Однажды

В маленьком приозерном городке Т. было спокойно — синоним скуки для пришельца из большого города. В первые дни я внутренне бунтовал против вызывающей малочисленности людей, скромной приземистости домов и удручающей, шипяще-шелестящей листьями кучерявых деревьев тишины, но потом привык и даже находил удовольствие в этой уютной келейке для души. Когда я выходил из своего домика, весь город снимал шляпу передо мной, говоря, мол, мы полностью в вашем распоряжении. Он в один — два часа обходился весь, и по истечении времени, я привык и привязался к нему так сильно, что захотел узнать поближе. И пошел неторопливо прогуливаться по тихим дорожкам и улицам — на зуб пробовать.

Был тут один ресторан, который особенно мне приглянулся. Уютный, домашний, зовущий. Однажды, на покрытой редкими столиками террасе, с которой открывался вид на неприветливое, нахохлившееся озеро, я случайно нашел себе собеседника. Случается, что встретишься с кем-нибудь, посмотришь глаза в глаза и протянется между вами невидимая нить. Он работал на Кавказе, водил смелые туристические группы по горам. Ребяческий смех и наивная простота, пробивающаяся сквозь каждое его слово, каждую черту мужественного, загорелого, прорезанного морщинками лица, выдавали в нем человека никогда неунывающего, вечно бодрого, чуждого всяческим проявлениям меланхолии и поэтической тоски.

«И вам нестрашно — мало того, что горы, так еще теракты, война…».

«Отчего же, бывает страшно, но редко, я этот страх вот сюда загнал, привычка, брат, вторая натура» — он показал на грудь — «и ничего, нормально».

«Выходишь рано утром, смотришь — горы!» — блаженно прищурился. «Эти стоят, как овцы, сгрудились, ты им шутку какую-нибудь отколешь, вроде, скажешь с серьезным видом, завещание все написали, покажите, без завещания никого в горы не поведу! Так одна, помню, промямлила в таком роде, мол, копию не сделала, так бы взяла обязательно». Он захохотал добродушно.

«И смех, и грех» — вдруг сказал наш сосед, приземистый человечек, с маленькой лысинкой и быстрыми черными глазками.

«Страх может иногда таким неожиданным боком вылезти».

Инструктор повернул к нему свое солнечное лицо:

«Сказку вы нам что ли хотите рассказать, страшную?».

Человечек мотнул головой: «Да не сказку, а анекдот. Как от страха любовь кончилась!».

Мы с инструктором засмеялись. «Запугали они друг друга что ли? Муж жену или жена мужа? И один от другого сбежал?».

«Да нет!» — возразил человечек. «Все иначе было, слушайте…».

«… История эта случилась в этом самом городе, городе Т. Приехали сюда из Минска молодые, жених и невеста. Гуляли тут по городу, за ручки держались, все время целовались — не разлей вода, словом. Жили они в гостинице небольшой, что в лесу находилась, я там тоже отдыхал тогда. В леске том тропинку вытоптали широкую, по ней туристы и ходили в город. Только одна беда — фонарей не поставили. Если поздно возвращаться, то такая темень, хоть глаз выколи. Вот они так тоже попали — с танцев шли, немного навеселе, конечно. Резвились, шутили. Положение действительно было нелепое — хватаются друг за друга — ты тут или нет? Молодой человек зажигалку зажег, с зажигалкой какое-то время шли. А потом она погасла. Сколько ни зажигали, не зажигается. Ну они стали тогда под ноги смотреть — дорожка едва-едва различалась, по ней и ориентировались. И вдруг, уж не знаю отчего, жениху пришла в голову идея слегка разыграть свою невесту. Нашло на него. Самого смех разбирает. Он так легонько ее ручку отпускает, пятится тихо-тихо, поворачивает в сторону, прячется за большое дерево и замирает. Девушка несколько шагов вперед сделала и видит: что-то не так, нету жениха! Она начинает его звать — сначала тихонько, а потом громче, громче, громче… А он не отзывается! Она — назад, оглядывается, зовет, никого! Мой жених не соображает, что шутка затянулась, отступил подальше, спрятался за другое дерево. Девушку уже едва видно — светлые пятна одежды только.

Заигрался мой герой, совсем. Отказало ему это спасительное чувство такта, что, мол, нужно вовремя сойти со сцены. Она уже испугалась всерьез, зовет его, чуть не плачет. А ему смех один. Решил подальше забраться, и так издали чуть за ней наблюдать — что делать будет? Как суженого своего искать?

В прятки решил поиграть, словом. Но напомню, что темень была изрядная. Жених наш ступил не на ту тропку и завернул незнамо куда. Заблудился, одним словом. Невеста потопталась на одном месте (что у нее творилось в душе в этот момент, представить себе не могу: сидит же в нас сказка — мол, не ходите дети в лес, серый волк нападет да и утащит в чащу; дедуля мой любил такие истории травить) да и решила как-нибудь в гостиницу вернуться, а там видно будет — поисковую группу что ли? Покричала еще покричала и пошла. Плакала небось, бедная, что за шутки!

А жениху поделом. Заблудился он слегка в трех соснах. Далеко зайти, конечно, не мог, но у страха глаза велики. Представляться ему тут какая-то ерунда стала. Бродит, как слепой. Я так понимаю: ощущение похожее в самолете испытываешь, будто у тебя твою законную землю из-под ног убрали. Законную: потому как человек — царь Природы, всем известно. Весь мир его феод: в флагах и метках — мол, мое, отметился. А тут против тебя оборачивается.

И вдруг случилось с ним необъяснимое… Верите или нет, сам так рассказывал. Проснулось в нем что-то древнее что ли…

Только осознал наконец идиот несчастный, как свалилось на него сверху, что он один, действительно один, и нет дороги, и вокруг одни деревья, и темень. Упал на хвойный ковер и заплакал, как дитя малое, а проплакав какое-то время, заснул.

Когда уже рассветать начало, и нашли его спящим. Невеста к нему бросилась, радостная, спрашивает: как же ты потерялся, милый мой? Он ей, дурак, все и рассказал, как было. Она, естественно, разозлилась — ничего себе шуточки! А потом… собрала вещи и уехала. Без него. Он какое-то время тут околачивался, как пришибленный какой. Со мной, вот, общался. Не знаю, может, случилась у него переоценка ценностей. Черт его. Твердил мне: и поделом мне! И смех, и грех. Вот как бывает!». Он махнул рукой.

Я взглянул на инструктора. Он посерьезнел. Потер лоб:

«Ну да, было со мной так: взобрался ты высоко-высоко — на огромную гору вскарабкался и открывается перед тобой красота беспощадная, холодная, величественная. И тут понимаешь, на одну долю секунды, может, но доходит до тебя, как током бьет, что далеко ты, дорогой мой, забрался, слишком далеко, посягнул, ты, значит, на святыню, вроде как… И тогда, уж не знаю почему, становилось… не по себе...".