Старый якорь

Он все ближе и ближе подплывал ко мне. Вода размывала черты его тела, а точнее – черного акваланга, в котором он был. Наконец человек подплыл совсем близко, и я смог разглядеть его светло-зеленую маску и баллон воздуха за спиной. Он замер в полуметре от меня, а потом протянул руку. Похлопав меня, словно поздоровавшись, он провел ладонью по моей поверхности, пытаясь содрать мелкие водоросли, укрывавшие меня сплошь. Он будто встретил старого друга и помогал ему очистить загрязнившийся плащ.
Неожиданно, я заметил и ее. Акула тихо подкрадывалась сзади, осторожно приближаясь к своей жертве. Если бы я мог закричать, как-то предупредить этого странного человека в черном акваланге, я бы это, безусловно, сделал. Однако моя сущность была лишь старым, поржавевшим от лет якорем, не умеющим не то, что кричать, даже просто выражать эмоции. Я мог только думать. И именно сейчас я размышлял о судьбе дайвера, о его совсем скоро законченной жизни, о его родных, о его девушке, о его несбыточных мечтах… Я думал, как скоротечна человеческая жизнь, и как люди глупы, когда они не ценят ее. Их мысли прозаичны, просты, серы, и редкость, наверное, встретить человека с необычным складом ума.
Но я отвлекся.
Акула была в пяти сантиметрах от человека и, следовательно, в пятидесяти пяти от меня. А этот мужчина все так же пытался разглядеть мою надпись. Хм. Глупец.
Плыви! Спасайся! Не стой!
Акула раскрыла свою широченную пасть…
…Даже по прошествии получаса, кровавая пленка все еще застилала мою любимую прозрачную воду. За несколько мгновений это ужасное чудовище раскусило человека на три куска и жадно жевало, при этом беспрерывно метаясь. Она не оставила ни кусочка, съев человека целиком, вместе с его обмундированием.
Я – якорь. Мне не чего было бояться. Голодная акула, полакомившись человеком, быстро уплыла вдаль.

На воде было тихо, вот уже целых два часа. Лишь изредка проплывет стайка испуганных рыбок или забавно пройдет краб. Водоросли степенно колыхались в такт спокойному течению, вода уже была практически чистой. Я вновь предался своим грустным и поднадоевшим мыслям.
Я вспоминал.
Вспоминал, как когда-то давно, когда я был новым начищенным якорем, я отправился в свой первый рейс. Вспоминал свою первую встречу с моряками, ухаживавшими за мной, вспоминал свою первую дорогу домой, вспоминал людей. За считанные секунды, пока я быстро опускался вниз, в воду, я успевал увидеть сотни людей, запоминал их радостные лица, их платки, которыми махали женщины, успевал порадоваться за малышей, завороженными глазками глядящими на наш белый, красивый крейсер. Спускаясь в воде, я все еще слышал их возбужденные крики счастья и гордости, их величия…
С каждым моим «поднятием» и «опусканием» (так я называл свои крошечные путешествия), я все больше и больше узнавал людей. Я понял, что они бывают добрые и злые, глупые и умные, лентяи и трудяги. На одном из портов я видел бедствующих людей, ободранных и жалких. Большинство из них были злы и противны. Они ненавидели жизнь. Но разве жизнь виновата за их ошибки? Разве не за ними осталось право решать, выбирать, отказываться? Их проблемы были именно их проблемами, а не жизни. Жизнь заботилась лишь о времени, а время заботилось о том, чтобы человек что-то забыл или вспомнил и двигался вперед. Разве жизнь виновата, что эти бедняки забыли о времени и праве выбора? Нет. Так отчего же они так злы? Эх, это всего-то мои наивные мысли…
Я отвлекся. Так о чем там было? Ах да…
Я мог наблюдать еще и сцены встреч мужей и жен, отцов и сыновей, матерей и дочек. Тогда я понял, что в их мире тоже есть любовь. Ведь я умею любить, разве вы не знали? Я люблю море, небо, чистый воздух и голоса моряков. Я люблю природу, люблю мир – я люблю все.
И я вновь отвлекся.
Итак, я понял, что эти существа тоже умеют любить. Стоило лишь взглянуть на их глаза и услышать их радостный смех, чтобы понять это. Любовь людей была интересна и необычна, но я не мог за ними долго наблюдать.
А еще я видел отчаяние и слезы, когда мужчина или женщина бежали по трапу, желая увидеть любимых, но их там не было. Я слышал крики, отрывки истерик и видел несчастье.
Я знал, что есть браконьеры и ненавидел их.
Я лицезрел дождь, пасмурное небо и много, много воды…
А еще я понял, что такое смерть.
Однажды, когда мы были в очередном плаванье, нас застала сильнейшая буря. Я чувствовал, как по моей поверхности ручьем стекают капли. Изредка меня накрывало полностью. Я видел, как матросы спокойно бегали туда-сюда, выполняя указания. Они скрывали свой страх под маской равнодушия. Но тут поднялся бунт. И, как ни старались хорошие матросы и капитаны, боцманы и юнги, коки и даже крысы, бегущие с крейсера для освобождения от ненужного веса, успокоить плохих, великанская волна перевернула нас до окончания громогласного спора, свидетелем которому я был. Мой канат тут же разорвался и я полетел вниз.
Я смотрел, как люди тщетно пытались выбраться из окружавшего их царства воды, но тонули. Их сизые трупы плавно опускались ко дну. Во всей меланхолии своих странных мыслей, я вспомнил снежинки, которые видел когда-то глубокой зимой. Их прекрасный танец жутко напоминал мне танец этих трупов со страшными телами. Ведь снежинки, так же, как и эти люди, грациозно вальсируя, опускались на грешную землю. Опускались, чтобы окончательно растаять и умереть. Чтобы люди, такие глупые жалкие, такие умные и великолепные, такие серые и невзрачные, так о них никогда и не вспомнили.