты не хочешь пойти со мной? - спросила девушка.
   - Пойду. А какое такое обещание ты можешь дать в этом глухом лесу и кому? - обрадовался Висит, готовый ехать с Зарой хоть на край света.
   - Поезжай за мной, и я тебе все расскажу по пути, - повернула Зара Сирдина вглубь леса.
Висит тоже завернул своего коня вслед за Сирдином, руками отодвигая ветки, что ему лезли в лицо. Через некоторое время Зара остановила своего коня, и Висит остановил своего следом за ней.
   - Виса, слезь с коня и пошли со мной. Я тебе что-то покажу, - попросила девушка молодого человека, и сама первая сошла с коня и прошла под огромное дерево.
   - Зара, что ты мне собираешься показывать? - успел только спросить Висит, как за толстым стволом огромной дикой груши он услышал какой-то непонятный шум раскидываемых листьев.
   - Дай-то тебе Бог долгих лет жизни! Какой ты стал красивый! Пусть тебя никто не сглазит! - ласкала Зара кого-то, кого Висит пока не видел из-за толстого ствола.
   - Ах! - застыл он от удивления, когда через плечо Зары заглянул за ствол дерева.
Перед Зарой сидел совсем еще юный медведь, который разгребал толстый слой прошлогодних листьев под деревом и находил под ними прошлогодние малость перезревшие мягкие и сочные дикие груши. Медведь от удовольствия пускал слюни вместе с соком вкусных груш и не замечал присутствия Зары. Но медведь оказался на редкость воспитанным, так как он все ж, учуяв Зару с еще одним гостем, обернулся к девушке и поприветствовал ее: «Ма-а! Ма-а!» и лишь затем продолжил свое приятное занятие. Судя по тому, с каким аппетитом медведь уплетал дикие груши, рана от копыт Сирдина быстро заживала. Должно быть, и лечебное снадобье Зары тоже помогло медведю.
   - Ну, прощай, мой хороший! Живи свободно в этом свободном лесу! Больше не суй свой любопытный нос к незнакомцам! Мы с тобой больше не увидимся! Береги себя! Живи свободным! - простилась девушка с медведем и потихоньку отошла назад.
Медведь сначала вскочил и побежал за Зарой, но и такие лакомые груши оставлять никак не хотелось. Поэтому медведь, наскоро простился, произнеся свое «Ма-а! Ма-а!» на все случаи жизни, и поспешил назад к своей трапезе.
   Когда Зара с Виситом снова вышли на лесную дорогу и догнали своих товарищей, девушка рассказала, как она подружилась с этим милым медведем.
                (написано на чеченском языке в 2005г., авторский перевод)